… Недаром говорят, человек предполагает, а Бог располагает… Все скрупулезные подсчеты коту под хвост - в самый ответственный момент, когда он уже возвращался в Красноярск, безотказная до сих пор машина, "верная лошадка", как Сашка называл свою Ладу-шестерку цвета белой ночи, вдруг забарахлила. Сначала застучал мотор, предупреждая хозяина: "Остановись, дай отдышаться, не гони!". Но некогда отдыхать, надо спешить, Фемина ждет! - и Аметист мчался вперед, забивая посторонний стук громкой музыкой. И расплата не заставила долго ждать - Ладушка взбрыкнула и встала насмерть, ни вперед, ни назад, хоть плачь!
В отличии от отца, прирожденного механика, Аметист в технике силен не был. Поднял капот, посмотрел на грязные, замасленные железки - что с ними делать? Долго голосовал на дороге, да немногие в это время суток машины проезжали мимо, не останавливаясь. Часа через два удалось уговорить одного мужика взять машину на буксир. Так, как собачка на привязи, и добрался наконец до города. Бросил машину около дома, даже не поднявшись в квартиру, не приняв душ (какой душ! уже почти три часа ночи!), поймал такси и подъехал к гостинице. За отдельную плату уговорил шефа посигналить, да где там… Ни одно окошко не светится, все спят давно… А в каком номере живет Тома - спросить не догадался, да и необходимости не возникало. Фамилией же тем более не интересовался…
Вместо Тамары на сигнал клаксона откликнулись менты: мол, ты чего шумишь? Саньке бы извиниться, а он, дурак, не сдержался, в драку полез - сказалось нервное напряжение. В итоге вместе с таксистом загремел в каталажку. И опять же по какому-то дикому стечению обстоятельств спасительная справка из психдиспансера осталась дома…
И просидел Аметист, как миленький, в кутузке до следующего вечера, пока разобрались, чей он сынок, да еще и ненормальный… А когда вышел, наконец, на волю, Тамары уже и след простыл - улетела птичка в свой Хабаровск…
Обидно Сашке было до слез, но долго горевать за бабами он не привык. Однако вскорости произошло то, что подвело черту под шестилетним так называемым браком.
Во время очередного перемирия с Ольгой, в самый сладкий миг тесных супружеских отношений, в порыве страсти Санька случайно назвал жену чужим именем. Глупость, нелепость - ну, с кем не бывает, мол, оговорился и так далее… Но не тут-то было. Ольгу словно прорвало. Оказывается, она знала об этом, казалось бы, ни к чему не обязывающем романчике мужа. И знала довольно подробно. Пришла как-то раз в "Красноярье" с подружками, глядь - а там муж родной какую-то шлюшку на руках носит! Поговорила со знакомыми официантками, а те и подтвердили: да, мол, твой Аметист эту бабу тут уже две недели гуляет, на ушах стоит… И как гуляет! Ольга полвечера глаз с него не сводила, а он, паразит, ее даже не заметил! А теперь, спустя столько времени, в момент страсти называет жену ненавистным именем Тома. Это уж слишком!
Постель - это, пожалуй, единственное, на чем держалась их семья. Вне ее они без конца ссорились, ругались, иногда даже дрались. Но стоило им только забраться под одеяло, как две совершенно противоположные личности становились единым целым, упиваясь и наслаждаясь друг другом. Постель - это святое! Ольга могла стерпеть любую выходку мужа, любой вираж "налево", но то обстоятельство, что он в постели назвал ее именем какой-то шлюшки, говорило о том, что соперница слишком сильно его впечатлила. И именно это Ольга посчитала изменой и предательством. Этого простить она не могла.
Самое интересное, что Ольга сама объяснила Саньке, насколько ему понравилась Тома. То есть он, конечно, сожалел о том, что больше не увидит ее, что никогда уже не будет той феерии ощущений, которую он испытал с залетной подружкой. Но никаких серьезных чувств в ее адрес он не испытывал до тех пор, пока Ольга не разложила по полочкам свою обиду. Это она объяснила Сашке, что та Тома - не такая же, как все его предыдущие многочисленные любовницы. Глупо, нелепо, но Ольга сама втолковала мужу, насколько необычна Тамара, насколько она Сашке понравилась, насколько хорошо ему было с этой командировочной шлюшкой, раз уж он и теперь, спустя столько времени, занимаясь сексом с законной супругой, думает о ней. Именно тем, что не смогла простить очередной загул мужа, она и подтолкнула его к анализу произошедшего. Только с ее подачи Аметист понял, что Тамара - вовсе не один из многих его романчиков, а очень даже наоборот. Тамара - исключение из главного правила, гласившего о том, что из любого похода он непременно должен вернуться к Ольге.
Так и завершился бесславно этот ненормальный шестилетний брак. Не прошло и года, как Сашка вновь сочетался узами Гименея. Новую избранницу звали Юлией, и была она необыкновенно хороша собой, а фигуру имела просто офигительную. Богиня, не женщина! Но оказалась эта богиня абсолютно фригидной, начисто лишенной физической чувственности, как ночной горшок лишен изысканности. Как ни пытался Сашка разбудить в ней Женщину, как ни изощрялся с ней в постели - так и осталась Юлька красивой фарфоровой куклой, радующей глаз, но холодящей руку.
Ольга тяжело переживала развод, несмотря на то, что сама была его инициатором. Но молодость берет свое, и довольно скоро она, как птица Феникс, восстала из пепла. Вновь заблестели потухшие было глаза, бледные щечки окрасились румянцем. После многомесячного затворничества Ольга, наконец, ожила и даже похорошела. Оттаяло сердце, и она вновь могла общаться с противоположным полом, словно и не было в ее жизни печального опыта, не было предательства любимого человека, да и тех шести лет, впрочем, тоже. Она вышла замуж, не так скоро, как Санька, зато более прочно. Новый муж ее любил, баловал, как ребенка и никогда не доводил дело до ссор. Жили они дружно, что называется, душа в душу, и внешне могло показаться, что Ольга таки нашла свое счастье. Но, занимаясь с мужем сексом, она, закрыв глаза, почему-то пыталась заставить себя думать, что рядом с ней сейчас не этот, хоть и близкий и хороший, но вобщем-то совершенно чужой мужчина, а дорогой, бесконечно любимый Сашка. Ее драгоценная сволочь…
* * *
Как Сашка и ожидал, проблем с разводом не возникло. Отсутствие детей и наличие брачного контракта упростили процедуру до неприличия. Просто пришли в районный ЗАГС, написали заявление, поставили под ним свои подписи. Вместо одного сданного свидетельства о регистрации брака получили два свидетельства о его расторжении, поставили в паспорта новые штампики - вот и весь развод. Аж как-то неловко разводиться вот так, без мордобоя, без истерик, без раздела имущества и даже почти без слез. Люська, правда, попыталась ради приличия выдавить из себя пару слезинок, но надолго ее не хватило. Хоть и была она по Сашкиному мнению полной дурой, но было у нее одно замечательное качество: Люська патологически не умела грустить и печалиться. Она ко всему относилась с олимпийским спокойствием. Ноготь сломала - подумаешь, новый вырастет! Стрижка неудачная - ничего страшного, красоту ничем не испортишь! Шубу моль почикала - ну и что, похожу пока в дубленке! Машину разбила - а ну ее, все равно модель уже устарела, сколько можно на ней ездить! Муж с любовником застукал - ну подумаешь, новость какая! Покричит да успокоится. Ах, не успокоился? - ну подумаешь, развод. Испугал! Другого дурачка найду, мало вас, что ли?! Да Господи, ну подумаешь, ничего не получу после развода - впервой, что ли?! Ну не останусь же я на улице, правда? Где вы видели, чтобы такая красота на дороге валялась?!
На дороге-то Сашка ее, конечно не бросил. Снял скромную двухкомнатную квартирку на год, на год же пообещал материальную поддержку в размере пары тысяч зеленых в месяц - не много, конечно, но пускай и этому радуется, в принципе, он ей вообще ничего не должен по контракту. Сама виновата, сама ножки раздвигала, и весьма охотно. Не устроит свою жизнь за год - что ж, это ее проблемы. Впрочем, у нее остаются все украшения, подаренные Сашкой, этого хватит еще на год-другой.
Вот и снова остался Санька один. Мягко говоря, его это обстоятельство не радовало. Люська, конечно, шалава, но жилось с ней легко и весело. Сашке нравился ее пофигизм. Ей всегда на все было наплевать, на любые беды и проблемы существовал один ответ: "Подумаешь!" с этаким презрительно-наплевательским выражением. И после этого "Подумаешь" Санька тут же находил решение проблемы. Оказывается, оно лежало на поверхности, но то ли из-за замотанности, то ли в силу зашоренности он не видел этого простейшего выхода из тупика, не услышав Люськино презрительное "Подумаешь". Первое время его невероятно бесило это ее излюбленное словечко, но вскоре он сам начал на многие вещи смотреть сквозь это "Подумаешь". И жизнь оказалась гораздо проще.
А теперь он снова один. Его удивляло отношение к браку многих мужиков, точнее, их боязнь жениться, потерять свободу. Что значит потерять свободу? Да никто ее у тебя не отнимает! Кто тебе запретит пойти налево, если тебе этого захочется? В конце концов, уж коли устал от жены, если она тебе смертельно надоела - разведись, делов то! Другая баба понравилась - женись на другой! В конце концов, можно и не жениться, а просто жить вместе, под одной крышей. Это ж так здорово!
Сашка патологически не выносил одиночества. Ему жена нужна была не для постирушек-уборок-готовок, для этого существуют домработницы. Жена - это твоя половина. Она рядом, когда тебе хорошо и когда плохо, когда грустно и когда весело. Сашка не мог сказать одним словом, зачем нужна жена и что вообще он включает в это понятие. Для него слово "жена" ассоциировалось не столько с образом какой-либо абстрактной или конкретной женщины, сколько с понятием тепла, уюта, комфорта, чего-то высокодуховного и просто душевного. Все это он мог ощутить только рядом с женщиной. Причем, не с разовой, а только с постоянной. В данном случае постоянная - не означает одна на всю оставшуюся жизнь. Постоянная - это та, которая надолго, на годы.
Одиночество тяготило. Как и все друзья-соратники он пару лет назад выстроил себе трехэтажный коттедж в ближайшем Подмосковье. Домина получился огромный, даже помпезный. Чего там только не было: и восьмидесятиметровая гостиная (Большая), и столовая на сорок человек, и библиотека (в которой, по большому счету, он бывал крайне редко, только чтобы положить в альбом фотографии с очередного мероприятия), и Малая гостиная с камином, и кабинет, в который Сашка тоже почти не захаживал. Были, как и положено в приличном доме, и тренажерный зал, и сауна, и массажный кабинет, и небольшой бассейн (большой был за домом, так называемый "летний"). Была так же огромная кухня, двенадцать спален и девять санузлов (по одному между двумя спальнями и по одному общему на каждом этаже), а так же еще куча хозяйственных каморок. Все это было очень дорого, и как казалось Сашке, весьма оригинально обставлено и отделано, роскошь лезла вон из всех углов. И во всем этом грандиозном, ошеломляющем великолепии Сашка был один, как перст!
Ну зачем, скажите на милость, одному человеку девять унитазов?! Зачем ему столовая на сорок человек?! С кем ему плясать в Большой гостиной?! А с кем спать в двенадцати спальнях?.. Вот это, пожалуй, самый болезненный вопрос.
Одному ему было тошно. Даже Ох, как тошно! Да, вот так, с большой буквы. Ох… Зачем ему этот дом? Что вообще, по большому счету, нужно нормальному человеку? Прежде всего, спальня. Это раз. Нужно кушать, значит, нужна столовая. Нужно приготовить то, что будешь кушать - значит, нужна кухня. Если ты один, то их можно объединить. Что еще? Кабинет? Зачем, ведь работает он в офисе, домой и так поздно приходит, не хватало еще работать дома. Значит, кабинет не нужен. Что еще? Место, где можно полежать на диване, посмотреть телевизор, то есть гостиная, только малая. Итого: кухня, спальня и гостиная. Да, еще туалет, ванна и сауна. Так зачем он строил этот дворец?!
Вопрос риторический. Все строили, и он строил. Поперли бешеные бабки, куда-то же их надо девать?! Ну, купил машину, ну - вторую, третью. А ставить где? Гараж надо, однако. А зачем строить отдельно гараж, если можно совместить его с домом? Ладно, построим дом. В гараже будут стоять красный Феррари, серебристая Ауди-восьмерка, Мерс-джипяра ну и, конечно, шестисотый. А над гаражом построим скромненькую дачку? Нет, это несерьезно! К таким машинам соответственный дом полагается. Вот и пришлось выстроить этакий Малый Эрмитаж. А каково в нем одному? Хреново…
Хреново и есть… Не любил Сашка одиночество, ох как не любил. Нет, он не жалел о разводе с Люськой. Конечно, с ней ему жилось легко и довольно беззаботно, да и в интимном плане она была хоть куда, не Тамара, конечно, но вполне ловкая девочка. Все бы ничего, не будь она столь ненасытна. Сашка все мог понять - ну, не устраивал бы он ее в постели, или уезжал бы часто и надолго, заставляя ее тем самым сидеть на голодном сексуальном пайке. Но то, что она не могла его дождаться не из долгой далекой поездки, а с работы! - это уж слишком. Это уж, как говорится, ни в какие ворота никаким задом…
Тамара… Зря он вспомнил о ней… В паху снова сладко и больно заныло. Теперь это надолго… Так всегда бывает, когда он все же вспоминает ее, несмотря на жесткий запрет самому себе. Сначала он часто, пожалуй, даже слишком часто вспоминал ее, доводя себя тем самым до возбуждения, а после и вовсе до полного исступления. Дошло даже до того, что с реальными женщинами он никак не мог возбудиться, реагируя только на свои сладкие воспоминания. И вскоре у него (это у Сашки-то, у полового гиганта!) начались серьезные проблемы с эрекцией. Настолько серьезные, что пришлось обращаться к доктору. Стыдно было идти невероятно, до дрожи стыдно, до физической тошноты, но еще страшней казалась жизнь евнуха и он таки отважился, перешагнул через собственный стыд и страх. Доктор быстро установил, что причина его бессилия сугубо психологическая и направил к соответствующему доктору. Психологом, к вящему ужасу Саньки, оказалась молодая красивая барышня. Но, видимо, специалистом она была не последним, так как очень быстро сумела расколоть своего пациента на откровенность. Немало часов Санька провел наедине с этой роскошной брюнеткой, во всех подробностях вспоминая сладкие ночи в объятиях женщины, о которой он практически ничего не знал. Не знал даже, замужем ли она. То есть он-то, конечно, предполагал, что нет, коли уж так легко пошла на сближение, но его Люську, например, факт замужества никогда не останавливал… Вернее, это поначалу он думал, что она не замужем. А потом…
В память запал один момент из их нескольких совместных дней. После очередных головокружительных кульбитов в постели они оба проголодались и Тома побежала на кухню сообразить чего-нибудь перекусить. Сашка сладко потягивался в кровати, когда из кухни долетел Тамарин голос:
- Владик, тебе бутерброд с колбасой или с сыром? Или оба?
Его комната находилась через стенку от кухни, обе двери были открыты и слуховыми галлюцинациями Санька не страдал. К тому же имена Саша и Владик не имели ничего созвучного, так что он явно не ослышался. Это Тома оговорилась. Почему-то его больно царапнула эта ее оговорка. Но в конце концов, кто он такой, чтобы устраивать ей допрос? Она же не спрашивала его о наличии штампа в паспорте. Да и вообще, между ними как будто установилась негласная договоренность - они вместе временно, у каждого из них своя жизнь и скоро Тамара уедет и все останется позади, как будто ничего и не было…
Санька молча проглотил ее оговорку. За все две недели, проведенные вместе, они так и не удосужились поинтересоваться семейным положением друг друга, узнать хоть какие-то подробности о личной жизни визави. Тогда это казалось абсолютно неважным и даже не совсем тактичным. Сашка не думал, что когда-нибудь вспомнит об этом своем загуле, потому и не задавал никаких вопросов. Они, собственно, почти и не разговаривали - зачем? Разве они залезли под одеяло для разговоров по душам? Обоих интересовал секс в чистом виде и ничего кроме секса.
А спустя пару недель после Тамариного отъезда Сашка и сам точно так же оговорился. Нет, не так же. Он назвал жену Томой во время занятий любовью, в самый пиковый момент, а Тамара вспомнила какого-то Владика, готовя бутерброды. В быту, так сказать. Что это могло означать, Сашка не знал, но понимал, что разница более чем существенная. Где секс, а где бутерброды. Но какая из оговорок обиднее, все никак не мог решить. То казалось, что обиднее было бы услышать имя Владик в постели (не даром же Ольга так вскинулась на чужое имя!). А подумав-поразмышляв, понимал, что бытовая ошибка больнее. Ведь в постели можно кувыркаться с кем угодно, а назавтра даже имя партнера не вспомнить. А вот бутерброды готовят не каждому…
Все это он и выложил докторше. Та не стала объяснять ему разницу между бутербродами и сексом, дабы ненароком не усугубить проблему с эрекцией пациента. Самое главное, что вынес Сашка из этих психологических тренингов, это то, что ему категорически противопоказано вспоминать Тамару. И не дай Бог никаких фантазий! Любые фантазии должны реализовываться с настоящей женщиной, а не с воображаемой подругой. Забыть навсегда о существовании Тамары. Ее нет и никогда не было, а все приключения с фантастическими впечатлениями Сашка попросту придумал, пресытившись обычным сексом. Тамара - не более, чем плод его больного воображения. И точка.
Скольких же баб ему тогда довелось перетрахать, чтобы убедить себя, что Тамары никогда не существовало в природе! Фантазии-то у него возникали постоянно и каждую приходилось воплощать в жизнь наяву (сугубо по совету доктора!). Вот тогда-то ему и подвернулась под горячую руку Юлька. Ах, как она стонала под его умелыми ловкими пальчиками! Как извивалась змеей от возбуждения и удовольствия, какими влюбленными глазами глядела на Сашку. Кто бы мог подумать тогда, что еще во время медового месяца он услышит от нее слова: "Сними себе бабу под любой гостиницей да хоть затрахайся с ней, а меня оставь в покое". У Сашки от таких слов аж дыхание перехватило. Во-первых, как это жена такое мужу говорит. А во-вторых… Все лечение насмарку! "Под любой гостиницей"! Он несколько месяцев упорно вбивал себе в голову, что не было никогда никакой Тамары, а эта зараза, то есть жена, мордой в лужу: "Иди и сними под гостиницей". Гадюка! Разом нахлынули воспоминания. Да уж, Тамара бы никогда до такого не додумалась. И никогда она не прикидывалась в постели, она действительно кричала от наслаждения, уж ей-то было с ним хорошо…
Этот брак закончился очень быстро. Фактически в кабинете доктора-психолога.
Тома
Тамара плакала. Плакала навзрыд, но тихонько, уткнувшись в подушку. Юра не любит, когда она плачет. В такие минуты он становится злой и жесткий, какой-то колючий, как замерзший кактус. Он сердится на себя. Это он виноват, он не смог защитить ее, он плохой помощник для мамы.
Юра, Юрушка, сынок… Глупый малыш. Ты единственный настоящий мужчина в жизни твоей матери. Единственный верный и надежный мужчина. Малыш…
Есть в ее жизни и другой мужчина. Взрослый, сильный, красивый мерзавец. Откуда ты взялся в ее жизни?!