Шансон как необходимый компонент истории Франции - Барт Лоо 10 стр.


Солдат вынимает из ножен саблю и поворачивает влево медную горелку, под которой пылает вечный огонь. Пламя взвивается, как подстегнутое, и будет ярко гореть целый день. Юная девушка спрашивает, что такое Неизвестный солдат? Какой войны? Когда? Старик ветеран разъясняет. Девчонка слушает умные речи, я стою рядом. Истина обернулась стариком. Это прекрасно выразил Мишель Сарду в весьма эмоциональном шансоне "Верден" (1979): "Верден – памятник на площади / или, вернее, Верден / просто старик, пересекающий площадь".

"Я готов лезть на стену от злобы"

Сотни тысяч радостно возбужденных людей слоняются по улицам. Они машут флажками, в восторге отплясывают провансальские танцы, целуются друг с другом без разбору. Кажется, весь Париж, с пением и танцами, движется к площади Согласия. На ступенях здания Парламента появляется премьер Клемансо. Эмоции переполняют его: он объявляет, что война выиграна. В воздух взлетают сотни шляп. И сразу начинается праздник. "Марсельеза" волнами плещется над площадью. Красное и белое вино, шампанское, коньяк и кальвадос льются в пересохшие за четыре военных года глотки. Позови – и они отзовутся; бары набиты под завязку. Господа в военных мундирах поют Quand Madelon , и парижане подхватывают славную песню времен войны. Пьяная Франция толпится вокруг Иглы Клеопатры.

Сегодня поток автомобилей кружит по площади Согласия, словно символизируя цикличность исторических событий. До 1789 года ничего существенного в районе Пон-Нёф не происходило, после того, как обезглавили Луи XVI, важнейшие события возвращаются на площадь Согласия с постоянством часовой стрелки. Обретший печальную известность мост и пресловутая площадь превратились в рефрен французской истории.

Жан Тардьё в стихах 1951 года говорит о своеобразном магнетизме площади между церковью Марии Магдалины и зданием французского парламента, притягивающем к себе не только бурные события, но и влюбленных.

Одна из самых долгоживущих групп Франции, Les Frères Jacques, карьера которой длилась с 1946 по 1982 год, сочинила песню на стихи Тардьё "Площадь Согласия". В ней мужчина пересекает город "с севера на юг", а женщина, сама того не зная, идет ему навстречу "с юга на север". В полдень они встречаются у Иглы Клеопатры. "Bonjour monsieur" – поют высокие голоса. "Bonjour madame" – отвечают им голоса тоном ниже. "Ах, вот почему мы пустились в путь" – продолжают они уже вместе. "Странно, что здесь никого больше нет, / ведь таких, как мы – миллионы" – так заканчивается песня. Я уверен, что и 11 ноября 1918 года бесчисленные сердца восторженно бились в унисон.

Праздничная толпа на время позабыла, что не вся Франция радовалась победе. Из 8 400 000 мобилизованных 1 300 000 пали на полях сражений, 3 500 000 раненых оказались в госпиталях. Почти каждая семья пострадала. Еще никогда потери Франции в вооруженном конфликте не были столь высокими. Впрочем, потери немцев и англичан были еще ужаснее. А конца страданиям не предвиделось: в 1918 году началась эпидемия "испанки". Во Франции эта болезнь унесла еще 400 000 жизней, а по всему миру умерло около 50 000 000, гораздо больше, чем погибло в Великой войне.

Покалеченной войной Европе гораздо легче было узнать себя в песне Гастона Уврара "Я плохо чувствую себя" ( Je n’suis pas bien portant ). Эта замечательная песня 1934 года принадлежит к классике французского комического репертуара. В ней, среди прочего, действует солдат, который в каждой строфе перечисляет свои болячки, добавляя всякий раз бессмысленные повторы. Заканчивается песня впечатляющим перечнем самых разных симптомов. Без сомнения, автор не это имел в виду, но слушателям кажется, что перед ними – безумная метафора состояния, в котором оказалась послевоенная Европа.

Гастону Уврару уже перевалило за девяносто, и он все еще ведет необычайно активную для своего возраста жизнь. В Интернете можно найти клип 1968 года (ему 78 лет), где они с юным Клодом Франсуа, нарядившись в солдатскую форму, великолепно представляют главный хит Уврара. Причем старый шансонье исполняет свою часть с таким задором, что автор песни "Александрия Александра" ( Alexandrie Alexandra ) не может сдержать восторженного смеха и отступает на шаг назад. "Моя депрессия растет", "желудок опускается", "горло пожелтело", "ребра блуждают по всему телу", "почки развалились на четвертушки", "кишки звонят в колокола", "сердце остановилось и стоит", "из пупка несет серой", "легкие мечутся в разные стороны", "нос отвалился" – и так до бесконечности, в темпе, вызывающем уважение и восторг.

В начале 90-х песенка возродилась во французской версии мультисериала "Симпсоны", в выпуске "Тройное шунтирование Гомера", в котором мошенник Ник Ривьера делает Гомеру операцию на сердце за 129 долларов. Орудуя скальпелем, фальшивый хирург напевает шансон Уврара "Я плохо чувствую себя".

В 1919 году произошел пересмотр границ Европы. Польша и Чехословакия стали самостоятельными государствами, Эльзас вернулся под французские знамена, Бельгия получила Восточные Провинции , а Дания – несколько северогерманских городов. По настоянию Клемансо, немцы заплатили огромную контрибуцию и почувствовали себя особенно униженными. Они не могли принять капитуляцию как настоящее поражение, ибо победители даже не переступили границ Германии. И хотя вся Европа хором повторяла: "Больше никогда никакой войны", – Plus jamais la guerre, – Nie wieder Krieg , в Версальском мирном соглашении оказались заложены ростки будущего конфликта. Выиграв войну, Клемансо проиграл мир.

"В нем кое-что было. Вот я и сделала из него человека"

После перемирия в Парижском Казино (да не смутит вас название: это – не игорный дом, а театр-варьете) появилась уникальная пара с собственным шоу. Мистенгетт и Морис Шевалье исполняли номер, базирующийся на Quand Madelon . Зал заполняли победители. Публика вызывала шансонье "на бис". Им приходилось возвращаться на сцену по 5–6 раз.

"Это – конец кошмара. Праздник возвращается к нам," – заключила Мистенгетт, понимая, что пришло ее время. Тяжелые, как свинец, жалостные песни больше не требовались. Парижу хотелось развлечений. Les années folles – счастливые двадцатые – принесли их в избытке. Мистенгетт стала некоронованной королевой ночной жизни, Шевалье – ее кронпринцем.

Чудесные времена кафе-концертов канули в прошлое. Наступило время мюзик-холлов. Никаких столиков в зале, лишь аккуратные ряды кресел. Вместо выпивки, курения, разговоров – уважительная тишина. Вдобавок, с посетителей брали плату за вход. Мюзик-холл выглядел подозрительно похожим на обычный театр. Но в нем не ставили ни трагедий, ни комедий, – только ревю, помесь оперы с опереттой. Песни следовали друг за другом, встраиваясь в заранее продуманную программу (например, Версаль Луи XIV, или экзотические острова, с пальмами и экзотическими животными), однако действовали в них все те же привычные персонажи, вроде записного шутника или исполнителя реалистических (читай: трагических) шансонов. Разумеется, появлялись meneur или meneuse , звезда вечера. Парижское "Казино", поместившееся в двух шагах от Монмартра, задавало тон – но "Мулен Руж" и "Фоли Бержер" тоже вносили посильную лепту.

Шоу-бизнес переживал свою мировую премьеру, впервые зрители увидели ведшую сверху вниз, из-за кулис на подиум, гигантскую лестницу, по которой неспешно спускались к зрителям мировые звезды.

Затянутая в чудесное, сверкающее платье Мистенгетт спускалась с этой лестницы. Это было непросто, но она ступала так элегантно, так широко улыбалась, так небрежно отбрасывала вправо подол своего роскошного платья… В том, что касается украшений из перьев и нарядов от кутюр, именно с Мистенгетт брали и берут пример и Мадонна, и Кайли Миноуг, и Леди Гага.

Ее песня Mon homme , названная по ту сторону океана My man , стала суперхитом. Много лет спустя Билли Холлидей и Барбра Стрейзанд повторили ее и пронесли по всему миру. Mon homme , можно сказать, дамский антипод песне "Не покидай меня" ( Ne me quitte pas ). Несмотря на все недостатки своего мужа, героиня Mon homme не собирается оставлять его.

Героиня песни Бреля совсем другая. В "Не покидай меня" муж отчаянно сопротивляется, выкручивается, как дьявол, опускается до того, что готов стать "тенью ее собачки". Собака упоминается и в Mon homme : "Послушай, сказал он, / я буду послушным, как пес".

Услужлив, как пес, быстр и подобострастен, будет служить, высунув язык от усердия, и вонять псиной.

Ясно было, что в песне содержится намек на великую любовь Мистенгетт – Мориса Шевалье. В 1911 году они впервые взглянули в глаза друг другу на сцене Фоли Бержер. Они должны были исполнить "Поразительный вальс" ( La valse renversante ) – вальс, перевернувший жизнь обоих. Задача: опрокинуть несколько кресел, с размаху хлопнуться на канапе и, в конце концов, повалиться по пол, запнувшись о ковер. После множества репетиций энтузиазма у участников поубавилось, так что сцену с ковром исключили. Мистенгетт обучала своего poulain секретам мастерства; позже точно так же будет обучать своих любовников Эдит Пиаф.

Годы спустя Мистенгетт говорила: "В нем кое-что было. Вот я и сделала из него человека". Они очень любили друг друга, но все возраставший успех Шевалье убил их связь. Стать конкурентами на сцене и не потерять любовь – не слишком ли многого вы хотите?

После войны Франция увидела Шевалье таким, каким он останется в истории навсегда: в смокинге и неизменной соломенной шляпе. Он стал первым шансонье-юмористом, посмевшим одеваться элегантно. Юмор, совмещенный с шармом, – такого Франция еще не видала. В 1925 году случился первый успех Момо, – как любовно называла его публика; первый хит – Valentine , который, как и Mon homme , принадлежал Albert Willemetz, композиции которого оставили заметный след в années folles . Интересно, что к своим восьмидесяти Шевалье продолжал петь Valentine , комическую клятву верности, из которой несколько лет назад актер и певец Куун Круке сотворил хулиганскую фламандскую песенку.

Трубачи начинают и подводят Шевалье к знаменитой первой строке песни: "Тебе никогда не забыть своей первой любовницы", в его случае – это истинная Валентина. Coup de foudre . Затем идет следующая строка, и ею удостоверяется по-французски сладость первых прикосновений: "И целу… целу… целует". Трижды повторенный звук "цел" подчеркивает вкус. Припев аккумулирует в себе мелодию звуков, которые нескоро покинут вашу голову:

Elle avait de tout petits petons,
Valentine, Valentine
Elle avait de tout petits tétons
Que je tâtais à tâtons
Ton ton tontaine!
Elle avait un tout petit menton,
Valentine, Valentine
Outre ses petits petons
ses p’tits tétons
son p’tit menton
Elle était frisée comme un mouton

Ее крошечные ножки,
Валентина, Валентина,
Ее крошечные грудки
С нежностью касаюсь их.
Ее нежный подбородок,
Валентина, Валентина.
Крошечные ножки,
Крошечные грудки,
Крошечный подбородок.
А кроме того,
Она кудрява, как барашек.

На древней, шуршащей и щелкающей, пластинке 1925 года Шевалье нетерпеливо касается маленькой ножки ( petons ) своей Валентины, ее грудок ( tétons ). Однако на более поздних записях все эти "tout petits tétons" исчезают. Они заменены довольно бессмысленной фразой "un tout petit python" . Возможно, Шевалье решил вычеркнуть неуклюжие, полные страстного желания слова. Куун Крук изображает из себя Mister Proper , когда использует такие слова: "У нее есть драгоценности, / Валентина, Валентина, / их она заботливо скрывает, / чтоб никто и никогда их не видал". Куда, куда удалились они, веселые двадцатые?

Через много лет к певцу подходит весьма корпулентная дама. Он не узнает ее. "Кто вы?" – "Я – Валентина!" Вполне ожидаемая ситуация, однако так свежо поданная, что трудно не рассмеяться: "Погребенный под ее двойным подбородком и пудовым бюстом, / я подумал: а она сильно переменилась." Поражает, как быстро Шевалье вспомнил о ее оставшихся в прошлом нежных грудках.

"Я люблю лишь двоих: свою страну и Париж"

Шевалье во Франции – это big business , но ему удалось, в точности как Мистенгетт, покорить и Америку. Впрочем – ее успех не сравнить с тем, что выпал на долю Момо. Шевалье сыграл во многих мюзиклах, некоторые из них были поставлены Эрнстом Любичем. В далеком Техасе Момо называли "The King" (Элвис Пресли тогда еще не родился). Именно в то время кинематограф и шансон Франции навеки слились в страстном объятье. Так что и Джонни Холлидей, и Шарль Азнавур, и Патрик Брюэль, и Жак Брель, и Эдди Митчелл успешно выстроили свою актерскую карьеру.

Франция благодаря Шевалье завоевала Соединенные Штаты, но и Америка триумфально явилась в Париж. Жорж Сименон был несколько смущен, когда увидел в 1925 году, как в спектакле Yes sir, It’s my baby полуобнаженная Жозефина Бейкер передвигается по сцене Театра На Елисейских Полях на четвереньках, радостно виляя выставленной вверх задницей. Зрелище это подвигло Сименона на изобретение слогана, ставшего впоследствии ласковым прозвищем Бейкер: "Задница, которая смеется".

Сама Бейкер к концу двадцатых переключилась на шансон. Никто не спел о City of Light столько песен, сколько она: "Цветы Парижа" ( Fleur de Paris ), "Под мостами Парижа" ( Sous les pont de Paris ), "Это – Париж" ( Ça c’est Paris ), "Апрель в Париже" ( En avril à Paris )… Она отдавала дань уважения городу, в котором добилась успеха. Самой известной ее песней стала бесмертная "Две любви" ( J’ai deux amours , 1931, композитор Винсент Скотто), в которой она со всей определенностью ставит одну любовь выше другой: "Моя саванна прекрасна, / Но, если честно, / Париж, и только Париж, / Околдовал меня". Джазообразные "дии-дерии-дии", вставляемые ею между строк, возносят страстность шансона на недосягаемую высоту. Кавер-версии явились, разумеется, в изобилии; список возглавляет Жан Саблон. А в 2004 году очередной ремейк, сделанный Мадлен Пейру, подвергся критике за чересчур смягченную интерпретацию.

В течение многих лет Бейкер участвовала в борьбе против расизма. Во время Марша на Вашингтон за рабочие места и свободу в 1963 году она выступила на стороне Мартина Лютера Кинга и присутствовала при его известной речи ( I have a dream ).

"Из-за того, что я неистовствую на сцене, я пытаюсь в повседневной жизни вести себя как можно более цивилизованно", – говорила она. Ее вовлеченность в политику совершенно противоположна поведению Мориса Шевалье, никогда, или почти никогда, не позволявшего втянуть себя в политические дебаты. Он целиком принадлежал своей единственной великой любви – публике.

В конце тридцатых, проведя семь лет в Штатах, Момо вернулся в Париж. Из-за романа с Марлен Дитрих (оборвавшегося по неизвестным причинам) ему пришлось развестись. Во Франции его встречали как полубога. Все песни, которые он выпускал, становились хитами, главный из них – "Проспер" (Prosper, 1935), который раскрыл удивительные звуковые возможности в истории шансона – вроде (йоп ла бум!). И если бы в те времена уже существовали хит-парады, этот хит постоянно занимал бы в них самые верхние строчки.

Время ничего не могло поделать с Момо. После Второй мировой он снова, в который раз, вернул себе былую славу. А в 1958 году божественно сыграл и спел в классическом мюзикле "Жижи" ( Gigi ), который отхватил целых девять "Оскаров". Сам Шевалье получил за всю свою карьеру только один. Фильм открывается номером Thank heaven for little girls . Стареющий Шевалье, одетый в прекрасно сшитый костюм, фланирует, опираясь на тросточку, вдоль Буа де Булонь. И, конечно, соломенное канотье украшает его голову. И на своем, столь любимом американцами Parisian English поет о юных девушках, гуляющих в парке. Сегодня, конечно, этот номер мог бы вызвать известные споры:

Each time I see a little girl
Of five or six or seven
I can’t resist a joyous urge
To smile and say
Thank heaven for little girls

Всякий раз, когда я вижу девочку
Пяти-, шести– или семилетнюю,
Я не могу удержаться, чтоб
Не улыбнуться и не сказать:
Как хорошо, что на свете есть девчонки!

Но и этот успех не удовлетворил его аппетитов. В шестидесятых он совершенно спокойно вступил в сражение с молодым поколением. Вместе с "Черными Носками" ( Les Chaussettes Noires , их вокалист, Эдди Митчелл, родился, как и Шевалье, в парижском рабочем предместье Ménilmontant ) он записал образцовый хит "Твистующее канотье" ( Le twist du canotier ) и показал его Сильви Вартан, Джонни Холлидей и Франсуазе Арди. В песне описывается, как Момо, с поразительным мастерством, вступает в дуэль с "новой гвардией". Ритмический диалог в ритме твиста, в котором Шевалье играет самого себя. В немногих сохранившихся клипах можно видеть, как остроумно этот твист обыгрывается в диалоге:

Chaussettes: Bonjour monsieu-eur Chevalier / Quelle Joie-a-a-a / De vous trou-ouver là

Maurice: Salut les gars d’Ménilmontant: / Tout l’monde en piste / On va faire ça comme des artistes

Chaussettes: Mais savez-vous danser le twist:

Maurice: Non mais p’tit gars tu sais à qui tu parles en c’moment: / Avec mon canotier / Sur le côté, sur le côté / J’ai fait danser le twist

Chaussettes: Le twist?

Maurice: Au monde entier

Chaussettes: Avec son canotier sur le côté, sur le côté

Носки: Здрасссьте, мсье Шевалье. / Мы страшно рады, / Что сегодня вы здесь, с нами.

Морис: Привет, ребята из Ménilmontant. / Все здесь, все танцуют, / Крутые ребята.

Носки: А вы смогли бы сплясать с нами твист?

Морис: Да вы чего? Не знаете, кто я такой? / Поглядите на канотье, / которое я ношу (2 р.), / это уже полный твист.

Носки: Твист?

Морис: Вокруг него вертится мир.

Носки: Поглядите на канотье, / которое он носит (2 р.).

Назад Дальше