Да, пришлое славянское население ассимилировало мерю, чудь, мурому, мещеру, голядь. Но марийцы были и оставались для него именно соседями. И с ними надо было строить какие-то отношения. Русские – и князья, и их подданные – выбрали отношения равные, справедливые и дружественные. Которые по идее превращали соседей в союзников. Но не будем ничего идеализировать. По-настоящему "равных, справедливых и дружественных" отношений не было и между самими русскими князьями.
Дядя идёт на племянника – это сюжет Воскресенской летописи.
Фёдор Семёнович умирает. Его сын Андрей считает земли возле Солигалича согласно завещанию своими. Но у Андрея Семёновича, брата умершего Фёдора Семёновича, на этот счёт другое мнение. И тесть Байборода становится союзником Андрея Семёновича в борьбе против его племянника. Поход следует за походом. Спустя год, в 1346-м, после свадьбы дочери Никита Иванович с зятем совершают первый, как утверждает летопись, неудачный поход на Галич. Но если всё было так плохо для них, тогда остаётся неясным, почему, судя по летописи, в 1352 году Андрей Фёдорович отправляет и к тому, и к другому послов с требованием, "чтобы они его вотчины отдали". Вотчин он не получил, но зато отправился в поход и "их выжег". 1354-й год – ответный поход на Галич Андрея Семёновича и Байбороды. Войну останавливает страшный голод, разразившийся в 1356 году. Но следующим летом Андрей Фёдорович идёт на Кострому. 1362 год – поход Андрея Семёновича и Никиты Ивановича, под Галичем гибнет сын Байбороды Гавриил, а другого сына Юрия берут в плен. В 1366 году на Галич костромское и ветлужское войска идут уже с суздальскими союзниками. А в 1375 году (такая вот Тридцатилетняя война!) Андрей Семёнович и Никита Иванович, позвав на подмогу ногайцев, уничтожают Воскресенский монастырь – узел спорных земель, убивают обороняющихся монахов и, судя по всему, рассеивают по тайге крестьян. "За умножение грехов наших" – констатирует летописец, и это точно указывает, на чьей он стороне. А ведь называет он причину совершенно честно!
Об Андрее Фёдоровиче летопись сообщает, что он оказался там уже после этого события – "повалился с коня своего, зарыдал и громко закричал, насилу его оттащили". Дальше Андрей Фёдорович исчезает со страниц и летописи Воскресенского монастыря, и книги Дементьева.
А вот о монастырских крестьянах мы узнаём из книги, что они не пропали в тайге, а поселились спустя пять лет рядом с марийским Ветля-Юром, где сейчас стоит город Ветлуга. Причём туда они были приглашены марийцами – как страдальцы, скитавшиеся по тайге. И в память о разорённой обители построили Воскресенскую церковь – так это место и запечатлелось впервые как Верхнее Воскресение.
Присмотримся пристально к современному городу Ветлуга.
Он стоит на высоком правом берегу реки и отсчитывает свою историю с 1778 года, когда здесь "был открыт уездный город Ветлуг", как записано в документе екатерининских времён. Город делит на две неравные части впадающая в Ветлугу небольшая речка Красница.
Пониже её устья, на горе, чётко распланированные кварталы – в соответствии с проектом, утверждённым императрицей. Примерно в полукилометровом удалении от берега возле одного из перекрёстков намётанный глаз увидит в явно перестроенном здании хлебозавода Воскресенскую церковь. Она кирпичная, построенная в XIX веке на месте значительно более старого храма. Вероятно, он и был ядром, откуда начало развитие старинное село.
А где был город Юр?
Знатоки края ответят на этот вопрос – где-то недалеко от места впадения в Ветлугу с противоположного берега небольшой речки Юрьевки – она потому так и названа.
Если так, то Юр мог находиться на правом же берегу Ветлуги. Но марийцы, конечно, не предложили пришедшим в эти места русским поселиться совсем рядом со своим городом. Скорее всего – за какой-то естественной природной преградой. Пусть живут там отдельно, пусть хозяйствуют, как знают, пусть говорят на своём языке…
Единственное, что сегодня тянет на такую преграду – речка Красница с сырой долиной, ширина которой в устье достигает километра.
Итак, русские на правой, южной стороне Красницы, марийцы – на северной, левой. Почему бы нет?
Нельзя сказать, что Ветлуга очень разрослась, но с правого берега Красницы она уже больше сотни лет назад перебралась и на левый. Здесь техникум, автопарк, целая цепочка небольших предприятий вдоль улицы Горького – промзона.
Где искать Юр? Под какими домами? Вообще, был ли он – можно ли это сейчас доказать?…
То, что для меня прозвучало как мощный аргумент в пользу того, что он находился где-то там, на левой стороне, внезапно всплыло в одном из разговоров в местном музее.
Коренная ветлужанка стала вспоминать о гибели одного из руководителей района. Он разбился на служебной машине во время поездки в областной центр. Как? Почему? Дорога-то вроде бы в этот момент была пуста?
– А это всё из-за леса!.. У нас ведь все знают: тут есть такой лес на окраине города, за Красницей – он раньше марийцам принадлежал. И все всегда знали, что его нельзя трогать. И его предупреждали, когда он собрался в сторону этого леса расширять кладбище. Говорили: нельзя деревья рубить – случится беда, погибнете. Нет – принял решение. Тем более, что 2010 год был очень засушливый, пожары лесные начались. И под это принялись край этого леса рубить – который к городу. Ну, потому что – вдруг будет пожар, перебросится на дома… И вот вскоре всё и случилось. А кладбище к тому моменту уже расширили. И он там теперь лежит…
В русском городе, где марийцы никогда с момента его образования не жили, совершенно отчётливо помнили заповеди марийских священных рощ! Невероятно!
И понятно, что если такая роща была, её отделяла какая-нибудь верста от марийского поселения, иначе бы она здесь просто не появилась.
Значит, Юр был где-то совсем рядом. И то, что говорится о нём в книге Дементьева, совершенно правдоподобно.
* * *
И последний акт всей этой истории из летописи Воскресенского монастыря о том, как марийский правитель решил подружиться с русскими соседями и связать себя с ними родственными узами. 1385 год. Голод, неурожай. На Ветлугу пришла страшная, не щадящая никого "болезнь корчевая" – холера, чума?… Умер от неё и старый кугуз Байборода.
В пересказанных фактах, в датах летопись Воскресенского монастыря и повествование Дементьева совпадают. И это может, скорее всего, означать, что он познакомился и сверил даты с каким-то из списков той монастырской летописи.
Но почему её так же легко, как остальные летописи, не смогли найти мы?
Разгадка кроется в том, что этот источник историки не восприняли всерьёз уже двести лет назад. С ним работал ещё Николай Карамзин. "У меня есть так называемый "Летописец Воскресенского монастыря, что у Соли", – писал он в IV томе своей "Истории государства Российского", – Это новая сказка. Князьями Галича были, после Константина Ярославича, сын его Давид, внук Иван, правнук Димитрий, изгнанный оттуда Димитрием Донским; ни Семёна, ни Феодора, ни Андрея, ни ветлужских, ни хлыновских князей не бывало".
Источник стал изгоем, апокрифом.
Дементьев не соглашался с авторитетом Карамзина: "опровергать её всю безусловно невозможно. Несомненно, что летопись составлена сначала по записям летописца, по преданиям за неимением других документов также как и Несторова летопись о России. Ввиду преданий не изгладились тогда ещё в памяти имена Семёна, Фёдора, Андрея и Никиты, и очевидно, что они существовали". И ведь это чистая правда: именно по преданиям составлялись все летописи древности, и верить безусловно в то, что в них написано, – наивно. Но рассказ этой летописи отличался, например, от многих сюжетов о жизни князей в канонической Лаврентьевской тем, что он не находил подтверждения в других древних текстах. Пытаясь как-то увязать концы с концами, Дементьев предполагал, что речь в летописи Воскресенского монастыря шла о великом князе Семёне Ивановиче Гордом и его потомках, просто их имена, как и некоторые даты, исказились.
Петербургская исследовательница Светлана Семячко подступилась к летописи Воскресенского монастыря в конце XX века. Она насчитала в разных архивах 15 её списков. Это значит, что летопись представляла интерес для наших предков, и они её, как могли, копировали. Однако свою работу Семячко назвала "Из комментариев к тексту "Летописца Воскресенского монастыря" (к характеристике вымышленной летописи)". Этим уже в заголовке объявила источник совершенно недостоверным. И датировала, не приведя к тому серьёзных оснований, XVII веком. Словно задача её состояла лишь в том, чтобы просто найти новые аргументы в поддержку мнения Карамзина. Исследовательница проверяла летопись "на прочность" и не только сравнивая имена князей с приводимыми в "правильных" летописях. Ей удалось убедительно доказать, что церковные праздники, которые перемещаются по датам, в летописи Воскресенского монастыря не совпали с теми числами, когда они должны были отмечаться в указанные там годы.
Да, в тексте, и правда, не всё клеится, если обнаруживается такое. Но из этих ошибок никак не может логически следовать вывод, который делает учёная дама: летопись Воскресенского монастыря – "плод фантазии автора". Вывод должен быть другой: составитель списка просто был отчего-то не в ладах с календарём или с летоисчислением.
Это и допустил доктор исторических наук Константин Аверьянов из Института российской истории РАН. Он изучал прошлое Галича в рамках научно-исследовательской экспертизы о времени основания этого города. Вот она, главная историческая проблема, волнующая в сегодняшней России каждого местного чиновника: когда появился его город или регион. Важно найти дату покруглее, и можно будет отметить юбилей и выбить под это финансирование!
В итоге же Аверьянов обнаружил в публикации документов рубежа XIV–XV веков, написанных в Троице-Сергиевском монастыре, сведения о князьях Галицких. Их имена в четырёх поколениях полностью соответствовали тем, которые были названы в Летописи Воскресенского монастыря! Говорилось, что это "вернейшие бояре Дмитрия Донского". Причём они были им посланы именно в Галич. Разумеется, они уже не управляли им безраздельно: княжества там уже не существовало – всё подчинялось Москве. Но коллизию, запечатлённую в Летописи Воскресенского монастыря, благодаря вновь найденному упоминанию уже можно было допустить. Только смещались даты: события, исходя из времени событий и жизни других упоминаемых исторических лиц, могли начаться не раньше 1392 года и завершиться не позднее 1420-го. Вот она – причина ошибок с календарём!
Аверьянов задался вопросом, из-за чего произошло это смещение. И смог на него ответить. Никита Иванович назван в летописи, в частности, "хлыновским". Он – следовательно – по идее должен был править в городе Хлынова. Но, по другим документам, получалось, что этого не могло быть: в 1374 году Хлынов, ныне Киров, фактически надолго перестал существовать – его уничтожили ушкуйники. Составитель летописи Воскресенского монастыря это, конечно, хорошо знал. И попытался, как умел, снять противоречие в датах, одно подогнать под другое.
Для Аверьянова так и остался нерешённым вопрос, откуда же тогда приезжал "ветлужский и хлыновский князь": князья в этом городе тогда не правили. Но мы-то с вами теперь, почитав Дементьева, знаем, что Байборода был не из Хлынова, который находился на Вятке, а их Писте-Хлынова на Ветлуге.
А дальше, вскоре после смерти Байбороды, пишет Дементьев, обрушились на Поветлужье дожди. Если это случается, она иной раз выходит из берегов по осени, разливаясь на несколько километров. Было половодье и тогда. И поток смыл стоявший на берегу Писте-Хлынов.
Нет больше города славного Байбороды. И искать его бесполезно.
Чёрными оказались и последующие годы, обозначенные Дементьевым как 1386-й и 1392-й: новгородские ушкуйшики добили разорённые бедами марийские города на Ветлуге. Они перечисляются: Улемял, Шара, Ченебечиха (деревня с таким названием была ещё в XX веке на левом берегу Ветлуги в отдалении от реки недалеко от впадения Какши), Курдом (в Варнавинском районе недалеко от берега Ветлуги до конца XX века была деревня Курдома), Энер (пометка Бармина-Дементьева: Чёртово Городище), Ветля-Шанган (Шанган), Ветля-Юр.
В 1396 году, по Дементьеву, кугузом поветлужские марийцы избирают зятя Байбороды – Кильдебека. Он поселяется в Якшане. Кильдебек крещёный человек.
Впрочем, осторожней, осторожней со временем, с точными датами!.. Это, видимо, не 1396 год. И снова прикинем: мог ли Байборода жить немного позднее? Мог ли быть сыном Бая и тестем Кильдебека? Ведь всё равно мог?
Правление Кильдебека продлилось до 1434 года.
Под 1417 годом в летописи отмечены новая эпидемия и голод, под 1423-м – опять голод. К востоку от Ветлуги крепнет власть ордынцев. В 1417 году они вовлекают марийское войско в разграбление Великого Устюга, затем в 1427 и 1428 годах – в набеги на Галич и Кострому. А в 30-х годах ордынцы превращают реку Ветлугу в свою границу с галичскими землями. Марийцы оказываются на самой линии этого противостояния. И они отходят на восток, оставляют высокий правый берег со своими городами и отступают в тайгу. Так вместо Шангана, где сегодня находится село Старошангское, пониже по течению появляется Николо-Шанга, уже не левом ветлужском берегу.
В 1434 году в бою против русских соседей погиб Кильдебек: считается, что убил его Василий Косой – сын тогдашнего сепаратиста галичского князя Юрия Дмитриевича, враг московских князей.
* * *
1438 год запечатлелся в истории Поволжья как особенный момент. Именно тогда хан Улу Улуса, того государства, которое русские традиционно называют Золотой Ордой, Улу-Мухаммед потерял в её столице Сарае свой трон уже в третий раз. Тогда он двинулся из прикаспийских пустынь вверх по Волге. И там основал на одном из обломков Орды новое ханство, столицей которого вскоре стала Казань.
Очень тяжело жить на рубежах. Неверное слово, да что там – чуть большая, чем обычная, "протокольная" почтительность к одному из соседей – и может разрушиться хрупкий, Бог знает на чём держащийся мир. Марийской знати союз с воинственной Казанью был выгоден. Да, от марийцев – так или иначе – в казанскую казну поступала дань, именовавшаяся ясак, в казанских войсках были конные марийцы. Но был ли это их собственный выбор? В Заветлужье иногда приходится слышать от краеведов о "татарских корнях", татарских названиях сёл и деревень. И лукавые выводы: а марийцы ли здесь жили?
В Йошкар-Оле в 1995 году вышел полный марийский ономастикон доктора филологических наук Семёна Черных. Этот исследователь всю жизнь собирал марийские имена и нашёл их по средневековым документам больше 23 тысяч. Среди них – масса татарских, исламских. От таких имён – фамилии, тоже, вроде бы, вполне татарского вида. Но тексты, где эти имена приводились, не оставляли ни малейшего сомнения в том, что принадлежали имена марийцам: перед их перечислением часто присутствовало точное указание "да ещё черемиса…". Кстати говоря, в ономастиконе огромное количество зафиксированных в то же время – ещё до попыток тотального крещения – имён русского, христианского происхождения. Так на практике воплощалась традиция – заимствовать у соседей имена. Может быть, даже брататься с ними таким образом – разве это плохо?
* * *
Вернёмся к бумагам Дементьева. Марийское Поветлужье теряет самостоятельность: в 1439 году ему назначен татарский наместник Ибраг. Он начинает изгонять с Ветлуги русских поселенцев. В 1451 году Ибраг гибнет в сражении с войсками новгородской посадницы Марфы Борецкой. Место убитого Ибрага занимает назначенный казанским ханом Махмутеком наместник Зюдзин. И опять – столкновения с новгородцами, походы вместе с татарскими отрядами на Великий Устюг, Кострому, Галич. В 1468 году войска из Нижнего Новгорода и Галича под командованием воевод Фёдора Ряполовского-Хрипуна и Михаила Мстиславского снова разоряют марийские города Шангу и Юр. Разоряют совсем, навечно. "6 января на крещение Господне рать великого князя приде в землю черемисскую и много зла учинила земле той, людей иссекоша, а иных в полон поведоша, а иных изожгаша, а кони их и всякую животину что нельзя с собой имати, то все иссекоша и повоеваша землю их".
А на севере Поветлужья, там, где стоял Кажиров, определяет место для нового монастыря новгородская Марфа-Посадница.
В 1419 веке шведы разграбили Николо-Корельский монастырь. Находился он в Пудожемском и Никольском устьях Северной Двины – напротив острова Ягры, на котором сейчас стоят новые микрорайоны Северодвинска. Прославиться за девять лет существования ничем особенным к тому моменту не успел. Старинные рукописи лишь сообщали, что основал монастырь "преподобный Евфимий, просвещавший корельских детей" на Летнем (Южном) берегу Белого моря. Власти Великого Новгорода решают спустя несколько десятилетий восстановить его и указывают монахам новое место для обители – на Ветлуге. И край богатый. И сильный внешний враг далеко. И местное "дикое" население давно пора прибирать к рукам – чтобы обращались они в правильную веру и их трудами жил Великий Новгород. Новый Карельско-Николаевский монастырь монахи основывают в урочище Якшан. Дарственная грамота 1471 года: "Се аз Марфа вдова Ивана Андреевича жена, Великого Новгорода посадница, даёт в дом Николы Чудотворца и святом Спасу в монастырь Корельский на Якшанге, что у реки Ветлуги, игумену Макарию и старцам вотчину свою, на Ветлуге реке ловли рыбные и лес черный дикий до устья Якшанги до Чукловского холуя четыре луки земли, шелепки, топи, озеро Свято и перерву и на той земле деревни Корело и Волынкино с людьми, скотом и животом".
Марийцы отогнаны в заветлужскую тайгу. Их земли делят, кромсают.
* * *
Вот таким оказывается фрагмент альтернативной истории – принадлежащей народу, который скучно "сидел" где-то за Волгой по версии "Повести временных лет".
"Черемисы живут в лесах около Нижнего Новгорода. Они имеют собственный язык и исповедуют магометанскую веру. Они подвластны теперь казанскому царю, хотя большая их часть прежде платила дань князю московскому, от того до сих пор они причисляются к подданным Московии… Это племя обитает на обширном пространстве от Вятки и Вологды до реки Камы, не имея постоянных жилищ. Все они, как мужчины, так и женщины, весьма быстры на бегу, все весьма искусны в метании стрел, потому что никогда не выпускают из рук лука; у них даже есть обычай не давать пищи сыновьям, пока они не попадут стрелою в назначенную цель", – писал о людях этого края в 10-20-х годах XVI века лучший в Европе знаток России дипломат Священной Римской империи Сигизмунд Герберштейн.
А ветлужская тайга на долгие десятилетия стала ареной военных действий. Особенных – медленных, таких, что от них можно было уйти, затаиться, спрятаться. Но не повезёт – и это будет неминуемая смерть, огонь, и никто не поможет. Набеги татар на северные города – Унжу в 1522 году, Солигалич в 1532 году, Кострому и Галич в 1539-40 годах – вызывают ответные карательные походы не в Казань, а в Поветлужье – на "черемису", её союзников, которые вряд ли были союзниками добровольными.
Ужасом веет от древних преданий. Запустение – всё выжжено, все убиты, пустыня… Так говорили старики. Глухим воспоминанием именно об этом времени стала в итоге даже сама легенда о граде Китеже. Разорение Поветлужья в народной памяти в итоге приписали Батыю: война, погибель, и места, где жили люди, зарастают вековой тайгой.