- Ой, да какая посуда?! Какой пирог?! Она ж из моих рук сроду ничего не возьмет! Она даже все за сыночка своего опасается, как бы я его не отравила, все подсовывает ему свою пищу: 'Ах, Витенька, я тебе блинчиков испекла!' - и хоть бы раз Аринке чего-нибудь предложила. А когда я на кухне, стоит за спиной, через мое плечо перегибается и проверяет, не подсыплю ли я чего-нибудь ее драгоценному сыночку. Помою посуду - она тут же, не дождавшись, пока я из кухни выйду, демонстративно ее перемывает: мол, знаю я, как ты ее мыла, ничего-то ты, девка, делать не умеешь… Грымза старая! Не могу больше, нервы не выдерживают!
- Да-а-а, - протянула Бабушкина. - Маразм крепчал… Ну а Тореадорович-то твой что?
- А что Тореадорович?! 'Спасииибо, мамуля', 'доброе ууутро, мамочка', 'спокойной нооочи, дорогая'. Аа-а-а, - Марина махнула рукой, вложив в жест всю безнадежность собственного положения в чужом доме.
- Ну, дорогуша, тогда тебе остается ждать, когда старушку вынесут из дому вперед ногами. Сколько ей, говоришь? Восемьдесят? Так ждать-то осталось шиш да маленько.
- Ха, - взвилась Маринка. - Да она меня переживет. Видели б вы ее! У нее же в заднице пропеллер. Не ходит - летает! У меня мама вон в сорок восемь - инвалид, а эта ведьма и в восемьдесят лет девочка. Скорее свекра на кладбище отнесут - совсем плох старичок. Вот он-то как раз нормально ко мне относится. А может, и никак не относится - не знаю, он спит все время…
- Да-а-а… Несладко тебе там приходится. Ну а конкретно с Тореадоровичем-то как? За закрытой дверью, когда старушка не видит?
- А, - отмахнулась Марина. - И не спрашивайте. Нудный, зараза! Не хочу говорить, все равно не поверите…
Бабушкина усмехнулась:
- Да я не о том. Как у вас, когда Аришка заснет? Ну ты ж понимаешь, о чем я.
Марина улыбнулась, да только улыбка ее скорее была похожа на оскал взбешенного волка:
- Я ж говорю - нудный. Независимо, спит Аришка или нет. Пока не спит, он ей нотации читает, когда спит - мне. Уму-разуму учит. А то, о чем вы спрашиваете, у нас строго по графику происходит, и не дай бог хоть на минутку от графика отклониться. Как часы, два раза в неделю - понедельник и четверг, двадцать три ноль-ноль. В эти дни Аришку следует укладывать на полчаса раньше, дабы к двадцати трем ноль-ноль она уже крепко спала.
Бабушкина переспросила:
- Ой, я, видимо, чего-то не поняла. Что значит в двадцать три ноль-ноль? А если Аришка раньше заснет?
Марина криво усмехнулась:
- Если Аришка заснет раньше, Тореадорович будет упорно читать книжку до двадцати двух часов пятидесяти девяти минут. Потом встанет, аккуратненько поставит книжку на полку, выключит свет, в темноте снимет и так же аккуратно сложит пижаму и ровно в двадцать три ноль-ноль ныряет под одеяло…
- М-да, тяжелый случай. Ну хоть в двадцать три ноль-ноль-то не разочаровывает? Хотя бы два раза в неделю компенсирует все неудобства, причиненные тебе за неделю его ненормальной мамашей?
- О чем вы говорите? - невесело улыбнулась Марина. - Какая там компенсация?! Отрабатывает обязанность ровно десять минут, после чего поворачивается на другой бок и со спокойной совестью засыпает. Он своей Клепочке куда больше времени для ласки уделяет. Вот оно, хваленое семейное счастье.
Бабушкина посмотрела недоверчиво:
- Ой, Марин, а ты не утрируешь? Больно он у тебя какой-то несимпатичный получается.
- Хотела бы я, чтобы все это было утрировано. Да куда там, это я еще не все рассказала. Одна только манера разговора меня добивает. Вы бы послушали, как он по телефону разговаривает! Он и так-то слова тянет, как резину, а по телефону почему-то вообще не говорит, а как будто поет - слушать противно. Меня уже от его голоса воротит, от этого его 'Здрааааааавствуйте'!
- Да, действительно тяжелый случай вышел, - повторила Наталья Александровна. - Слушай, а может, ты его просто не любишь? Не твое это?
- Да уж, не мое. Определенно не мое. И я - явно не его. Я вообще сомневаюсь, что у него может быть что-то свое. У него может быть только мама.
- А твое? Ведь есть где-то твое? Ведь Аришку-то ты не от святого духа родила? Аборт ведь почему-то делать не захотела, хотя наверняка и догадывалась, что ребенок тебе жизнь не облегчит. Значит, было свое?
Марина помедлила с ответом, задумалась.
- Нет, то тоже, видать, не мое было. Мое бы при мне осталось. То тоже оказалось чужое. А мое… Наверное, где-то прочно заблудилось, запуталось в жизненных дебрях…
- Ты его любила? - тихонько, чтобы не спугнуть разоткровенничавшуюся вдруг сослуживицу, спросила Бабушкина.
- Ох, Наталья Александровна, не травите душу! Что есть любовь? Глупость и преступление против человечества. На любви ничего нельзя построить, нет ее, любви вашей хваленой. Глупость, одна только вселенская глупость! И вселенское же зло. Не любовь, а одни сплошные наивные сказочки. Я вот уверена была, что любовь - плохая основа для крепких отношений, потому за Тореадоровича и пошла. Оказалось - тоже плохо, тоже неверно. Неужели у всех так? Неужели все так мучаются, как я, а? Вот скажите, Наталья Александровна, вы опытная, мудрая женщина. Ответьте мне, наивной: это у всех так, да? Тогда почему же все бабы так стремятся замуж? На хрена оно им надо, такое семейное счастье?!
Бабушкина улыбнулась:
- Опытная, мудрая… Скажи уж прямо: 'Ты, Наталья Александровна, старая баба, жизнь прожившая'… Нет, Маринка, не у всех так. И неправильно ты рассуждаешь. Да, с Тореадоровичем тебе, видать, крупно не повезло. Надо же, а ведь с виду приличный мужик. Просто ты его не любишь, вот тебе и все объяснение. И он тебя не любит. Он любит только себя, его, похоже, мамаша своей безрассудной любовью угробила в раннем детстве. И ты ему нужна лишь для душевного комфорта - положено мужику семью иметь, а тут - нате пожалуйста, молодая красивая девка, да с готовым ребенком… А без любви-то оно плохо, неправильно без любви-то. Зато насчет вселенской глупости - это ты точно выразилась. Только это как раз ты и говоришь вселенские глупости. Это я про твои инсинуации насчет любви. Просто не повезло тебе, девка. А может, наоборот? Раз так говоришь, наверняка на собственной шкуре испытала, что оно такое, настоящая любовь. Вот только с объектом опять же не повезло - похоже, влюбилась ты не в того парня, вот и весь тебе диагноз. Остается надеяться, что ты не однолюбка, что когда-нибудь встретишь еще свою любовь, да не такую, разрушительницу, а нормальную, созидательницу. Одна теперь у тебя надежда. А с Каламухиным у тебя ладу не будет. Все равно рано или поздно разбежитесь. Так зачем тянуть время, зачем мучить друг друга? Мне кажется, честнее и правильнее было бы расстаться сразу. Ну не подошли вы друг другу - что ж тут поделаешь?
Ох, права Наталья Александровна, тысячу раз права. Не лежит у Маринки душа к Каламухину, и хоть ты тресни. Да только как же ж это так - разводиться? Ведь всего-то полгода вместе, да и Тореадорович вроде и гадостей ей никаких не делает, вроде не обижает. Но почему-то так тошно Марине возвращаться домой… Домой?! То место, где она нынче вынуждена жить, домом можно назвать разве что в кавычках…
Глава 20
Суббота как суббота, все по раз и навсегда заведенному графику: восемь остановок на автобусе, пересадка, три остановки на троллейбусе, супермаркет, Аришка 'под мышкой'… И неожиданная встреча.
- Марина? Это действительно ты?
- Здравствуй, Антон. Как поживаешь?
Антон молча переводил взгляд с Марины на Аришку и обратно, долго вглядывался в лица, потом ответил:
- Да вот, живу, - неопределенно махнул рукой в сторону тележки, груженной продуктами.
Марина усмехнулась:
- Многовато для одного. Что, можно поздравить?
Антон молча взял ее правую руку и ответил, глядя на тоненькое обручальное колечко на ее пальце:
- Тебя, я гляжу, тоже. Поздравляю. Надеюсь, ты счастлива?
Марина бодро кивнула, но почему-то тут же почувствовала, что краснеет, и, смутившись, отвернулась.
- Сама-то себе веришь или так, просто меня пытаешься убедить? Ты вот что. Я так понимаю, нам сейчас неудобно разговаривать. Сможешь вырваться на пару часиков из дому?
Марина серьезно взглянула в его глаза:
- А надо?
Антон усмехнулся:
- А почему бы и не встретиться старым друзьям за чашечкой кофе? Или мы уже не друзья?
- Да вроде не враги, - улыбнулась Марина. - Хорошо, тогда давай так. Я сейчас Аришку отведу к бабушке и смогу позволить себе пару часов провести с приятным человеком. Тебя такой расклад устраивает или ты тоже живешь по расписанию?
- Почему 'тоже'? - удивился Антон.
Марина махнула рукой:
- А, не обращай внимания, это я так. Ну что, договорились? Через полчаса здесь же?
Антон пытливо посмотрел в ее глаза, ответил серьезно:
- Я буду ждать. Только не обмани.
Маринка улыбнулась:
- Меня, наверное, можно назвать как угодно, только не обманщицей. Ну ладно, я побежала.
Стоит ли говорить, что к маме Марина не шла - летела! Не мешали ни тяжеленные сумки, ни медлительная Аришка. Прибежала, разгрузила сумки, разложила продукты по полкам холодильника, поцеловала мать - и обратно. И пусть у нее еще есть время, пусть еще не опаздывает - а вдруг Антон не дождется, вдруг передумает? Сама себе объяснить не могла, чего так вдруг забилось сердечко. Это когда-то давно Антон ей казался скучным и недостаточно интересным, встречалась с ним сугубо от тоски по чему-то большему. Теперь же, на фоне Каламухина, Антон казался ей верхом совершенства. 'Ах, Антон-Антошенька, прости, что я была так глупа! Прости, что даже не попыталась объяснить тебе, что со мною происходит. А Аришка… Кто знает - может, ты и есть ее отец, и тогда у нас с тобой есть очень мощное связующее звено? Хотя… Нет, Антон, как бы мне того ни хотелось, а не можешь ты быть Аришкиным отцом. Увы - на девяносто девять с половиной процентов Аришка не твоя дочь, не твоя… И если б ты знал, как я об этом сожалею!'
'Сожалею?!' Марина остановилась как вкопанная. Да что она такое говорит?! Пусть про себя, но как она вообще могла до такого додуматься?! Ведь, будь Аришкиным отцом Антон, она была бы совершенно другим ребенком, возможно, ничем не напоминающим Аринку. Да и вообще - хотя бы теоретически мог бы появиться тот, другой ребенок, будь Марина стопроцентно уверена в отцовстве Антона? Нет, однозначно нет. Если бы и произошло такое, она непременно нашла бы возможность избавиться от нежелательной беременности. Ведь Аришку она родила вовсе не из религиозных побуждений и заповедей, как бы ни ужасно это звучало. Аришеньку она родила целенаправленно, она хотела родить именно этого ребенка, именно от этого отца. И уже второй вопрос - будет ли этот человек с ней рядом до последнего вздоха. Знала, заранее была уверена, что не будет, даже не узнает о том, что у него есть ребенок. 'Тогда зачем же я иду к Антону?!'
Марина присела на скамейку и задумалась. Зачем? Не подло ли это с ее стороны? Она ведь никогда его не любила, почему же так обрадовалась неожиданной встрече? Устала от одиночества? Да! И еще больше устала от Каламухина. Но при чем же здесь Антон? Имеет ли она право вот так, от скуки, идти на эту встречу? Разве это порядочно? А почему нет? Почему?! Она же не на свидание к нему бежит, просто встретиться со старым приятелем, даже с другом, ведь когда-то они были очень близки. И вовсе она ничего такого себе и не напридумала - она ведь прекрасно знает, что у нее есть муж, что у Антона есть жена. Что страшного случится, если они вдвоем посидят в кафе при супермаркете, выпьют по чашечке кофе? Кто посмеет осудить ее за это? Разве это - уже измена? Глупости, какие глупости! Это просто дружеская встреча.
Марина поднялась со скамеечки и продолжила путь. Только теперь уже не бежала, не летела, а шла степенно, неспешно. Она идет на встречу с другом, а друзья не уходят, не дождавшись. А даже если и уходят - невелика потеря, встретятся в другой раз…
Однако Антон был на месте, даже и не думал уходить. Увидел Маринку издалека, замахал рукой, пошел навстречу, сияя улыбкой:
- Я боялся, что ты не придешь, что передумаешь.
Марина улыбнулась:
- А я боялась, что ты не дождешься!
Антон переспросил с нажимом:
- Боялась?
Марина поняла, что напрасно столь откровенно высказала свои мысли - сдержаннее надо быть, сдержаннее, ведь они всего лишь старые друзья.
- Ммм, - замялась немножко. - Скажем так - опасалась.
Антон улыбнулся:
- Ну что, пойдем?
И, словно не было пятилетней разлуки, привычно ухватил ее под локоток, направляя в кафе.
За столиком посидели молча, не столько даже разглядывая один другого, сколько, наверное, наслаждаясь обществом друг друга. Долго смотрели друг другу в глаза, сдержанно улыбаясь. Антон держал Маринкины ладони в своих. А рядом остывал кофе…
- Ну что, Марин, как ты? Как Арина? Такая взрослая стала…
Марина улыбнулась:
- Да уж, взрослая. Недавно эта взрослая в садике такое учудила! Стыдно рассказывать. Представляешь, влезла в шкафчик воспитательницы, достала оттуда бюстгальтер и стала примерять на глазах у всей группы. Ты бы знал, что мне пришлось выслушать от той воспитательницы!
Глаза Антона потеплели:
- Я жалею, что не могу быть с вами. Нет, не так. Я жалею, что ты не позволила мне быть с вами. Почему?
Марина смутилась:
- Не надо, Антон. Давай не будем поднимать эту тему. Лучше расскажи о себе, как ты?
Теплые лучики в его глазах потухли. Антон выпустил Маринкины руки, взял чашку с остывшим кофе и откинулся на спинку стула:
- А, что там рассказывать. Все нормально.
Марина из солидарности тоже взяла кофе, однако отхлебнуть словно бы забыла:
- Если все так нормально, почему ты говоришь об этом так разочарованно?
- А ты? - ответил вопросом на вопрос. - Ты сможешь бодренько отрапортовать о нынешней своей жизни?
Марина потупила глаза и промолчала.
- Вот то-то. Я женат, ты замужем. Однако радости это ни мне, ни тебе не добавляет. Ты считаешь, я был бы тебе худшим мужем, чем твой нынешний? Скажи честно: чем именно я тебе не подошел? Чем он оказался лучше меня?
Марина еще немножко помолчала, не зная, как ответить. Казалось бы, чего проще - сказать Антону о том, что он не является биологическим Аришкиным отцом, и сразу все стало бы на свои места. Но не могла, какой-то ком дурацкий сидел в горле. Не могла огорчить его, не могла, вернее, не хотела выставить себя в его глазах падшей женщиной. Как ему объяснить Аришкино появление на свет, если отец не Антон, а другой? Ведь наверняка решит, что у нее таких 'других' был вагон и маленькая тележка. И как можно объяснить мужчине, почему женщине так захотелось родить ребенка не от постоянного партнера, а от разового, зная заранее, что этот разовый никогда не станет постоянным?! Как все это сложно, как неприятно…
- Да нет, Антон, он ничуть не лучше тебя. Он, наверное, неплохой человек, порядочный, надежный, но он совсем не лучше тебя. Больше скажу: ты намного лучше, настолько, что вас с ним даже сравнивать нельзя.
- Тогда почему? Объясни мне, я уже устал гадать. Почему?!
Марина смутилась. 'Объясни'. Это гораздо проще сказать, чем сделать.
- Потому что он меня любит, потому что взял меня замуж даже с чужим ребенком…
Антон возмутился:
- Так ведь я тоже предлагал! Я ведь приходил к тебе, почему ты меня выгнала?!
Марина вздохнула:
- Я тебя не выгоняла. Просто ты никогда не говорил мне о любви. И предложения в общепринятом смысле не делал. И в тот день говорил не о том, что хочешь быть рядом со мной, а лишь о долге, о том, что должен участвовать в воспитании ребенка. И ни словечка о том, что хочешь быть со мной ради меня самой…
Антон перебил:
- Ну как ты можешь такое говорить?! Я же именно для того и пришел, потому что осознал…
На сей раз перебила Марина:
- Потому что осознал ответственность перед ребенком! Антон, милый, я тебя умоляю, давай не будем возвращаться к прошлому, давай не будем выяснять отношения!
Антон долго смотрел на нее, потом ответил:
- Хорошо, давай не будем вспоминать прошлое. И все-таки мне непонятно, почему ты предпочла выйти за чужого человека, а не за отца собственного ребенка.
Была не была. Марина набрала побольше воздуха для признания:
- Да потому что его не испугал чужой ребенок! Он хотел быть со мной, невзирая на наличие чужого ребенка. Скажи мне: тебя бы испугал чужой ребенок? Вот если бы ты знал, что Аринка - не твоя дочь. Ты согласился бы жениться на мне и стать отцом чужому ребенку?!
- Но ведь… - начал было Антон старую песню.
- Нет, - настойчиво перебила Марина. - Ответь на вопрос в том виде, в котором он прозвучал, не выворачивая его наизнанку. Если бы ты знал наверняка, что Аринка не твоя дочь, ты бы женился на мне?
Антон притих. Марина тоже молчала, все еще ожидая ответа. Лишь минуты через две Антон неуверенно ответил:
- Наверное, да…
Марина усмехнулась:
- Вот видишь, 'наверное'. А мне кажется, 'наверное, нет'. А он сказал 'да' без всяких 'наверное', действовал наверняка.
- Но ведь это все пустые слова, Марина! Зачем ты цепляешься за это 'если'? Какая разница, если Аринка все равно моя дочь?!
Марина вздохнула устало:
- Да не твоя это дочь, Антон. Не твоя. Вот тебе и ответ на твой вопрос. Потому и отказалась от тебя, потому что знала, что ты хочешь быть со мной сугубо из чувства долга. Не хотела тебя обманывать. А правду сказать не решалась, боялась, что презирать меня будешь.
Антон потрясенно молчал. Потом, словно поняв что-то, закачал головой:
- Неправда. Это же неправда! Я не понимаю, зачем ты все это придумала, но это не может быть правдой. Я точно знаю, что у тебя никого, кроме меня, не было. Это моя дочь!
- Правда, Антон, - возразила Марина. - Я, конечно, не могу дать голову на отсечение, но уверена на девяносто девять процентов, что не ты Аринкин отец. Это очень сложно объяснить, но, знаешь, есть некоторые физиологические закономерности, по которым женщина с большой долей уверенности может знать приблизительное время зачатия. Иногда, правда, природа дает сбой, именно поэтому я не говорю о ста процентах, но это довольно редкие случаи, скорее, медицинские казусы.
Антон никак не мог поверить в серьезность ее слов: