– Доктора ничего не могут сделать?
– Похоже, нет.
Леди Беллинг сделала шаг назад и, словно ища поддержки у своих лабрадоров, погладила их по теплой мягкой шерсти, а потом прижалась лицом к седой морде старшей собаки и что-то прошептала. Эллен послышалось что-то вроде "прости меня".
– "Уповаю на то, что оставшиеся месяцы принесут в ваши сердца радость и примирение, которые хоть немного облегчат неизбежную боль расставания". Так заканчивалось это письмо, – сказал Шпора. – Я постарался внести свою лепту, чтобы радость и примирение стали возможны. Ты очень хотела, чтобы я женился на Годспелл, и я дал свое согласие.
– Твое согласие так много значит для меня. – Мать прижалась губами к крутому лбу собаки, потом прокашлялась, и голос ее зазвучал почти обыкновенно: – Это мое предсмертное желание.
– И ты от него не откажешься, даже если оно сделает меня несчастным на всю жизнь? – мягко спросил сын.
Леди Белль сощурила глаза и, распрямившись, метнула серебристую молнию в Эллен.
– Я не допущу, чтобы эта… тварь вмешивалась в нашу жизнь.
– Она уже вмешалась! – рассмеялся Шпора. – Если бы не Эллен, я бы не согласился на этот брак. В тот роковой вечер, она была рядом – сидела за столиком неподалеку, и с нее капало, словно она только что вышла из моря. – Он покачал головой при этом воспоминании, словно заново удивляясь. – Я все время наблюдал за ней, пока вы с Эли талдычили про великие союзы и семейные узы. Эллен не замечала, что я смотрю на нее. Мне хотелось выпрыгнуть из собственной шкуры и очутиться рядом. А вас оставить делить мою шкуру, как вам будет угодно. Ведь больше ничего ни вам, ни Годспелл от меня не надо. Душа-то моя вам только помеха, правда?
Эллен припомнила тот мучительный ужин с Ллойдом. Она и не подозревала, что Шпора за ней наблюдает. Ей казалось, что он даже не узнал ее. Вспомнила его спор с матерью и то, как побледнела леди Белль, когда Шпора отказался подчиниться ее воле. Если бы Эллен знала тогда, о чем они спорят, то она устроила бы дебош и перевернула все столики в "Утиной протоке". И еще какое-то воспоминание, связанное с тем вечером, зашевелилось в потемках ее смятенного сознания, но девушка уже не смогла его ухватить.
– Ты не представляешь себе, мама, в тот вечер я готов был плюнуть на все и навсегда уехать подальше от вашего Оддлоуда, от вашей жизни, от ваших желаний. Я прочел это письмо, и земля ушла у меня из-под ног. Затем согласился на этот дикий брак, потому что был пьян, измучен и на моих глазах девушка, которую я люблю, кокетничала с другим.
– Не будь дураком! – прорычала леди Белль.
– Это правда. – Шпоря стоял перед Эллен и смотрел на нее в упор. – Я люблю тебя с той самой минуты, когда ты вместо туалета вломилась в наш шкаф с серебром. Я всю жизнь искал тебя, и, когда потерял надежду и уже решил, что тебя на самом деле не существует, как не существует Бога и Деда Мороза, ты – вот она, передо мной. Потом я долго не мог поверить, что ты тоже любишь меня.
– Я тоже люблю тебя с самой первой минуты, – призналась Эллен.
Они не обращали внимания на возмущенное рычание леди Белль. Как во сне, Шпора бессознательно обнял Эллен и прижал к себе. Он гладил ей волосы и смотрел ей в глаза.
– Расстаться с тобой – хуже, чем умереть. А рядом с тобой я согласен даже умереть, хоть сию секунду.
Эллен схватилась за его руку, чтобы не упасть.
– Не надо умирать. Я хочу жить с тобой долго-долго. Я только начала жить.
– Я не хочу и не буду потакать этому детскому бреду! – прогремела хозяйка. – Ты женишься на дочери Гейтса, Джаспер, и хватит об этом. Эта тварь уедет из города и никогда не вернется. А умирать, вы забыли, буду я.
– Нет. Я не могу этого сделать.
– Но ты обещал мне, Джаспер! Константины никогда не нарушают своих обещаний. Ты помнишь девиз нашего рода?
– "Нарушить клятву – потерять честь", – без выражения произнес Шпора, и руки его опустились.
– Только трус и слабак не держит своего слова! Только слабак не исполняет перед смертью матери, которая всегда ему верила, ее последнего желания. Только слабак ищет в жизни одних удовольствий и следует эгоистичным порывам, зная, что кости предков не обретут из-за него покоя. Если ты нарушишь свое обещание, Джаспер, ты разрушишь нашу семью. Ты докажешь, что остался таким же жалким слабаком, каким был всю жизнь!
– Я не слабак!
– Докажи это! – Она подошла к нему и прошипела в самое ухо: – Соверши хоть раз в жизни благородный поступок и дай твоей матери умереть спокойно.
– Не заставляй меня.
– Ты. Дал. Мне. Слово.
– Тогда я был готов умереть.
– А теперь я готовлюсь умереть!
Они смотрели друг на друга, такие похожие и непохожие: из одинаковых черт получились два разных лица.
– Я люблю Эллен, – сказал Шпора.
– Значит, меня ты не любишь?
– Ты моя мать. Конечно, я люблю тебя. Но Эллен я тоже люблю и не хочу ее потерять.
– Хорошо. – Рот леди Белль исказился ненавистью. – Если эта девица будет благоразумна, мы что-нибудь придумаем. Урегулируем вопрос. Это, конечно, не лучший выход, но времени у нас мало, а ты, я вижу, ослеплен, как лунатик, и ничего не соображаешь. Когда Эли придет, поговорим с ним о том, чтобы снять этой девице жилье на какое-то время. Где-нибудь подальше, в стороне от любопытных глаз. Его племянник поможет что-нибудь подыскать.
– Только вот "девица" не согласна. – Эллен задыхалась. – "Девица" не собирается оставаться здесь и смотреть, как заключается этот безобразный брак без любви.
– Да какая там любовь! – огрызнулась леди Белль. – Любовь там и не ночевала, и слава богу! Я никогда не любила отца Шпоры, и именно поэтому у нас с ним очень хороший брак.
– Мне не нужен хороший брак, – сказал сын и взял девушку за руку. – Мне нужна Эллен.
– Этот брак должен состояться, и он состоится. – Мать щелкнула каблуками. – Иначе я умру с разбитым сердцем. Видит бог, сколько грехов я тебе простила, но эту рану я унесу с собой в могилу! Если какая-то девка тебе дороже, чем я, тогда иди с ней – иди и больше не возвращайся никогда. А я умру. – Тут ее глаза загорелись, словно ей и голову пришла удачная мысль. – И моя смерть будет уже не первой на твоей совести, не так ли, Джаспер? Мы-то с тобой это знаем.
Эллен ожидала, что Шпора возмутится, но из него словно весь дух разом вышел: он сник и больше не подавал признаков жизни.
Почувствовав победу, леди Белль сжала пальцы в кулаки и вздохнула с облегчением.
– Вам следует уйти. – Она торжествующе обернулась к Эллен. – Вы должны навсегда оставить мой дом, моего сына и мой город.
Эллен с отчаянием посмотрела на Шпору, не понимая, что произошло. Его глаза потухли и не выражали ничего, кроме смертельной муки. Она с ужасом поняла, что он сдался.
– Я думаю, вы простите меня за прямоту, – злорадствовала на прощанье леди Белль. – Мне сейчас не до церемоний. Мой сын – безрассудный идиот, но я все-таки люблю его, и несколько дольше, чем вы. Вы поплачете-поплачете и скоро утешитесь. Молодые сердца легко заживают, особенно такие, которые… отдаются легко. Надеюсь, на этом ваше кратковременное знакомство с моим сыном закончено. Ступайте же, я провожу вас.
Один за другим Эллен отпускала пальцы Шпоры – словно разрывала контакты, подключавшие ее к аппарату, который поддерживал ее жизнь.
– Я запрещаю вам встречаться впредь! – заявила леди Белль, находясь в самом прекрасном расположении духа. – Категорически запрещаю.
– Да пошла ты к черту! – пробормотал Шпора. – Через неделю она уедет из Оддлоуда.
– Из твоей жизни, Джаспер, она уходит сию минуту. До ее отъезда вы больше не увидитесь.
И снова надежда Эллен на то, что Шпора взбунтуется, не оправдалась. Он кивнул головой.
– Вы что, не понимаете, что губите своего сына, заставляя его жениться ради мамы и денег? – закричала Эллен. – Вы же душу его забираете с собой в могилу. А этот проклятый дом все равно после вашей смерти заграбастает Эли и устроит здесь гостиницу или бизнес-центр.
Леди Белль пропустила мимо ушей слова о загубленной жизни сына, но упоминание о загубленном доме вызвало у нее скорбный стон. Это переполнило чашу гнева Эллен.
– Да черти в аду уже сковородку разогревают по вашу душу! А ты… – Она повернулась к Шпоре, но у нее язык не повернулся назвать его слабаком. Эллен поняла по выражению его лица, что не слабость он проявляет сейчас, а силу, на которую ни один известный ей человек не способен.
– Останься, Эллен, – сказал он, глядя в пол. – Останься, мы что-нибудь придумаем.
Но Эллен уже бежала по коридору.
– Оставайся в своей тюрьме, – бросила она ему через плечо.
– Погоди!
Изабель Беллинг набрала номер Эли Гейтса.
– Похоже, ланч отменяется, Эли. У нас возникли осложнения. Нужна твоя помощь.
– Осложнения?
– Да, эта девица. Путает нам все карты. Я услала Шпору подальше от нее, в Спринглоуд, помогать кузену. Я предупредила всех, кого надо, и тебе советую сделать то же самое. Мне кажется, нам следует действовать по резервному плану.
– Боже правый, все настолько серьезно?
– Ты себе даже не представляешь. Никогда в жизни не видела ничего подобного. – Леди Белль покачала головой. – Они называют это словом "любовь", но, по-моему, это неизученная разновидность лунатизма.
– В таком случае мы должны предупредить нотариуса и принять еще кое-какие меры.
– Но ты ведь не собираешься… – Она задохнулась.
– Нет, Изабель, я не такой кровожадный. Шестую заповедь нарушать не будем. Я все устрою.
16
Рано утром позвонила Поппи и, задыхаясь от возбуждения, сообщила:
– Эллен! Поступило невероятное предложение! Конечно, жаль бедных Брейкспиров, но ничего не поделаешь, рынок есть рынок. Он диктует свои правила…
После двух бессонных ночей девушка плохо соображала, она потерла виски, чтобы собраться с мыслями и от бесконечных "почему", на которые не было ответа, вернуться в "здесь и сейчас".
Миссис Джемисон опередила агента своим звонком и успела сообщить дочери, что поступило совершенно фантастическое предложение, которое они с Тео уже приняли, так что Брейкспиров придется оставить с носом. Столь успешную продажу Гусиного Дома Тео и Дженнифер приписывали исключительно уму и талантам Эллен. На ее упрек, что это неэтично по отношению к Брейкспирам, мать ответила, что никакой вины за собой не чувствует.
– У этого варианта есть только один недостаток, – продолжала Поппи. – Требуют как можно скорее освободить дом.
– Это не проблема, – ответила Эллен. – Я улетаю в субботу через неделю.
– Вот и замечательно! – обрадовалась Поппи. – Мистер Гейтс будет доволен.
Эллен показалось, что она проглотила меч.
– Мистер Гейтс?
– Вы, наверное, помните его. Тот самый, который когда-то назначил дико низкую цену. Держитесь, чтобы не упасть со стула! Это и есть новый покупатель! Он изменил свое решение, утроив первоначальную цену. Он очень хочет, чтобы дом достался ему.
"А я поскорее убралась восвояси", – добавила про себя Эллен. Придерживая трубку подбородком, она села на корточки и прижалась лбом к коленям – голова кружилась. Эли согласен переплатить за Гусиный Дом, лишь бы только не упустить мечту жизни – Оддлоудское поместье.
Сквозь слезы она рассмеялась. Это было невероятно до смешного – и этот брак, придуманный честолюбивым нуворишем и разорившимся землевладельцем, и то, что их дети согласились на него, в наше-то время.
Ей было совершенно не понятно, что побуждает эксцентричную нелюдимую Годспелл участвовать в планах отца. Шпору Эллен понимала слишком хорошо – он порабощен двумя навязчивыми идеями: тем, что вину необходимо искупить, и тем, что долг следует исполнить. Эллен знала, что Шпора любит ее так же безрассудно и всепоглощающе, как она его. "Ну надо же быть такими идиотами" – обратилась Эллен к будущим молодоженам.
– Пока вы не уедете, его отослали к Рори, помогать тому заниматься с детьми в школе верховой езды, – прошептала Глэдис Эллен, встретив ее в магазине. – Его отвозят утром и вечером забирают. Пока он дома, за ним смотрят, как ястребы. Родители ему сказали: если сделаешь хоть шаг в сторону ее дома, отрубим тебе палец, а если два шага – то два пальца.
Девушка покупала первую за все это время пачку сигарет.
– Значит, Шпора дает уроки верховой езды в Верхнем Оддлоуде? – переспросила она.
Глэдис кивнула:
– Но я бы на вашем месте и не пыталась туда попасть. Проще долететь до Луны. Думаю, они приняли все меры. Я так и сказала мистеру Любовски. Вы ведь с Джаспером оба взрослые люди, правда?
– Правда, – подтвердила Эллен.
– Так какое же они имеют право творить такое? Отрубать пальцы человеку, если он приблизится к вам. Мы же не в Ливане. Может, вы и простоваты, не из аристократок, так что с того, в наше время нужно быть терпимее: на дворе двадцать первый век. Я так прямо и сказала леди Белль: если она не оставит эти штучки, я беру расчет и перехожу к Бартонам.
– Спасибо. – Эллен была тронута этой поддержкой, но и несколько напугана. Теперь не оставалось сомнений, что весь город в курсе ее дел.
Сидя на скамейке Бевиса, Эллен размышляла, без скольких пальцев она могла бы обойтись на месте Шпоры. Эллен посмотрела на свою растопыренную ладонь: та дрожала.
– Скажи мне, что с нами происходит? – спросила она у Бевиса.
Мороженое лежало у нее на коленях и таяло, оставляя пятна на шортах. Каштан над головой прошелестел ей в ответ, что собирается гроза и лучше уйти в безопасное место.
– Я не хочу в безопасное место. Безопасность – это бездействие. Бевис, мы должны что-то сделать.
Эллен подходила к Гусиному Дому – взять джип. Возле самых ворот ей преградило путь семейство Виков: по краям – Дот и Рег, как пара гоблинов, созданных фантазией и руками Фили, а в центре – Сол, с плечами, как у гориллы.
– Ты путаешься с Беллингом? – Дот нацелилась в нее сумкой.
Девушка молча кивнула.
– Эли строит козни? – продолжала допрос Дот.
Эллен снова кивнула.
– Иди поговори с этой чокнутой. Пусть расскажет все, как на духу.
– Что вы имеете в виду?
– Поговорите с Офелией Джентли, – перевел Сол слова бабушки. – Она знает, какого хрена Эли надо.
– Этот Беллинг совсем не такой мерзавец, как все они вбили себе в голову. Чокнутая знает все. Поговори с ней, слышь.
– Спасибо. – Эллен сглотнула. – А можно поинтересоваться, почему вы решили дать мне совет?
– Сол! – скомандовала Дот.
– Бабушка считает, что я должен перед вами извиниться, – сказал юноша. – За барсука.
– Извинение принимается, – удивилась Эллен.
Сол коснулся бицепса с татуировкой, и бледное лицо девы, оседлавшей единорога, показалось Эллен очень знакомым.
– Меня заставил Эли. – Сол не смотрел на нее. – Он застукал меня с этим барсуком и говорит – заявлю, мол, на тебя в полицию за травлю животных. А если я подброшу барсука вам, он никому ничего не скажет. Еще сказал, что заодно я поквитаюсь с вами за бабушку, что выгнали ее с работы.
– А записку тоже Эли написал?
– Нет, – младший Вик покачал головой. – Записку не Эли.
– Ладно, забудем об этом. – Эллен не стала вдаваться в подробности.
– А вы ничего, – сказал Сол, застенчиво глядя на нее. – Человек.
Эллен смотрела на Виков и не понимала, почему они так переменились.
– А с чокнутой вы обязательно поговорите, – повторил внук совет своей бабушки.
– Хорошо, я поговорю с ней. Спасибо.
***
Фили была в туалете, когда Эллен вошла. Гамлет радостно залаял.
– Кто там? – крикнула подруга. – Это ты, Дилли?
Эллен осмотрелась вокруг. Бюст Годспелл был практически завершен. В этом бесстрастном, аскетичном личике Фили удалось уловить и передать выражение печали, которая трогала сердце. Если сравнивать с гномами и горгульями, на этот раз она создала шедевр. Эллен заметила на втором стенде новую скульптуру, над которой Фили начала работать. Гостья хотела приподнять накрывавшую ее белую ткань, но тут раздался голос хозяйки:
– Не смотри! Нельзя! Моя работа – мое личное дело. Какое право ты имеешь подглядывать? Ты пришла извиниться?
Переход от дружбы к враждебности был таким резким, что теперь обе не могли понять, в каком тоне им общаться.
Эллен хотела накинуться на Фили с упреками и потребовать рассказать ей все как на духу, но, увидев бледное лицо бывшей подруги, спросила:
– А где Дилли?
– Если ты пришла к Дилли, то она уехала в Кент к однокласснице до конца недели. Когда вернется, я скажу ей, что ты заходила.
– Я пришла к тебе.
– Слушаю?
– Ты была права. Шпора дал согласие жениться на Годспелл.
– Разумеется, я была права, – фыркнула Фили.
– Я думаю, ты знаешь, почему он это сделал.
В огромных зеленых глазах вспыхнуло смущение, потом они снова стали холодными, как огурец.
– Наверное, потому, что они любят друг друга.
– Нет! Это ложь! – крикнула Эллен. – Они не любят друг друга. Они даже не нравятся друг другу. Леди Белль и Эли шантажируют своих детей.
– Дети могут уехать, если захотят.
– Нет, они не могут уехать. Они связаны по рукам и ногам.
– Между прочим, в прошлый раз ничто не помешало Шпоре уехать.
– Но сейчас другое дело. Он свихнулся на идее искупления грехов. К тому же его мать при… – Она хотела сказать "при смерти", но осеклась, вспомнив, что поклялась хранить тайну. – Его мать приказала не спускать с него глаз. Боюсь, он на грани срыва.
– Он никогда не славился уравновешенностью. Чего ты хочешь от меня? Чтобы я порекомендовала хорошего психотерапевта?
Эллен почувствовала, что слезы подступают к глазам.
– Я хочу, чтобы ты простила меня за ужасное легкомыслие. Я виновата перед тобой. Но я не могу уехать, потеряв и любимого, и подругу.
– Именно как подруга я и советовала тебе держаться от него подальше. Я-то выполнила свой долг. А ты? Смотри, что из этого получилось.
– Я знаю, что подвела тебя. И подвела Дилли.
– Ты себя подвела под монастырь!
– Нет! – горячо возразила Эллен и дала слезам волю. – Я не жалею о том, что полюбила его. Я снова стала живая, понимаешь? Я нашла потерянную часть себя, и ничего лучше этого в жизни быть не может. И не вздумай мне говорить, что у нас с ним не любовь! Мне все равно, сколько она продлится – дни, часы, минуты. Я прожила с Ричардом тринадцать лет, и у меня ни разу не возникло желания умереть ради него.
– Ты хочешь умереть ради Шпоры? Не думаю, что я могу помочь тебе, Эллен. Мне не знакома та область, где ты находишься. Когда я увидела вас вместе, то поняла, что впервые сподобилась узреть всамделишную любовь своими глазами. Сама я не знаю, что такое любовь. Даже материнская. – Фили всхлипнула и сделала рукой жест, который означал "сейчас я справлюсь с собой".
– Не могла бы ты снова стать моей подругой? – спросила гостья.
– Давай сядем, выпьем, – предложила хозяйка. – Поговорим.
– У тебя все в порядке?
Фили затушила сигарету и тут же зажгла следующую, направляясь к холодильнику.