– Ах, это, – сжав кулаки, она прошла через всю комнату и сдернула покрывало с верстака. – Не стоит беспокоиться о твоем образовании, но уж просвещу тебя. Сэм не транссексуал. Он воплощает женские роли, и достаточно необычно и талантливо.
– У тебя все друзья такие?
– Нет, – так ей не удастся сосредоточиться на работе. – Но некоторые люди сказали бы, что большинство моих друзей странные.
В наступившей тишине она позволила себе еще раз рассмотреть его – более внимательно. Черт, он выглядел даже лучше, чем раньше. И было что-то неуловимое в нем, что совсем не изменилось. При виде него у нее все еще перехватывало горло, сердце билось быстрее, и что-то сжималось внизу живота.
Он улыбнулся. Сколько она себя помнила, стоило Тобиасу улыбнуться – пусть даже совершенно случайно, – и у нее все внутри опускалось.
– Когда это ты стала такой очаровательной, Перис?
Она резко втянула воздух, и он застрял где-то у нее в груди. Пропади он пропадом. Каким-то шестым чувством он всегда определял, как женщины реагируют на него. Ее реакция вряд ли будет отличаться от реакции большинства женщин.
– Я говорю правду, – сказал он, как будто прочитав ее мысли. Засунув руки в карманы джинсов, он лениво прошелся и встал у противоположного конца верстака. – Ты всегда представлялась мне чопорной и бесцветной.
– Большое спасибо.
– Не за что. Сильному мужчине трудно признавать, что он не прав. Я был не прав.
Она погладила кусочек черного полированного турмалина. Оправленный в кварц, он таинственно мерцал. Этот человек тоже был таинственным – и опасным. Она знала одну заслуживающую доверия свидетельницу этому факту.
– Я не могу помочь тебе, – сказала Перис.
– Посмотри на меня, – попросил он. – Я думаю, мы должны помочь друг другу. Так оказалось, что мы оба в беде.
Тобиас был, наверное, метр восемьдесят пять ростом, худощаво-мускулистый, и вокруг него витала аура едва сдерживаемой энергии. Кроме того, и это могли подтвердить все, кто хоть немного знал его, он был свободный, не отягощающий себя грузом условностей человек. Его густые черные волосы были откинуты назад и переходили в хвостик на затылке. Резко очерченное лицо, резкий разлет бровей, выступающие скулы, чуть впалые щеки. Тонкий белый шрам над одной бровью. Темно-серые глаза со свинцовым отливом.
Золотое кольцо в левом ухе напоминало каждому, у кого были сомнения, что Тобиас Квинн, стоящий за самыми грандиозными, самыми смелыми проектами развития, которые Сиэтл видел за последние десять лет, устанавливал свои правила игры.
– Я прав, Перис? – мягко спросил он.
Изгибы его верхней губы были тоже резко очерчены. Твердая нижняя губа была чуть полнее, и когда он говорил, открывались слегка выступающие резцы. Еще девочкой – да и не совсем уж девочкой – Перис провела немало часов, зачарованная мыслями об этом рте.
Но теперь она совсем не девочка.
– Перис?
Она взглянула на него.
– У нас с тобой нет ничего общего.
Почему же какая-то крохотная частичка ее существа все еще хотела, что бы это было не так?
Он протянул свою большую руку к верстаку и накрыл ее пальцы.
Она не пошевелилась.
– Как Эмма?
Вопрос удивил Перис.
– Прекрасно.
– Все отсиживается во "Временах года"?
– Она у "Алексиса", а не во "Временах года". – Речь шла о ее бабушке. – И она не отсиживается, как ты выражаешься. Она ценит свою свободу, а номер люкс в гостинице предоставляет ей это. Она ненавидит готовить. И всегда ненавидела. А гостиничный сервис гарантирует, что ей не придется готовить самой. И она может приходить и уходить, когда захочет.
– Довольно сложно делать это, если подвесной мост всегда поднят, а?
Она хотела высвободить руку, но он крепче сжал ее пальцы.
– Извини, – он наклонил голову и посмотрел на Перис из-под темных, игольчатых ресниц. – Мне нравится Эмма. Честно говоря, я скучаю, не видя ее. Я просто хочу сказать, что не виню ее за то, что она ушла от Попса, когда он решил наполнить ров водой и держать мост поднятым. Похоже на заточение, ты так не считаешь?
Перис не хотела обсуждать эту тему – с Тобиасом или с кем-либо другим. Разрыв бабушки и деда до сих пор вызывал у нее боль.
– Ты поможешь мне, Перис?
– Нет.
– Ну и дела! – Он закрыл глаза и скривился. – И что дальше? Если ты не поможешь мне убедить его, я собираюсь это сделать в судебном порядке. Тебе же это не понравится.
Нет. Но трудно поверить, что Тобиас способен на такое. Вдруг он спросил:
– О чем ты подумала, когда увидела меня здесь сегодня?
Перис резко вздохнула и почувствовала, что краснеет.
– Я… ни о чем. Я не знала, зачем ты пришел.
– Да брось ты, – поставив локти на верстак, он взял ее руку обеими руками и провел по кончикам ее пальцев своими. – Так что ты подумала?
Кончики ее пальцев были грубоватыми от работы, а его – еще грубее. Ощущение их соприкосновения прошло через все тело Перис, до мышц живота, и ниже.
Он откинул ее кисть и стал водить указательным пальцем по линиям на ладони.
– Что, Перис? Ты можешь сказать мне.
Она смотрела на его губы и на его глаза, следящие за движением пальца по ладони.
– Кто живет здесь с тобой?
Перис провела языком по пересохшему небу.
– Ты не знаешь.
– Мужчина?
– Мужчина, – согласилась она.
– Твой любовник?
Она еще раз попыталась отнять руку. Тобиас засмеялся и покрепче сжал ее. Он был слишком силен для нее.
– Не любовник, – его усмешка была такой знакомой. – Я прав?
– Ты думаешь, что можешь соблазнить любую женщину, которую захочешь, ведь так? – сказала она. – Я все о тебе знаю, Тобиас. Сейчас ты пытаешься соблазнить меня.
– Я? – Он невинно поднял брови и округлил глаза. – Как ты могла подумать обо мне такое? Я – человек чести.
Все еще улыбаясь, он склонил голову и слегка подул на ее ладошку.
Перис вздрогнула. Вздрогнула и закрыла глаза. Ощущение было таким острым, что на секунду она почувствовала себя обнаженной, овеваемой его дыханием.
– Хватит, – вдруг резко сказала она, открывая глаза и с силой вырывая руку, пока он не отпустил ее. – Человек чести, который выгнал свою жену спустя три года после свадьбы!
Улыбка слетела с его лица.
– Мы не будем говорить о Синтии.
О чем только она думала, что позволила ему хоть на секунду завладеть своими чувствами!
– Если бы ты думал, что Синтия поможет тебе повлиять на Попса, тебя бы здесь не было, – сказала она, злясь на саму себя. – Ты ведь все еще хочешь Синтию, да?
Он положил руки на верстак.
– Почему ты так считаешь?
Перис чувствовала себя неуверенно, когда он был так близко; вместе с тем, она не хотела доставлять ему удовольствие при мысли, что он может испугать ее.
– Мы с Синтией рассказываем друг другу все, Тобиас. Я знаю, как часто ты напоминаешь ей о себе.
Он отрицательно покачал головой.
– Совершенно бесполезно притворяться, что это не так. Ты не опротестовал развод потому, что у тебя не было ни малейшего шанса. И мы оба знаем почему, правда?
– Я не думаю, что ты знаешь что-нибудь о том, что произошло между Синтией и мной, – мягко сказал он. Так мягко, что у нее защемило сердце.
– Не хочешь ли ты сказать, что не пытался возобновить с ней отношения?
Он посмотрел ей прямо в глаза.
– Почему я не замечал раньше, что ты красивая? Не в моем стиле пропускать подобные вещи.
– Это другой вопрос.
– Ты права. Помоги мне с Попсом.
– Нет.
Тобиас вздохнул.
Единственной не достаточно совершенной частью его лица был нос, на котором до сих пор виднелись следы перелома – последствия игры в бейсбол, еще ребенком, в Долине Скагет. Это было в те времена, когда Попсе и Эмма жили вместе, и счастливо, и мать Перис была жива, и дед Тобиаса тоже, и его отец Лестер. Мачеха Тобиаса и его сводный брат, Найджел, тоже жили тогда там. Вскоре после этого мать Перис умерла. Потом ее отец, Морис, встретил Берил, мать Синтии, и женился на ней.
– О чем ты думаешь? – спросил Тобиас.
– Как ты сломал нос, – сказала Перис и сжала губы. Он слегка улыбнулся.
– Давно это было.
– Давно, – согласилась Перис.
Синтия была примерно одного возраста с Перис. Морис удочерил Синтию, и девочки скоро крепко подружились.
– Здорово это было, когда наши семьи жили вместе.
– Да, пожалуй, – неуверенно сказала Перис. Но она скучала по тем временам. – Потом все изменилось, и нам пришлось уехать.
Морис и Берил в конце концов осели в Айдахо, где открыли продовольственный кооператив. Затем Попсе и Эмма объявили, что отрекаются от собственного сына на основании того, что он проявил дурной вкус во втором браке и, кроме того, "бесконечно скучен".
– Мы с тобой можем взять на себя ответственность за воссоединение наших семей, Перис.
Она едва слушала его… Синтия была красивым, ярким ребенком. В ней было все, и даже больше – начиная от копны светло-рыжих волос и бирюзовых глаз и кончая чувственным телом. Даже когда Перис не видела сестру неделями, она продолжала слышать ее нежный, необычный смех и представляла ее походку, приковывающую внимание любого мужчины.
Тобиас предъявил свои права на Синтию, когда ей было пятнадцать, а ему двадцать два. Он серьезно поговорил тогда с Морисом, объяснив, что все понимает, она слишком молода, но он подождет. Он ждал намного дольше, чем предполагал, – до тех пор, пока Синтия не устала от Нью-Йорка, где она работала на положении поденщицы в женском журнале, пытаясь одновременно продавать свои детективные рассказы.
– Это было бы так здорово, Перис, – серьезно сказал Тобиас. – Все, что нам нужно, – это действовать единым фронтом. Они все примут нашу сторону, если увидят, что нам есть, что предложить.
Перис посмотрела в его ясные серые глаза с темными тенями от ресниц. Синтия раньше жила и дышала Тобиасом Квинном. Она могла говорить только о том, что она чувствует с ним, и как она желает, чтобы эти ощущения никогда не кончались.
Он взял ее любовь и извратил ее. После развода прошло два года, и Синтия в конце концов стала прежней, живой и яркой. И хотя многое в ее жизни беспокоило Перис, особенно ее навязчивая озабоченность своей непомерной сексуальностью, она все-таки казалась счастливой. И Перис боялась, как бы Тобиас не помешал этому.
– Она не хочет твоего возвращения.
Его лицо приобрело озадаченное выражение.
– Синтия снова пишет. У нее сейчас готова чудесная серия рассказов о видавшем виды полицейском из Сиэтла. Это должно пойти. Не мешай ей, Тобиас. Оставь ее в покое.
– Ты не понимаешь, – сказал он, выпрямляясь. – Я не… То, из-за чего я здесь, не имеет к Синтии ни малейшего отношения. Когда я вошел сюда, я… В общем, понимай, как хочешь, но у меня такое чувство, будто я вижу тебя в первый раз.
Перис пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы не принять его слова близко к сердцу.
Он приложил руку к груди таким знакомым ей жестом.
– Забудь, что я сказал. Это не имеет значения – по крайней мере, сейчас. Помоги мне свести на нет эту старую, глупую вражду.
У него была широкая грудь, и в раскрытом вороте грубой голубой рубашки виднелись черные волосы. Перис внимательно рассматривала его и чувствовала, что стена между ними, которую она сама возвела пятнадцатилетней девочкой, заметив его взгляды на Синтию, начинает исчезать.
– Скажи Попсу, что мы любим друг друга, – произнес он очень спокойно. Кто знает, может, было задумано, чтобы мы встретились таким образом. Может, эта ложь станет правдой.
Его слова проникали прямо в душу.
– Будь ты проклят, – прошептала она. – Будь ты проклят, Тобиас Квинн, ты и твое лицемерие!
– Эй…
– Нет. Нет! Я не буду лгать деду. Синтия права. Ты самоуверенный сукин сын, который ни на секунду не сомневается, что может заставить любую женщину плясать под его дудку.
– Синтия…
– Не говори мне ничего плохого о Синтии. Ты заставил ее страдать так, как не должно страдать ни одно живое существо. Ей следовало бы заставить тебя так же страдать. Ей нужно было бы засадить тебя в тюрьму.
– В тюрьму? – Он сморщился. – Что, черт возьми, ты имеешь в виду?
– То, что говорю.
Перис обошла верстак и попыталась пройти мимо него. Он резко схватил ее за руку.
– Ну, конечно, ты мастер так обращаться с женщинами. Тогда ты чувствуешь себя настоящим мужчиной.
– О Господи! Ты выслушаешь меня или нет?
– Слушать твои россказни? Будешь притворяться, что ты не разрушил жизнь моей сестры своими требованиями? Будешь отрицать, что ты просто зверь, скрывающийся под маской человека? – Она перевела дыхание. – Будешь утверждать, что не пытался силой заставить ее вернуться к тебе?
– Да, – прошипел он, и лицо его приняло мрачное выражение. – Именно это все я и буду делать.
Перис с трудом оторвала его пальцы от своей руки и кинулась открывать дверь.
– Если бы я не любила сестру, то сказала бы ей о твоем приходе. Но я не буду говорить, потому что это причинит ей боль и испугает ее. Она рассказала мне все о тебе, Тобиас, и ни одного доброго слова не прозвучало в твой адрес.
– Уж за это я могу поручиться. А теперь я скажу.
– Вон! – приказала она и подождала, пока он медленно приблизился. Когда он остановился в дверном проеме, глядя на нее сверху вниз, она сказала: – Ты чуть не погубил Синтию своими запросами. Теперь ты пытаешься использовать секс, чтобы поставить меня на колени. Это низко.
– Я не использовал секс, о Боже, я…
– Ты везде используешь секс, – отрезала она. – Ты же просто маньяк, поэтому Синтия и оставила тебя. Убирайся.
Он позволил вытолкать себя на лестничную площадку.
– Это только первый раунд, – сказал он. – Я вернусь.
– Только через мой труп. А если попытаешься, я сделаю так, чтобы люди, чье мнение так дорого для тебя, узнали о твоем извращении.
– Извращении?
– Да, извращении. Человек, который заставляет свою жену все время ходить перед ним голой, – извращенец.
Его губы зашевелились, но он не издал не звука.
– Что, наконец-то тебе нечего сказать? Ты заставлял ее готовить голой, и мыть посуду голой, – у нее перехватило горло. – И только извращенец заставляет свою жену вступать с ним связь по нескольку раз за ночь самыми дикими способами, которые он может придумать.
Тобиас наконец произнес:
– Ты не собираешься перечислить мне эти способы? – От него исходила явная угроза. Но Перис уже было все равно.
– Это бы тебя возбудило, да? Я не знаю все эти способы, это ты знаешь.
– Скажи мне. Назови хоть один.
– Ну, заставлял ее одеваться, как школьницу, и смотреть грязные фильмы, и… – Ее лицо запылало от смущения.
– Продолжай, – проговорил он бархатным голосом. – Или ты действительно такая ханжа, как тебя описывают?
– Нет, не такая, – ее взгляд обжег его. – Тебе нравилось изображать, что ты совращаешь школьницу, и ты заставлял ее делать все, что показывают в этих отвратительных фильмах.
– Что именно?
– Снимал с нее одежду и заставлял ее…
– Что я заставлял ее делать? – Его лицо было неподвижным, мускулы вокруг рта побелели.
– Она должна была становиться на колени перед тобой и… – Перис задохнулась.
– И сосать мой член? – Он рванул дверь на себя. – Это я заставлял ее делать?
Перис прижала руки к лицу и отвернулась.
– Рад, что ты не ханжа, – сказал Тобиас ей в спину. – Держу пари, хуже всего было, когда я сосал ее зад, – и сильно, – да? К сожалению, у меня нет сейчас времени, чтобы остановиться на каждом пункте подробнее. Позже, ладно, милашка?
Половицы заскрипели под его шагами. Хлопнула дверь, и она услышала его возглас:
– Позже, Перис. Я вернусь.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Найджел Квинн поставил локти на стойку бара. Одной рукой он прижимал к уху телефонную трубку, другой поддерживал голову.
– Я уже говорил тебе, – сказал он, чувствуя слишком знакомые спазмы в животе. – Дай мне еще немного времени, и мы оба не останемся в накладе. Мне нужно еще немного времени.
Он услышал отчаянье в собственном голосе. Это было плохо. Такие люди паразитируют на отчаянье. Чем больше они его видят, тем жестче становятся.
Человек на том конце провода размышлял и курил.
Найджел услышал вдох и представил, как прищурился бесцветный глаз, когда его владелец затянулся сигаретой.
– У тебя тут неплохое местечко, – проскрежетал, наконец, голос. – Миллиона на три потянет? Или на четыре?
Больше, подумал Найджел.
– Откуда я знаю, – вслух сказал он. – Это не мое.
– Как же получается, что ты пользуешься этим куском земли как своим?
– Он принадлежит одному хорошему другу, – соврал Найджел. – Он практически здесь не живет. И позволяет мне наведываться сюда, когда я в Сиэтле.
В трубке раздался прокуренный смех.
– Не вешай мне лапшу на уши, малыш, – сказал мужчина. – Ты же знаешь, что бывает с теми, кто пытается надуть Пигги?
– Я не… Я с тобой напрямую, – пробормотал Найджел, покрываясь потом.
– Сейчас, как же! – Пигги закашлялся. – Это загончик твоего брата. Он уехал отсюда после развода и никогда не жил с тех пор. Тобиас сейчас обосновался в плавучем доме. Что за долбаное имя – То-би-ас? Как я понимаю, все, что ты можешь сделать, – это пойти к Тобиасу и сказать: "Мне нужно в долг, большой брат. Дай-ка мне деньжат, или ты обнаружишь, что ошибался насчет своего единственного братца". – Скажи ему это.
Тобиас никогда не должен узнать, что произошло с Найджелом в Лас-Вегасе.
– Как ошибался?
Снова раздался смех.
– Ошибался, думая что ты его единственный брат. Когда окажется, что ты его единственная сестра.
Найджел вздрогнул и инстинктивно прикрыл пах рукой. Сукин сын вполне способен на это, да еще испытает удовольствие. Ноги отказывались держать, и Найджел еще сильнее наклонился над стойкой.
– Ладно, забудь, – сказал Пигги. – Я пошутил. Меня просто иногда заносит. Из-за того, что у меня слишком живое воображение. Моя старуха, бывало, говорила, что я родился с большим воображением, чем нужно для хорошего мальчика. – Смех перешел в приступ кашля, и он не сразу продолжил. – Хотя есть несколько сучек, которые считают, что мое воображение – самое то. Еще не встречал сучки, которую нельзя было бы в этом убедить.
Найджел представил себе Пигги. Коротышка, примерно одинакового размера в ширину и высоту. Густые светлые волосы приглажены назад, низкий лоб. У него совсем не было бровей, просто два блестящих выступа над маленькими, бесцветными глазками. Еще у него не было шеи. Полное лицо сливалось со складками кожи, выпирающими из воротника, и, казалось, он весь оплывает вниз, от жирных плеч к широким бедрам и коротким ногам. Но самой примечательной чертой Пигги были руки. Розовые, лишенные волос, они представляли собой нагромождение каких-то пузырей, причем они раздавали карты и наносили удары с одинаковой легкостью.
Еще Пигги великолепно владел ножом.
– Ну, каку тебя в постели? – спросил Пигги. – Все еще…