- Хорошо, просто я хотел… - Толя нажал на кнопку, и из перегородки между двумя передними креслами выехал небольшой экран, рядом с ним был вставлен пульт. - Посмотри…
- Мультики? - Варькины глаза загорелись, но не так чтобы очень.
- Можно и мультики, можно и поиграть… У меня есть такая игра, специально для маленьких девочек…
- Спасибо, я не люблю игры. А книжки у вас нет?
- Варя…
Варя посмотрела на меня и отвернулась. Она, оказывается, умеет говорить "нет".
Толя Виноградов улыбнулся:
- Ну хорошо, поехали.
Я осталась сзади, с Варей, прошептав ей на ухо:
- Ты напрасно ревнуешь.
Варя помотала головой, посмотрела мне в глаза и крепко прижалась ко мне.
- Мы всегда вместе, так сложилась жизнь. - Я вздохнула. - У нас две бабушки. Но у обеих своя жизнь. И у… других родственников - тоже.
- А дедушка есть? - спросил Толя.
Варька вздрогнула.
- Есть, двое, - быстро ответила я. - Одному сорок с небольшим, другой из комнаты не выходит.
- Болеет?
- Нет, - вздохнула я, крепко держа Варю. - Нас не любит.
- Гм… - Толя постарался поймать мой взгляд в зеркальце заднего вида. - Варюша, а… ты с мальчиками дружишь?
- Иногда, но у них другие игры. Мальчишки - совсем другие люди.
- Это тебе мама сказала? - Толя Виноградов улыбнулся.
- Да. - Варя чуть нахмурилась.
- Она совершенно правильно сказала. Ну… а книги ты какие читаешь?
- Всякие.
Он даже на секунду обернулся, чтобы посмотреть на суровую Варьку. Я сама редко видела свою Варю в таком настороженном состоянии. Надо сказать, что нашу внезапно вспыхнувшую дружбу с Женей она восприняла как нечто само собой разумеющееся. Здесь же…
- А какие любишь?
Похоже, Толя оказался готов к такой реакции. Не в первый раз, что ли? - пронеслась у меня в голове ревнивая мысль…
- Мэри Поппинс люблю, еще про Тутту Карлссон и Людвига Четырнадцатого, Пеппи Длинный Чулок… у меня много книг. Еще мамины сказки люблю… про Гнома.
- А мама пишет сказки? - Он, похоже, и не очень удивился.
- Нет, просто рассказываю их Варе перед сном.
- А мне, Варюша, никто не рассказывает сказки перед сном, представляешь? Уже очень-очень много лет.
- А вы своим детям рассказывайте, - ответила Варька-ревнивица.
- Между вами не пролезть, но это так прекрасно, что… - Он улыбнулся и посмотрел на нас в зеркальце.
- Варя, не о чем страдать, - тихо сказала я.
Она взяла мою руку в обе ручонки и еще положила на нее голову.
Я все думала, не сказать ли Толе: "Если вы позвоните мне вечером, я и вам расскажу сказку…" Думала-думала и не сказала.
Глава 11
Адвокат Игорь Савельев, в девичестве Райнин, оделся слишком импозантно для процесса в районном суде, так мне показалось. Ни прессы, ни телевидения. Кстати, а почему, подумала я и улыбнулась про себя. Как потом оказалось, улыбалась я совершенно напрасно.
В "зале" суда, который был всего лишь небольшой комнатой с двумя рядами откидных стульев, уже сидели двое - Гарри Савкин и его мать. Мы с Игорем сели как можно дальше от них.
Гарик был одет в яркий твидовый пиджак, явно с чужого плеча. Мне он показался очень знакомым, этот пиджак. Когда Гарри полуобернулся к нам, я увидела кокарду со знаком лондонского клуба "Дрейк" - маленький выстроченный тускло-золотыми нитками селезень в коричневой шапочке с козырьком. Это был пиджак моего отчима, который он как-то получил в подарок, когда сто лет назад выступал на концерте в этом клубе. Отчим до всех своих удачных и неудачных афер был неплохим пианистом. Пиджак он подарил придурку Гарику вместе со множеством других своих вещей - хороших, добротных и совершенно не подходящих Савкину. Отчим любил дарить не очень нужные уже ему вещи хорошим, верным людям.
Интересно, мне не казалось, что мама ревнует меня к отчиму. Скорей всего, я просто не понимала. Ведь мама так стремилась, чтобы я жила отдельно… Зря этот идиот надел сегодня пиджак отчима. Вся ненависть к прохиндею Савкину, какую только могла вместить моя душа, сейчас поднялась, и мне даже стало нехорошо. Я достала потихоньку свой любимый пузырек с нашатырем, которым пользовалась сейчас чаще, чем сотовым телефоном, намочила кончик носового платка и понюхала его.
В зал-комнату суда вошла молодая секретарь с объемной папкой, в которой, очевидно, лежали документы по нашему "делу". Савкин приободрился, провел слегка дрожащей рукой по курчавым седеющим заплешинам и громко сказал, чуть привстав:
- Здравствуйте!
Секретарша улыбнулась ему и объявила, глядя, как открывается дверь сбоку:
- Встать, суд идет!
В зал впрыгнула и посеменила, отчаянно стуча каблучками-рюмочками, маленькая тетенька с большим кремовым бантом в мелкий горошек под самым подбородком. Длинная клетчатая оборка на ее юбке в зеленый цветочек лихо развевалась во время ходьбы. Тетенька встала за стол и зорко обвела всех, кто был в зале заседания.
- Нет! - тихо простонала я. С тетенькой я лично не была еще знакома - заявление подавал от моего лица Игорь.
- Увы, - вздохнул Игорь и едва заметно сжал мне руку.
- Прошу садиться, - крякнула судья Морозова, стрельнув в меня глазами.
Есть женщины, которые остаются в образе себя семнадцатилетней. Они носят прически, с которыми когда-то нравились мужчинам просто потому, что были молоды, красятся так же, как были накрашены на выпускной вечер в школе. Одежду и обувь покупают в том же стиле, какой был моден в годы их далекой юности. Так же себя и ведут - как будто на всю жизнь остались под пряным хмельком последнего школьного дня.
- Прошу садиться! - произнесла судья Морозова, повернувшись к Савкину, и улыбнулась.
- Благодарю, ваша честь, - неожиданно ответил Савкин, почему-то басом, приложив руку к сердцу. И остался стоять.
- Садитесь, Гарри Трофимович, не волнуйтесь так, - еще нежнее улыбнулась Морозова и обратилась к его матери: - Как вы себя чувствуете, Галина Ивановна?
- Хорошо, - ответила та слабым голосом, попыталась встать, покачнулась и отвалилась обратно на стул. Савкин поддержал мать. Мать громко охала, а Савкин поглядывал на судью с извиняющейся улыбкой.
- Слушай, мне это все не снится? Этот бредовый маскарад? - спросила я Игоря.
Он только покачал головой, а Морозова вдруг заколотила молоточком по большому деревянному столу, за которым сидела, и прокричала пронзительным голосом:
- Тишина в зале суда!
- Господи… - Я обернулась к Игорю. - Давай уйдем, это бесполезно.
Игорь что-то быстро написал на листочке и передал мне. "Я ожидал, что это будет непросто, но не до такой степени. Уходить рано. Попробуем. В любом случае мы ничего не теряем".
- Суд слушает иск гражданки Воскобойниковой к гражданину Савкину о лишении его прописки в принадлежащей гражданке Воскобойниковой однокомнатной квартире. Вопросы к суду есть? Отводы? Замечания по ходу ведения дела? Нет? Тогда приступим.
- Может, попробовать ей дать отвод? - шепотом спросила я Игоря.
- Не получится. Она сама решает, отвести ее или нет. Да, да! Вот такой идиотизм. Если решит, что оснований недостаточно, - не отведет сама себя. А какие у нас основания?
- Ну она же явная кретинка, и с Савкиным кокетничает… Достаточно этого?
Мы посмотрели друг на друга и вздохнули.
- Вот и я о том же, - сказал Игорь. - Подожди, рано бить тревогу.
- Странно, - я только что это заметила, - смотри, а Эльвиры, его девушки беременной, почему-то нет.
- Как, кстати, ее фамилия? Надо было проверить, не сидела ли она. На всякий случай…
- Фатхутдинова, так они говорили, я запомнила, у меня однокурсница такая была.
Игорь вздохнул.
- Может, документов нет, или паспорт купленный… с такой фамилией-то…
Морозова сидела и молча листала дело, которое секретарь положила перед ней. Потом закрыла его, положила на него локти, подперлась кулачками и стала внимательно смотреть то на меня, то на Савкина. Все молчали. И она молчала. Минуты через три Морозова спросила, задорно и вполне дружелюбно:
- Так скажите мне, чья же это все-таки квартира?
- Ваша честь, позвольте? - Савкин поднял руку, как на уроке, и поднялся было сам.
- Подождите, Гарри Трофимович, суд хочет выслушать мнение истца.
Игорь прокашлялся и встал.
- Я сказала - "истца", а не адвоката! - вскрикнула Морозова.
- Но… - Игорь удивленно посмотрел на мигом взъерепенившуюся тетечку. - Я имею полное право представлять моего подзащитного.
- Не надо мне объяснять про ваши права! Вы хотите заявить мне отвод? Или передать дело в городской суд? Чего вы хотите? Сорвать заседание? Вы наверняка умеете это делать! Это все, что вы умеете делать! Сядьте!
Игорь, ошарашенный, еще немного постоял и затем сел.
- Так вы будете отвечать на вопрос судьи или вы отказываетесь? - спросила, очевидно, меня Морозова. При этом она смотрела в окно, за которым шел мелкий искрящийся снег.
- Буду, - ответила я.
- Встаньте, когда разговариваете с судьей Российской Федерации! - Тетенька явно хотела большего, чем могла, подумала я, опять же очень неосмотрительно подумала.
Я посмотрела на бежевую картонную папочку, которую она подпирала острыми локотками, и попросила:
- Откройте, пожалуйста, папку. Там есть все документы.
- Еще одно слово в таком тоне - и я прекращу заседание!
- Простите, но… - попытался было вмешаться Игорь.
- Молчать! - опять стукнула Морозова молотком по столу. - Вы-то уж должны знать, что…
Она почему-то не договорила. Мне показалось, она не знала, что сказать, и от этого еще больше рассердилась.
- У тебя нет диктофона с собой? - тихо спросила я Игоря.
Тот покачал головой и опять написал мне записку: "Я слышал о ней, но не думал, что это до такой степени. Когда рассказывают, всегда не верится".
- Ваша подзащитная пыталась обмануть суд! Она хочет с помощью суда лишить человека единственной жилплощади, его собственной! Истица, ответьте суду: кто подарил вам эту квартиру?
Я посмотрела на пегие проплешины на голове у Савкина.
- Мы так оформили покупку квартиры. Вообще-то это моя тетя, когда уезжала…
- Отвечайте на поставленный вопрос! Кто - подарил - вам - квартиру?
- По документам - Савкин. Но…
- Какие тут могут быть "но"? - засмеялась Морозова. - Человек подарил ей квартиру, а она пишет "моя собственность". Это его собственность, которую он вам подарил, когда был вашим мужем!
- Подарил, чтобы сохранить семью! - встрял жутко довольный Савкин.
- Да! - сказала Морозова.
- Послушайте, это бред… - начала я. Игорь попытался дернуть меня за рукав. - Вы же знаете законы. Какая разница, кто кому что подарил. Даже если бы он мне подарил… хотя это не так. Прав на квартиру у него нет. Он в ней много лет не живет. Не платит. У него есть своя собственность. У меня растет ребенок. В квартире - одна комната. Есть миллион свидетелей, которые подтвердят, как и что происходило много лет назад, хотя этого и не требуется по закону. Есть свидетели, которые готовы подтвердить в суде, что Савкин мешает мне жить, хулиганит, пытался вселиться в квартиру вместе с матерью и какой-то женщиной безобразной… гм…
Сначала я говорила очень быстро, ожидая, что Морозова меня остановит. Но она сидела спокойно, внимательно глядя на меня, и согласно кивала после каждой моей фразы. Когда я упомянула Эльвиру, что-то промелькнуло в глазах Морозовой, Игорь тут же тихо наступил мне на ногу под столом.
- Позвольте и мне высказаться? - спросил Игорь.
- Нет необходимости, суду все ясно, - ответила очень доброжелательно и мягко Морозова.
- Позвольте тогда вопрос ответчику?
- Чуть позже. Ответчик, у вас есть какие-то возражения?
Савкин встал и слегка поклонился ей.
- Благодарю, ваша честь. - Савкин зачем-то по-прежнему старался говорить глубоким баритоном. - Нет, возражений нет. Но есть заявление.
- Слушаю вас.
- У меня есть встречный иск к Воскобойниковой.
- Прошу вас, Гарри Трофимович, зачитайте.
Савкин достал из кармана сложенную вчетверо бумагу, старательно прокашлялся, держась при этом за грудь.
- "Прошу суд удовлетворить мою просьбу о принудительном вселении меня в квартиру, принадлежащую гражданке Воскобойниковой, в которой я постоянно зарегистрирован в течение одиннадцати лет, вместе с моей матерью. А также прошу отменить дарственную…"
Морозова протянула к нему руку, глядя на него достаточно строго.
- "Опротестовать", вероятно, да? Поднесите к столу судьи ваше заявление, Гарри Трофимович. На какие статьи Вы ссылаетесь? Так, вижу, вижу… Статья сто тридцать…
- Там нет никаких статей, - шепнул мне Игорь и встал. - Разрешите взглянуть на это заявление?
- Не разрешу, - засмеялась Морозова и положила заявление в папку.
- Тогда все же разрешите задать вопрос истцу?
Морозова перекривилась, но вынуждена была кивнуть:
- Разрешаю.
- Скажите суду, - Игорь чуть повернулся к Гарику, - кем вам приходится Эльвира Фатхутдинова и почему она не явилась сегодня в суд. Она ведь как будто тоже заинтересована в деле.
Морозова дернулась и посмотрела на Гарика.
Гарик неторопливо встал.
- Ваша честь. Это провокация.
- Отвечайте, Гарри Трофимович, - напряженно выпрямилась Морозова. - Вы не упоминали в своем заявлении таких лиц.
Игорь чуть пожал мне локоть.
- Поняла, да? Чем Гарик победил нашу наместницу Фемиды?
Я вздохнула.
- Это его обычные штучки. Он так и экзамены некоторые сдавал.
- Повторяю, ваша честь. - Гарик смотрел честными глазами на Морозову, честными влюбленными глазами. - Это грязная провокация.
- А что ж тут грязного? - спросил Игорь. - Я просто хочу уточнить, кем вам приходится гражданка Фатхутдинова, по ее утверждению ожидающая от вас ребенка и намеренная вместе с вами проживать в квартире моей подзащитной.
- Объявляется перерыв пятнадцать минут! - прокричала Морозова и нервно стукнула несколько раз молоточком, хотя никто ей не возражал.
Во время перерыва секретарша побежала с чайником за водой, а Гарик постучался в ту комнату, куда удалилась судья Морозова.
- Разрешите? - спросил он тихо и трагически и даже чуть поклонился, хотя Морозова не могла его видеть. Могли его видеть только я и Игорь.
- Слушай, ну это вообще ни в какие ворота… Зря я не взяла фотоаппарат… Может, председателя суда пригласить?
- Он не пойдет. Одна шайка-лейка.
Как нарочно, секретарша застряла в туалете с чайником, наверно, решила еще и покурить. Или судья Морозова попросила ее чайник помыть с мылом, а потом тщательно протереть… и проветрить туалет…
Минут через семь из комнаты вышел довольный Гарик. Не удивлюсь, если он успел за это время все. По крайней мере - все пообещать бедной, маленькой девочке, которую никто не любил в школе, никто не любил в институте, которая замазывала, замазывала прыщики, пока не обнаружила, что тональный крем очень сильно обозначает глубокие морщинки, образовавшиеся за непонятно как промчавшиеся годы борьбы с прыщиками…
- Прошу садиться! - улыбнулась Морозова. - Воскобойникова, а вы - мать-одиночка, оказывается? Что же вы этого не сказали суду?
Я встала.
- Я не мать-одиночка. У моей дочери есть отец.
- Гражданка Воскобойникова, не надо переносить ненависть к одному человеку на всех мужчин, - продолжала судья Российской Федерации. - Если вы обижены мужчинами…
Я села. Это невозможно. Почему я не взяла диктофон, фотоаппарат, не позвала любого - любого своего товарища! Был бы невероятный материал для журнала, газеты, телевидения… Этот сумасшедший бред происходит наяву или мы просто разыгрываем на журфаке капустник?
- А почему она без мантии? - спросила я Игоря.
- Там плечи накладные, а у нее голова очень маленькая, смешно, по-видимому.
Я засмеялась.
- Хотите совет, Воскобойникова? - спросила судья Морозова, с улыбкой наблюдая, как мы переговариваемся с Игорем. Я промолчала, а она продолжила: - Не приходите в суд, когда со всех сторон не правы. В суде люди ищут правду, понимаете? Беззащитные люди приходят сюда за помощью. - Она вскинула головку, и мелко накрученные пряди упали ей на заблестевший лоб. Она встала.
- Суд удаляется на совещание, - прожурчала секретарь.
- От имени моей подзащитной прошу отложить рассмотрение дела. - Игорь прокричал вдогонку.
- Суд не видит оснований для откладывания дела, - улыбнулась Морозова. - Галина Ивановна, как вы себя чувствуете?
- Плохо… - простонала старуха и посмотрела на Гарри, тот - на Морозову.
- А может быть, получше? Мы можем продолжить слушание?
Гарри яростно закивал, старуха мигом приободрилась:
- То есть… лучше, лучше!
Я вышла из здания суда одна, Игорь задержался, чтобы поговорить со знакомым адвокатом. Был прекрасный морозный день. Так бывает в марте - когда кажется, что весна не придет никогда. Тихо, солнечно, ни облачка - откуда только шел снег? - и крепчайший мороз. Меня поколачивало еще в здании, а сейчас мороз пробрал просто до костей, которые у меня стали заметно ближе к коже, чем два месяца назад. Я подумала: "Пойду-ка я домой, созвонюсь с Игорем вечером".
Я посмотрела на четкую границу между глубокой тенью около здания суда и белым искрящимся снегом сугроба. На грязноватый сугроб - какая уж в марте белизна! - нападал легкий чистый снежок, пока мы заседали. Сюда бы Варьку с лопатой. Хорошо, что не взяла ее с собой… Я перевела взгляд на чистое-чистое, пронзительно-синее небо, на изумительно тонкий силуэт голых березовых веток на нем, а в ушах все звучали слова. Они застряли в голове и проворачивались снова и снова, как в детской игрушке, которая играет одни и те же три такта: "Именем Российской Федерации… Именем Российской Федерации… Именем Российской Федерации…"
- Стоишь, сучара? - заорал что есть мочи где-то сзади Гарик. Он откупоривал бутылку прямо на лестнице народного суда.
- Стои, стои, - подхватила откуда-то появившаяся Эльвира и ловко выхватила тряпки из-под пальто. - Оба-на!
Они заржали. Старуха, догнавшая их, засуетилась:
- Давай сюда, детка, уберу…
Мохнатая "детка" Эльвира сунула ей тряпки не глядя.
В чистом морозном воздухе я уловила вонь несвежего тела и еще чего-то, сладковатого и тошнотворного.
- А чё ж ты, бикса гнилая, не спешишь манатки собирать, а? - Гарик, проходя мимо, как бы нечаянно подтолкнул меня, и я, к ужасу своему, потеряла равновесие и упала на одно колено. - Ой, какая неприятность! - запричитал Гарик дурацким голосом. - Вам не помочь, тетенька? Нет? Жа-аль… А то я сейчас помогу… забудешь, как выкореживаться.
Я встала и прислушалась к животу. Да все в порядке. У меня вообще все будет в порядке, я очень счастливая. У меня такая прекрасная дочь Варька. Я сама - красавица и умница. У меня хорошая мама. У меня есть друзья. К некоторым можно обратиться в случае чего…
Я пошла прочь, стараясь не торопиться. И не оглядываться. Просто чтобы не поскользнуться.
Вот и все. И что мне, нам с Варей делать-то? Они же, по всей видимости, намерены въезжать прямо сейчас…