– Если вы останетесь в Монтане, то будете работать на ранчо?
Кэтлин отрицательно покачала головой:
– Джон предлагал, но мне кажется, что это не выход. И не потому, что я не люблю работу. Там вполне хватит дел и для меня, и для девочек. Но мне хочется заняться чем-то таким, что позволит быть совершенно независимой.
У нее вдруг запылали щеки. Ну, к чему, ради всего святого, исповедоваться перед этими людьми? Как бы они ни были добры, вряд ли им интересно выслушивать признания о ее незадавшейся жизни.
– Вы, кажется, говорили, что работали в Чикаго в музее? – спросил Коди.
– Только в качестве добровольца.
– А что это за музей? – спросил Олан.
– Музей западного искусства Уэйнрайтов. Это небольшой музей.
– Кажется, я подарил им пару своих картин.
– Да. – Кэтлин улыбнулась, довольная тем, что он вспомнил об этом. – Обе посвящены боевым подвигам Кастера. Я полюбила их сразу, как только увидела, – сказала Кэтлин, не подозревая, что ее глаза заблестели от нескрываемого удовольствия. – Но я не до конца понимала их, пока по дороге сюда не побывала сама на поле боя. Я всегда воображала, что поле боя и должно быть полем, этакой большой и ровной площадкой. Мне и в голову не приходило, что были четыре с половиной квадратных мили холмов, где произошло несколько кровавых схваток за два дня. Знание истории эмоционально обогащает восприятие ваших картин. – Она пояснила: – Я имею в виду ту картину, где Кастер и его войско стоят на холме, а их со всех сторон окружают индейцы. Она очень драматична. Но вторая, где вы просто изобразили белые камни на неровной земле, разбросанные то тут, то там, в тех местах, где погибли солдаты, – эта картина трогает просто до слез. Вы умудрились уловить настроение и передать его на холсте...
Она смолкла, вспыхнув от смущения.
– Прошу прощения. Я, кажется, немного увлеклась. Со мной это бывает.
– Пожалуйста, не извиняйтесь, Кэтлин, – мягко сказал Олан.
Кэтлин бросила на него быстрый взгляд и обнаружила, что он улыбается. Олан подвинулся к ней и ласково потрепал по руке.
– Трудно больше польстить художнику. Вы так страстно описываете мои картины! Вы когда-нибудь пытались сами рисовать?
– О нет! У меня совершенно нет способностей.
– Вы уверены?
– Да, я... – Кэтлин вдруг замолчала и уставилась на него. А действительно, так ли она уверена? Однажды, давным-давно, она записалась на курсы рисования при музее, но успела посетить лишь два занятия, а потом Гэри настоял прекратить эти глупости и заставил ее по-прежнему проводить все вечера дома с девочками. Когда Кэтлин сказала ему, что ей очень нравится рисовать, он просто расхохотался и язвительно заметил, что вряд ли ей удастся стать еще одним Пикассо. А если это так, то к чему терять время?
Кэтлин вскочила, неожиданно так разозлившись, что ее даже затрясло. Вся жизнь укладывалась в одну абсолютно лишенную смысла и интереса главу. В ней напрочь отсутствовали детали и яркие краски. Как она умудрилась прожить все свои тридцать четыре года таким странным образом? Еще можно простить себе годы, проведенные под опекой и влиянием отца. Но как можно оправдать пятнадцать лет добровольного рабства у мужчины, лишившего ее последнего грана самоуважения и гордости?
– Извините, – тихо проговорила она голосом, в котором чувствовались близкие слезы. – Я должна покинуть вас.
С опущенной головой Кэтлин выскочила из комнаты. Коди обнаружил ее на парадном крыльце. Кэтлин стояла, прислонившись плечом к опорной стойке.
– Я не знаю, где моя лошадь, – не поворачиваясь, сказала она.
Коди почудились слезы в ее голосе, и это потрясло его до глубины души. Почему он так болезненно реагирует на слезы этой женщины, ведь обычно на дух не переносил женских слез?
Он понял, что увязает в трясине с невероятной скоростью. С каждой их встречей он все больше привязывался к ней. Коди не мог объяснить этот феномен. Его это и интриговало, и раздражало. Он пытался бороться со странными чувствами в течение трех недель, но у него ничего не вышло. Какое-то внутреннее чутье нашептывало ему, что пора прекратить сопротивление и начать привыкать к этому.
Коди подошел к Кэтлин и остановился за ее спиной. Затем, после секундного колебания, нежно опустил руки ей на плечи. И почувствовал, как она задрожала и шумно втянула воздух. Потом, словно решив изумить, прислонилась к его сильной груди. Кэтлин казалась такой маленькой и хрупкой, что ему ужасно захотелось обнять ее, прижать к себе и защитить. Но он мгновенно сообразил, что Кэтлин это вряд ли понравится.
– Я позволила ему отнять у меня все, Коди! – сказала она дрожащим голосом. – Пятнадцать долгих лет я позволяла унижать мою гордость и лишать себя самоуважения.
Пальцы Коди напряглись. Если бы этот подонок, ее бывший супруг, оказался сейчас рядом, то Коди с огромным удовольствием развеял бы часть своей ярости, поработав кулаками. Гэри Хантер – настоящий ублюдок.
– Не оглядывайтесь назад, Кэтлин, если, конечно, собираетесь идти вперед. Надо забыть свое прошлое.
– Как?
– Вы это делаете с тех пор, как приехали сюда. Вы все делаете как надо.
Он неосознанно ласково погладил женские плечи. Ее аромат, потрясающе женский, окутал его и наполнил желанием, которое опасно крепло с каждым мгновением.
– Вы уже намного сильнее, не столь ранимы, как раньше. И вспомните, сколько раз вы уже противостояли мне. Держу пари, вы никогда и не пытались вести себя так со своим бывшим мужем.
– Никогда, – тихо призналась она. Кэтлин склонила голову набок, позволив его пальцам нежно гладить свой затылок. – Мы с Гэри никогда не ссорились. Мы просто обсуждали. А потом делали все так, как хотелось ему.
– Вот видите, налицо явный прогресс. Вы за все время на ранчо ни разу не поступили так, как того хотелось мне. И вы научились весьма доходчиво объяснять свои мысли.
Он с удовольствием услышал, как женщина хихикнула.
– И вы называете это прогрессом?
– Конечно.
Коди нежно отвел волосы с шеи и прижался губами к душистой коже.
– Ваш бывший муж – идиот, Кэтлин, – пробормотал он. – Я не знаю ничего более прекрасного, чем когда вы взрываетесь фейерверком от гнева.
Она замерла и тихо отодвинулась от него. Коди молча наблюдал, как Кэтлин устало спускалась по ступенькам.
– Вы не приведете мне мою лошадь? – подчеркнуто вежливо спросила она.
Ее тон ясно свидетельствовал, что она уже успокоилась. Коди беспечно скрестил руки на груди и прислонился к опоре.
– Только не сию же минуту.
Она повернулась к нему, глаза ее покраснели от недавних слез, но уже снова сияли бойцовским огнем.
– Я хочу поехать домой, Коди. Сейчас же.
– Почему вы так расстроились?
Кэтлин осуждающе смотрела на него, но не отвечала. Ее нерешительность смешалась с раздражением. Наконец она выдохнула и отрезала:
– Я отлично знаю, что совсем не красавица, так что приберегите свои комплименты для вашей рыжей любовницы.
– У меня нет рыжей любовницы, – тут же отрекся он. – И я считаю вас очень красивой. Кто вам сказал, что вы не красавица? Тот же самый человек, который убедил, что у вас нет таланта?
Она вздрогнула и заморгала, пораженная этой мыслью. Коди медленно сошел с крыльца, глядя на ошеломленное лицо женщины. Когда он остановился перед ней, Кэтлин подняла на него полные замешательства и недоверия глаза.
Коди взял ее лицо в свои ладони.
– Все, что муж пытался вбить в вашу голову, ложь, Кэтлин. И не я один думаю так.
Он легко коснулся ее губ и лишь потом завладел ее ртом в настоящем нежном поцелуе. Она подняла руки и вцепилась в его мускулистые плечи. Ему хотелось поцеловать ее так, чтобы все тревожные мысли напрочь вылетели из головы. Но природная осторожность подсказала, что Кэтлин гораздо нужнее нежность, которой ее обделяли столько лет. Когда Коди оторвался от нее, Кэтлин вытерла мокрые следы своих слез с его лица. Какое-то мгновение она внимательно рассматривала его. И наконец прошептала:
– Мне не нужна ваша жалость, Коди.
Вашингтон не верил тому, что слышал, и был вне себя от отчаяния. Мотнув головой, он коснулся ее подбородка.
– Если вы считаете, что это имеет какое-то отношение к жалости, то вам придется многое узнать обо мне. Подумайте, Кэтлин, и посмотрим, к каким выводам вы придете.
Глава 5
Слова Коди все еще звучали у Кэтлин в мозгу, хотя прошло уже несколько дней. Иногда почти удавалось убедить себя, что он просто хотел утешить ее. Но потом она вспоминала, как пронзительно сияли глаза, когда Коди просил ее подумать над его словами. И тогда начинались сомнения.
Нельзя сказать, чтобы их встречи были частыми. После поездки на его ранчо они виделись несколько раз и всегда мимоходом. Может быть, Коди дает ей возможность обдумать его слова? Или ему и самому нужно время?
У Кэтлин практически не было опыта общения с мужчинами. Она вышла замуж за Гэри в восемнадцать лет, а до этого у нее не было настоящих поклонников. Кэтлин запуталась, пытаясь разобраться в ощущениях, вызываемых в ней этим странным ковбоем.
Но чего он добивался? Кэтлин понятия не имела.
Со вздохом она вышла на крыльцо и села на верхнюю ступеньку. Уже стемнело, и жизнь на ранчо замерла.
Небо было ясным, и – число звезд просто поражало. Неподалеку от дома Джон и ее дочки возились с телескопом, пытаясь найти какую-то неведомую звезду.
Кэтлин улыбнулась, услышав их оживленные голоса. Даже Хизер перестала дуться ради такого случая. Кэтлин подозревала, что Джону удалось временно заполнить пустоту, оставшуюся в жизни Хизер после разрыва родителей. Любому ясно, что Джон обожает своих племянниц.
Да-а, время текло ужасающе быстро. Они прожили на ранчо больше месяца, и лето кончалось. Кэтлин понимала, что пора прийти к какому-то окончательному решению насчет своей жизни. Но ей так и не пришло в голову ничего, что могло бы удовлетворить всех.
Кэтлин услышала, как Джон сказал девочкам, что, пожалуй, пора идти спать. Как ни странно, они не возражали, а лишь помогли сложить телескоп и пошли к дому.
– Спасибо, дядя Джон. – Холли поцеловала дядю в щеку. Затем поцеловала мать. – Спокойной ночи, мама.
Хизер тоже чмокнула ее, прежде чем последовать за сестрой.
– Спокойной ночи, дети.
Джон сел рядом с Кэтлин и вытянул ноги.
– У тебя чудесные девчушки, Кэти. И ты замечательно воспитала их.
Кэтлин подумала: понимает ли Джон, как дорога ей его похвала?
– Спасибо. Они немного необычные. Приятно слышать, что Хизер избавилась от сарказма, которым отпугивала всех уже год или около того.
– С ней все будет в порядке. Конечно, она всегда будет шагать своей дорогой, но со временем избавится от негодования по отношению к тебе. Гэри уже звонил?
Кэтлин покачала головой.
– Он либо не хочет говорить со мной, либо еще не вернулся домой. Если он не позвонит завтра, то придется оставить ему еще одно сообщение на автоответчике.
– Ты уже решила, что собираешься делать? Тебе и Холли здесь нравится, это видно невооруженным глазом. А Хизер скорее не хочет, чтобы ей тут нравилось.
– Она уже заявила мне, что ни за что здесь не останется. Сказала, что собирается жить с Гэри. – Кэтлин взглянула на брата. – Как ты думаешь, что из этого выйдет?
– Он разобьет ей сердце, если откажет? Кэтлин кивнула.
– А вину за это опять возложит на меня. – Она вздохнула и села, обхватив колени. – Я не знаю, что мне делать, Джон. Хорошо бы все основательно обдумать. Но не могу же я просто жить здесь за твой счет.
– Судя по тому, что я вижу и слышу, ты и девочки и так не сидите без дела. Ты вовсе не села мне на шею, как пытаешься убедить меня. Все считают, что ты просто находка для ранчо. Так позволь мне просто вписать тебя в список работников ранчо и выплачивать зарплату.
– Это не выход, Джон.
– Почему? Эрл сказал, что вчера ты даже помогала ему ухаживать за лошадьми. И я сам видел, как ты помогаешь Мэтти в столовой. Луэлла сообщила, что ты взялась за разбор почты. И все буквально поют тебе дифирамбы, потому что ты убираешь домики гостей быстрее и лучше, чем кто-либо из нас. И уже множество народу сделало мне комплимент насчет обаятельной леди, принявшей их сообщения по телефону. Я ничего не упустил?
– Должна же я чем-то занять себя.
– Занять? Да ты не разгибаешь спины, как пчелка. Ну и почему мне нельзя платить за это?
– Ты и так приютил нас и кормишь.
– Ну и упрямая! Когда же ты поймешь, что в Вулф-Крике не так уж много вакансий?
– Я уже думала над этим. Может, мне повезет, если я попытаю счастья и Боузмене?
– Но до Боузмена почти час езды!
– Мы могли бы и поселиться там. Джон пристально посмотрел на сестру.
– Боузмен – все же город. Возможно, ты сможешь отыскать себе какую-нибудь работу.
– Я отправлюсь на поиски на следующей неделе. Он поднялся и взглянул на нее.
– Если это то, чего ты хочешь, я не буду спорить. Но, пожалуйста, помни, что у тебя здесь вполне законная и неплохо оплачиваемая работа, ладно?
– Конечно. Спасибо тебе, – улыбнулась Кэтлин.
– Не за что.
Он бросил на нее прощальный взгляд и ушел.
Поездка Кэтлин в Боузмен в следующую среду оказалась сплошным разочарованием. Согласись она работать за минимальную зарплату, она без труда нашла бы себе место. Но ей надо содержать на эти деньги не только себя, но и дочерей. А для работы с приличной зарплатой она оказалась безнадежно непригодной из-за отсутствия должного опыта или образования. И хотя Кэтлин была уверена, что почти любая работа ей по плечу, особенно должность секретаря или клерка в офисе, толку от этого было мало. Потому что никто не собирался давать ей испытательный срок.
Кэтлин возвратилась на ранчо совершенно убитая и смертельно усталая. Ей не терпелось скинуть с себя шелковый строгий костюм и лодочки, надетые для поездки в город. Свитер и свободные брюки вернут ей радость жизни.
Не успела она припарковать фургон и выключить мотор, как рядом появилась Хизер, явно поджидавшая ее. Кэтлин мгновенно заметила сияющую улыбку дочери.
– Папа звонил, – заявила дочь, как только Кэтлин захлопнула дверцу фургона. – Угадай, где он был?
– Откуда мне знать? – Кэтлин постаралась говорить нейтральным тоном. – Так где же?
– В Париже! Он и Джеки провели там две недели. Отец сказал, что привез нам с Холли нечто особенное.
Кэтлин удивилась, почему это все еще ранит ее. У Гэри никогда не было времени для совместных путешествий, пока они были женаты. По правде говоря, муж и пальцем не пошевелил, чтобы доставить удовольствие ей или детям. А вот поди ж ты, Джеки изменила и это. Кажется, сделать ее счастливой стало жизненно важной задачей Гэри. Более важной, чем дети.
– Он сказал, что это за сюрприз?
– Нет. Папа приберегает это до нашего возвращения домой.
Выдав всю информацию, Хизер пошла в столовую:
– Я расскажу все Холли.
– Как давно он звонил?
– Всего несколько минут назад. Я повесила трубку за пять минут до твоего приезда.
Кэтлин задумчиво посмотрела вслед дочери, помотала головой и заспешила в дом. Если повезет, можно застать Гэри.
Кэтлин закусила губу и набрала номер. Гэри ответил на третий звонок.
– Привет. Это Кэтлин.
– А-а, ты уже вернулась! Холли сказала, что не знает, куда ты поехала.
Как типично для Гэри: никакого приветствия, лишь слегка завуалированный упрек.
– У меня были кое-какие дела. А разговаривал ты с Хизер, а не с Холли.
– Знаю, – мгновенно вскинулся он. – Я просто перепутал имя. Что ты хотела от меня?
Кэтлин собралась с духом.
– Нам нужно кое-что обсудить. Девочки очень расстраиваются, когда ты забываешь о них. Особенно Хизер. Она скучает по тебе.
– А Холли нет? – тут же отреагировал муж.
– И она тоже, но не так, как Хизер. Ты вот уже месяц не звонил им. Постарайся поддерживать с ними связь и без моих напоминаний.
– Я уверен, что ты сумеешь объяснить им, какая у меня напряженная работа.
– Да, конечно, могу, но не хочу. Ты все время пытаешься заслониться мной, но это и твои дети, Гэри.
– Кэтлин, ты ведешь себя крайне глупо.
– Это не глупости. Хизер все еще тяжело переживает все, что случилось. Она нуждается в твоем внимании и понимании. Девочка... временами очень тревожит меня своими выходками.
– На то ты и мать, чтобы контролировать их поступки, – резко напомнил он.
– Да, мне доверили опеку над детьми, но и тебя никто не лишал отцовства. Так что прими часть ответственности на себя.
– Отлично. Когда вы вернетесь домой, я постараюсь почаще видеться с девочками.
– Я решила остаться в Монтане.
Она и сама поразилась своим словам. Кэтлин и не подозревала, что в душе уже приняла решение. Гэри довольно долго молчал.
– Как я уже сказал, когда вы вернетесь домой...
– Ты не слушаешь, – перебила она его. – Я решила поселиться здесь. И отнюдь не собираюсь возвращаться.
– Как тебе только в голову приходят такие глупости? – мягко произнес Гэри, словно разговаривал с капризным ребенком. – Но ты всегда была эмоционально неуравновешенной и незрелой. Я убежден, что, как только ты вернешься в родное и привычное окружение, все эти глупости испарятся из твоей головки. Я планирую наведаться к девочкам в следующую субботу. Мы совместно выработаем такой график посещений, который устроит всех.
Кэтлин рассмеялась. Она просто не могла удержаться. Снова он был в своей стихии: плевать на ее планы, главное, чтобы все устраивало его. Однако муж и понятия не имел, что и она уже не та, что раньше. Кэтлин и сама до сих пор не совсем это осознавала.
– Что тебя так развеселило? – еще более раздраженно спросил Гэри.
– Не что, а кто. Ты! Я не вернусь, Гэри. Прошло то время, когда мне приказывали, что делать. Я теперь свободная женщина и делаю то, что хочу. А я хочу остаться в Монтане – и останусь! Это теперь наш дом.
– Значит, ты собираешься сорвать девочек с места, не задумываясь об их чувствах? Какая же ты у нас лобящая мамаша, Кэтлин.
Она тихонько вздохнула. Гэри верен себе в мелочах, но меняет стратегию. Не удалось принудить исполнить свой приказ, значит, заставим почувствовать себя виноватой.
– Холли в восторге от этой идеи. Не буду скрывать, Хизер вовсе не счастлива по этому поводу. Но ее уже давно невозможно ничем осчастливить.
– Она показалась мне вполне счастливой, когда я разговаривал с ней.
– Это потому, что девочка наконец поговорила с тобой. Тебе следует почаще общаться с ней, и с Холли тоже.
– Ну и как ты все это себе представляешь, когда вы за две тысячи миль?
– Что ж, всегда есть телефон. А кроме того, ты пилот. И, судя по тому, что сообщила Хизер, теперь довольно часто путешествуешь с Джеки. Или девочки могут погостить у тебя, – добавила она.
Наступило долгое молчание.
– Ты имеешь в виду, что они приедут жить ко мне?
– Вот именно, Гэри. Интересно, почему это тебя так поразило? В конце концов это твои дочери.
– Ты же знаешь мой график. Кто же останется с ними, когда я улечу?
– Глупо было бы приезжать в гости в твое отсутствие. Ты всегда можешь пригласить их на время передышки между полетами.