И как только я ее коснулся, даря удовольствие сначала двумя пальцами, а затем и тремя, я позволил собственным мыслям стать необузданными. Так я и должен себя чувствовать – быть в близости, дарить наслаждение той, кто так его жаждет, когда оба партнера просто сдаются всему этому. Она открылась мне сегодня – в этом и был смысл ее признания – и в свою очередь дала мне свободу стать расслабленным с ней и во всем происходящем. С каждым круговым движением моей руки и с каждым стоном, срывающемся с ее губ, моя уверенность множилась в разы, пока я не стал убежден, что ни один мужчина так не хотел ни одну женщину, как я ту, что сейчас рядом со мной.
Я хотел целовать ее, облизывать и трахать, но примитивная часть меня – нечто темное, чего я никогда до сих пор не признавал – хотела в большей степени владеть ее губами, ее сияющей кожей, всхлипами, мягкими бедрами, и – я позволил себе в этом признаться – самой красивой сочащейся влагой киской, о какой я когда-либо только мог мечтать. Я хотел в более глубоком понимании видеть, что она моя.
Она начала сжиматься вокруг моих движений, и я с восторгом ощутил, как все мои внутренности закипели. Как забавно, подумал я, что мое тело ломит от одного вида изгиба ее плеча, впадины пупка и биения пульса на ее шее.
Наблюдая за ее освобождением от моих прикосновений, я почувствовал, как мое сердце, казалось, буквально бьется где-то в горле. Я оторвал взгляд от места, где касался ее, чтобы приподняться выше и с силой пососать ее грудь, когда она замерла и показалась спокойной – ее дыхание стало медленным и глубоким – и тогда она откинулась головой на подушку и почти закричала, когда оргазм разорвал ее на части, сжимая мои пальцы внутри.
Она на секунду замерла, после чего притянула меня за волосы к своему лицу, и я сцеловал резкий облегченный вздох с ее губ.
– Твою мать, – обмякнув подо мной и закрыв глаза, проговорила она. – Я просто…
– Ты выглядишь так изысканно, когда кончаешь, – прошептал я, посасывая ее челюсть, шею, рот.
– И… – глядя на меня, начала она. – Прямо сейчас ты кажешься именно тем, о ком я фантазировала бессонными ночами.
Я пробежался мокрыми от ее влаги пальцами по ее животу и ребрам, тихо озвучивая практически не отфильтрованные мысли, делясь самым откровенным:
– Мне нравится, как ты пахнешь. Боюсь, что сойду с ума, когда наконец почувствую тебя на своем языке.
Едва я это проговорил, с новым витком желания Руби нетерпеливо притянула меня к себе. Зубы царапали, поцелуи становились небрежными, и она шлепнула меня по животу ремнем, когда поспешно его расстегивала, чтобы потом снять с меня брюки.
Как ни странно, резкая боль только усилила мое безумие.
Стянув трусы к коленям, она протянула руку взялась за мой ствол, ее хватка была сильной и горячей.
– Черт возьми, – сказала она. – Ты…
Я отстранился и посмотрел на нее, уверен, мой взгляд становился все более необузданным. Это третья женщина в моей жизни, которая коснулась моего члена, и, честно говоря, мне было все равно, как она закончит это предложение; я пульсировал в ее ладони, практически умоляя об освобождении.
– Большой, – сказала она, глядя вниз. – Господи, – а потом скользнула рукой по головке с таким идеальным давлением, что я чуть не упустил ее следующие слова, громко застонав: – Я никогда не была с парнем, который был не…
Мои мысли начинали уплывать от ее медленного поглаживания вверх-вниз.
Не был каким? Американцем? Кто не торопился с этим? Без опыта с десятками женщин?
И когда я увидел, где задержалась ее исследующая рука, меня осенило:
– Не обрезан? – она кивнула и прижалась ртом к моей шее. – Думаю, разницы нет, только в некотором роде все будет намного легче.
– Легче? – ее голос звучал так же изумленно, как себя чувствовал и я.
Если ты немного ускоришь движения своей чертовой руки, думаю, ты поймешь, о чем я.
Потянувшись вниз между нами, я обхватил своей рукой ее, чтобы подтолкнуть ее двигаться. Я чувствовал горячее напряжение в пояснице и растущую потребность трахать ее, трахать ее кулак, трахать хоть что-нибудь, и она слегка всхлипнула, будто прочитав мои мысли; моя крайняя плоть легко скользила по головке члена, пока она двигала рукой.
– Твою мать, это так горячо, – простонала она. – Ох, блядь, не могу поверить, что я это делаю. Я не могу поверить…
– Ш-ш-ш, – прошептал я, желая, чтобы она потерялась во мне, а не в самой идее, чем сейчас занята. Это было реально: я над ней, мой член в ее руке, я ртом прижимаюсь к ее шее, и мое сердце постепенно начинает биться с ее в унисон. – Оставайся со мной.
Мои слова превратились в непрерывную мантру: дай мне
Дай мне
Дай
О-о-о, блядь, Руби, Руби
Дай мне
Дай…
…я даже не уверен, что имел в виду.
Дай мне удовольствие и твои до боли откровенные слова и заверения, что это реально. Дай мне свободу легко говорить, о чем думаю. Позволь отпустить контроль и потеряться так, как мне уже давно необходимо. Дай уверенность, что с тобой безопасно, что ты открыта, и между нами нет стен.
Ее движения замедлились, когда, раскрыв глаза, она наблюдала за собственным большим пальцем, скользящим по упругой влажной головке. И я так же завороженно следил за ним. Вид ее схватившей меня руки заставил меня застонать и податься вперед в ее ладонь.
– Я люблю делать тебя твердым, – едва прошептала она.
– Благодаря тебе так и есть, – согласился я. – Достаточно твердым, чтобы все время сходить с ума.
Мой голос звучал отчаянно. Черт, я и чувствовал себя так же.
Она посмотрела на мой рот, и я наклонился, чтобы ее поцеловать, посасывая ее влажные пухлые губы.
Ее соски затвердели, кожа покрылась мурашками, и меня поразило, что она вела себя так, как если бы все это было и для нее, что мое удовольствие – как подарок для нее. Должен признать, я был как под кайфом, когда ощущал себя желанным с таким благоговейным самозабвением. В то же время я хотел, чтобы она чувствовала себя со мной так же легко и уютно, как во время прогулки по Пятой авеню в комфортном молчании.
Я провел пальцем по ее губе и захватил ее поцелуем, зашипев от ощущения ее вкуса.
Ее кулак двигался вверх и вниз, великолепно скользя и захватывая.
– Я ощущаю твой вкус на своем пальце, – пробормотал я у ее рта, приподнимая и двигая бедрами, поцелуями продвигаясь к ее груди.
В ее руке я стал еще больше увеличиваться, ощущая, как удовольствие поднимается вверх по ногам и спускается вниз по спине, в то время как я дико трахал ее кулак, яростно сосал ее грудь, пока кровь пульсировала под кожей, и, сдавленно вздыхая, она умоляла меня кончить, кончить, кончить, кончить…
С низким стоном я сдался, выплескиваясь на ее руку, бедро, пупок и даже на грудь, где виднелись отметины от моих поцелуев. Даже когда мой оргазм начал растворяться, и единственными звуками в комнате были наше тяжелое и шумное дыхание, она не выпустила меня из руки. Вместо этого она прижала другую руку туда, где я на нее кончил.
Тогда я замер над ней и понял, какими беспощадными были наши прикосновения и поцелуи. Ее грудь была красной и расцарапанной от моей щетины, губы выглядели припухшими от агрессивных прикосновений. Мы оба вспотели. Еще даже не поцеловав ее между ног и не занявшись с ней любовью, я испытал самый безумный сексуальный опыт в жизни.
Она закрыла глаза, и ее подбородок слегка задрожал, когда она призналась:
– Я в ужасе, чувствую, что ты слишком большой для…
Я успокоил ее поцелуем, посасывая ее нижнюю губу и отвлекая, и снова скользнул пальцами у нее между ног.
Я был едва в состоянии соображать от хаоса в собственных мыслях. Это было более интенсивно, нежели все, что я испытывал за годы брака. Это было более интенсивно, чем все, что я когда-либо испытывал.
Нечто, ощущающееся ужасающим и неправильным.
Мне нужно вновь погрузиться в ощущения, прежде чем паника от этих колоссальных эмоций разрастется и погрузит меня в очередное молчание.
Глава 11
Руби
Я думала, он спит так же, как и работает: руки по швам, серьезен и сосредоточен. Сдержанный в любой ситуации. Но нет. Он спал на животе, руками нырнув под подушку и прижавшись к ней лицом. Словно ребенок или подвыпивший парнишка из студенческого братства, время от времени что-то бормотал и мягко посапывал.
Я убрала руку, которую отлежала во сне, и с тихим стоном осторожно, чтобы его не потревожить, перевернулась на спину. Мне хотелось за ним понаблюдать. Хотелось, чтобы это чувство – совершеннейшей эйфории – побыло со мной еще хотя бы немного. Если бы можно было накормить его снотворным, чтобы продлить момент, я бы так и поступила. Им пахли простыни, моя кожа повсюду все еще вибрировала отголосками прикосновений его кончиков пальцев и губ, и – черт возьми, его спермы. Закрыв глаза, я все еще помнила напор его пальцев у себя между ног.
Но вместе с тихими сонным звуками Найла ко мне пришли знакомые сомнения. Они были достаточно слабыми, но игнорировать их было невозможно; это как услышать чей-то крик в коридоре, – но мне было интересно, как долго это будет ощущаться. Родители научили нас с братом прислушиваться к внутренним переживаниям, чтобы вовремя заметить страх или тревогу. И я определенно чувствовала тревогу. Это было охренеть как страшно.
Складывалось впечатление, что Найл в наших отношениях участвовал рывками. Я знала о его сомнениях в своей способности быть хорошим партнером, но что, если так оно на самом деле и было?
В комнате все еще было темно, и я снова перекатилась, вернувшись обратно в теплое пространство рядом с ним. Его кожа слегка пахла мылом, дыхание было тихим и ровным. Понимая, что еще слишком рано беспокоиться о том, что все равно не могу контролировать, я закрыла глаза. Для этого будет достаточно времени и позже.
Когда я их снова открыла, пялясь в потолок оказалась, что я уже одна.
Синие занавески были подсвечены с той стороны солнцем, а свет из ванной заливал ковер рядом с входной дверью.
Я слышала, как текла вода, и тихое кап-кап-кап по раковине.
– Найл? – позвала я, приподнимаясь на локте.
Шум воды стих, и в дверном проеме показалась голова с темными волосами.
– Доброе утро, – на половине его лица был ровный слой пены для бритья. – Надеюсь, я тебя не разбудил?
Я нахмурилась, когда поняла, что он был без рубашки – ура – но в брюках – эх.
– Ты куда? – зевая, спросила я.
Он вернулся в ванную, и его голос приглушил шум бегущей воды.
– Меня разбудило сообщение Тони, – сказал он, а у меня непроизвольно закатились глаза, как и всякий раз, когда я слышала это имя. – Он назначил раннюю встречу на другом конце города, и мне нужно там быть.
– В… – я взглянула на часы, – семь утра?
– К сожалению, да.
А я так надеялась на совместный завтрак. На самом деле я думала, мы закажем его в номер и, возможно, покормим друг друга кусочками фруктов с последующим непременным сексом в душе.
– Ладно, – вместо этого ответила я. Внезапно кровать наполнилась сомнениями, что появились ночью.
Найл вышел из ванной, взял рубашку и скользнул в рукава. Я наблюдала, как с каждой застегиваемой пуговицей исчезал из вида его торс.
– Встретимся позже в офисе? – спросил он.
– Конечно, – я подложила под спину обе подушки, и мне в голову пришла мысль: – Эта ночь была…
Но что я хотела сказать? Была потрясающей? Сбивающей с толку? Пугающей?
Думаю, все это одновременно.
– Было ли тебе достаточно? – спросил он, и я знала, он не ждал фальшивых комплиментов или подпитки своему эго, ему просто интересно.
– Более чем. Думаю, мало кто ценит всю прелесть фантастической наполненности пальцами.
Он засмеялся, качая головой, и сосредоточился на собственных руках, завязывающих галстук.
– Ты так это говоришь.
– Я серьезно. Когда ты молод, каждый шаг – веха. Первый поцелуй, первая база, вторая, – ответила я, не обращая внимания на то, как он смотрел на меня. Я подтянула колени к груди и обхватила их руками. – Если бы я могла вернуться в прошлое и сказать что-нибудь юной Руби… Ну, во-первых, посоветовала бы не пренебрегать солнцезащитным кремом, а во-вторых, не спешить и наслаждаться всеми этими первыми моментами. Получать удовольствие от предвкушения. С тех пор как займешься сексом, все это станет средством достижения цели. Никто больше не захочет просто целоваться ночи напролет.
Найл встретился со мной взглядом и улыбнулся.
– Спасибо.
– За что?
– Что терпелива со мной и происходящим. Знаю, что со стороны выгляжу… нервничающим время от времени. Но я тебя уверяю… Я обожаю тебя, Руби.
Улыбнувшись, я прикусила губу.
– Я тоже обожаю тебя, Найл Стелла.
Он подошел к кровати и наклонился поцеловать меня в лоб.
– Увидимся, дорогая.
***
Я вернулась к себе в номер, чтобы собраться – надеть облегающее черное платье, уложить волосы и воспользоваться помадой для особых случаев – и быстро позавтракать в Norma’s [ресторан в их отеле Le Parker Meridien, специализируется на завтраках – прим. переводчика], перед тем как отправиться в офис.
Сегодня мне требовалась дополнительная порция уверенности в себе, и это платье было как нельзя кстати. На Манхэттене было прохладно, и я надела пальто – красное, в тон помады – поплотнее обмотавшись шарфом.
Этим утром я решила пройтись новым маршрутом и найти заранее загруженную в гугле геометку; я знала, то место маме будет приятно увидеть на фото. Я помнила старое изображение Love Story, стоявшую на ее тумбочке в родительском доме, печатный вариант скульптуры на Шестой авеню.
Найти ее было нетрудно. Вокруг толпились туристы, позировали на фоне букв и фотографировались. Она была простой: красные буквы с синей отделкой, L и O лежат на V и E, и я вытащила телефон сделать фото и отправить ей.
– Ну привет тебе, мисс Миллер, – услышала я знакомый акцент, от которого по рукам поползли мурашки.
– Макс! – ответила я, и господи боже, мужчины в этой семье просто великолепны. Это так очевидно, что Макс с Найлом братья, несмотря на то, что волосы Макса чуть светлее, а глаза скорее зеленые, нежели карие. У них обоих был такой же прямой нос, такая же резко очерченная челюсть, такие же ямочки, когда они улыбались; Макс просто был более респектабелен на публике. И вау, они оба такие высокие.
Мне оставалось только надеяться на его решение отнести мой румянец к тому, что меня поймали за селфи в центре Нью-Йорка, а не к тому, как я размышляла, из какой безумно одаренной генофондом семьи он происходил. И тут я заметила Уилла – боже мой, он выглядел как ходячий грех в костюме – который стоял позади него, разговаривая по телефону, и поприветствовал меня взмахом руки.
– А где этим утром гуляет мой братишка? – спросил Макс.
– В последнюю минуту что-то случилось. Позже увижусь с ним в офисе.
Макс подмигнул мне, стягивая с левой руки кожаную перчатку. В утреннем свете сверкнуло широкое обручальное кольцо.
– Как думаешь, могу я тогда тебя уговорить присоединиться к нам за кофе? – спросил он.
Уилл закончил разговор и подошел, улыбаясь и согласно кивая. Понятия не имею, как вообще их женщины не теряют дар речи.
Я уже выпила одну чашку, но как я могла отказаться?
– Конечно. Давайте.
– Отлично. Уильям?
– М-м-м?
– Готов?
– Как никогда, – ответил он, предлагая мне руку.
Приняв ее, я немного оцепенела, и даже больше, когда Макс взял мою другую руку. Ну и на что я сейчас согласилась?
***
В небольшом кафе буквально через квартал я последовала за ними к столику в дальнем углу зала, заполненного туристами и завтракающими перед работой бизнесменами. Кофе нам принесли почти сразу, и я не могла не задаваться вопросом, что подумает Найл, когда узнает про мой кофе с его братом.
– Я видела фото Аннабель, – сказала я. – Она просто потрясающая. Мои поздравления.
Разматывая шарф, Макс просиял.
– Найл показал тебе мою маленькую мисс?
Я кивнула.
– Она так на тебя похожа.
Уилл нахмурился и надорвал пакетик сахара.
– Ни в коем случае, только не на этого парня, – сказал он. – Сара сногсшибательна, а эта малютка самая красивая из всех, что я когда-либо видел. У нее есть дядюшка Уилл, который будет стоять с дробовиком у двери, готовый отстрелить яйца любому молокососу, кто только взглянет на нее не так.
– Ну спасибо, Уильям. Лучше и не скажешь. Ее мама Сара просто великолепна. Если моя маленькая Любимица будет хотя бы наполовину такой же энергичной и очаровательной… я подохну от счастья.
– О-о, ты-то да, – заметил Уилл, беря в руку чашку.
– А у тебя есть дети? – спросила я.
– Э-э, нет, – мягко улыбаясь, ответил Уилл. – Пока нет.
– Но явно не из-за отсутствия практики, дружище, – добавил Макс.
– Это верно, – с подходящим к ситуации восторгом ответил Уилл.
Добавляя сливки в свой кофе, Макс с улыбкой повернулся ко мне. Как я уже заметила, Макс всегда улыбался – особенно, когда поддразнивал кого-то – и обладал тем редким видом очарования, благодаря которому ему хотелось поведать обо всем на свете, о всех своих секретах… потому что я подозревала, он умирал, как хотел знать.
– Итак, как Найл с тобой обращается? – спросил он.
– Замечательно, – помешивая кофе, ответила я. Я не поднимала взгляд от чашки, наблюдая, как пена растворяется в карамельной жидкости, и надеясь, что смогу говорить просто и непринужденно. Нет, никакого грязного белья напоказ. – Он замечательный – то есть все замечательно – он со мной замечательно обращается.
Молодец, Руби, справилась.
– Замечательно, говоришь? – растягивая слова, спросил Макс.
– Прекрати, – указывая на него ложкой, сказал Уилл. – Мне знакомо это выражение лица. Ты как моя мама; оставь бедную девочку в покое.
С преувеличенной невинностью Макс приподнял брови.
– Твоя мама прекрасная женщина. Я нахожу это сравнение довольно лестным.
– Не обращай на него внимания, – сказал мне Уилл. – Он как кумушка-сплетница, которая обожает быть в курсе о каждом из своих знакомых и насоветовать всякой хрени. Ничего ему не рассказывай. Пусть пострадает.
Макс протянул руку остановить мимо проходящую официантку.
– Извини, милая. Не принесешь ему порцию отрубей? – спросил он, показывая на Уилла. – Он что-то раздражительный сегодня с утра, и немного клетчатки пойдет ему на пользу.
Официантка посмотрела куда-то между ними, неуклюже кивнула и ушла. В свою очередь, Уилл только хмыкнул, отпивая кофе.
Я начинала понимать, что это просто его фишка, и что именно Найл имел в виду, говоря, что его брат тот еще тип. Я могла бы остаться тут и наблюдать весь день.
– Может, оставить вас с ней наедине? – наконец спросила я. – Могу предложить вам мой номер в отеле на денек.
Они оба повернулись ко мне; Макс уже хохотал.
– Ну, твой телефончик у нее почти в кармане, – сказал он Уиллу. – Похоже, девочка хочет остаться с тобой вдвоем.