- Послушай, Эм, я узнал, что ты потеряла работу, и мне очень тебя жаль, но я бы хотел поскорее вернуться в свою квартиру. Когда примерно ты можешь съехать?
Я обозвала его словом, за которое мама однажды прополоскала мне рот с мылом, и с такой силой бросила трубку, что та треснула.
Потом, вернувшись к покалеченному, но исправному телефону, я позвонила трем своим подругам. Они не звонили мне с тех пор, как я рассталась с Бретом, и я тоже не выходила на связь - не хотела обсуждать наш разрыв. Конечно, я полагала, что эта весть их потрясет, и надеялась на сочувствие.
"Уж они-то будут на моей стороне, - думала я, набирая Лесли. - Уж они-то меня не обидят".
И опять ошиблась.
- Мне ужасно неприятно тебе это говорить, - сказала Лесли, непринужденно подметив, что ей известно о расторжении нашей помолвки, - но ты должна знать.
- Ну, так говори…
Я ждала объяснений и задавалась вопросом, почему Лесли не зашла ко мне и даже не позвонила, узнав о моей беде.
- С другой стороны… может, и не стоит, - быстро добавила она.
Я вздохнула. Мне было не до глупых загадок.
- Лесли, любая плохая новость - ничто по сравнению с тем, что я переживаю сейчас.
В конце концов, что могло быть хуже разрыва помолвки и увольнения на следующий же день?
- Ну, если так… - протянула моя подруга и умолкла. - Тогда слушай. Я не знаю, какие слова полагается говорить в таких случаях, поэтому скажу прямо: Аманда спит с Бретом.
Понятно. Вот что может быть хуже разрыва помолвки и увольнения на следующий же день.
Я беззвучно раскрыла рот. У меня из груди словно выкачали весь воздух, я даже вдохнуть не могла. Лесли нарушила тишину:
- Эмма? Ты еще здесь?
- Арграргр…
Из горла шли только какие-то булькающие звуки.
- Ты как?
- Арграргр…
- Послушай, Эмма, когда это произошло, вы уже расстались. Аманда говорит, первый раз они переспали через три дня после вашего разрыва. Брету нужно было где-то переночевать, понимаешь? Все вышло случайно.
Меня затошнило, причем по-настоящему.
- Ты об этом знала? - спросила я, несколько раз сглотнув слюну. - И Мона тоже?
- Ну… да.
- С каких пор? Молчание.
- С каких пор, я спрашиваю?
- С прошлой недели.
- Убью эту сволочь, - выдохнула я, вдруг возненавидев Аманду всей душой.
- Эмма, не говори так, - ласково пролепетала Лесли. - Признай, вы с Бретом к тому времени уже расстались.
От удивления я подавилась кислотой, которая поднялась к моему горлу.
- Ты ее защищаешь?! - прошептала я, когда голосовые связки снова заработали.
- Нет, вовсе нет! - вскричала Лесли, - Но подумай логически: Брет ведь тебе не изменил.
- То есть…
- Эмма, мы с Моной уже все обсудили и не считаем, что Аманда поступила дурно. Ситуация, конечно, неприятная, однако через пару недель тебе полегчает. Давайте встретимся и вместе поужинаем. Аманда будет рада тебя увидеть.
Я оторопела.
- Мне пора, - буркнула я и повесила трубку, чтобы не разрыдаться при Лесли.
Затем я позвонила Джинни, почему-то рассчитывая на поддержку и утешение. Шесть лет назад отец переехал в Атланту с новой женой, которая была младше его на двадцать лет, а три года назад мама умотала в Калифорнию с мужем - на двадцать лет ее старше. Словом, из родни поблизости жила только сестра. Увы, мы с ней были разные, как день и ночь. Разговор по душам в ее представлении сводился к тому, чтобы довести меня до слез и убедить, что я - полное ничтожество.
"Может, на этот раз она меня утешит, - подумала я, - Разве не для этого нужны сестры?"
- Посуди сама, Эмма, - начала Джинни, когда я объяснила ей свое положение. На заднем плане громко завопил их сынок Одиссей, и она картинно вздохнула, - Брету предстоит серьезный шаг в жизни. Нормально, что он волнуется. Твой жених всего лишь испугался.
- Джинни, ты вообще меня слышала? - медленно спросила я, - Он спал с моей лучшей подругой!
- Эмма, ты драматизируешь. - Сестра опять вздохнула. - Впрочем, как всегда. Роберт тоже струсил перед свадьбой, но мы сели и спокойно все обсудили. Иногда мужчин приходится уговаривать.
- Джинни, он…
- Эмма, когда ты перестанешь быть такой привередливой? - перебила меня сестра, самая большая привереда на свете, - Постарайся его вернуть. Господи, тебе ведь почти тридцать! Скоро ты никому не будешь нужна. Я, например, вышла замуж в двадцать три, помнишь?
- Еще бы, ты мне вечно напоминаешь!
Я с отвращением повесила трубку и позвонила единственной подруге из оставшихся - Поппи, с которой мы восемь лет назад вместе проходили летнюю практику. Она уже три года жила в Париже, где поначалу работала на "Колен-Миттеран", международное пиар-агентство, а в прошлом году ушла на вольные хлеба и открыла небольшую частную фирму. Недавно за услугами Поппи обратилась "KMG", парижская звукозаписывающая студия.
Я скрестила пальцы и набрала последнюю цифру ее номера. Если и Поппи меня не поддержит…
- Что-что твоя подруга сделала?! Ну и сволочь! - с рубленым британским акцентом воскликнула Поппи, когда я все ей объяснила.
Я облегченно выдохнула и даже чуть-чуть улыбнулась.
- Ты не представляешь, как я рада это слышать.
- К черту такую подругу! - с жаром выпалила Поппи. - И остальных тоже! Как они посмели ее защищать?
Я воспрянула духом.
- Вот-вот.
- И если уж на то пошло, я всегда считала, что Брет тебя недостоин, - продолжала моя утешительница, - Избалованный маменькин сынок! Туда ему и дорога! Зато ты теперь сможешь больше работать.
- Не совсем, - промямлила я, вдохнула поглубже и закрыла глаза. - Меня уволили.
- Что? - вскричала Поппи. - Уволили?!
- Ну, точнее, сократили. Хотя по сути это одно и то же.
- Черт возьми! - Поппи на секунду умолкла. - Послушай, Эмма, у тебя все будет хорошо. Обещаю. Есть одна мысль… Давай я позвоню тебе завтра, хорошо?
Ее воодушевление придало мне сил, но в то же время я не хотела вешать трубку. В конце концов, Поппи была единственным нормальным и готовым помочь человеком в моей жизни.
Она перезвонила на следующий день, как и обещала.
- Эмма, я придумала, как решить все твои проблемы!
- Как?
Я высморкалась, вытерла слезы и закрыла упаковку мятного мороженого с шоколадной крошкой. Слава богу, никто не видел, что я поедаю четвертую пинту мороженого за день. Меня вдруг затошнило.
- Я поговорила с Вероник из "KMG" и спешу сообщить отличную новость! - продолжала Поппи, явно не догадываясь о моей тошноте, - Я тебе еще не рассказывала, но "KMG" поручила мне заняться британской и американской прессой в связи с выпуском первого альбома Гийома Риша на английском языке.
Гийом Риш был французской телезвездой и прославился на весь мир шашнями с американскими актриса ми и годичным романом с английской супермоделью Дион Деври, который закончился фомким скандалом, выплеснувшимся на страницы всех газет и журналов. На прошлой неделе в "Пипл" появилась статья об альбоме Риша на английском языке, но я и понятия не имела, что моя подруга имеет к нему отношение.
- Замечательно!
- Да, вот только его агент по печати и рекламе недавно уволилась, и раскруткой альбома я занимаюсь в одиночку, - быстро проговорила Поппи.
- Здорово! - воскликнула я, гордясь достижениями своей подруги.
Похоже, дела у нее шли отменно - не то что у меня.
- До большой пресс-конференции в Лондоне осталось всего пять недель! - Поппи перевела дух. - Я убедила Вероник, что с такими связями и опытом ты станешь мне отличной помощницей, и она согласилась выделить еще немного денег. Ну, Эмма, что скажешь? Не хотела бы приехать на месяц и помочь мне с выпуском альбома?
- Приехать в Париж? - переспросила я и выронила ложку, которая с громким стуком упала на пол.
- Ну да! - воскликнула Поппи, - Будет весело! Подработаешь немного, пока не найдешь постоянное место. И я помогу тебе забыть о Брете!
Предложение было заманчивое, но явно не слишком разумное.
- Я ведь совсем не знаю французского…
- Ерунда! Я буду тебе переводить. К тому же альбом выходит на английском языке. Возьмешь на себя американских, британских, ирландских и австралийских журналистов. Для тебя это пара пустяков!
- Ну…
- Эмма, послушай, - деловито заговорила Поппи. - Ты потеряла жениха. Ты потеряла друзей и работу. Что ты потеряешь, если месяц поживешь в Париже?
Я задумалась. Ну, если рассуждать логически…
- Ты права, - тихо пробормотала я.
- И уж поверь, здесь ты моментально забудешь о Врете! - добавила Поппи.
К сожалению, мне и в голову не пришло расспросить ее о Гийоме Рише и поинтересоваться, почему его агент по рекламе уволилась незадолго до презентации альбома. Иначе, возможно, я бы никогда не села в тот самолет.
Глава 2
Мы приземлились в аэропорту Шарля де Голля на час раньше положенного, и я решила, что это добрый знак. Когда самолет шел на посадку, я пыталась увидеть в иллюминатор Эйфелеву башню, собор Парижской Богоматери или извилистую Сену - хоть какую-нибудь достопримечательность, которая отметила бы мое прибытие. Увы, внизу расстилались геометрически ровные пастбища или густые тучи, закрывавшие весь вид. Это сбило меня с толку: Франция запомнилась мне не такой. Где же великолепные здания и живописные крыши?
В самолет я взяла с собой два путеводителя по Парижу от издательств "Фодорс" и "Фроммерс", твердо решив за восемь часов полета прочитать их от корки до корки. Последний раз я была в Париже восемь лет назад: после окончания летней практики мы с Поппи решили устроить себе недельный отпуск. Увы, сидя между тучным бизнесменом и женщиной, которую то и дело тошнило (да я и сама немного боюсь летать), сосредоточиться на чтении я не смогла.
Вместо этого я думала о Брете.
Я скучала по нему и презирала себя за это. Если уж я решила быть до конца честной с собой (а почему бы и нет, терять-то уже нечего), то приходилось признать, что сойтись с Бретом мы не могли.
Мы познакомились три года назад на вечеринке 80-х в клубе "Антигуа", который находится в центре Орландо на Черч-стрит. Мы с Лесли и Моной кривлялись под "Vogue" Мадонны, когда я случайно поглядела на привлекательного брюнета, сидящего за барной стойкой. У него была обворожительная улыбка, и он смотрел прямо на меня. Песня закончилась, из динамиков зазвучала "Livin on a Prayer", и я пошла к бару.
- Привет! - крикнул Брет сквозь грохот, когда я будто невзначай уселась рядом с ним, чтобы заказать водку с тоником.
- Привет, - непринужденно ответила я.
Мое сердце забилось, как сумасшедшее, стоило мне увидеть его дивные карие глаза. Точеное лицо Джона Бон Джови, певшего "Возьми меня за руку, у нас все получится", мелькало на всех экранах в зале.
- Можно тебя угостить?
Немного помедлив, я кивнула. Брет улыбнулся, и на его щеках появились ямочки.
- Меня зовут Брет.
- А я Эмма.
Он чинно пожал мою руку, не отрывая от меня взгляда.
- Ты очень красивая.
Брет сказал это искренне, не думая льстить, и я ему поверила.
Проболтав со мной полчаса и познакомившись с Лесли, Моной и Амандой, он пригласил меня в соседний бар "Латитьюдс" на крыше. Там мы сидели под луной, потягивали водку с тоником (у нас был одинаковый любимый напиток), обсуждали фильмы (мы оба считали "Энни Холл" и "Руководство" шедеврами кинематографа), делились впечатлениями о концертах (как выяснилось, мы были на одном концерте "Sister Hazel" в Доме блюза) и рассказывали друг другу, каким видим свое будущее. У нас было столько общего, и Брет так внимательно глядел мне в глаза, ласково улыбаясь, что мое сердце затрепетало. К концу вечера я влюбилась по уши. На следующий же день состоялось наше первое свидание, а через месяц Брет впервые назвал меня своей девушкой. Все шло чудесно, лучше не придумаешь.
В Брете я нашла все, о чем мечтала: он был привлекательный, успешный, забавный, добрый. Моя семья его обожала, а родители Брета, в конце концов, со мной смирились. Иными словами, мы идеально подходили друг другу - как арахисовое масло и джем. Но моя лучшая подруга тоже решила полакомиться сэндвичем.
- Passeport, s'il vous plaоt.
Суровый голос сотрудника таможни прервал мои мысли. За воспоминаниями о Брете я сама не заметила, как сошла с самолета и оказалась у стойки иммиграционного контроля, словно обломок кораблекрушения среди моря пассажиров.
- Ах да, конечно, - запинаясь, проговорила я и стала рыться в сумке.
Нащупав два путеводителя, розовый iPod, в который я закачала "Five for Fighting", "The Beatles" и Кортни Джей, а также ноутбук, купленный на прошлогодние премиальные, я наконец выхватила свой тисненный золотом американский паспорт в темно-синей обложке.
- Voilа! - вскрикнула я, надеясь, что таможенник по достоинству оценит мои скромные познания во французском языке.
Увы, он только хмыкнул, раскрыл паспорт и внимательно его изучил. Волосы у меня стали короче, чем на фотографии - чуть выше плеч, и посветлели на пару тонов (к началу мая солнце во Флориде палит уже добрых два месяца). Загар был чуть темнее, а веснушки ярче. Ну и, разумеется, четыре недели поедания мятного мороженого с шоколадной крошкой не прошли для меня даром (эй, надо же было как-то успокаиваться?): я набрала фунтов десять, не меньше. Однако мой обычный встрепанный вид не изменился - стертая помада, потрескавшиеся губы и лохматые волосы, как будто я только что вылезла из аэродинамической трубы. Подозреваю, что после полета через океан я выглядела не лучше.
- Отдыхаете? - спросил таможенник с таким могучим французским прононсом, что я секунд десять пыталась понять смысл его слов.
- Oui, - твердо ответила я и тут же вспомнила, что вообще-то приехала работать.
- Надолго к нам?
Он по-прежнему упорно говорил по-английски.
- На пять недель.
Этот срок вдруг показался мне невероятно долгим, и я едва переборола желание рвануть к выходу на посадку.
Француз пробормотал что-то невнятное, поставил печать в паспорт и отдал его мне.
- Проходите, - сказал он. - Добро пожаловать во Францию.
Так, вместе с очередной волной пассажиров я очутилась в стране, где не была уже много лет, чтобы начать новую жизнь, к которой еще не была готова.
- Эмма! Эмма! Сюда!
Я заметила Поппи, как только вышла из зала выдачи багажа, волоча за собой два гигантских бордовых чемодана.
- Привет! - воскликнула я, обрадовавшись даже сильнее, чем ожидала.
Взвалив две сумки на плечо, я с трудом, будто в замедленной съемке, потащилась со всем скарбом к подруге. Та широко улыбалась и махала, как полоумная.
- Добро пожаловать! - сказала Поппи, нетерпеливо захлопав в ладоши и кинувшись меня обнимать.
Ее темные волосы с рыжими прядями были убраны в хвост, и она явно переборщила с макияжем - впрочем, к такой Поппи я и привыкла. Выше меня на три дюйма, она была гордой обладательницей голливудской улыбки до ушей, румяных щек, огромных глаз цвета морской волны и фигуры, которую сама называла "аппетитной".
Сегодня Поппи надела яркую бордовую блузку, черную юбку, больше похожую на пояс, и темно-зеленые колготки. Несмотря на усталость, я улыбнулась в ответ на ее фирменную улыбку.
- Давай помогу, - предложила она.
Я с облегчением передала Поппи один чемодан на колесиках, и та покатила его к выходу, стремительно краснея.
- Эмма, что у тебя там?! - воскликнула она. - Труп?
- Ага. Запихнула туда Брета, чтобы незаметно переправить в Париж.
Поппи расхохоталась.
- Молодчина! Так этому засранцу и надо!
Я ответила печальной улыбкой: мне тоже хотелось разозлиться на Брета, но, по-видимому, вместе с работой и женихом я потеряла всякое самоуважение.
Когда мы с Поппи загрузились в блестящее черное такси и поехали к центру города, я начала приходить в норму, успокоенная чириканьем подруги. Рядом с близким человеком я чувствовала себя почти как дома, хотя вокруг все было чужое и незнакомое. По дорогам ездили не "форды", "хонды" и "тойоты", а стильные маленькие автомобильчики: компактные "пежо" и приземистые "рено". Шоссе пролегало через окраины города, который запомнился мне совсем другим.
Вместо старых причудливых домов, крыш с дымоходами и цветочных горшков на окнах вдоль дороги стояли заводы и безликие многоэтажки с крошечными балконами. Тут и там на веревках сушились пестрые футболки и джинсы, из окон торчали домашние антенны. Да уж, не так я представляла себе Францию.
- Мы еще не в городе, - шепнула Поппи, видимо, заметив мою озабоченность.
- А, понятно.
Я немного успокоилась.
Когда наш таксист, что-то бормоча себе под нос, на скорости света повернул с шоссе, индустриальный пейзаж восточных окраин уступил городским красотам, и я впервые заметила вдалеке готические башни собора Парижской Богоматери.
Только тогда до меня дошло - по-настоящему дошло, - что я в Париже, а моя прежняя жизнь осталась за океаном.
- Красота какая! - задохнулась я. Поппи с улыбкой сжала мою ладонь. Через несколько минут перед нами открылась настоящая парижская панорама, и у меня захватило дух: в вечерних сумерках на фоне сочного розового заката возник мягкий силуэт Эйфелевой башни. Бешено застучало сердце - мы ехали мимо пешеходов и дорожных знаков по улицам, дышащим историей и традициями.
Когда мы перебирались через Сену, я увидела огромный Лувр, величественную Консьержери и роскошный Отель-де-Виль. Заходящее солнце таяло в реке, и вода мерцала изнутри нежным пастельным светом. Ничего красивее в своей жизни я еще не видела.
- Добро пожаловать в Париж, - тихо произнесла Поппи.
У меня уже появилось чувство, что я приехала домой.
- И какой он, этот Гийом Риш? - спросила я, бросив сумки во второй комнате небольшой квартирки, где мне предстояло прожить несколько недель.