Сначала Влад думал, что это очередная игра. Сперва они играли в господина и рабыню, теперь - наоборот, в госпожу и недостойного возлюбленного. Но нет, вскоре он понял, что это вовсе не игра. Увы, он переиграл, переусердствовал, и в результате испортил гениально затеянную и почти доведенную до конца аферу со второй женой. Ведь он безошибочно провел подготовительный этап, он очень ловко, можно сказать, даже профессионально влюбил в себя невинную девочку и много лет без зазрения совести пользовался ее любовью, уверенный, что отныне так будет всегда. Ан нет, где-то он допустил ошибку, где-то лоханулся, раз так тщательно выстроенная пирамида рухнула, превратившись в развалины. Эх, если бы только не выкатилось злополучное кольцо, все было бы совершенно иначе, никогда бы не закончилась его власть над Тамарой!
Ему неоднократно приходила в голову мысль развестись с Любашей и жениться на Тамаре. Его уже давно тошнило от рыжей толстой развратницы. Грубая, крикливая, непозволительно пошлая базарная баба - да разве ее можно сравнить с маленькой, чуть округлившейся после родов, что лишь добавило очарования, такой обаятельной и милой, по-домашнему уютной Тамарой? Их даже внешне нельзя было сравнивать - Тома неизменно была неизмеримо выше и достойнее его отвратной супружницы. А уж если сравнивать постельные дела, то тут уж Тамаре и вовсе не было равных, а в сравнении с Любкой - так уж тем более. Любку он по-прежнему сравнивал лишь с бездонной деревянной бочкой, да и в этом сравнении неизменно выигрывала бочка: пусть бы он вогнал в Монстра уйму заноз, не получив ни грамма удовольствия, зато избежал бы необходимости гладить и ласкать целюлитные жировые складки, целовать отвратительные толстые губы. Пфу, при воспоминании о супруге почему-то все время хотелось отплевываться… К тому же бочка не кричит без конца хриплым прокуренным голосом: "Еще, еще!".
Да, самая большая мечта Влада была о разводе. Правда, Тамара неоднократно заявляла, что не хочет за него замуж, но в эти сказки он не верил: быть такого не может! Все женщины непременно мечтают о замужестве. А уж мать-одиночка и подавно. Тем более, если эта мать - Тамара, а мужчина, предлагающий руку и сердце - Влад. Так что не в Тамарином нежелании загвоздка, а в том, что он решительно не может никоим образом развестись с Любашей. НЕЛЬЗЯ. И точка.
Ему даже хватило наглости заговорить о разводе с отцом. Разговор оказался более чем короткий:
- Только попробуй, я тебе собственными руками яйца пообрываю и сожрать заставлю. Ты что, маленький, не понимаешь, что для того, чтобы трахать бабу, необязательно на ней жениться? Вот и трахайся, сколько угодно, на стороне, а о разводе и думать не смей. Что тебе, козел, баб бесплатных мало? Так иди к платным, они профессионалки, обслужат по высшему разряду. Или денег на б…ей не хватает, так не стесняйся, я подкину…
Не помогли даже Владовы уверения, что Любаша ему изменяет:
- А раз изменяет - ты сам и виноват. Ты что, импотент, что ли, не можешь бабу свою вытрахать, как положено, чтобы она налево не бегала да отцу не жаловалась? Слабак…
Объяснять отцу, что для удовлетворения ненасытной Любки недостаточно даже его огромного Монстра и немалого опыта в делах постельных, Влад не стал. Собственно, доказательств Любкиной неверности у него не было. Зато была уверенность. Достаточно было иной раз взглянуть на ее довольную рожу, когда она возвращалась в очередной раз "от подруги". Влад даже не пытался выяснить, что это за "подруга". Собственно, неверность супруги его не особенно огорчала. Пожалуй, он даже рад был бы передать свои супружеские обязанности какому-нибудь "подругу". Но бесила ее откровенно довольная физиономия (так и хотелось сказать ей: съешь лимон, дура, не выставляй удовольствие на всеобщее обозрение!") и еще более беспокоила вероятность подхватить от сучки какую-нибудь заразу.
Любка по-прежнему не работала, сидела дома со своим университетским дипломом. Каждое лето на три месяца уезжала к бабке в Москву да на юга. Первые годы непременно тащила за собой Влада, позже поостыла немного, поняла, что совместный отпуск - потерянный отпуск.
Однажды из очередной поездки вернулась беременная. Сказала, что забеременела еще до отъезда, да как проверишь? Родила девочку в самом конце марта то ли десятимесячную, то ли переношенную больше трех недель. Влад не медик, в таких тонкостях не разбирается, но с тех пор его терзали смутные сомнения.
Любка после родов раздалась, теперь фигура еще больше стала напоминать грушу: огромная задница на коротеньких ножках, с довольно объемной талией и небольшой обвислой грудью. И без того одутловатое лицо словно отекло, подбородок провис - не поймешь, где первый, где второй, где третий… Вдобавок все это необъятное "сокровище" было щедро усыпано крупными яркими веснушками… Брр, а ведь Владу приходилось не только терпеть это безобразие рядом с собой, но еще и "трудиться над телом" по нескольку раз в день!
Любаша ему обрыдла настолько, что не радовало даже продвижение по служебной лестнице. Подумаешь, самый молодой начальник отдела внешнеэкономических отношений за все время существования их Управления! Эка невидаль! Да за то, что он на протяжении вот уже почти восьми лет терпит рядом с собой эту образину, он должен быть уже, как минимум, премьер-министром! А вообще он с огромным удовольствием отказался бы и от карьеры, и от материальных благ, лишь бы только развестись с Любкой. Конечно, он уже привык к служебной машине с водителем, к личной Ниссан-Патрол, к шикарной четырехкомнатной квартире с соответствующей обстановкой. Но уж слишком высока цена за эти блага!
Вот если бы он все же развелся и потерял все перечисленные блага, смог бы он прожить без всего этого? Он пытался честно ответить себе на этот вопрос. Конечно, это было бы нелегко. Но в принципе… Вполне возможно, что через некоторое время он встал бы на ноги. За годы работы в управлении было приобретено немало связей с нужными людьми и, пожалуй, долго сидеть без работы ему бы не пришлось. Естественно, предлагать ему маленькую зарплату никому бы и в голову не пришло, а с приемлемой для него он запросто снял бы квартирку на первых порах, потом купил бы пусть не такую шикарную, как эта, но лучше жить в скромной двушке с любимой женщиной, чем в хоромах с ненавистной Квазимордой!
Да, пожалуй, он выстоял бы без помощи тестя и родного отца. Но разве можно ослушаться отцовского приказа? Отец сказал: нет! - значит нет… А как хочется, как хочется послать эту сучку подальше вместе с ее приблудным ребенком!
Ребенок… Это его больная тема. Влад - отец двоих детей. Сыну Юре от любимой женщины почти шесть лет. Дочери Маше от постылой законной жены - три года. Но, странное дело, в нем до сих пор не проснулись отцовские чувства. Больше того, Влад ненавидел всех детей, и свои собственные так и не стали исключением. Пожалуй, сына он мог бы полюбить, если бы жил вместе с ним и, конечно, с его матерью. Но в нынешних условиях Юра ему только мешал встречаться с Тамарой. Влада раздражало, что она каждую минуту думала о ребенке, каждую их будущую встречу рассматривала лишь с точки зрения "не помешает ли это каким либо образом Юрочке". То он болеет и ей не до Владовых прихотей - "потерпишь несколько дней, не подохнешь!", то его нужно вести в поликлинику на прививку, то забрать из садика, то купить ему ботиночки… Все ее мысли были заняты только сыном. А как же Влад?! А кто же будет его ласкать, услаждать, говорить ласковые слова? Но нет - Мавр сделал свое дело, Мавр может уходить… Сделал ребенка - спасибо, Вы свободны! Пожалуй, полюбить сына ему не давала ревность. Да, кроме того, трудно любить того, кого лишь несколько раз видел издали…
Зато Маша жила вместе с ним - люби не хочу! Но вместо любви во Владе жило нечто вроде брезгливости: от кого этот приплод? Его ли это создание или залетного кобеля? Девочка получилась белокожая и светловолосая, но скорее не светло-русая, как папа, а блёкло-рыжая, как мама. Уже одно это обстоятельство могло заставить Влада перенести всю ненависть к матери на ее ребенка. А тут еще постоянные раздумья - бывают ли десятимесячные дети?.. Влад пытался поверить, что бывают, но изнутри что-то словно толкало - да полноте, ты в своем уме, какие такие десятимесячные дети? это же чистый приблудыш!
Накануне Юриного дня рождения Влад позвонил Тамаре, чтобы договориться о встрече на следующий день. Что ни говори, а день рождения незаконнорожденного сына - замечательный повод подкатиться к его мамаше! Немудреный подарок уже лежал в машине. Но его многообещающим планам не суждено было исполниться. Уж больно крутые завернулись события.
Когда Тамара сухим безжизненным голосом ввела его в курс дела (только что вернулась с похорон матери, отец с сестрой в очень тяжелом состоянии), Влад, не успев прийти в себя, неблагоразумно пообещал ей помочь. Потом начал обдумывать сложившуюся ситуацию. Помочь? А чем он, собственно, может помочь? Он не доктор и не скорая помощь. Разве что денег подбросить… Это бы можно, но все семейные средства контролировала Любка, а как ей объяснишь, на какие такие нужды ему срочно понадобилась крупная сумма? Да она же с ребенком через несколько дней едет в Москву, а через месяц и ему предстоит поездка туда же за ними, а оттуда, как всегда, на юга… Это ж такие расходы… Дай сейчас денег Тамаре, а вдруг самим потом не хватит, ведь Любка не привыкла экономить… Что же делать, что делать?..
А сделаем-ка мы вот что. Немедленно к начальнику Управления и выпросим у него командировку куда угодно, но срочно - с завтрашнего же дня! А потом, когда все уладится, несложно будет доказать, что меня и в городе-то не было, как же я мог помочь? Так мол и так, совершенно неожиданно отправили в срочную командировку, а отказаться не мог, это моя работа…
Аметист
Спустя два месяца после развода Саша все еще не оклемался. Он маялся от одиночества, бродил как раненный лев по огромному дому, словно искал уголок, где ему будет не так тяжело. Душа требовала чего-то, не давая конкретных указаний. Ныло где-то под ложечкой, от скуки челюсти чуть не сводило судорогой… Тынялся из комнаты в комнату, разглядывая помпезные потолки с вычурной лепкой, новомодную живопись в стиле абстракционизма, в которой ни черта не смыслил, дурацкую коллекцию редких кактусов, которые терпеть не мог… После очередного обхода огромного дома возвращался в спальню, бросался поперек кровати и стонал, как от нетерпимой физической боли… Нет, не за Люськой он убивался. Люська - шлюха, чего за ней убиваться. А вот как научиться жить одному?! Одиночество - вот что не давало Сашке покоя, вот что так тяготило его. Плохо, ох как плохо одному! Долго выдержать такой дискомфорт Аметисту было не под силу и он начал активные поиски спутницы жизни.
Вопрос первый: где искать? Ну, ясное дело - не давать же брачное объявление в газету! Транспорт тоже отпадает - Санька пользуется только личным транспортом, каждое утро сталкиваясь с проблемой выбора: на чем сегодня ехать, на которой из четырех авто? Служебный роман опять же отпадает - в офисе только одна секретарша. Все, как положено: и ноги, что называется, от коренных зубов, и рост, и грудь, и, конечно же, блондинка, но (Сашка уже пробовал) - не греет! Не то. Абсолютное не то. Черная дыра.
В банке, в принципе, бабья полно. Но еще в самом начале, при основании банка, они с братвой договорились банковских не трогать во избежание проблем. Мало ли что, вдруг особо обидчивая попадется или ревнивая, из мести потом что угодно натворить может - от налоговой до конкурентов, а то еще и в наводчицы переквалифицируется!
Остается - кабак. Вполне привычный вариант. Всех бывших жен он снимал именно в кабаке. Так что там вполне можно найти жену. Вопрос только - надолго ли? У него почему-то надолго не получается… Да ладно, пусть опять ненадолго, лишь бы не быть больше одному. Надоело уже - скука смертная…
А в кабаках девок незамужних - до фига! Глаза разбегаются: и тебе блондиночки, и брюнеточки, и рыженькие, и красненькие - на любой вкус! Хочешь рыженькую? Вам какую - маленькую или большую, со стрижкой или длинноволосую? Или блондиночку изволите? Какую завернуть - ту, что в брючках, или вот ту, как вы говорите?.. Нет, она не в маечке, это платье у нее такое, "особо вечернее" называется…
И пустился Санька во все тяжкие… И блондиночки, и брюнеточки, и красненькие, и желтенькие… Иры, Тани, Илоны, Ларисы… Кого только у него не было, кого только не перепробовал… Все не то, все не греет… И ласковые, и нежные, и умелые, и красотой Бог не обидел. Все хорошо. Только отчего-то в их очаровательных умело нарисованных глазках, как на дисплее калькулятора, отражаются все мысли: проснулась утром в его постели, а калькулятор уже выдает приговор: сотня баксов! Еще ночь - калькулятор, словно древний арифмометр "Феликс", трещит трррр: уже триста, дорогой! Через три дня мобильный попросила, через неделю стала жаловаться на городской транспорт: ах, дорогой, мне так неудобно добираться к тебе на маршрутке, у тебя ж машин четыре штуки, подари любимой женщине одну - и я вся твоя, в любую минуту примчусь по первому зову… Вроде и не проститутки, вроде и не на Тверской подобранные, но вся любовь - только за деньги. То есть нет, конечно не за деньги, ведь за деньги - это и есть проституция, а вот за подарки… или, на худой конец, авансом, в счет будущих благ…
И снова Аметист один.
…- Папа, папа! - навстречу, раскинув в сторону ручонки, бежит мальчишечка лет пяти. - Папа, папочка!..
Глазята черненькие, коротенькая стрижка торчком. А за ним идет мама. Маленькая, ладненькая, невероятно обаятельная женщина ласково улыбается ему и идет, идет навстречу…
Аметист проснулся. Что это было? Он что, сам себе приснился? Да, похоже… Мальчишка во сне ведь - копия Сашка на детских фотографиях. А кто же тогда та женщина? Она никак не может быть его матерью. Его мать - женщина дородная, да и ростом не ниже Саньки, так что, даже если допустить, что этот сон из его далекого детства, та маленькая женщина никак не может быть его матерью. Да и не по-матерински она на него смотрела… Да, улыбалась ласково и приветливо, но не по-матерински… ТАК женщина может улыбаться только своему мужчине… Но кто это? Кто ты, Незнакомка? И что за пацан? У него ведь нет детей. Женат был трижды, а вот с детьми не сложилось…
Спятил. Точно, он спятил от одиночества. Уже Мадонны с младенцами мерещатся. Вот уж поистине не может он жить один, физически не переносит одиночество. Скоро у него начнутся галюники и тогда все, кранты Саньке-Аметисту…
Красноярск. Давненько Сашка не был дома. Какой он молодец, что плюнул на все и таки вырвался в родной город на недельку. Мать обрадуется… Вот только с сезоном вышло не совсем удачно. Сашка не любил осень вообще, а красноярскую в частности. Небо сплошь серое, без разрывов и без надежды на солнце, промозглый ветер швыряет в лицо клочья тумана, пропитанные мелкой водяной взвесью, режет глаза. По такой погоде не погуляешь по городу, не побродишь по любимым улицам, где в далеком детстве "шалили" с пацанами…
Мать жила нынче не в их старой трехкомнатной квартирке, а в небольшом двухэтажном особнячке в пригороде. Отец умер несколько лет назад - инсульт таки добил его, пусть со второго раза, но добил… Не спасли ни дорогущие лекарства, ни нетрадиционная китайская медицина. Сашка не хотел, чтобы мать уезжала из города - одной в особняке страшновато по нынешним временам. Да Анна Федоровна старушка бойкая, крепкая, в случае чего постоять за себя сумеет. От городской квартиры отказалась наотрез, мотивируя свое решение тем, что уже не может жить в городе, привыкла, мол, к жизни деревенской, пока с отцом выезжали каждое лето на природу… Так и сказала: не могу, говорит, сынок - к земле тянет… Сашка процитировал: "Ее всю жизнь тянуло к земле - потенциальная покойница" и тут же добавил: "Шучу, шучу! Хочешь к земле поближе, на тебе к земле", и купил экс-депутату "скромный двухэтажный домишко" с неменее "скромным" земельным наделом. Старушка сама выращивала и картошку, и морковку, и прочую траву, даже садик небольшой посадила, яблоньки-грушки. В случае необходимости ездила в город на юркой малолитражке - иномарке, так же любовно подаренной заботливым сыном. В общем, жила вполне комфортно, но одиноко.
Депутатство, как впрочем и педагогическая деятельность, осталось в прошлом. Ныне Анна Федоровна пребывала на заслуженном отдыхе, так сказать законно почивала на лаврах. К пенсии госслужащей полагался хороший довесок и за "Заслуженного учителя", и за депутатство, этакое своеобразное "спасибо" от государства за "особо вредные условия труда на благо нашей родины, за многолетние лишения на службе народу". В итоге пенсионное содержание выходило вполне приличное, да и сын не забывал про старушку - регулярно отстегивал определенную сумму, огородик опять же - считай, что на харч тратиться почти не надо. Казалось бы - живи и радуйся. Но особо радостной жизнь Анны Федоровны не назовешь. Одиночество душило пенсионерку похлеще петли-удавки. Мужа схоронила, единственный сын уехал в Москву, ох как далеко от Красноярска… Ей бы внучков понянчить, так нет же - уж трижды побывала Анна Федоровна свекровью, а вот бабушкой не довелось… И вдруг такая радость нежданная - Сашенька приехал, сынок! Вспомнил старушку, наведался в родной город!
Первый вечер Аметист добросовестно посвятил матери. Как порядочный сын, до самой ночи старательно общался, рассказывая о своей жизни и выслушивая ее нехитрые новостишки, понимая, как несладко ей живется одной, да еще и за чертой города. Он и сам жил один, и так же за пределами города, только, в отличии от матери, каждое утро ехал на работу и весь день проводил в суете да беготне, не испытывая недостатка в общении. И то, возвращаясь вечером в пустой дом, неизменно испытывал приступы удушающего одиночества. Что уж говорить о матери, если она в город выбирается раз в неделю за покупками?!
В последующие дни ходил по друзьям-приятелям, по каким-либо причинам отказавшимся от переезда в Москву. Кому семейные проблемы мешали перебраться поближе к центру российской цивилизации, а кому-то и в Красноярске работы хватало - должен же кто-то и здесь блюсти интересы Педагога! Кроме того, и в родном Красноярье не перевелись еще лохи, а раз так, рано еще покидать насиженное место…
Погулял несколько дней в родном городе, пошатался по любимым кабачкам. Злачных мест нынче в городе поприбавилось. На каждом углу пиццерии, небольшие ресторанчики, казино… Все хорошо: и красиво, и кормят вкусно, и цены бросовые по сравнению с московскими, но - все не то… Все равно не сыскать во всем городе местечка уютнее родного "Красноярья"!
Встречу с Ольгой, первой и из трех жен самой, пожалуй, любимой и близкой до сих пор, оставил на последний день, так сказать, на десерт. А чтобы общаться было сподручнее, повел ее в тот самый кабачок, в излюбленное их местечко "Красноярье". В самом деле, ну не общаться же им при Ольгином муже!