Бену стало ясно, что он в долгу перед Чуваком. Если бы не кролик, Джиллиан, пожалуй, действительно ушла бы и не попрощалась, а так - задержалась, выплакалась и передумала. Соответственно, назавтра Бен приготовил вечером морковный супчик, зеленый салат и кролика поваллийски, который, как с чрезвычайным облегчением узнала Джиллиан, представляет собой не более чем гренки с сыром. Чуваку поставили на пол тарелку с салатом и мисочку супа. Кролик был щедро обласкан и удостоен хвалы, но на ночь помещен в свою переносную клетку. Им не хотелось, чтобы он стал царапаться ночью в дверь спальни, - хотелось, чтобы им не мешали. Ни Чувак и никто другой.
С тех пор они вместе каждую ночь, примерно к тому времени, как Джиллиан пора возвращаться с работы, Чувак устремляется к входной двери и в волнении снует перед нею взад-вперед, пока, благоухая картофелем фри и галеновым мылом, не появится Джиллиан. Безусые завсегдатаи "Гамбургеров" провожают ее до полпути с Развилки, останавливаясь, когда она сворачивает на ту улицу, где живет Бен Фрай. Осенью эти ребята запишутся на курс биологии, который ведет в школе Бен, - все, даже завзятые лентяи и тупицы, которые до сих пор неизменно проваливали экзамены по естественным дисциплинам. Они считают, что мистер Фрай, как видно, обладает некими тайными познаниями, которые следует у него перенять, и как можно скорее. Одного не учитывают эти мальчики - что можно с усердием проучиться целое полугодие, исправно посещать все лабораторные занятия и все равно не узнать того, что знает Бен, покуда не влюбишься без памяти.
Вот когда тебе будет не страшно делать глупости, когда ты поверишь, что риск - благородное дело, а пройтись по натянутому канату или кинуться в кипящий водоворот - пустяки по сравнению с одним поцелуем, - тогда только тебе все станет понятно.
Ну а пока ничегошеньки эти юнцы не знают о любви, и уж точно совсем не знают женщин. Разве придет им в голову, по какой причине Джиллиан роняет чашки с горячим кофе, обслуживая посетителей в "Гамбургерах", что она в состоянии думать лишь о том, что делает с нею Бен, когда они в постели? Что при воспоминании о том, что он ей шепчет, ее бросает в жар и холод, как девочку, отчего ей случается сбиться с пути, ведя машину домой?
Джиллиан всегда знала о себе, что выпадает из общего ряда, и с немалым облегчением обнаружила, что и у Бена тоже есть свои странности. Он свободно может просидеть воскресным утром три часа в кафе "Сова", заказывая бессчетные порции оладий и яичницы; почти все тамошние официантки встречались с ним в то или иное время и, когда он приходит завтракать, приносят ему бесплатно все новые чашки кофе, светясь мечтательной улыбкой и не удостаивая вниманием того, с кем он пришел. Он поздно ложится спать и поздно встает и, благодаря многолетним упражнениям с игральными картами и шарфами, на удивление быстр и ловок: может, просто протянув руку, поймать на лету воробья или синичку.
Джиллиан не устает поражаться неожиданным граням его натуры - кто бы мог подумать, например, что школьный учитель биологии так одержим искусством вязать узлы? Что он сообщит ей о своем желании привязать ее к кровати, а она - и это после всего, что ей досталось испытать, - обещает подумать, затем согласится и наконец будет сама просить его об этом? Теперь один лишь вид шнурков для обуви в сапожной мастерской или мотка бечевки в скобяном магазине приводит Джиллиан в волнение. Приходится срочно бежать домой, выгребать из морозилки кубики льда и тереть ими руки и бедра, остужая свой пыл.
Когда же она наткнулась в чулане у Бена на несколько пар наручников, которые он часто использует для своих представлений, кубиков льда уже оказалось недостаточно. Понадобилось выйти во двор, включить шланг для поливки огорода и окатить себя водой с головы до ног. Мысль о том, для чего эти наручники могут пригодиться Бену в постели, жжет Джиллиан, как огонь. Жаль, что она не видела его усмешку, когда он вошел в спальню и обнаружил, что она оставила их на комоде, - впрочем, он понял намек. В ту же ночь он не забыл положить ключ от наручников подальше, туда, где его не достанешь с кровати. Он не отпускал ее так долго, что ее после всю ломило, и все же у нее даже мысли не было попросить его остановиться.
Желания, чтобы он остановился, у нее не бывает никогда, в том-то и дело, как раз это ее и беспокоит, потому что до сих пор всегда бывало наоборот, даже с Джимми. Это мужчина всегда пылал к ней страстью, и ей так нравилось. Потому что, когда ты сам хочешь кого-то, ты оказываешься в его власти. Ведь до чего дошло - в один прекрасный день чувства, которыми обуреваема ныне Джиллиан, побудили ее явиться прямо в школу, где Бен занимается подготовкой своей аудитории к началу учебного года. Она не в силах ждать, когда он придет домой, не в силах дожидаться ночи и спальни и закрытых дверей! Она бросается к нему на шею и говорит, что хочет его сию минуту. На этот раз искренне, иначе, чем говорила Джимми. Так искренне, что не помнит даже, чтобы когда-нибудь говорила те же слова кому-либо другому. На ее взгляд, по крайней мере, - не говорила.
Ни для кого в школьном округе не тайна, что происходит между Беном и Джиллиан; новость об этом разнеслась по окрестности со скоростью лесного пожара. Даже школьный вахтер и тот поздравил Бена с удачей. За этой парой наблюдают соседи, ее обсуждают за стойкой бара "У Бруно". Собаки провожают их по пятам, когда они выходят погулять; к полуночи на задний двор к Бену стягиваются кошки. Каждый раз, как Джиллиан садится с секундомером на валун у водохранилища засекать время, пока Бен бегает трусцой, из прибрежного ила выползают лягушки и заводят свой монотонный гортанный концерт, так что, когда Бен, набегавшись, подходит помочь ей слезть с валуна, он должен переступать через скопище влажных, маленьких серо-зеленых тел.
Когда они где-то бывают вдвоем и Бену случайно встретится кто-нибудь из его учеников, он делается серьезен и заводит разговор о прошлогодних выпускных экзаменах, о новом оборудовании, которое собирается установить в лаборатории, или об окружной олимпиаде по естественным предметам, которая состоится в октябре. Девочки из тех классов, в которых он вел уроки, немеют в его присутствии и внимают не дыша; мальчики слишком заняты тем, что пожирают глазами Джиллиан, и потому пропускают его слова мимо ушей. Зато Джиллиан - слушает. Ей нравится, когда он рассуждает на научные темы. Он углубляется в биологию клетки, и от этого ее тянет к нему с такой силой, что хоть плачь. Он упомянет поджелудочную железу или печень, и она с трудом удерживается, чтобы не расцеловать его прямо при всех. Он такой умный, что нет сил, но для Джиллиан главное не только в этом - он и с нею ведет себя, как с умным человеком. Как с человеком, которому понятно все то, о чем он толкует, и - чудо из чудес! - ей действительно понятно. Впервые до нее доходит, в чем разница между веной и артерией. Ей уже известны все жизненно важные органы, - мало того, она не затруднится назвать, каковы функции каждого из них, и уж тем более как каждый расположен в человеческом теле.
Настает день, когда Джиллиан, сама себе поражаясь, едет в местный колледж и записывается на два учебных курса, которые начинаются с осени. Ей еще неизвестно даже, будет ли она здесь в сентябре, но если все-таки задержится, то намерена посещать занятия по биологии и почвоведению. Поздно вечером, возвратясь домой от Бена, Джиллиан заходит к Антонии и берет у нее на время учебник по биологии, часть первую. Она читает про кровяные тельца и строение скелета. Водит пальцем по схеме, изображающей пищеварительную систему. Когда доходит до главы о генетике, зачитывается на всю ночь, так и не ложась спать. Ее захватывает и увлекает та мысль, что при становлении человеческой личности существует последовательный ряд возможностей, имеющий протяжение во времени. Портрет Марии Оуэнс, висящий над кроватью Кайли, представляется ей теперь точным и ясным, как математическое уравнение; подчас, глядя на него вечером, Джиллиан ловит себя на том, что словно бы смотрится в зеркало. А как иначе, думает она в таких случаях. Математический расчет плюс вожделение - и вот вам в сумме твоя персона. Только сейчас она способна оценить тот факт, что получила в наследство серые глаза...
Теперь при виде Кайли, до того на нее похожей, что посторонние принимают их за мать и дочь, Джиллиан по-настоящему ощущает кровную связь. В чувстве, которое она испытывает к Кайли, поровну от науки и от любви; она готова сделать для племянницы все на свете! Лечь ради счастья Кайли под колеса грузовика, отдать несколько лет своей жизни. А между тем Джиллиан в такой мере поглощена Беном Фраем, что при всей своей любви не замечает, что Кайли с ней почти не разговаривает. Она и не подозревает, что с того времени, как в ее жизни возник Бен, у Кайли такое ощущение, будто ее использовали и бросили, и это вдвойне обидно после того, как во время бури, разразившейся в день ее рождения, она стала на сторону тети против матери. Правда, и Джиллиан в свою очередь была тоже на ее стороне и только она одна в целом мире обращается с нею как со взрослой, а не с грудным младенцем, но все равно Кайли не покидает чувство, что ее предали.
Втайне от всех Кайли пустилась на мелкие пакости, более в духе зловредной Антонии. Сыпанула своей тете в туфли табачного пепла - пусть покрасуется замарашкой с грязными ногами, еще и клею капнула туда же для верности. Вывалила в сток ванны баночку тунца в собственном соку, после чего Джиллиан выкупалась в масляной воде с таким сильным рыбным запахом, что на него, впрыгнув в открытое окно, сбежались четыре бродячих кота.
- Что-нибудь не так? - спросила однажды Джиллиан, поймав на себе враждебный взгляд племянницы.
- Не так? - Кайли похлопала ресницами. Она знала, какой невинный вид умеет напустить на себя, когда захочет. Прикинуться пай-девочкой, какой была когда-то. - С чего это ты взяла?
В тот же вечер Кайли заказала с доставкой на дом по адресу Бена Фрая пять штук пицц с анчоусами.
Жить, затаив в душе злобу, было противно, она хотела бы радоваться за Джиллиан, честное слово, да все как-то не получалось, покуда в один прекрасный день ей не довелось увидеть, как Джиллиан с Беном идут вдвоем мимо здания школы. Кайли в это время направлялась с полотенцем через плечо купаться в городской бассейн, но при этом зрелище остановилась как вкопанная на тротуаре перед домом миссис Джеруши, хотя миссис Джеруши, как известно, только ступи ногой к ней на газон, напустится на тебя с огородной кишкой и держит злобного кокер-спаниеля, суку-медалистку по кличке Мэри-Анн, которая жрет воробушков, пускает слюни и хватает за лодыжки маленьких детей.
В воздухе, окружая Бена и Джиллиан, дрожало бледно-желтое сияние, расходясь во все стороны по улице, поднимаясь над крышами домов. Воздух полнился лимонным светом, и Кайли, закрыв глаза, перенеслась мысленно в сад к тетушкам. Там тоже - сядешь в тень в разгар августовской жары, потрешь пальцами лимонный тимьян, и воздух наполнится таким золотистым светом, как будто над тобою роятся пчелы, даже когда на целый день зарядит дождик. В том саду по знойным, безветренным дням легко вообразить себе возможности, сама мысль о которых прежде не приходила тебе в голову. Словно, откуда ни возьмись, вдруг прилетела надежда, опустилась возле тебя и никуда больше не денется, не покинет тебя отныне.
В тот день, когда Кайли остановилась перед домом миссис Джеруши, не только она ощутила присутствие чего-то необычайного в окружающей атмосфере. Компания мальчишек, прервав игру в кикбол, остановилась, потирая себе носы, пораженная благоуханием, струящимся с плоских крыш. Самый младший повернулся и побежал домой попросить у мамы лимонного кекса, разогретого в духовке и намазанного медом.
Хозяйки подходили к окну и, облокотясь на подоконник, впервые за много лет вдыхали воздух полной грудью. Они давно и думать забыли о надежде, и вот она явилась, цепляясь за верхушки деревьев, путаясь меж дымовых труб. Когда эти женщины опускали взгляд и видели, как по улице идут в обнимку Джиллиан с Беном, у них щемило сердце, и они шли с пересохшим горлом пить лимонад, но, даже осушив целый кувшин, не могли утолить свою жажду.
После этого держать зло на Джиллиан стало трудно, ненавидеть ее, тая обиду, не удавалось вовсе. Чувство Джиллиан к Бену Фраю излучало такую мощь, что масло у Салли в доме постоянно таяло, как бывает всегда, если у вас под крышей поселилась любовь. Бруски масла таяли даже в холодильнике, так что на ломтики хлеба из тостера его приходилось наливать, а для прочих надобностей - зачерпывать столовой ложкой.
По вечерам, когда Джиллиан на ночь глядя штудирует биологию, Кайли, лежа в постели напротив, листает для вида журналы, а на самом деле ведет наблюдение. Она считает удачей, что может набираться сведений о любви от такой женщины, как ее тетя. Она слыхала, как судачат люди, и видела: даже те, кто считает своим долгом подчеркнуть, что Джиллиан - дешевка, все-таки ей завидуют. Пусть Джиллиан всего только официантка из "Гамбургеров", пусть у нее от аризонского солнца морщинки по углам глаз и у рта, но это ее полюбил Бен Фрай. Это с ее лица день и ночь не сходит счастливая улыбка.
- А ну угадай, какой орган у человека самый большой, - предлагает Джиллиан племяннице как-то вечером, когда обе они читают, лежа в постели.
- Кожа, - говорит Кайли.
- Ишь ты! - говорит Джиллиан. - Все-то она знает!
- Люди завидуют, что тебе достался мистер Фрай, - говорит Кайли.
Джиллиан продолжает читать учебник по биологии, часть первую, но это не значит, что она не слушает. Она обладает способностью говорить об одном, а обдумывать в это время другое. Научилась, проведя столько времени в обществе Джимми.
- Это звучит так, словно он - товар, который подвернулся мне на распродаже. Типа грейпфрута или еще чего-нибудь, что мне досталось за полцены. - Джиллиан морщит нос. - Во всяком случае, удача тут ни при чем.
Кайли перекатывается на живот, чтобы удобнее было следить за мечтательным выражением лица Джиллиан.
- А что тогда при чем?
- Рок. - Джиллиан захлопывает учебник по биологии. Улыбка у нее замечательная, в этом ей определенно не откажешь. - Судьба.
Ночью Кайли размышляет о судьбе. Думает о своем отце, которого помнит лишь по единственной фотографии. Думает и о Гидеоне Барнсе, потому что, дай себе волю, могла бы в него влюбиться, и знает, что он мог бы ответить ей тем же. Только Кайли далеко не убеждена, что это ей нужно. Не уверена, что она к этому готова и будет вообще готова когда-нибудь. Она в последнее время так восприимчива, так чутко улавливает все вокруг, что без труда может перехватить то, что снится Джиллиан, лежащей в постели напротив, - такие неприличные, откровенные сны, что Кайли просыпается вся горячая, растревоженная, в еще большем недоумении и замешательстве, чем прежде.
Оказалось, что быть тринадцатилетней - совсем не то, на что она надеялась. В тринадцать лет одиноко и ничуточки не весело. У нее иногда такое впечатление, будто она ненароком забрела в неведомый таинственный мир, где все непонятно. Когда она смотрится в зеркало, то не может решить для себя, кто же она все-таки. Если в конце концов это удастся установить, будет понятно хотя бы, в какой цвет покрасить волосы - светлый или каштановый, а пока что она на перепутье. На перепутье решительно во всем. Ей скучно без Гидеона; она спускается в подвал и достает свою шахматную доску, которая неизменно напоминает ей о нем, но заставить себя взять трубку и позвонить ему не может. Если ей встретятся девочки из ее класса и позовут с собой купаться или прошвырнуться по торговому центру, ей это неинтересно. Не потому, что она имеет что-нибудь против них, - просто ей неохота, чтобы они увидели, кто она есть на самом деле, когда ей самой это еще неизвестно.
Зато ей известно другое: что необходимо быть начеку, иначе - жди беды. Этому Кайли научил тот мужчина у них в саду, и такой урок она забудет не скоро. Беды нас окружают со всех сторон, просто для большинства людей они невидимы. Большинство всегда придумает способ оградить себя от чужих страданий: один припадет к бутылке, другой отмахает двойную дистанцию в бассейне, третий просидит целый день без еды, не считая твердого яблочка да головки зеленого салата; однако Кайли не из их числа. Она слишком отзывчива, способность чувствовать чужую боль у нее все возрастает. Если увидит на улице коляску, в которой надрывается малыш, весь красный от негодования, что о нем забыли, у нее самой портится настроение на весь остаток дня. Если мимо проковыляет собака, у которой застрял в лапе камешек, если женщина в супермаркете, выбирая фрукты, остановится вдруг, закрыв глаза под внезапным наплывом воспоминаний о юноше, утонувшем пятнадцать лет тому назад, - о том, кого она так любила, - Кайли переживает это в состоянии, близком к обмороку.
Салли наблюдает за дочерью и тревожится. Она знает, что происходит, если копить в себе печаль, не давая ей выхода, - знает, что учинила над собой она сама, какие возводила стены, какую, камень за камнем, воздвигала башню. Однако стены, которыми она отгородилась, сложены из горестей, башня насквозь пропитана морями слез - в них нет никакой зашиты, они обрушатся от малейшего прикосновения. Когда Салли видит, как удаляется наверх к себе в спальню Кайли, она понимает, что у нее на глазах возводят такую же башню, и это пугает ее, она старается вызвать Кайли на разговор, но та при любой попытке каждый раз выскакивает из комнаты, хлопнув дверью.
- А если это мое личное дело? - отзывается Кайли, о чем ее Салли ни спроси. - Неужели нельзя оставить меня в покое?
Другие матери уверяют Салли, что в тринадцать лет это нормальное поведение. Линда Беннет из соседнего дома утверждает, что эта вселенская скорбь - возрастное и со временем молодежь перестает взбрыкивать, хотя ее собственная дочка, с которой Кайли никогда не водилась, называя ее рохлей с куриными мозгами, не так давно сменила имя Джесси на Изабеллу и проколола себе не только нос, но и пупок. Просто Салли никак не ожидала, что ей придется пройти через трудный период с Кайли, всегда такой открытой и незлобивой. Выкрутасы Антонии в тринадцать лет никого не удивляли, она была нахалкой и эгоисткой с самого рождения. Но даже Джиллиан до старших классов держала себя в узде и пустилась во все тяжкие, лишь когда мальчики обнаружили, какая она красотка, а уж Салли вообще никогда не позволяла себе надуться или сказать грубое слово. Она считала, что прекословить для нее - непозволительная роскошь, ведь тетушки, насколько она знала, не брали на себя никаких формальных обязательств. Никто не мог заставить их держать ее у себя. Они имели полное право выгнать ее на все четыре стороны, и она не собиралась давать им оснований для этого. Салли в тринадцать лет готовила обеды, стирала грязное белье и вовремя ложилась спать. Она не рассуждала, что - ее личное дело, а что - нет, счастлива ли она и так далее. Не смела рассуждать.