- Это тебе, - застенчиво сказал Данила, протягивая мне какой-то круглый предмет, неряшливо завернутый в подарочную бумагу с Винни Пухами.
- В честь чего? - нахмурилась я. В моем возрасте внезапные подарки полузнакомых мужчин воспринимаешь без овечьей приветливости. Я могла бы целую аналитическую статью об этом написать - "Подарок как эквивалент намека".
- С днем рождения, - широко улыбнулся он.
- Мой день рождения был три месяца назад.
- Ну я же не знал. - Он развел руками. - Я вообще был с тобой тогда незнаком. Теперь вот пытаюсь наверстать упущенное. Тебе не интересно взглянуть, что там?
- Ты псих? - беззлобно поинтересовалась я, принимая сверток из его рук.
Из-под надорванной бумаги выглядывали какие-то бубенчики и крашеные зеленые перья.
- Ты решил подарить мне наряд индейца для привлечения клиентов?
- Это бубен, - серьезно сказал Данила, - настоящий шаманский бубен. Для привлечения удачи.
Я глупо смотрела на бубен - топорно сделанный, ярко раскрашенный.
- И зачем он мне? Я бросила музыкальную школу через неделю после того, как меня привели туда родители.
- Для игры на бубне не требуется высшего музыкального образования, - усмехнулся он. - Ты попробуй. Это мощная вещь. Правда. У гадалки одной покупал.
Моя рука взметнулась вверх, переливчато зазвенели бубенчики. Какой-то проходивший мимо хмурый мужик в серой куртке посмотрел на меня из-под привычно насупленных бровей и дернулся в сторону - наверное, не хотел, чтобы траектория его движения пролегала в непосредственной близости от кандидатки в психиатрическую лечебницу.
- Вот видишь! - обрадовался даритель. - Ты уже отпугиваешь демонов. Гадалка так и сказала - бубен будет талисманом для своего хозяина.
- Я не демонов отпугиваю, а мужиков, и если так будет продолжаться, стану старой девой и заведу ворону, - проворчала я. - Буду ей на бубне играть.
В некоторых кинотеатрах, на задних рядах, есть сдвоенные кресла - так называемые места для поцелуев. Если мужчина берет билет на "поцелуйный" ряд, а девушка топчется рядом, скромно рассматривая носочки туфель, значит, между ними заключен негласный пакт. Он имеет право на атаку без риска получить ладонью по физиономии и может рассчитывать минимум на то, что две трети фильма они проведут, сросшись губами и исследуя кончиками языков кариес на зубах друг друга. Если "киношный петтинг" в девушкины планы не входит, она обязана предупредить об этом заранее, у билетных касс. Иначе какого хрена ему платить лишние двести рублей за сдвоенные кресла?
В Киноцентре показывали какую-то философскую муть очередного скандинавского самородка. На афише были нарисованы целующиеся девицы не первой свежести, окруженные венцом из золоченых наград, - фильм взял призы каких-то там студенческих и любительских фестивалей.
Я логично решила, что раз Данила пригласил меня на подобное лекарство от бессонницы, да еще и взял билеты на самый дальний ряд, значит, мы отлично проведем время за поцелуями.
Было в этом что-то романтичное - встретиться через столько лет и продолжить то, что толком и не начиналось, даром что заставляло не измученное холестерином и разочарованиями четырнадцатилетнее сердце биться быстрее. Любовь с паузой в десять лет.
Данила Донецкий нового образца был очень привлекательным мужчиной. Наверное, немного не в моем вкусе: почему-то в то время наиболее привлекательными мне казались длинноволосые голубоглазые юноши с гитарами наперевес, в душе которых бушевали немного сдерживаемые марихуанными парами демоны. Я выбирала в любовники тех, кто бунтовал, кто мечтал изменить мир и верил в то, что это подвластно одному человеку. Безнадежные романтики - их век короток, как у прозрачных мотыльков. Не знаю, куда они деваются потом - то ли делают стрижку, покупают костюм и телевизор и отращивают животик, то ли предпочитают сгинуть в героиновом голодании, то ли просто тихо испаряются, как выброшенные на берег медузы.
Донецкий был не таким - в нем чувствовался стержень. Отчаянное желание быть счастливым (в общепринятом смысле слова) держало его на коротком поводке. Он одевался в хороших магазинах, ел в дорогих ресторанах, водил внедорожник "Nissan", и время ему подсказывали не случайные прохожие, как мне, а тысячедолларовые часы.
Под надрывные напевы Бьорк пролетели титры, и его рука нашла на подлокотнике кресла мою. Медленно втянув воздух через нос, я прикрыла глаза. Волнительный момент. Поцелуй длиною в десять лет. Почему я совсем ничего не помню о том своем первом поцелуе? Кажется, от Донецкого тогда пахло мятной жвачкой и пивом, а мои мысли хаотично метались в радиусе от "не застрял ли между зубами кусочек шашлыка?" до "если произойдет покушение на мои трусы, что делать?! Не сдаваться же без боя, ведь трусы-то уродливые, хлопчатобумажные, подаренные целомудренной бабушкой…".
Сейчас от Данилы пахло туалетной водой "Lanvin", а все мои мысли сводились к статистическим подсчетам: когда я занималась этим в последний раз? Кажется, то было месяца два назад и вторым фигурантом был мужчина, имени которого я даже на инквизиторской дыбе не вспомню.
Его пальцы переплелись с моими. Они были теплыми и, самое главное, сухими. Терпеть не могу быстро потеющие мужские ладони - в таких объятиях вместо предвкушения страсти уныло думаешь, не останутся ли пятна на водолазке и в какую сумму обойдется химчистка.
Все как нельзя кстати. Мне, живой женщине двадцати пяти лет, нужен секс. Донецкий - не случайный прохожий и даже вроде бы в меня влюблен. Может, он окажется настолько искушенным, что и мое сердце в конце концов распахнется ему навстречу?
- Какое интересное у этой актрисы лицо, ты не находишь? - шепнул он, наклонившись к моему уху.
Я встряхнула головой: какое лицо, какая актриса? По экрану металась полная бледная дева со вздернутым носом и бантиковидными губками - кустодиевская купчиха европейского разлива.
- Не вижу ничего интересного.
Прошло еще десять минут. Моя рука по-прежнему покоилась на его ладони. Иногда он, как бы задумавшись, перебирал своими пальцами мои. И все. На заднем ряду, на местах для поцелуев!
Содержание фильма благополучно миновало мое сознание. С одной стороны, я испытала облегчение: серьезный роман с Донецким в мои планы вроде бы не входил и что-то подсказывало - одноразовые отношения не его репертуар. С другой - нечто, напоминающее женскую гордость (в наличие которой в своем организме я почему-то не верила), взбунтовалось и неприятно морщило лоб задумчивыми складками. Что все это значит? Может быть, и не было никакой приязни? Может быть, я сама настолько изголодалась по романтике, что сама все напридумывала?!
… А потом мы пили зеленый чай в кафе при кинотеатре. Настроение у меня было ниже плинтуса. Обсуждали фильм. Вернее, обсуждал Данила, потому что я ничего, кроме начальных титров, не запомнила.
А потом… Сама не знаю, как это получилось, но разговор вдруг перешел на меня. И это был самый унизительный разговор в моей жизни.
Данила сказал так:
- Я все знаю о тебе. Твоя биография у тебя на лбу написана. Бунтующая пигалица из приличной семьи, у которой хватило силенок лишь на то, чтобы показать фигу родителям. Каждое утро ты выползаешь на свой Арбат, кто-то из твоих коллег-неудачников приносит тебе отвратный кофе в пластиковом стаканчике. Свои картинки ты малюешь без всякого вдохновения: ни мастерства, ни техники, ни терпения. Ты могла бы получить образование, стать неплохой художницей, но предпочитаешь сливать свои каракули по триста рублей.
Ты думаешь, что это и есть свобода - арбатский ветер, всегда почему-то дующий в лицо. Что это и есть настоящая романтика, блин!
Такие, как ты, обычно спиваются к сорока годам, а к пятидесяти куда-то исчезают бесследно. Старятся одинокими, а потом тычут всем подряд под нос свои старые черно-белые фотографии и врут о бурной молодости.
Ты даже не всматриваешься в лица прохожих, ты тупо разглядываешь их ботинки. Тебе скучно и тошно, но альтернативы нет. Возвращаться в родительский дом западло, а начинать все заново лень. Ну и что представляет твоя жизнь? Созерцание вереницы пыльных тапок, дешевая работенка, боли в спине и поклонники с выбитыми зубами?
Твои подруги в болоте, даже макушек из трясины не видать. И что делаешь ты, вместо того чтобы выбраться?
Ты сама себя топишь, Глаша, еще года три такой жизни - и пути назад уже не будет!
Я никогда не мечтала быть блондинкой. Не упрашивала Деда Мороза о длинных и тонких, как у самки жирафа, нижних конечностях. Не экономила на обедах ради визита к дорогому стилисту. Образ Барби с детства не вызывал во мне никаких эмоций, кроме… легкой жалости.
Воспоминание детства: родители с торжественными улыбками протягивают мне выстраданную в мире дефицита Барби. Златовласую принцессу в пышном розовом платье. Ахнув от восторга, запираюсь с ней в ванной и с помощью маминого маникюрного набора приступаю к усовершенствованию объекта. Пергидрольные кудри летят в унитаз, мне их ничуть не жаль. Юбка леди превращается в экстремально короткий наряд панкующей хулиганки.
То, что случилось потом, когда я гордо похвасталась рукотворными метаморфозами родителям… Это воспоминание до сих пор едкой обидой сидит в моем сердце. Меня отхлестали почему-то по губам, как благородную леди, выругавшуюся матом. Мама орала, что я не уважаю ее труд, отец сквозь зубы цедил, что надо на год лишить меня денег на мороженое. А я искренне не понимала, в чем моя вина.
- Мамочка, но она же так переживала, - пыталась я оправдаться, - она же молодая девушка, а какой молодой девушке понравится быть как все? У пятерых девчонок в нашем классе есть Барби, и все они выглядят точно так же. А у меня она теперь особенная…
Та Барби, пластмассовая, детская, с синтетическим блеском волос и прилипшей к вечно загорелому лицу улыбкой, была штампована на игрушечной фабрике. А живые московские барби с коллагеновыми губками, прокачанными животиками и воздушным шариком вместо мозгов, штампуют себя сами - в салонах красоты, на оздоровительных курортах, в кабинетах хирургов-пластиков. Штампуют по образу и подобию наиболее элитных экземпляров, улыбающихся стоматологическим оскалом с журнальных обложек.
Я уж не говорю о том, что штампованная красота по логике должна обесцениваться, а получается почему-то наоборот…
Одно я знаю точно - таким вот куколкам жить не так-то просто.
Зрелище обманно-шелковой гривы лощеных волос из рекламы шампуня не корчило мои внутренности вихрем внезапной зависти. Я не всматривалась в увеличенные фотографии Синди Кроуфорд и Камерон Диаз в поисках замаскированной морщинки или выбившегося из нарочитой глянцевой приглаженности предательского седого волоска. И не радовалась вместе с папарацци и разжиревшими домохозяйками, когда у Гвинет Пэлтроу обнаружился послеродовой целлюлит. Более того, если бы расщедрившийся небесный распорядитель предложил обменять мою весьма посредственную внешность на нечто более соответствующее духу нашего жестокого времени, я ответила бы решительным отказом.
Поверхностное мнение: красавицам проще жить, у них шансов больше.
Больше шансов…
Ну да, больше шансов нарваться на истекающего вожделенной слюной придурка - такие стекаются к обладательницам модельной внешности, как мотыльки к свету лампочки. Единицы выигрывают сомнительный главный приз - роскошь с бесплатным приложением в виде мужичка, считающего себя царем и богом с завышенными эротическими требованиями.
Как и любая девушка в здравом уме я бы не отказалась прижаться щекой к шелковистому норковому меху, согреваясь от одного осознания, что невесомая итальянская шубка в пол - твоя.
Но получить в качестве шубно-квартирно-машинного бонуса кого-нибудь вроде Ленкиного Пупсика, кто уверенной походкой вознесет свое толстеющее пузо на твой личный алтарь?
М-да…
Ужин с Len'ой (crazy), ее олигархическим Пупсиком и двумя не то новыми лучшими подружками, не то требующими немедленного устранения конкурентками… Не могу сказать, что это была лучшая из возможных перспектив на вечер, я бы предпочла остаться дома и попрактиковаться в технике анималистического портрета на скорую руку - дядя Ванечка пристрастился рисовать домашних любимцев на заказ по фотографии и брал за такой портрет семьсот рублей, а мне бы тоже лишние деньги не помешали. Марина, не будь дурой, бодро соврала о съемках и осталась в стороне от местечкового рая гламура, в который…
… в который менее изворотливую меня отказался пропустить охранник с квадратным подбородком и непроницаемым лицом.
- Меня ждут, - вяло сопротивлялась я, - столик заказан на фамилию Кривошлепов. Кривошлепов Петр Петрович, а с ним…
- Я отлично знаю, кто такой Кривошлепов Петр Петрович, - охранник позволил себе довольно хамоватую ухмылочку, - вам не повезло: он здесь со спутницами.
- С тремя спутницами, - уточнила я, все еще улыбаясь, - и ждут они меня. Если вы позволите мне войти…
Даже не глядя на меня, он покачал головой.
Вечер был прохладным, низкое небо моросило препротивным дождем; кудряшки, которые я невероятным усилием соорудила из непослушных волос, потеряли форму и теперь унылыми паклями свисали на лицо. На мне была дешевая юбка из темного шифона, промокшая, она неприятно липла к коленям.
Что во мне не так? Что? Неужели у меня на лбу написано: девушка второго сорта, в дорогие рестораны не пускать? Вроде бы и принарядилась я, и вставила в уши единственные брильянтовые сережки, и разорилась на такси.
- Гланька! - из глубины ресторана Len'a (crazy) оживленно махала мне рукой. На ней было умопомрачительное платье - шелковое, струящееся, алое, наглое, как дразнящий плащ тореадора.
Мне показалось, что сумрачный страж гламурных врат пропустил меня неохотно.
Наложниц из мини-гарема Пупсика звали Анфиса и Лола. Пока мы пробирались к столику, Len'a (crazy) объяснила:
- Лола - журналистка. Хотя не понимаю, почему она так всем представляется. У нее даже среднего образования нет. А ее работа в СМИ ограничилась тем, что однажды она продала в газету "Скандалы" фотографию голой задницы певца N. Ты же знаешь N?
- Ну слышала что-то…
- Так вот, у Лолы был с ним роман. Вернее, не совсем роман, а так, перепихончик. Она этим жутко гордится. После того как в "Скандалах" вышла статья, N. бросила жена, с которой он прожил двенадцать лет. Но на Лолке он все равно не женился.
По мере того как рассказ Лены набирает обороты, затея поужинать с троицей кажется мне все менее привлекательной. Эх, ну почему я не сказалась больной? Почему-то я всегда чувствовала себя неуютно в обществе каблукастых когтистых барракуд, жалящих невидимым ядовитым зубом всех попавших в поле зрения мужчин с месячным доходом более десяти тысяч условных единиц. И они меня, соответственно, недолюбливают - не знаю уж почему. За презрительное любопытство, с их точки зрения, необоснованное?
- Анфиса - актриса, - продолжает Лена, - правда, она еще нигде не снималась. И в ГИТИС провалилась раз пять. Ты не смотри на то, как она выглядит, на самом деле ей уже черт знает сколько лет. Лет тридцать, не меньше.
Я удивленно приподняла брови.
- Они обе считают себя хищницами высшей марки. Но до меня им все равно далеко. Не знают, с кем связались, бедные. Женится он все равно на мне.
По мере приближения к столику выражение Ленкиного лица меняется с пренебрежительного на приветливое. Подойдя, она сначала смачно целует Пупсика в лысину, потом подмигивает Анфисе, потом снимает невидимую ниточку с Лолиного шерстяного платья. Идиллия, блин.
И только потом представляет меня:
- Девочки, это моя лучшая подруга Аглая. Петь, ты с ней уже знаком.
- Может быть. - Пупсик проявляет ко мне интереса не более, чем к официантке, которая едва не выпрыгивает из своей декольтированной блузы, чтобы произвести на него впечатление и заполучить в худшем случае щедрые чаевые, а в лучшем - заинтересованный взгляд плюс номер его телефона.
Лола и Анфиса относились к типажам полярно противоположным. Тем не менее обе были хорошенькими, как картинки.
Лола - томная брюнетка в стиле pin-up girl. Старомодные тугие кудельки обрамляли сердцевидное румяное личико; круглые голубые глаза, чувственная рана рта на белоснежной, как у мультипликационной принцессы, коже, ямочки на щеках. Она производила впечатление милашки, несмотря на то что рост ее зашкаливал за метр восемьдесят, а туфли она шила на заказ из-за нестандартного размера обуви - сорок второго с половиной.
Когда они стояли рядом, Анфисина белокурая макушка находилась аккурат напротив Долиной тяжелой (говорят, бюстгальтеры она тоже на заказ шила) груди, но это только в том случае, если Фиса надевала шпильки.
Миниатюрная загорелая блондиночка, во внешности которой не было ни грамма естественности, зато очарования - бездна.
Пупсик восседал между ними, как падишах, кошачья сытость в его слегка заплывших жирком глазах свидетельствовала о высшей степени довольства жизнью. Он то демонстративно принимался оглаживать круглые колени томной Лолы, то влажно дышал в ухо тоненько хихикающей Фисы, то через стол целовал Len'y (crazy) в ненакрашенные губы. Смотреть на все это было, если честно, противно. Мне казалось, что моя подруга Ленка - та самая Ленка, с которой мы путешествовали автостопом, встречали рассвет на набережных, шлялись по бульварам всю ночь напролет, взахлеб спорили о том, станет ли "Код Да Винчи" классикой, и хором плакали над фильмом "Реальная любовь", - моя Ленка совсем не должна была сидеть вот тут с таким довольным лицом. Не должна она пресмыкаться перед каким-то разъевшимся Пупсиком только потому, что тот пообещал подарить ей квартиру и серебристый внедорожник. Потому что шансов купить внедорожник - если уж он ей так нужен - в жизни будет много, а молодость-то одна, и не стоит так бездарно ее растрачивать. Ленка, моя Ленка, горячая, сумасшедшая, мечтательная Ленка - наверняка в глубине души она и сама все это понимала. Этим и объяснялось ее навязчивое желание прихвастнуть, щегольнуть перед нами с Мариной своими бирюльками и нарядами.
Бедная Ленка…
Наверное, жалость - или даже скорее сожаление - настолько явственно читалась в моих глазах, что Len'a (crazy) не выдержала: принялась вещать о путешествии, в которое Пупсик запланировал взять их троих.
- Это будет так романтично, - она закатила едва заметно подведенные глаза, - сначала мы отправимся на вручение оскаровской премии. У нас будут ВИП-места, естественно. Я давно мечтала познакомиться с Джорджем Клуни.
- А я - с Антонио Бандерасом, - пискнула Анфиса.
Лена не обратила на нее ни малейшего внимания: сразу чувствовалось, что в горячем трио она играла первую скрипку.
- Потом отдохнем немного на пляжах Калифорнии, потом, возможно, метнемся в Лас-Вегас. Ну знаешь, поиграть. Петечка азартный такой! - Она любовно постучала Пупсику кулачком по лысине, тот осклабился, разомлев. - Потом вернемся в Европу. Шопинг в Риме, коррида в Барселоне, парочка приемов в Лондоне. Потом арендуем яхту - где-нибудь на побережье Сардинии: Петечка любит рыбу ловить. Ну и напоследок - Париж.
- Город любви, - мурлыкнула Лола, совершенно безо всякого стеснения заползая рукой в Пупсиковы штаны от Гуччи.
Я отвела глаза: смотреть на потеющую от возбуждения лысину Пупсика было неприятно. Жестом незаметно показала Ленке: может, выйдем покурить? Та, поколебавшись, кивнула.
Сидим, курим…