Антону ее тон явно не нравился. Покраснел, взъерепенился:
- Вот только не надо мне приписывать свои слова! Это ты ее только что шлюхой обозвала, не я. А про то, что не я отец ребенка, между прочим, она сама мне сказала. Так что я тут совершенно ни при чем. Ее слова, не мои. Мне б действительно ее шлюхой обзывать - думаешь, очень приятно чувствовать себя обманутым? Я к ней со всей душой, а она спит с кем попало…
Лариска вздохнула:
- Дурак ты, Антон. Причем конкретный. Ты ей не жениться предложил, а всего лишь денег на аборт. Думал, она того ожидала? Да ей же такое предложение - все равно что пощечина! Унижаться она не хотела объяснениями и выяснениями отношений, а потому и сказала, что от другого беременна. О чувствах твоих заботилась, чтобы тебе на свете жилось полегче, чтоб совесть тебя по ночам не мучила, потому и сняла с тебя ответственность. Нету у нее никакого другого, нет и не было. Я это точно знаю, у нее от меня секретов нет. Просто порядочную из себя корчит, слишком гордая. Вот и мне заладила: 'Это мой ребенок, и больше ничей'. Да только я-то все равно правду знаю. Она ведь даже на Новый Год со мной не пошла, хоть я ее и звала. Одна, как дурочка, дома просидела, тебя ожидаючи из Таиланда. А ты, скотина такая, отдохнул себе, позагорал, а теперь так легко поверил в наличие соперника. Конечно, так-то оно удобнее. Все вы, мужики, сволочи. Я раньше-то сомневалась, а теперь уверена. Все, как один. И ты такой же. Корчишь из себя обиженного, оскорбленного, а сам рад в тряпочку - моя хата с краю. Да пошел ты, блин, еще уговаривать тебя. Дура Маринка - нашла от кого рожать!
Бутакова развернулась и гордо пошагала прочь от нерадивого мужика. А Антон так и остался стоять прислоненным к стене. Поди разбери их, баб, - кто правду говорит, кто врет мастерски. Кому верить? Марине, утверждающей, что ему не о чем беспокоиться, или Лариске Бутаковой, уверяющей его в противоположном? Маринке верить привычнее и удобнее, а кто такая Лариска? Но неужели она сказала правду?..
Глава 16
Родители смирились с беременностью дочери на удивление быстро. Даже не особо пытались выяснить имя виновника Маринкиного положения. Вернее, догадывались, скорее, даже были уверены, что это Антон, но о его существовании знали лишь понаслышке, ведь Марина его ни разу не приводила в дом, не представляла родителям не только как будущего, а хотя бы как потенциального жениха. Приняли как свершившийся факт: видимо, не захотел, подлец, жениться, а Маринке гордость не позволяет настаивать. Дабы не усугублять и без того несладкое Маринкино душевное состояние, делали вид, что ничего особенного не происходит. Готовились себе потихонечку к появлению на свет внука, покупали пеленки-распашонки, крошечные носочки и даже ботиночки впрок. Даже радовались скорому прибавлению семейства…
Однако вместо прибавления случилось вычитание. Без предупреждения, без какого бы то ни было намека, ушел из жизни Алексей Николаевич Шелковский, замечательный и горячо любимый Мариной отец. Умер легко, не мучаясь и не мучая других. Просто заснул в своей постели, а проснуться утром не получилось. Во сне оторвался тромб и закупорил сосуды - казалось бы, такая мелочь, а человека больше нет… В одночасье осиротели Марина и Антонина Станиславовна. И никогда не будет деда у еще не родившегося младенчика. Какое страшное слово - 'никогда'…
Все это случилось аккурат перед самой летней сессией, буквально накануне первого экзамена. Все свалилось в кучу: шестимесячная беременность, смерть отца, похороны, поминки. Какая уж тут сессия?! Марина ее так и не сдала, перенесла на осень, когда преподаватели вернутся из отпусков отдохнувшие и посвежевшие, бодренькие и добренькие.
А осенью оказалось снова не до сессии - в самом начале августа появилось на свет крошечное существо, недоношенное и слабенькое. И почему-то женского пола. Если бы девочка родилась крепенькой, Марина, возможно, была бы несколько разочарована появлением на свет дочери, а не, как ожидала, сыночка. Однако малышка была такая слабенькая, что врачи даже не особенно обнадеживали новоявленную мамашу на ее счет, прогнозировали ребенку пятьдесят на пятьдесят, впрочем, даже жалких пятьдесят процентов давали с таким пессимистическим выражением лиц, что дураку были бы понятны реальные шансы ребенка на жизнь. До того ли было Марине, чтобы сокрушаться по поводу неправильного пола младенца?..
К безумному Маринкиному счастью, девочка выжила. Правда, довелось и маме, и ребенку полежать в больницах аж до трех дочкиных месяцев, так что Марине опять же было не до сдачи 'хвостов'. А к моменту окончательной выписки домой ей было уже категорически поздно возвращаться в университет. Да и вряд ли получилось бы: кто ж ребенка будет на ноги поднимать? Мать, то есть теперь уже бабушка? Антонина Станиславовна после смерти любимого супруга все еще не могла прийти в себя: слабое сердце не вынесло удара судьбы, и она ныне редко выбиралась из постели. Так что пришлось Марине оформить академический отпуск.
Вместо Андрюшеньки у Марины появилась Аришенька. И теперь уже она совершенно не сожалела о том, что родила себе дочку вместо запланированного сына. Пока боролась за свое хрупкое сокровище, полюбила ее так, как вряд ли полюбила бы ожидаемого сына. Аришеньке и маме была ныне посвящена Маринкина жизнь. И не было рядом никого, кроме маминой сестры, тети Шуры, да и та не слишком часто баловала их своими посещениями. Жить было не на что - отцовской зарплаты не стало вместе с ним, сама Марина никогда не работала, если не считать несистематических публикаций весьма скромных статеек в столь же скромной газетенке городского масштаба. Пособие матери-одиночке было таким крошечным, что даже говорить о нем вслух было неудобно. Жили на несчастные материны больничные да потихоньку проедали то, что сумел за свою недолгую жизнь скопить отец.
Под Новый Год объявился Антон. Пришел румяный с мороза, с дорогущим букетом цветов, бутылочкой шампанского и коробкой конфет. Его появление на пороге мало обрадовало Марину.
- Проходи, - равнодушно пригласила она гостя.
Антон вручил ей подношения и снял дубленку, медленно, словно с целью специально потянуть время, тщательно повесил ее на плечики, расправил каждую складочку. Марина терпеливо ждала. Антон столь же тщательно разулся, надел предложенные тапочки, и только после этого Марина провела его на кухню. Поставила цветы в воду, открыла коробку конфет, взяла одну, надкусила, поставила на стол один фужер:
- Чай будешь? Или сразу к шампанскому приступишь?
- А ты? - удивился Антон. - Разве ты со мной не выпьешь?
Марина покачала головой:
- Я, Антоша, кормящая мать, мне нельзя ни алкоголь, ни газированные напитки. Шоколад, кстати, тоже нельзя, а я вот, видишь, слаба на него. Ну ничего, надеюсь, от одной конфетки ничего страшного не произойдет.
- Ну тогда я тоже буду чай, - из солидарности согласился Антон. - Прости, не знал о шоколаде, принес бы что-нибудь другое. В следующий раз буду умнее.
- В следующий раз? - усмехнулась Марина. - Зачем тебе следующий раз? Зачем тебе этот раз?
Антон поморщился:
- Марина, не ерничай. Я сам все понимаю - сволочь и все такое. Но ты так убедительно наговорила мне в прошлый раз о своей неверности, что я поверил в существование соперника. Думаешь, мне это было приятно? Впрочем, не будем об этом. Я пришел посмотреть на дочь.
- На дочь? - удивилась Марина. - Ты имеешь в виду мою дочь?
- Нет, я имею в виду свою дочь, - с нажимом поправил ее Антон.
Марина улыбнулась:
- Тогда ничем не могу помочь. Твою дочь я в глаза не видела. У меня есть только моя.
- Перестань, - скривился Антон. - Марина, это мелко! Да, я сволочь, но давай не будем забывать, что это ты убедила меня в том, что я не несу ответственности за этого ребенка!
- Вот и не неси, живи себе спокойно.
Антон вспылил:
- Я не могу спокойно! Я хочу видеть свою дочь! Я не могу спать спокойно, зная, что моя дочь живет в лишениях!
- А-а-а, - ухватилась Марина. - Так вот что тебя беспокоит. Нищенская обстановка в доме, где живет возможно твоя дочь. Не я, не сам ребенок - тебя волнует лишь материальный достаток, вернее, его отсутствие. Ну что ж, и на том спасибо. Однако, чует мое сердце, будь жив мой отец, будь он миллионером - ты бы сюда не пришел, твоя совесть была бы чиста.
- Ой, Марина, брось цепляться к словам! Какая разница, что именно привело меня сюда. Главное - я здесь, я пришел. Что тебе еще надо?
Марина помолчала несколько мгновений, пристально приглядываясь к гостю, потом спросила:
- Скажи честно, Антон, если бы ты знал, что это не твой ребенок, ты бы пришел? Ты бы вспомнил обо мне?
- Но это же моя дочь?! У тебя же никого, кроме меня, не было! Я это и сам знал, да ты так уверенно говорила о том, что беременна от другого. Потом Лариска мозги на место вставила, все объяснила. Так что не пытайся больше убедить меня в том, что это не мой ребенок.
Марина нахмурилась:
- Ты неправильно понял мой вопрос. Давай сейчас не будем концентрировать внимание на отцовстве. Допустим, ты уверен, что это не твой ребенок. Твои действия? Ты бы пришел ко мне, зная наверняка, что не ты отец моего ребенка?
Антон разозлился:
- Разговор слепого с глухим, ей-богу! Я тебе еще раз говорю - я знаю, что это моя дочь, моя! И поэтому не может быть никаких допущений и разногласий по поводу отцовства. Это - моя дочь, а стало быть, я должен быть с вами, я обязан быть рядом с вами!
Марина разочарованно вздохнула. Нет, она никогда не любила Антона, но определенно испытывала к нему некоторые чувства. И теперь, когда он пришел, она уже готова была к тому, чтобы снова впустить его в свою жизнь. И пусть она никогда не сможет его полюбить, как подлого Андрюшу Потураева, но зато Антон куда более надежный человек, да и ведь не чужой он ей, в самом деле. Может быть, он действительно является отцом Аришки, хотя вряд ли - Марина не знала наверняка, но где-то в глубине души была просто на двести пятьдесят процентов уверена, что Аришка - ее драгоценный подарок от Андрея, бесценный, прощальный дар. Если бы Антон сказал, что пришел к ней, к самой Марине, что хочет быть рядом, пусть не собирается жениться, а хотя бы хочет просто быть рядом, помогать из добрых чувств к самой Марине, она, не раздумывая, охотно приняла бы и его самого, и его помощь. Но он настаивал на отцовстве и приход свой объяснял только своей уверенностью в том, что Аришенька - его дочь. Ни слова о любви, ни слова о том, что ему дорога сама Марина, - нет, только дочь, его дочь…
- Знаешь, Антон, даже будь ты хоть тысячу раз отцом моего ребенка, ничего бы у нас с тобой не получилось. А потому - иди себе с миром. Не приходи больше, ни к чему это. Не я тебе нужна, не из любви ко мне ты пришел, сугубо из чувства долга. А на подачку я не согласна. Прощай, Антоша. С наступающим тебя…
Глава 17
Прошли долгих три года. Не прошли даже, а протянулись: медленные, тяжелые, тягучие, словно плотная резина. Антонина Станиславовна так и не отошла от смерти мужа, так и не вышла на работу. После нескольких подряд сердечных приступов ее окончательно доконал инсульт. Правда, Антонина Станиславовна таки сумела немножко очухаться от него, не осталась лежать бесчувственной колодой, однако инвалидом осталась не по названию, а по сути.
Аришенька подросла немножко и отправилась на свою детскую 'работу' - в детский сад. Это она сама так с маминой подачи называла ненавистный садик. Просыпалась каждое утро с тяжким вздохом: 'Опять на ляботу…'
В университет Марина так и не вернулась. Какой университет, когда тащить на себе нужно не только ребенка, но и больную мать? Пока сидела с Аришкой дома, пописывала по ночам статейки все в ту же газету 'Вечерние вести'. Приработок получался весьма скромный, но выбирать-то Марине не приходилось. Когда Аришка пошла на свою детскую 'ляботу', Марина устроилась на постоянно в ту же газету, где ее давно уже знали. Да только с неоконченным высшим образованием рассчитывать ей особо было не на что, разве что на должность корректора с весьма скромной зарплатой. Правда, она продолжала пописывать нехитрые статейки как внештатный корреспондент, получая дополнительно к зарплате лишнюю копейку, да денег все равно хронически не хватало: мало того что растущему ребенку очень много надо, так ведь и Антонине Станиславовне на лекарства уходила львиная доля ежемесячного дохода семьи.
Аринка, родившаяся слабеньким, почти нежизнеспособным ребенком, выкарабкалась из постоянных своих болячек и недомоганий, окрепла, расстраивая любящую мамочку разве что периодически появляющимися сопельками, в основном же со здоровьем ребенка все было в порядке. Однако Марина принадлежала к числу ревностных мамаш, тщательно отслеживающих каждый незапланированный чих ребенка. Возможно, именно из-за столь ответственного отношения к маленькой жизни и удалось выходить слабенькую от рождения Аришеньку, кто знает? Но так или иначе, а маршрут у Марины нынче был один: с работы в садик, потом вместе с Аришкой пробежка по магазинам в поисках более дешевых продуктов и дом, дом, дом… Всегда только дом.
- Марин, в приемной опять принтер загнулся, так что готовься, - с улыбкой сообщила Наталья Александровна.
Марина тяжко вздохнула и скромно потупила глаза. Наталья Александровна задорно рассмеялась:
- Чего вздыхаешь, невеста? Ты б лучше на свадьбу пригласила!
Наталья Александровна Бабушкина, старший корректор газеты, как нельзя более точно соответствовала свой фамилии. Милая, обаятельная женщина раннего пенсионного возраста, немножко полноватая, с такой симпатичной впадинкой на подбородке, которая делала ее похожей на говорящую куклу. Носила Наталья Александровна строгие костюмы, которые совершенно не сочетались с ее милым, добрым бабушкиным обликом. Ее бы одеть в уютное домашнее фланелевое платье да повязать поверх него хлопчатобумажный клетчатый фартучек - получилась бы вылитая мультфильмовская бабушка. И по натуре Наталья Александровна была столь же добродушной, какой и должна быть добренькая бабушка: женщина приятная и безотказная, она умела создать вокруг себя уютную, теплую атмосферу. И даже если и позволяла себе бросить камешек в чей-то огород, то камешек этот каким-то фантастическим образом за короткое время полета превращался в мягкий шерстяной помпончик от детской шапочки. Ее подколки получались такими искренно-беззлобными, что обижаться на нее не было ни малейшего желания.
Вот и теперь Наталья Александровна пошутила о том, о чем Марине даже шутить не хотелось, однако и обидеться на Бабушкину никак не получалось. А потому Марина еще раз вздохнула и притихла. Поломка принтера означала только одно: на вызов для починки оргтехники придет не кто иной, как Виктор Каламухин. А всей редакции было известно, что Каламухин весьма неровно поглядывает в сторону тихой и скромной Марины Шелковской.
Вообще-то Каламухин был не Виктором, а Витольдом, даже не просто Витольдом, а еще и Теодоровичем, просто в редакции его имя сократили для удобства. Правда, иногда, подтрунивая над странным именем, называли его Тореадоровичем. Да и какой там вообще Витольд, какой Теодорович, когда выглядел Каламухин абсолютно русским парнем. Правда, вполне симпатичный, даже очень приятный молодой человек лет так несколько за тридцать, интеллигентное спокойное лицо, серьезные задумчивые глаза. Виктор не был простым наладчиком оргтехники, он был не просто так, а аж директором частного предприятия 'Конкорд'. И так ли важно, что в конторе с таким громким названием работало всего-то три человека: секретарша Анжела, техник-наладчик оборудования Костя, ну и, знамо дело, сам директор. И все-таки 'директор' - это звучит гордо.
Обычно по вызовам ходил Костя - недаром ведь наладчик, это как раз было его непосредственной обязанностью. Однако однажды вместо заболевшего Константина на вызов явился Витольд Теодорович собственной персоной. И случилось это как раз тогда, когда Марина только-только приступила к исполнению обязанностей корректора в 'Вечерних вестях'. Видимо, что-то такое Каламухин в ней разглядел, потому что с того дня на все вызовы в газету он являлся самолично. Приходил, не спеша ковырялся в технике, без конца поглядывая через стеклянную перегородку в сторону корректорской, после чего непременно находил возможность заглянуть к корректорам на чашечку кофе. Появлялся в дверях с весьма сдержанной улыбкой и характерным приветствием:
- Здраааааавствуйте, девочки, - при этом красноречиво поглядывая на Маринку.
Несколько месяцев длилось немое поглядывание в ее сторону, после чего наконец Каламухин перешел ко второму этапу осады. Выбрав подходящий момент, когда в корректорской каким-то чудом осталась одна Шелковская, оторвался от капризного секретарского принтера и скользнул ужом за перегородку:
- Здравствуйте, Витольд Теодорович. - Марина на короткое мгновение оторвалась от вычитки текста и снова погрузилась в работу, словно не замечая гостя.
- Ну чтоооо вы, Марина, зачем же так официально. Для вас я просто Витооольд.
- Ах, какая честь, - восхитилась Марина. - Кофе, Витольд, или, может, чайку?
Было в Каламухине, несмотря на всю внешнюю привлекательность, что-то странно отталкивающее. То ли вот эта его дурацкая манера растягивать слова, то ли излишняя серьезность, то ли еще что-то пока неосознанное, неидентифицированное. Марина сама себе не смогла бы объяснить, что именно в Каламухине так ее раздражало, однако чувствовала к гостю некоторую неприязнь. Вроде и пыталась убедить себя, что мужчина он вполне серьезный и надежный, и наверняка многие женщины с радостью ответили бы взаимностью на его ухаживания. Однако ухаживал-то он как раз не за теми абстрактными многими, а за Мариной. Вернее, не ухаживал еще, а лишь пытался, неловко, занудно, но явно делал попытки сблизиться с нею.
Странный народ - женщины, очень странный. Ведь почему-то не тянет их к серьезным, надежным мужчинам, им негодяев-мерзавцев для любви подавай! И лишь потом, обжегшись пару раз на негодяях, позволяют себе взглянуть в сторону нормального спокойного мужика. Вот и Марина такая - как полюбить, так Потураева ей подавай, а как о замужестве задуматься, так какой там Андрюшечка, разве ж из Потураева может получиться хороший муж и отец? Даже теоретически, с большой натяжкой и хорошей фантазией Андрея никак нельзя было отнести к хорошим семьянинам. А вот из скучного до зевоты, правильного Каламухина как раз может получиться нормальный муж. И пусть он не слишком симпатичен в Марининых глазах - безвозвратно прошли те времена, когда она так наивно верила, что сможет поднять Аришку сама, без мужской помощи. Теперь с каждым днем убеждалась, насколько авантюрной была ее идея родить себе своего, персонального Андрюшу. И пусть вместо Андрюши на свет появилась Ариша - разве девочку одной воспитать легче, чем мальчика? Не в воспитании даже дело, как раз с воспитанием Марина и сама бы справилась. А вот материальное положение оставляло желать лучшего. И это еще ох как мягко сказано.