Во многом Хамфри был добр, но кое в чем довольно эгоистичен. Ему и в голову не приходило отменить четверговый вечер в клубе и игру в бридж. Та единственная пара раз, когда он пропустил традиционные встречи с приятелями, случилась в первые два года брака – вскоре после женитьбы они с Ханной провели двухнедельный отпуск в Уортинге, чтобы Хамфри мог побыть с тетей и дядей, а на второй год поехали на море, в Торки. В последние два года Хамфри на две недели из своего отпуска отвозил в Торки дядю и тетю, а Ханна, со своей стороны, охотно составляла компанию Джейни с ее семейством. Оставшиеся от отпуска две недели Хамфри разбивал на отдельные дни с привязкой к выходным, которые проводил в Уортинге с престарелыми родственниками. Ханна давно перестала спрашивать, чем он там занимается со стариками, но опять же, Хамфри не рассматривал дядю и тетю как просто пожилых родственников, а скорее, как отца и мать – они ведь с четырех лет растили его, с тех самых пор, как утонули его биологические родители.
– Не желаешь воспользоваться этими билетами? Можешь позвонить Джейни. Думаю, ей захочется провести вечер в городе – непохожий на ее обычные вечера с тем парнем, за которым она замужем, да и зал не так уж далеко, в Бейли-Холл, совсем рядом с Оксфорд-стрит. После концерта можете заглянуть сюда, перекусить, а потом отправишь Джейни домой на такси. Я… позвоню и закажу машину.
Еще одна из неожиданных щедрот Хамфри: он даже согласен оплатить Джейни такси до дома. Ханна повеселела и сказала:
– Не могу представить, чтобы сестра высидела концерт Моцарта, Хамфри.
– О, там будет не только Моцарт. Смотри, на билетах напечатаны программки. Сыграют нескольких композиторов, но начнется концерт с двух сонат Моцарта.
– Хорошо, я ее спрошу. Но если Джейни не захочет – а я сильно сомневаюсь, что она согласится, – я могу сходить и одна, я не против. И с удовольствием воспользуюсь твоим предложением насчет такси, в обе стороны.
Теперь Ханна широко улыбалась мужу, а Хамфри улыбнулся ей в ответ:
– Да, конечно, и я даже сдачи не попрошу.
– Ну, после поездки туда и обратно, с пятерки и сдачи-то толком не останется. А мне нравится давать щедрые чаевые.
Хамфри громко рассмеялся и предложил:
– Что ж, а десятки тебе хватит?
– О, – пожала плечами Ханна, – десятки, пожалуй, достаточно.
Десятка. Как он добр.
Едва покончив с бисквитом, Хамфри сказал:
– Я помогу тебе вымыть посуду, а потом мне будет совсем пора уходить. Я уже немного опаздываю.
Он глянул на часы на каминной полке, и Ханна поспешила отказаться от предложенной помощи:
– Не глупи, я сама помою посуду.
Хамфри дошел до двери и с порога обернулся:
– Ну, тебе тоже придется поторапливаться, если хочешь успеть на концерт. Начало в половине восьмого.
Муж уже шел по коридору, когда Ханна крикнула ему вслед:
– С билетами не уйди!
Смеясь, Хамфри что-то прокричал из ванной, хотя слов было не разобрать…
Пятнадцать минут спустя Ханна не только убрала со стола, но и накрыла его для завтрака, поставив на место последнюю вымытую тарелку. Затем одернула скатерть, оглядела комнату и поспешила вон из гостиной. В коридорчике, ведущем в ее спальню, столкнулась с Хамфри, выходящим из своей комнаты.
Поверх серого костюма он надел легкий плащ цвета голубиного крыла и держал два билета, которые протянул жене со словами:
– Вот, возьми! Поспеши, не то опоздаешь. Ты позвонила Джейни?
– Нет…
– Ну, наверное, уже слишком поздно. Если ты не против сходить на концерт в одиночку, не стоит ей звонить. А то пропустишь половину выступления. В любом случае, надеюсь, что тебе там понравится. – Хамфри замолчал, затем тихо добавил: – Мне жаль, что сегодня четверг, я бы с радостью составил тебе компанию.
– Все в порядке.
Он наклонился к жене и коснулся губами щеки, а затем игриво сказал:
– Веди себя хорошо, – и ушел.
Постояв секунду в спальне перед напольным зеркалом, Ханна кивнула своему отражению и повторила:
– Веди себя хорошо…
Хамфри милый и добрый, но... Боже мой! Если бы только, ах, если бы только…
"Переодевайся, женщина!" – загрохотал внутри нее внутренний голос, как часто бывало в последние дни. Ханна быстро развернулась, открыла дверцы гардероба, сняла с вешалки сарафан и пиджак и за считанные секунды переоделась. Затем, перейдя к туалетному столику, наклонилась и посмотрела на себя в зеркало в подвижной раме. Она редко красилась, ограничиваясь румянами и помадой. Румянами Ханна начала пользоваться только год-два назад, потому что порой кожа выглядела слишком бледной – почти прозрачной. Провела расческой по волосам, достала из ящика комода заколку и собрала узел на затылке. Чаще она оставляла волосы просто распущенными, но считала, что с заколотыми выглядит интереснее. Она уже шла по коридору к входной двери, когда зазвонил телефон. Никаких сомнений, кто может названивать в такое время - конечно, это кто-то из Уортинга.
Ханна сняла трубку.
– Это вы, миссис Дрейтон?
– Да, это я, миссис Беггс.
– Я бы хотела поговорить с мистером…
– Мне жаль, он только что ушел – вы же знаете, сегодня четверг, а по четвергам он в клубе.
– О, да. Да, конечно. Простите, но у меня для него сообщение от тетушки.
– Она не дома?
– Дома, разумеется, но видите ли, мистер Дрейтон-старший последние два или три дня совсем не встает с постели. Страдает подагрой. И миссис Дрейтон сейчас дежурит возле него. Она хотела узнать, приедет ли мистер Дрейтон на длинные выходные или просто с кратким визитом?
– Не могу сказать, какие у него планы на ближайшие выходные, но ведь обычно конец недели он проводит у вас, не так ли?
– О, да, да. Да, но… Иногда мистер Дрейтон устраивает себе длинные выходные и приезжает в пятницу.
– Ну, насколько мне известно, миссис Беггс, несколько дней от отпуска у него осталось, но какие у него планы, мне неведомо.
Это прозвучало чрезмерно педантично, но Ханна терпеть не могла миссис Беггс – по мнению Хамфри, жемчужину хозяйства Дрейтонов-старших.
– Спасибо, я передам ваши слова его тетушке.
Ханна не ответила, а просто положила трубку и секунду стояла и смотрела на телефон. Если бы Хамфри собирался ехать туда завтра, то упомянул бы об этом, хотя уже давно устоялось, что субботу и воскресенье он проводил в Уортинге и теперь крайне редко просил жену поехать вместе с ним, потому что знал, что она на это скажет. Вернувшись воскресным вечером, муж обычно спрашивал, как она провела выходные, и Ханна обычно отвечала: "Как всегда. В субботу сходила в кино, в воскресенье пообедала с Джейни и ее семьей". Она никогда не признавалась, что рисует и пишет книгу, хотя именно этим занималась большую часть выходных. А еще прогулками в парке, даже в дождь. И Ханна терпеть не могла миссис Беггс. Неприязнь к экономке была еще одной весомой причиной, отбивавшей всякое желание навестить родственников Хамфри.
Миссис Беггс заправляла домом в Уортинге. Она занималась этим уже много лет. Когда Хамфри было десять, она появилась в городке – молодая вдова с маленькой дочкой, остановившаяся у сестры. Поначалу миссис Беггс устроилась в дом Дрейтонов горничной. Тогда, так как семья была богата, в доме также работали кухарка и помощница по кухне, а на улице трудились садовник и посыльный. Когда кухарка умерла (наверняка, не от переедания, по мнению Ханны, поскольку миссис Дрейтон собственноручно тщательно отвешивала провизию на каждый день), миссис Беггс, обладая складом ума, схожим с хозяйкиным, постепенно взяла на себя обязанности домоправительницы. Позже, когда у хозяина начались приступы подагры, она сделалась и сиделкой. О, несомненно, миссис Беггс была сокровищем.
Хамфри было двадцать четыре, и он последний год учился на бухгалтера, когда в доме появилась дочь миссис Беггс, ставшая помощницей матери. Но Дейзи, должно быть, оказалась для матери сущим разочарованием, поскольку сбежала и вышла замуж за молодого садовника.
Говоря с миссис Беггс по телефону, Хамфри называл ее не иначе как Бегги. И относился к ней почти с благоговейным почтением. С Ханной муж заговорил о домоправительнице всего однажды и заверил, что та – очень хорошая женщина. Он был ей весьма благодарен, потому что миссис Беггс посвятила Дрейтонам большую часть своей жизни. Она работала на супругов почти тридцать лет и заботилась о них как мало кто смог бы, потому что старики были отнюдь не сахар с их высокоморальными принципами и закостенелыми узколобыми взглядами на большинство вещей, не поддающимися просвещению…
Ханна поспешила уйти из дома и уже на улице не без презрения пробурчала себе под нос: "Сокровище, как же".
Один только голос этой женщины уже выводил ее из себя.
* * *
Вечер был приятным. Людей на улице было немного, и редкие прохожие, казалось, просто неспешно прогуливались. После восьми ситуация заметно изменится, а после десяти – кардинально. О, да. Ханна радовалась деньгам на такси: концерт вряд ли закончится до половины десятого или около того, а ей не нравилось бродить одной поздно вечером.
Концертный зал был почти полон. Ее место оказалось крайним в третьем сзади ряду. Времени, чтобы осмотреться до начала представления, почти не осталось.
Концерт начался двумя фортепианными сонатами Моцарта. Ханна нечасто ходила на исполнение классической музыки, считая свои музыкальные вкусы недостаточно рафинированными.
Следом заиграли "Лунную сонату" Бетховена. Но Ханна почувствовала раздражение, услышав в бессмертном произведении вставку, сочиненную молодым композитором. Для ее ушей привнесенный фрагмент звучал сплошным скрежетом и диссонансом со странными паузами, дающими надежду, что нелепая какофония кончилась. Ханна с облегчением вздохнула, когда зажегся свет и люди ручейком устремились в буфет.
Ей хотелось пить, но не хотелось отправляться в буфет в одиночку. Встала, чтобы пропустить выходящих соседей по ряду, затем снова села и слегка успокоилась, увидев, что многие слушатели остались на местах. Она проглядела вторую часть программы, раздумывая, остаться или уйти прямо сейчас, потому что, если честно, продолжение выглядело куда менее заманчивым, чем начало.
– Ну и ну!
Мимо нее по ряду протискивался мужчина. Склонившись над программой, Ханна видела лишь его ноги. Дэвид Крейвентон.
Она подняла глаза и широко улыбнулась.
– Разве эта встреча не странная? Вы здесь одна? – спросил он.
– Да. Да, одна.
– Еще более странно. Я тоже. Впервые встретились утром и снова столкнулись уже вечером. Похоже, это что-то предвещает. Как думаете, может, выпивка внесет ясность? Хотите?
– Да, я как раз к этому склонялась, но не хотелось идти в буфет одной.
– Тогда пойдемте вместе. – Дэвид наклонился, взял Ханну за руку и помог встать.
Они шагали по проходу, когда он спросил:
– Вы часто ходите одна на подобные концерты?
– Нет. Муж купил два билета, забыв, что сегодня четверг, а по четвергам он всегда играет в бридж. Было бы обидно, если бы билеты пропали впустую, и вот я здесь.
– И вам нравится?
Ханна на секунду умолкла, прежде чем ответить:
– В основном да. Некоторые пьесы мне понравились, но когда начинается то, что вы, наверное, считаете настоящей музыкой, признаю, я теряюсь.
– Не высказывайте за меня мнение, если доподлинно не знаете моего отношения к предмету, мэм, – притворно возмутился Дэвид. – Я из тех, кому быстро надоедают все виды звуков, от шлепающих сандалий до бесконечных птичьих трелей. Я даже поклялся до конца жизни не слушать рассветный хорал.
Они вместе веселились, пока Дэвид вел ее к дальнему концу стойки, где нашелся один свободный стул, и, когда Ханна села, спутник спросил:
– Что желаете заказать?
– О. – Глаза Ханны смеялись, когда она смотрела на него: – Обычно я никогда не пью ничего крепче шерри.
– А это значит, мэм, – теперь Дэвид наклонился к ней и говорил шепотом, – что сейчас вы хотите чего покрепче?
– Нет, пожалуйста, не надо крепче! Просто чего-нибудь другого, – в ответ прошептала Ханна.
– Хм, тогда, раз уж вам хочется чего-нибудь другого, как насчет… – он выпрямился и тем самым привлек внимание одной из юных барменш, – "Пиммс"? Вы пробовали?
– "Пиммс"? Нет, не пробовала, но наслышана.
– Это по большей части фруктовый напиток. Ну, "по большей части" – моя субъективная оценка; давайте начнем с классического вкуса. Два "Пиммс номер один", пожалуйста.
Несколько минут спустя Ханна уже скользила наколотой на соломинку половинкой дольки апельсина по краю бокала. Сделала глоток и с сияющей улыбкой вынесла вердикт:
– Очень вкусно!
Они с Дэвидом допили коктейли, и тут раздался звонок, возвещающий, что вот-вот начнется вторая часть концерта.
Дэвид посмотрел на Ханну и спросил:
– Желаете еще порцию?
– Нет, – отказалась она, – но напиток очень приятный.
– Вы правда хотите дослушать концерт до конца? – не сводя с нее глаз, поинтересовался Дэвид.
Улыбка Ханны померкла, и она ответила встречным вопросом:
– А вы?
– Лично меня не слишком воодушевляет перспектива возвращаться на свое место, но что думаете вы? – игриво отбил вопрос обратно Дэвид.
– Ну, – вздернула подбородок Ханна, – эта перспектива и меня не слишком воодушевляет.
– Тогда договорились. Вечер был прекрасен, когда мы направлялись сюда, и, уверен, он до сих пор не утратил очарования. Может, прогуляемся? Вечером центр выглядит совсем иначе, нежели днем, на самом деле, весь Лондон под покровом темноты разительно преображается. Город словно ребенок, который говорит: "Я весь день делал уроки, а теперь давай поиграем".
Ханна соскользнула со стула, пристально глядя на Дэвида. Он отличался ото всех, с кем ей прежде доводилось беседовать. Его слова освежали и бодрили, совсем как только что выпитый коктейль. Внутри Ханны разливалась теплота, и она заметно осмелела. Если бы Дэвид сказал: "Возьмите меня за руку, и мы убежим отсюда и помчимся по улицам", она бы так и сделала…
И минут через пять они уже шли по вечерним улицам и Дэвид показывал Ханне разные примечательности и объяснял, как они появились, когда и насколько изменились с тех пор. Он вел себя как заправский экскурсовод, но персональный… целиком ее.
Господи! И о чем она только думает?
– Что было в этом напитке, "Пиммс"? – внезапно спросила Ханна.
Дэвид повернулся к ней и ответил:
– В "Пиммс"?.. Апельсиновый сок, лимонный сок, немного того, немного другого.
Когда он замолчал, Ханна подбодрила:
– Да, а еще что?
– Полагаю, капелька виски. Или рома? Или джина? Знаете, есть различные по составу "Пиммс номер один", "Номер два" и "Номер три". Не уверен, производят ли еще какие-нибудь разновидности, но почему вы спрашиваете?
Ханна закусила губу и слегка покачала головой, прежде чем ответить:
– Потому что сейчас я чувствую себя хорошо, но как-то по-другому.
– Хорошо. Хорошо, что хорошо. По-другому сравнительно с утром?
– О да, совершенно по-другому.
– Утром вы выглядели бледной и слабой.
– Правда?
– Да, и еще могу добавить, что слегка грустной, настороженной и вроде как потерянной.
Улыбка исчезла с лица Ханны. Неужели она и впрямь так выглядела? Да, наверное, она выглядела именно так, постоянно так выглядела, ведь именно об этом часто твердила ей Джейни. Сестра ворчала: "Знаешь, что твоя красота уходит впустую? А я считаю, что это грех, потому что Бог награждает красотой не всех подряд. Взгляни хоть на меня".
"О, Джейни, Джейни. Погоди судить, пока я не расскажу, как провела этот вечер… этот день".
Несколько минут они молчали, а потом Дэвид тихо предложил:
– Прогуляемся в парке? Там тихо, по крайней мере спокойнее, чем на улицах. И посмотрите, – он указал наверх, – луна как раз собирается высунуть свое щекастое личико.
Когда Ханна не ответила, он продолжил:
– Или лучше зайдем куда-нибудь перекусить? Здесь, наверное, все битком, но если минут десять проедем на автобусе, то окажемся в Кэмдене, а там есть премилый ресторанчик, где месье Гарольд, также известный как Микки Макклин из Кэмдена, подаст нам чудный ужин из пяти блюд или что угодно на ваш вкус, от колбасок с пюре до бобов на тосте. Работает ресторанчик до двух ночи, имейте в виду. И уверяю, даже если свободных столиков не окажется, Микки найдет, куда нас усадить, хоть на кухню.
О, Дэвид был забавным, таким… таким светлым. Да, это правильное слово – светлый, словно существо с другой планеты, бестелесное лучистое существо. Когда Ханна остановилась и посмотрела на него, Дэвид сказал: "Что такое?", а она на несколько секунд затянула с ответом, потому что думала: "У него на редкость привлекательное лицо, не симпатичное, но… красивое".
Спутник снова заговорил, и в его голосе послышались нотки беспокойства:
– Что случилось? Хотите вернуться?
– Нет! Нет! – Ханна возразила столь бурно, что рассмеялся даже Дэвид, одновременно озираясь по сторонам на прохожих.
– Так в чем дело? – снова спросил он.
– Да просто… ну, я поужинала перед концертом. Но ваш рассказ о заведении мистера Макклина пробудил мой аппетит. О, если честно, я считаю вас весьма необычным.
– Правда?
Ханна кивнула, словно ребенок, откровенно сознавшийся в чем-то предосудительном.
– Прежде я никогда не встречала никого, подобного вам. Никогда не водила знакомство ни с кем вроде вас. Я имею в виду, что… ну, я вообще видела немногих мужчин, но те, что мне попадались… ну, совершенно не похожи ни на вас, ни на мистера Джиллимена. Двое странных мужчин в один день… довольно ошеломительно.
Дэвиду пришлось увлечь спутницу в сторону, чтобы пропустить идущую мимо пару, и Ханна оказалась совсем рядом с ним, его лицо почти прикасалось к ее, когда он прошептал:
– Удивит ли вас, если я признаюсь, что тоже нахожу вас очень необычной? В том же смысле, в каком вы относите к таковым нас с Джилли. Сегодня утром вы появились в нашей жизни и произвели фурор. Миссис Джилли никогда прежде не просили напоить клиента кофе наверху. Да и мы с Джилли ни разу не были столь единодушны во мнениях, как по поводу этой книги. Вашей книги.
– Правда?
– Да. Да, правда. Поскольку это на редкость странная книжечка. Похоже, будто ее написал ребенок и для детей. О, не сердитесь, что я так говорю, прошу вас.
Она не сердилась на него за эти слова: Хамфри сказал то же самое. Но потом Дэвид добавил:
– Вы будто попытались проникнуть в детский разум с целью написать и нарисовать то, что ребенок поймет и оценит, и вам это удалось. Возможно, не все согласятся с такой оценкой, но вы точно в нашем лагере.