Глава 5
Я снова встретилась с Лоренсом Бракнеллом не раньше середины апреля. Желание увидеть его ничуть не стало меньше из-за того, что он так обошелся со мной в тот день у ворот. Я помню, как он поспешно сел в машину и уехал, а я наблюдала за его стареньким чихающим автомобилем, у которого было что-то не в порядке с выхлопной трубой.
Прошло почти полмесяца со дня моего приезда. Я уже свыклась со своей довольно одинокой жизнью, но никак не могла привыкнуть к странному поведению моей матери. Она бросалась из крайности в крайность: то была близка и мила со мной, и тогда я чувствовала себя абсолютно счастливой, то отдалялась и не реагировала ни на какие попытки сблизиться с ней.
Я уже перестала задавать вопросы, за исключением тех случаев, когда знала наверняка, что это не расстроит ее. Больше разузнать о самоубийстве на озере было не у кого; и эта история одновременно и отталкивала, и завораживала меня. Я попыталась расспросить Элис, но она словно воды в рот набрала, кроме того, старуха явно была "не в себе", не то чтобы вовсе сумасшедшая, но малость глуповата. Она часто смеялась без повода, и мозги у нее были как в тумане. Но для своих семидесяти пяти она хорошо справлялась с работой.
Она говорила со мной о тех временах, когда я была совсем крошечной, но как только я упоминала о своем отце, тут же замыкалась в себе. От нее я так ничего и не смогла добиться. Что касается старого Джорджа, то с ним я не решалась говорить ни о чем, кроме цветов. Он был настоящий уроженец Ланкастера - замкнутый и молчаливый. Он, бывало, стоял, сложив огромные почерневшие руки на лопате, и жаловался на сорняки и упадок, которыми был сыт по горло, нелестно отзывался о юном Томе Поттере из деревни, который возил на тачке мусор. Старый Джордж припоминал, что в молодости мог за час сделать больше, чем этот лентяй - за шесть.
Из чистого упрямства я однажды спросила, помнит ли он моего отца. Сначала он никак не отреагировал, потом уставился на меня из-за стекол старомодных очков в металлической оправе:
- Не-а, ничего не знаю о нем. Извини, малышка. Пора мне приниматься за работу…
Так я и бродила по саду, понуро опустив плечи и саркастически размышляя, был ли у меня вообще отец. Может, меня принес аист и сбросил на вершину круглой башни Большой Сторожки? С ума можно было сойти ото всех них!
Как же я была одинока! Иллюзии растаяли как дым. Я страстно хотела вернуться домой, и что же? Меня встретила неприветливая давящая атмосфера, где все окутано печалью и тайной.
Можно было подумать, что у сэра Джеймса чума, так настойчиво отваживали меня от западного крыла здания, где он умирал в своей постели. Мама даже не хотела, чтобы я поднималась по лестнице на галерею. Что касается Рейчел Форрестер, сиделки сэра Джеймса, я столкнулась с ней лицом к лицу лишь однажды за эти две недели.
Это было утром следующего за ее выходным дня. Она ворвалась к нам в комнату, когда мы еще завтракали.
- Доброе утро, миссис Роуланд, - поздоровалась она. (Этот голос я хорошо запомнила, именно его я слышала в ту первую ночь, но теперь он был ледяным, и в нем не было ни капли тепла, с которым она говорила по телефону с Лоренсом Бракнеллом.)
Из того, как моя мать поглядела на нее, я заключила, что медсестра не слишком-то ей по душе. Две женщины стояли друг напротив друга, и я была рада, что мама не проявила ни капли слабости, а только вежливость.
- Доброе утро, мисс Форрестер. Могу быть чем-то вам полезна?
- Да, хотелось бы знать, кто послал за доктором Вайбурном, пока меня не было?
- Я, - спокойно ответила мама. - Кстати, мисс Форрестер, думаю, вы еще не знакомы с моей дочерью. Вера, это сестра Форрестер.
- Очень рада, - ответила я, как школьница, держа руки за спиной.
Мисс Форрестер оценивающе оглядела меня с ног до головы, и от ее взгляда не укрылась ни одна деталь. Мне было все равно, что она подумает обо мне, но она была действительно восхитительна, я не ошиблась, когда увидела ее той ночью. Я видела ее волосы только издалека, но теперь, когда я смотрела на них вблизи, они казались еще прекраснее: густые, цвета осенних листьев бука, припорошенных золотом. Она высоко зачесывала их. Рейчел была очень бледной, губы чуть тронуты розовой помадой. Но более всего меня заворожили ее глаза: цвета голубого аквамарина, такие же сверкающие и холодные, еще более поразительные на фоне черных бровей и ресниц. Бог мой, какая эффектная женщина! Я глаз не могла от нее оторвать. Она должна была сниматься в фильмах или быть моделью, но никак не простой медсестрой!
Я заметила, что у нее длинная белая шея и такие же длинные пальцы. Никогда раньше мне не приходилось видеть таких рук. Они постоянно нервно двигались, будто Рейчел пыталась что-то стереть с кончиков пальцев.
- Привет! - чуть кивнула она и снова обратилась к маме: - Могу я узнать, почему вы сочли необходимым обратиться к доктору Вайбурну, миссис Роуланд?
- Конечно. Мне показалось, что у сэра Джеймса затруднено дыхание.
- Не знала, что у вас есть образование в этой области. - Голос сиделки был холодным как лед. - Думаю, вы преувеличиваете тяжесть его состояния.
- Доктор Вайбурн велел придерживаться прежних рецептов, - отрезала мама.
- Доктор Вайбурн - придурок… - выдала мисс Форрестер. - Через мои руки прошла сотня таких пациентов, и мне лучше знать, что делать!
У меня от удивления челюсть отвисла. Что моя мать собирается ответить на это? Сиделка сэра Джеймса просто отвратительна. Да как она смеет думать, что лучше доктора? Неужели она действительно нравится Лоренсу Бракнеллу, как такое вообще возможно? Наверное, ее привлекательная внешность способна вскружить голову любому мужчине. Жизнь определенно начинала учить меня, и ее уроки имели нехороший привкус.
Беседа между мисс Форрестер и мамой переросла в явное противостояние.
Мисс Форрестер заявила, что на ней одной лежит ответственность за больного и что она тщательно изучила его состояние перед тем, как уехать, и убедилась, что ему ничего не понадобится в течение дня. Сердце сэра Джеймса практически не было поражено болезнью, а его затрудненное дыхание происходило из-за неизлечимого недуга легких. Но он не собирался умирать и именно она, мисс Форрестер, решает, посылать ли за доктором Вайбурном или нет, и так далее и тому подобное. Мама молча выслушала все это, сжав губы и не отводя взгляда от глаз медсестры, потом ответила:
- Когда вас нет, сестра Форрестер, я отвечаю за состояние больного, и если сочту нужным, то и впредь буду звонить доктору Вайбурну. А если вы считаете его придурком, то почему бы не посоветовать мистеру Бракнеллу сменить врача?
- Я все сказала, - огрызнулась мисс Форрестер и убралась вон.
Я тут же бросилась на защиту:
- Да как она смеет говорить с тобой в таком тоне? Просто кошмарная женщина! Она и вправду нравится сэру Джеймсу? Неужели доктор Вайбурн действительно плохой врач? Не думаю, что она имеет право говорить с тобой так, почему ты позволяешь ей это?
Мама молча убрала со стола посуду и улыбнулась мне:
- Вопросы! Вопросы! Что ты за ребенок! Не переживай по поводу мисс Форрестер, мы с ней никогда не ладили, но, уверяю тебя, я смогу работать с этой женщиной, если это необходимо. Ей просто не понравилось, что я вызвала доктора Вайбурна в ее отсутствие. Он сказал, что нет необходимости менять лекарства и что такого дыхания следовало ожидать. Но он похвалил меня за то, что я так оперативно среагировала и послала за ним, и признал, что это было моим долгом.
Я еле сдержалась, чтобы не выдать маме последние новости, которые услышала ночью, ведь мисс Форрестер уверяла мистера Бракнелла в том, что доктор Вайбурн повысил дозу лекарства. Но я так и не решилась признаться матери в том, что подслушивала, так что мы просто сменили тему разговора, и я постаралась больше не думать об этом.
Неделю спустя, прекрасным апрельским утром, моя мама решила вдруг устроить мне сюрприз и вызвала шофера. Сначала мы поехали в Восдейл-Хэд и погуляли по небольшой милой деревушке, где, как говорят, была самая маленькая школа и самая большая церковь. Мама показала мне кемпинг и пожаловалась на то, что летом это место просто не узнать: вид многочисленных палаток и неопрятных туристов портил великолепный пейзаж. Я согласилась с этим, но попыталась защитить свое поколение:
- Нас так много, надо же нам где-то расправлять свои крылышки. Моя школьная подруга даже писала эссе на эту тему, когда мы изучали социальную реформу.
- Ну а мне нравится Озерный край таким, какой он был во времена моего детства. Только после войны эти места стали настолько привлекательными для туристов.
А в начале мая, к моему восторгу, мы поехали в Эгремонт и пообедали там. У мамы был выходной. Она сказала мне, что редко покидает Большую Сторожку, но теперь, когда я здесь, ей хочется развлечь меня, и я оценила этот ее поступок.
Мне очень хотелось побывать в городке, где жил Лоренс Бракнелл и где он работал архитектором. Я уже собиралась расспросить насчет его конторы, как мы прошли мимо нее. Я остановилась и стала пожирать глазами табличку с надписью:
"Лоренс Бракнелл, А.Р.И.Б.А."
Офис находился в нижнем этаже великолепного старого каменного здания. В Эгремонте было полно таких. Но мама схватила меня за руку и потащила прочь:
- Пошли, дитя мое.
Я совсем не ощущала себя ребенком. Меня так и разбирало зайти в офис и снова увидеть его. В голове у меня роились безумные идеи, как я войду и сделаю вид, что мне нужен его совет, и тому подобное; все, что угодно, лишь бы посидеть напротив него и посмотреть ему в глаза, даже если он снова обойдется со мной не очень приветливо. Где только была моя гордость?! Неужели я такая дурочка?
Но мне пришлось подчиниться и постараться забыть об этом, наслаждаясь видом рынка и бронзовой статуи солдата, представлявшей собой военный мемориал. Потом мы отправились в церковь, построенную норманнами в двенадцатом веке, затем заглянули в парочку магазинов. Наш тур закончился в местной гостинице, где мы заказали себе ветчину с салатом и по чашке чаю.
Я заметила, что мама уже рвется назад домой. Странно, что такая молодая женщина, как она, вела жизнь затворницы в доме сэра Джеймса и даже чувствовала себя несчастной вне его стен. У меня не было ни малейшего желания возвращаться, и я сказала ей об этом.
- У меня есть немного денег, и мне бы очень хотелось еще побродить по магазинам. Хочу купить открытки для своих подруг по школе. Почему бы тебе не отправиться домой на машине, а я приеду потом на автобусе? - заныла я.
Сначала мама отказалась от этой идеи, но я совсем скуксилась и напомнила ей, что мне уже девятнадцать и что это просто абсурд, я же не ребенок и могу походить здесь одна. Она рассмеялась и согласилась со мной:
- Извини, Верунчик! Я немного отстала от жизни и вижу, что мне надо бы изменить свои взгляды. Что ж, поеду с Унсвортом домой, а ты вполне можешь вернуться четырехчасовым автобусом, если хочешь еще поболтаться здесь! Но сегодня довольно холодно.
- Я не замерзла!
- Позвони мне из Восдейла, и я пошлю за тобой Унсворта.
На этом мы и порешили, и машина отправилась в Большую Сторожку без меня. От свободы у меня закружилась голова, и в прекрасном настроении я побродила по магазинам и кое-чего прикупила, а потом решила подарить маме коробку конфет.
Продавщица из кондитерской была модной во всех отношениях. Эффектная блондинка в короткой юбке, которая говорила о том, что она, скорее всего, не из Эгремонта, а приехала сюда с юга.
Она по-дружески поболтала со мной и сказала, что прибыла из Лондона и живет у тети - владелицы этого магазина и что находит этот городишко безумно скучным.
- А ты откуда? - поинтересовалась она.
Когда я сказала ей, у нее глаза на лоб полезли.
- Ого, вот это да! Это место считают проклятым!
- Проклятым? И давно? - рассмеялась я.
- Все так говорят. Мой дядя в воскресенье возил нас за город, и мы заезжали в ворота. Я знаю, что это не положено, но он хотел, чтобы я взглянула на Большую Сторожку и Горькое озеро. Отвратительное зрелище! Говорят, что кто-то утопился в нем.
Ну вот, опять то же самое, нахмурилась я. Слухи уже докатились до Эгремонта, а может, и дальше.
- Подумать только, ты там родилась! Мне бы не хотелось жить в таком месте. Там как-то печально. Да еще эта легенда о Собаке!
- Легенда о Собаке? - переспросила я. - Какая еще легенда?
- Может, все это сказки, - рассмеялась девушка.
Так я впервые услышала эту легенду о Черной Собаке. Я была уверена, что все это выдумки, такого просто не может быть на самом деле. Продавщица даже подкрепила свои слова цитатой из книги - это был известный путеводитель по историческим местам Великобритании.
В пятнадцатом веке Большая Сторожка принадлежала первому баронету, сэру Дигби Халбертсону. У него была дочь, прекрасная Мелинда. Отец хотел выдать ее замуж за старого богатого землевладельца, которому в то время принадлежала половина Камберленда, но Мелинда была влюблена в другого, человека из низших слоев, слугу.
И вот они сбежали, ночью, в грозу, но сэр Дигби со своими друзьями, верхом и со сворой собак, перехватили незадачливых любовников. Мужчину убили на месте, а Мелинду приволокли назад в Большую Сторожку и заперли в одной из комнат на вершине западной башни. На пороге ее комнаты отец посадил огромного свирепого пса.
Продолжение было очень драматичным, и я почувствовала, что легенда проникла мне в самое сердце. Мелинда боялась, что ее насильно выдадут за того, кого она ненавидела, и, убиваясь по любимому, предприняла еще одну попытку побега. Когда паж принес ей еду, она оттолкнула его и попыталась сбежать вниз по лестнице. Но Черный Пес догнал ее, повалил на пол и вонзил в горло свои белые клыки. Умирая, она обняла пса и сказала, что прощает его, потому что он не виноват в том, что его так дрессировали.
Безутешный раскаивающийся отец, рыдающий над трупом дочери, убил Черного Пса. Но собаке было суждено стать бессмертной, и ее неприкаянная голодная душа вот уже много веков бродит по замку, а в полнолуние можно услышать ее вой. Можно даже увидеть, как она бродит по длинным коридорам Большой Сторожки, и если в доме гостит девушка, пес пробирается к ней комнату и лижет ей руку, а потом исчезает, полный раскаяния.
- Многие из тех, кто ночевал там, рассказывали тетушке, что они видели, как несчастное животное плакало горючими слезами, и даже слышали его вой, - прошептала моя собеседница.
Я ушла из магазина в смятении чувств. Легенда и позабавила меня, и взволновала. Могло ли быть такое на самом деле? Несчастное привидение собаки, сожалеющее об убийстве Мелинды, умирающий с голоду бедолага, обреченный на вечные скитания. История произвела на меня неизгладимое впечатление. Я даже стала подумывать, не посетит ли это привидение и меня, ведь со дня моего приезда пока не было ни одного полнолуния, так что все впереди.
Я побродила еще немного, но меня, как магнитом, тянуло к конторе Лоренса Бракнелла. Тут я припомнила его слова о том, что это всего лишь побочная ветвь, а головной офис находится в Кесвике, так что его вполне могло не оказаться в Эгремонте.
Было половина четвертого, и я решила перекусить в кафе. Я устала, и мне становилось скучно.
Только я села за столик, как дверь распахнулась и, к моему удивлению и восхищению, на пороге появилась знакомая фигура Лоренса Бракнелла.
Кроме меня, в кафе сидела лишь еще одна посетительница, да и та была старушкой, так что Лоренс не мог не заметить меня. Он подошел ко мне и приветливо поздоровался.
- Все время натыкаюсь на тебя! Что делаешь в Эгремонте? - поинтересовался он.
У меня сердце упало, а щеки сразу же зарделись.
- Я… мы с мамой ходили по магазинам, и я осталась, потому что она решила вернуться пораньше. Я… я хотела посмотреть на руины замка, но потом передумала. Не захотелось идти туда одной.
Он бросил взгляд на мои свертки и улыбнулся:
- И вместо этого накупила всякой всячины, как это сделала бы любая другая на твоем месте.
- Да, но здесь не так уж много магазинов, правда ведь?
- Невпечатляюще для того, кто только что приехал из Брюсселя. Можно сесть к тебе?
- Буду очень рада! - Мое сердце екнуло, и, к моему ужасу, все пакеты посыпались на пол.
Лоренс наклонился, чтобы помочь мне, и его пальцы коснулись моих. Я чуть с ума не сошла при мысли о том, не нарочно ли он это сделал, и просто онемела от бушующей в душе бури эмоций. Позднее, когда я припомнила это, мне стало стыдно за такую реакцию. Его замечание, такое личное, только усилило мое волнение.
- Какие холодные пальцы! Это все ветер. Да и здесь не особо тепло, но чай у них хороший, и я люблю выпить чашечку в это время. Будешь тосты с маслом?
- Нет… нет, спасибо. Значит, вы сегодня не в Кесвике? - выдавила я.
- Нет. По правде говоря, я на время забросил свой главный офис. У меня здесь большой заказ - совет собирается строить новую современную библиотеку.
- О, вы должны рассказать мне об этом, - попросила я.
Он помешивал чай, который официантка принесла нам, и кусал губы, как бы решая для себя какую-то проблему.
- Вера, - начал он (никогда мое имя не звучало так прекрасно, как из его уст!), - ты кое-что рассказывала о себе там, в поезде, когда мы ехали из Лондона. Но меня заинтересовала пара моментов. Почему, к примеру, ты никогда до сегодняшнего времени не приезжала в Восдейл-Хэд?
- Не знаю, что и сказать, мистер Бракнелл.
- Оставь это, просто Лоренс.
- Лоренс, - повторила я, и мне это понравилось гораздо больше, чем Бракнелл. - Я и вправду не знаю, почему моя мама никогда не привозила меня домой на каникулы вплоть до нынешней Пасхи.
Он отхлебнул чаю, наблюдая за мной тем пристальным взглядом, который так будоражил меня.
- Хочешь сказать, что в наше время все эти годы тебя держали как узницу в монастырской школе за границей?
- Полагаю, что так и было.
- И другой жизни ты не знала?
- Нет, - призналась я. - Хотя это не было для меня таким тяжелым испытанием, как можно подумать, потому что я попала туда в семь лет и не знала ничего другого.
- Удивительно! - Он поставил чашку на блюдце. - Куришь? - Он хотел было протянуть мне пачку сигарет, потом убрал ее. - Ах да, помню, что не куришь. Теперь тебе девятнадцать, и это означает, что ты провела в школе двенадцать лет. И никогда не выходила за ее пределы?
- Каждое лето мама возила меня на море в Бельгию.
- Даже не бывала в гостях у других девочек?
- Нет, мне не разрешалось. И надо признать, это казалось мне очень странным. - Я была рада открыть свое сердце такому мужчине, как Лоренс. - Все так непонятно, тебе не кажется? Я имею в виду то, что мама не позволяла мне приезжать на каникулы, как это делали все другие ученицы, и напустила на все столько туману. Я даже не знаю, кто мой отец!
Лоренс Бракнелл больше не смотрел на меня. Он уставился в чашку и закурил сигарету. Потом заметил, не глядя мне в глаза:
- Наверное, лучше оставить этот разговор.