А почему у тебя такой мерзкий голос?! - хотелось крикнуть мне. Почему?! Разве это тебе сделали плохо? Разве тебе сейчас больно, невыносимо больно?
- Передай, - ответила я. - Дела - плохо.
- А-а-ах… - Александр Виноградов зевнул. - Почему?
Потому что ты мне сердце разорвал, жизнь всю перекурочил, девчонку мою трепетную и нежную, Варю, росшую с отцом и без отца, так бесконечно тебя любящую, обманул - опять! Поэтому - все плохо! Очень плохо!
- Пришли шофера с деньгами.
- Ага, - отозвался Виноградов и отключился, собака.
Женщины, дорогие женщины!.. - могла бы сказать я. Не доверяйте мужчинам своих детей, своих сердец и своих единственных жизней! Любите их чуть больше, чем салат с крабами и хорошее французское вино, но меньше, чем весеннее утро, чем выращенные вами (и даже не вами) цветы, и гораздо меньше, чем неумелые рисунки ваших детей и глаза ваших неумолимо готовящихся к уходу матерей.
Я бы имела право это сказать, если бы я сама…
Сверкающая дура, одним словом.
* * *
Это было в первый месяц после судьбоносного предложения Александра Виноградова стать моим мужем. Весь месяц он трогательно справлялся о целесообразности интимных отношений с точки зрения продолжения рода - его рода, - при этом оставался в своих желаниях романтично-нежен и изящно-извращен, как всегда. Потом подошло время завершения "лунного цикла". Я была беременна - знала, чувствовала, была уверена я. И он тоже. Ведь он старался! Он вкладывал в это любовь и нежность, он отдавал себя!
- Да… А я так старался…
На Александра Виноградова жаль было смотреть, когда в магазине на его глазах я купила упаковку тампаксов.
- Мне очень жаль… - почти искренне сказала я.
Хотя, если честно, в первый месяц я вздохнула с облегчением. Потому что мне не давала покоя мысль о том, что я слишком многим рискую, решаясь на это.
- Саша, ну я не могу так, давай хотя бы обвенчаемся… Все-таки второй ребенок…
- Вот так вот смело, да? - ответил мне Александр Виноградов, не боясь, что я не пущу его в следующий раз. Но ночью того же дня пообещал мне: - Ленка… Ну приду я к тебе, как положено, с букетом белых роз и сделаю тебе предложение, только ты не торопи меня, ладно?
- Ладно, - ответила я и почувствовала: вот оно, долгожданное. Я так много лет этого ждала. И никто не понимал почему. Теперь я знаю точно - я свое счастье выстрадала, я его не разменяла ни с кем другим, и я - дождалась.
Когда я не забеременела на второй месяц, Александр Виноградов рассердился и временно нас покинул. Я плакала, Варька плакала, как обычно, вместе со мной, не зная, отчего я плачу.
Я ходила с опухшими, надутыми веками, и каждое зеркало мне напоминало: "Вот такая беда с тобой приключилась, вот такая гадость и несчастье в одном лице. В том самом ненаглядном когда-то лице, ускользавшем от тебя столько лет и наконец так ловко ускользнувшем".
Потом я сделала над собой усилие, закончила просроченную, но очень удачную статью о Большом театре, заработав две копейки, которые потратила, не доходя до дома. А через пару дней получила дорогой заказ от почти приличного мужского журнала "Русский размер". Мне предложили написать об известном драматическом актере лирическую белиберду, не имеющую никакого отношения к его настоящей жизни.
Я увлеклась этим заказом, потому что люблю трогательного Женю Локтева с его смешным носом и фантастической способностью наполнять любые, самые пустые роли каким-то тонким, глубоким смыслом. И мне ужасно мешало смотреть фильмы и спектакли с ним то, что я о нем знала. И знали все.
Поэтому я с удовольствием наврала на пять страниц с фотографиями о его якобы существующей в природе жене, о его сугубо мужских пристрастиях и простой, не искалеченной славой и бессмысленной однополой любовью жизни. Я была довольна. Я сама почти поверила в то, что написала.
Женя пригласил меня на свой новый спектакль. После спектакля я с некоторым напряжением пошла с ним в ресторан, его же собственный. Дома меня ждала Варька, которая никогда не засыпает без того, чтобы не обнять мою руку всеми своими конечностями и не прижаться ко мне своей прекрасной нечесаной головой.
В ресторане мы сели на самое лучшее место, которое может занимать только сам Женя, его партнер, второй владелец ресторана, или же очень дорогие гости, - столик с видом на ночную Москву, на джаз-оркестр и на стенку, где, присмотревшись, в абстрактной мозаике можно было узнать знаменитый профиль Жени.
- Тебе действительно понравился спектакль? - спросил Женя.
- Мне понравился ты и еще эта молоденькая девочка. А спектакль - умная холодная схема, - ответила я и в этот момент увидела, как в зал вошел Александр Виноградов.
Он небрежно обвел глазами зал и пошел к столику около окна. Сев, он столкнулся глазами со мной. Секунду смотрел, оценивая моего спутника, потом сыграл все, что только мог: возмущение, удивление, восторг моим выбором, ужас от него же. Потом встал, чуть поклонился и опять сел. Я вздохнула.
- Скучно? - не так понял меня Женя. - Сейчас все принесут.
- Да нет. Просто там мой родственник сидит, кривляется. Мне стыдно за него.
Женя обернулся.
- А это, случайно, не тот банкир, которого недавно неудачно подстрелили?
- Тот. Только не подстрелили, а хотели украсть. Но довезли только до ближайшего поста ГИБДД, там похитителей и поймали.
- А, да-да, точно! А он еще по телевизору рассказывал, что у него вживленная в спину кнопка срочной связи с милицией. Это что, правда?
Я отмахнулась:
- Такая же правда, как то, что ты - мой любовник, к примеру.
Женя засмеялся, но я поняла, что из-за дурацкого появления Александра Виноградова я только что не очень ловко пошутила со звездой российского театра и кино. Александр Виноградов выпил рюмку текилы, нарочно по-хамски облизав соль с ее краев, и ушел, показав мне большой палец, только почему-то повернув при этом руку вниз. По-моему, этот жест означает в боксе "опустить партнера", то есть добить его, но что имел в виду наш с Варей родственник, я не поняла.
Зато отлично поняла его звонок на следующее утро.
- В семь за вами приедет Костя. Я жду вас в "Гнезде глухаря".
- Господи, а что я там забыла, в этом гнезде?
- Ты, может, и ничего, а я собираюсь послушать Трофима. В вашем присутствии.
Я заметила, что мои недавно и скоропостижно разбогатевшие соотечественники - еще ни разу не отсидевшие - нежно любят блатной и приблатненный фольклор, лагерные заунывные песни и тюремные частушки.
"Ты меня бросила, девочка милая, ведь за решеткой теперь до могилы я".
Почему любят? Готовятся? Боятся? Рады, что избежали? Что касается Александра Виноградова, то, замечая у него эту склонность, я злорадно радовалась: "А-а-а, вот и прокололся ты, псевдомосковский псевдоинтеллигент!" Уроженец деревни Марфино Московской области.
К слову, ничего плохого в деревне Марфино нет. Там вообще ничего уже нет. Там плотной кучей стоят дешевые новостройки, заселенные налетевшими в Москву жителями разоренных русским капитализмом маленьких провинциальных городов и семьями азербайджанцев, где про количество детей отец отвечает: "Пят… нет, шест… нет, шест у барата моего, у меня - пят!"
Все плохое и хорошее есть в Александре Виноградове. Плохое заставляет меня проклинать его четырнадцать лет, которые я его знаю. А хорошее - жить с ним все эти четырнадцать лет…
Глава 3
Когда я не забеременела на шестой и на седьмой раз, Александр Виноградов стал посмеиваться. Что является страшным знаком для всех, знающих его близко. Я занервничала. На восьмой месяц попыток пошла-таки к врачу. Милая врач Анна Васильна с некоторым подозрением спросила меня, сверяясь с лежащей перед ней карточкой:
- А-а… сколько, простите, Елена Витальевна, вам лет полных?
- Тридцать семь.
- И у вас есть, кажется, дочь?
- Есть. - Я понимала, что она сейчас скажет.
Именно то она и сказала, сначала:
- Поздно… Зачем?.. Не искушайте… Если стимулировать, может такое…
А потом она спросила:
- А у него-то все в порядке?
Вот. Что-то об этом я забыла, имея в виду его скандальные подвиги по всей Москве и, боюсь, - за ее пределами.
- Пусть проверится. - Я видела, что Анне Васильне очень хотелось спросить, женаты ли мы теперь - я однажды слишком подробно ответила ей на обычный гинекологический вопрос "Регулярно живете?".
- Это вряд ли. Он - романтик… гм…
- Этого дела, - смеясь, подсказала симпатичная Анна Васильна и так и не спросила о моем нынешнем статусе.
Он скорее проверит это с другой, подумала я. Чем сдавать сперму в пробирке…
- А… Как бы вычислить так, чтобы зачать мальчика? - Я понимала, что для взрослой женщины это не просто идиотский вопрос. Это вопрос слабой, жалкой женщины, полностью зависимой от дурака, который хочет мальчика, чтобы…
Попросите хотя бы одного мужчину продолжить эту фразу - зачем ему именно мальчик. Запишите результат. Спросите другого. Тоже запишите. Получите готовый эпиграф к феминистской дискуссии: "О глобальном вреде мужчин в обществе, их глупости, самовлюбленности, эгоизме и вырождении".
К огромному сожалению, я не феминистка. Я горжусь своим дипломом факультета журналистики МГУ. Но точно знаю, что рождена, чтобы быть хорошей хозяйкой (огурчики, пирожки), прекрасной женой, похожей на любовницу (ажурное белье, тонкие щиколотки, круглая грудь… а также всепрощение, терпение, верность, гибкость, уважение к его глупости, капризам и к матери, у которой едет набок лицо, когда она видит меня).
Рождена-то рождена, а живу всю жизнь одна. И хожу при этом с "замужними" глазами. И жду неделями Александра Виноградова, последние семь лет оправдывая себя тем, что он - Варькин отец. И ухожу от него "со всеми вещами" и глупой надеждой, что Александр Виноградов вернет меня и попросит стать его женой.
Мне так важен статус… Мне так надоело быть просто "Вариной мамой"…
- Это моя дочь Варя! - говорит Александр Виноградов, представляя нас. - А это гм… это Варина мама.
Иногда обходится без "гм" и без "мамы". Мама, то есть я, стоит рядом и улыбается от радости быть Вариной мамой и вообще… рядом с Александром Виноградовым, забывающим ее представить хоть как-то.
Надо быть честной. Александр Виноградов называет меня порой "my wife" - обращаясь к иностранным официантам, не знающим ни одного языка. А у "my wife" в это время каждый раз сладостно замирает сердце, и она, эта ничья вайф, опускает глаза, чтобы ненароком они не задали лишнего вопроса, припирающего свободного человека к стенке.
- Так это он, ваш… муж хочет мальчика? - спросила меня Анна Васильна.
- Ну да…
- Скажите ему, или сами просто имейте в виду, что для этого надо иметь хотя бы один мужской ген - это раз. И как минимум, один живой сперматозоид - это два.
- Спасибо, - улыбнулась я.
Анна Васильна, похоже, увидела мое растерзанное состояние и решила меня подбодрить.
- С другим попробуйте, - тоже улыбнулась Анна Васильна.
Всю дорогу домой я пыталась представить себе этого другого, но дальше темных глаз Александра Виноградова, которые превращаются у "другого" в… допустим… светлые… я ничего не придумала.
Через год наших попыток Александр Виноградов стал делать кислое лицо, когда я пыталась заговорить о том, что "вообще-то мы опять пропустили те самые четыре дня…".
- Почему-то все беременеют просто так, залетают! А у тебя какие-то дни…
- Ну потому что…
Я пыталась, и очень глупо делала, терпеливо объяснить мужчине биологию зачатия:
- Потому что сперматозоиды живут всего два дня… И яйцеклетка, готовая к оплодотворению, держится в таком состоянии тоже всего два дня…
- Ой, - сморщился Александр Виноградов, - как бы мне не стать импотентом от таких разговоров.
И наконец, настал день, когда после благополучно проведенного интимного мероприятия удовлетворенный Александр Виноградов вдруг сказал:
- Я сейчас деньги получу - наличку… Которые мне никак не отдавали - помнишь, еще в прошлом году брали друзья эти, из Питера… Вот, можешь взять сколько надо и журнал свой открывать. Ты же все хотела…
- Как журнал… А ребенок?
- Какой из них? - Александр Виноградов смотрел на меня со своей самой страшной улыбкой.
- Тот, которого мы хотели родить… Я ведь ходила трубы продувать…
- Ты же сказала, что в этот раз не очень больно было.
- Не очень. И у меня оказались проходимые трубы. И наладился гормональный фон…
- Ну и славно. В конце концов, журнал не помешает тебе рожать…
- Как не помешает?! Если я займусь журналом… это же исключено!..
- Ну исключено так исключено, - снова улыбнулся Александр Виноградов.
- Саша… Ты что, не хочешь больше ребенка?
Я прекрасно понимаю, что это изначально проигрышная позиция по отношению к мужчине, количество мужских генов которого вызывает сомнение даже у районного гинеколога.
Александр Виноградов тяжело вздохнул:
- Хочу. Двоих, троих, четверых…
- Всех - от одной женщины? От меня, да?
- М-м-м… не припирай меня к стенке, Воскобойникова.
* * *
- Лен! Воскобойникова! К Харитонычу! Вера Петровна просила тебя найти!
Люда могла бы орать и потише. Хотя она часто служит рупором у секретарши Харитоныча, важной советской секретарши Веры Петровны, давно уже привыкшей суетливые функции перекладывать на всех желающих, в основном новеньких. Людин громовой голос с украинской грудной волной, рождающейся в недрах колоссального бюста, слышен был до первого этажа. Что меня искать - я сижу за своим столом и пишу слово за словом, скучно и правильно. Слова по порядку, минимум вводных слов, нейтральный тон, в предложении не более девяти слов. Образцовый стиль.
Я дописала строчку и спокойно отправилась к Харитонычу. За несколько лет работы в ТАССе Харитоныч ругал меня, кажется, один раз. Когда я с недолеченной простудой вышла на работу. Харитоныч - однокурсник и друг моего отца. Но главное, он - тот самый блат, по которому я попала на работу в ТАСС. С первого дня он меня опекал больше, чем надо, хвалил, определял мне самые интересные темы и хорошие премии к праздникам. Я с легким сердцем вошла к нему в кабинет.
- Добрый день, Николай Харитоныч!
- Присаживайся, Воскобойникова!
Я внимательно взглянула на него и осталась стоять.
- Я слушаю вас.
- Да нет, это я вас слушаю! Воскобойникова!.. - Он крякнул, прокашлялся, поерзал и сказал другим тоном: - Ладно, садись поближе. И скажи мне, старому дураку, что такое "русский размер"? Это что - очень большой размер? Или какой-то не такой, как у всех?
- Это… - Я поняла, наконец, причину ярости Харитоныча. Статья про Женю Локтева. В мужском журнале.
- Не надо! Ничего не говори! Это - порнографический журнал! Где печатаются мои журналисты и гордо подписываются "собкор ТАСС". Надо же - собкор ТАССа и порножурнальчика одновременно!!!
- Николай Харитоныч…
- Не надо! Не надо! Мне уже позвонили, сказали!.. Я понимаю, если бы кто-то еще… Но - ты? Я что, для этого тебя столько лет тащил? Чтобы ты позорила, поганила, можно сказать…
Мне вдруг стало душно. Душно и плохо. И ничего больше не надо.
- Я пойду, Николай Харитоныч.
- Куда это ты пойдешь? Ты пойдешь тогда, когда я тебя… Да ты что же, решила, что тебе все можно?..
Мне показалось - что-то горячее разлилось у меня на одном виске, плавно перетекло на лоб и стало опускаться на другой висок, больно давя при этом на глаза.
- Я, наверно, вообще пойду.
- Ой, смотрите-ка!.. Думаешь, держать стану? Да иди ты, ради бога! Иди! На постоянную работу в "Русский размер", что ли?
- Я вообще работать не хочу больше. Я замуж выхожу.
- Здрасте, нате… Ты… ты подожди, Лена!.. Ну ладно, погорячились… при чем тут замуж? Выходи, ради бога… А за кого ты выходишь?
Я знала, что нельзя так уходить. Но ушла, потому что мне стало совсем плохо и нечем дышать. Я подумала, что надо, наверно, пойти сдать кровь или сделать какой-то анализ головы, что ли… Томографию, или как это называется… Потому что мне уже второй раз так плохо становится в душном помещении. Раз я точно не беременная - вся пачка тампаксов пошла впрок, как обычно, - то, значит, я чем-то больна.
- Саша, я уволилась с работы, - сообщила я вечером по телефону Александру Виноградову, с которым, как обычно, мы встречались по вдохновению - в основном по его, разумеется. То два раза в неделю, то уезжали на выходные на дачу, то жили по три дня у него в Митине. Сейчас он, видимо, только пришел домой - к себе, открыл бутылку ледяного пива, разодрал пакетик с сушеными кальмарами, похожими на вонючие соленые тряпочки, открыл рот… А тут - я.
- Да-а? - почему-то не очень обрадовался он.
- Ну да… Ты же говорил, чтобы я сидела дома, была холеной и спокойной, а не дерганой и замотанной…
- А, да… Слушай, я сейчас баскетбол смотрю, я перезвоню, - ответил Александр Виноградов и отключился.
У меня чуть-чуть заскребло на душе, но совсем чуть-чуть.
На следующий день Александр Виноградов, похоже, дома не ночевал, а еще на следующий позвонил и пригласил нас с Варькой ужинать в ресторан и там, между делом, обмолвился:
- Один человек просит продать ему мою квартиру…
- Ты продаешь свою квартиру в Митине? - Я не очень удивилась, он уже не раз говорил об этом и при этом делал каждые два года там ремонт. - И сразу начинаем ремонт нашей новой квартиры? Снова звонить архитекторам?
- М-м-м… вполне вероятно… Но мне нужна еще квартира в центре, чтобы я вечером мог упасть на диван, выпить пива и уснуть не через два с половиной часа после работы, промучившись по всем пробкам на Ленинградке и Волоколамке, а через двадцать минут. Вышел из банка, прогулялся пешочком, поднялся на второй этаж…
- То есть ты уже нашел такую квартиру?
- Ну в общем, да…
- А… - Я не сразу смогла сформулировать весь свой протест в какой-нибудь внятный вопрос. - Но… мы же собирались… то есть ты предложил, а я отказывалась, а потом собралась… А как же наша новая квартира, где мы хотели жить вместе?
- А мы и хотим жить вместе. Разве что-то изменилось от того, что я иногда - подчеркиваю, иногда - буду оставаться на ночь в своей личной квартире в центре?
- Сколько там будет комнат?
- Три.
- Зачем тебе так много? - Я понимала, что раунд длиной в последние полтора года проигран с разгромным счетом, но продолжала, надо было понять, что происходит, раз сегодня он готов отвечать на вопросы. Это большая редкость.
- Ну… чтобы вы могли с Варькой приезжать ко мне в гости… иногда… на воскресенье… как сейчас приезжаете в Митино и на дачу…
- А как же наша новая… ну то есть… эта огромная квартира на проспекте Жукова? Ты что, продал ее? Ты не будешь ее ремонтировать?
- Буду, только не все сразу. Я же не граблю банки, я просто ими управляю… И потом… Мне что-то этот дом перестал нравиться… Охрана там паршивая… и будем мы там самые богатые, что очень плохо - на Варьку кто-нибудь глаз положит, как на хороший источник заработать, у папочки денег много…
- Господи… ты о таком думаешь?