- Если я должна буду сшить тебе свадебное платье до твоего дня рождения, я не могу весь день бездельничать в амбаре с коровами и цыплятами. Думаю, на чердаке сохранилось немного белого крепа леди Элеоноры, он как раз подходит для такого случая. - Служанка вытерла повлажневшие глаза краем передника. - Как жаль, что дорогой леди не будет с нами, что она не увидит, как ты стоишь у алтаря с этим красивым молодым щеголем. Ты знаешь же, это была ее самая большая мечта.
Лаура тоже сморгнула слезы. У леди Элеоноры была и другая мечта, еще более важная - мечта, что ее сын пройдет по аллее к ее дому, и она сможет его обнять.
Лаура взяла Куки за руку.
- Как ты думаешь, она не стала бы возражать, если мы украдем с занавесок в гостиной немного брюссельских кружев, чтобы отделать рукава?
Когда они с Куки выплыли из амбара, болтая о букетах и свадебном пироге, Довер потащился за ними, недоверчиво качая головой.
- Им самое место в этом амбаре. Никакая свадьба не заставит такого видного джентльмена идти за ними, как будто он теленок на веревочке.
После их ухода наступила длинная пауза. Потом Джордж рывком пришел в движение и, вскочив на ноги, со всей силы пнул жестяную кормушку для скота. Зерна выплеснулись из нее золотой дугой, а сама кормушка приземлилась с таким громким металлическим лязгом, что в напряженной тишине амбара он прозвучал как удар молнии.
- Она сказала, что делает это ради себя, но это неправда! - закричал он. - Она делает это ради нас. Она делает это, потому что я чертовски мал, чтобы позаботиться о своей собственной семье. - Он прислонился к подпирающему крышу столбу, сжимая бесполезные сейчас кулаки. - Господи, если бы я был хотя бы наполовину мужчиной…
Наверху в сене сидела, скрестив ноги, Лотти, и по ней не было заметно никаких признаков истерики. Ее маленькое круглое личико было бледным и печальным, но, тем не менее, голос был странно спокойным.
- Мы не можем позволить ей сделать это. Мы не можем позволить ей пожертвовать своим целомудрием ради нас. Она заслуживает большего, чем умереть в руках какого-то негодяя.
- Ты что, не заметила, как она на него смотрит, - мрачно сказал Джордж. - Казалось, она была бы только рада умереть на его руках.
- Тебе легко говорить. Ты не женщина.
- Ты тоже, - напомнил ей он.
Лотти подперла рукой подбородок.
- Если Лаура выйдет замуж до своего двадцать первого дня рождения, она унаследует поместье.
- Кажется, это как раз и есть отправной пункт всей этой чертовщины, - согласился Джордж, подозрительно глядя на расчетливое выражение лица младшей сестры.
- Но в завещании леди Элеоноры ничего не сказано о том, что она должна оставаться замужней.
- Нам с тобой хорошо известно, что Лаура не переживет позор развода.
- А кто говорит о разводе? - Лотти погладила комочек серого меха у себя на коленях. - В романах мисс Рэдклиф, злодей, который хочет скомпрометировать героиню, всегда встречает безвременную кончину, прежде чем у него что-то получится.
Уперев руки в бедра, Джордж поднял голову и уставился на нее.
- Карлотта Энн Фарли, уж не думаешь ли ты убить этого беднягу? Что бы ты ни читала в своих глупых книжках, ты не можешь убивать людей просто за то, что они не в восторге от кошек. Или от тебя.
- А почему нет? - парировала Лотти. - Просто посмотри, сколько будет преимуществ. В качестве вдовы Лаура пожинала бы все хорошее, что есть в замужестве, и не страдала бы ни от каких ограничений. А если с ее мужем произойдет фатальный несчастный случай сразу после свадьбы, но до брачной ночи, то ей даже не придется выносить его тухлые и вонючие руки на своем теле.
Последнее не могло не заставить Джорджа заколебаться. Он двинулся к двери, надеясь, что свежий воздух проветрит его голову и прогонит гнев. Сгоревший остов дома приходского священника, где они когда-то жили с родителями, находился на самом краю поместья, но в такие теплые и ветреные дни, как этот, он мог бы поклясться, что снова чувствует резкий запах дыма, а во рту ощущает горький вкус пепла.
- Если бы папа и мама были здесь, они бы знали, что будет лучше для Лауры, - сказал он, подставляя лицо утреннему свету. - Они бы знали, что будет лучше для нас всех.
- Но их здесь нет. А мы есть.
Он вздохнул.
- Мы все трое долго жили слишком хорошо. Думаю, это не могло продолжаться вечно.
- Могло, - тихо сказала Лотти. - И продлится, если ты согласишься мне помочь.
Джордж закрыл глаза, но не смог изгнать из воображения картину, на которой его сестру держит в объятиях незнакомец. На какой-то момент даже ветер, казалось, замер в ожидании его ответа.
Когда он, в конце концов, обернулся в темноту амбара, на его губах играла мрачная улыбка.
- Черное всегда было Лауре к лицу.
Белозубая улыбка Лотти сверкнула на него с чердака.
- Точно.
Глава 6
Ты всегда был настоящим ангелом …
У Николаса Рэдклифа был характер.
Он выяснил это вечером следующего дня, когда дверь его спальни скрипнула и открылась, впуская, казалось, уже в сотый раз за бесконечный день кого угодно, но только не его невесту.
Казалось, неуловимая мисс Фарли решила, что лучше оставить его на попечение проходящих мимо его комнаты домочадцев, кто бы и когда бы это не оказался. Даже воняющий овцами и мрачный, как посмертная маска, Довер нанес ему краткий визит. Он сообщил Николасу, что едет в Лондон на ярмарку домашнего скота. Он помял в руках свою широкополую шляпу и выплюнул короткое извинение за то, что чуть не наколол Николаса на вилы, не переставая при этом оценивающе разглядывать его своими черными, как бусинки, глазами, отчего у Николаса появилось ощущение, что с него снимают мерку для гроба.
Следующим появился брат Лауры, с угрюмым видом притащивший поднос с лососятиной и яйцами. Когда Николас поинтересовался, где сейчас его сестра, Джордж пробормотал нечто уклончивое и убежал.
Когда спустя короткое время дверь распахнулась снова, Николас уже нетерпеливо сидел на кровати, игнорируя головокружение. У него в голове крутились сотни вопросов, и на большинство из них ответить могла только Лаура. Но к его глубокому разочарованию, белый чепец, криво сидящий на седых волосах, принадлежал Куки. Он вырвал тазик, мыло, тряпки и бритву из загрубевших рук служанки и твердо заявил, что вымоется и побреется сам, у него не было никакого желания повторять вчерашнее представление.
Когда она, наконец, пошла к двери, он не смог сопротивляться искушению и сказал, невинно махая ресницами:
- Вам не обязательно так торопиться, Куки. Сомневаюсь, что у меня есть что-то, чего такая женщина как вы, не видела бы раньше сотню раз. - Насмешливо выгнув бровь, он заглянул под одеяло. - Или, по крайней мере, один раз точно.
Куки залилась краской и по-девичьи захихикала, прикрываясь передником.
- Да будет вам! Какой же вы озорник!
- Любовница говорила обо мне иначе, - пробормотал он после ее ухода, и его усмешка превратилась в задумчивый хмурый взгляд. Желтая кошечка, свернувшаяся калачиком у него на коленке, озадачено посмотрела на Николаса. Несмотря на все его усилия шугануть надоедливое существо, кошечка каждый раз уходила не больше, чем на несколько минут.
По мере того, как тянулись часы, терпение Николаса все больше укорачивалось, и он уже начинал все меньше чувствовать себя пациентом и все больше заключенным. Если бы у него были брюки, он, по крайней мере, смог бы встать и походить по комнате. Пульсирующая головная боль стихла до тупой и стала уже терпимой.
Незадолго до ужина, как раз, когда он уже примеривался подремать, дверь в комнату начала медленно приоткрываться. Когда за ней не появилась Лаура, его первым побуждением было бросить в дверь что-нибудь бьющееся. Николас лежал, откинувшись на подушки, и единственное, что ему было видно - это шапку золотистых локонов, стянутых уже сползшей на бок розовой лентой. Кажется, его последняя посетительница вползала в комнату на четвереньках.
Маленькая ручка с пухлыми пальчиками и короткими ноготками поползала по боковой части кровати и стала ощупывать постельное белье в опасной близости к его бедрам. Не найдя того, что искали, золотистые локоны стали плавно подниматься, словно золотой фонтан. Когда Лотти Фарли, наконец, выглянула из-под кровати, Николас лежал, прикрыв глаза, и наблюдал за ней из-под ресниц.
- Вот ты где, непослушное животное, - прошипела Лотти и потянулась к кошечке, которая дремала у него под боком.
- Не слишком приятное обращение к человеку, за которого твоя сестра собирается выйти замуж, - растягивая слова, произнес Николас и приподнялся на локте.
Лотти шлепнулась обратно на потертый ковер, ее рот от удивления образовал аккуратную букву "О".
- Хочу предупредить, что если ты сейчас снова закричишь, я сделаю то же самое, и мы вернемся туда, откуда начали.
Лотти захлопнула рот.
- Вот так уже лучше, - сказал он. - Когда ты не вопишь как банши, тебя уже почти можно выносить.
- Жаль, что я не могу сказать о вас то же самое, - парировала Лотти, заставляя его против собственной воли улыбнуться. Она поднялась, отряхивая пыль со своего белого передника из канифаса и всем своим видом изображая оскорбленное достоинство. - Простите, что помешала вашему отдыху, сэр, но я пришла, чтобы забрать своего котенка.
- А я сделал, видимо, неверное заключение, что ты пришла, чтобы задушить меня подушкой.
Голова Лотти взлетела вверх, локоны заколыхались. Ее голубые глаза были такими потрясенно-виноватыми, что он почти пожалел, что поддразнил ее. Но она быстро оправилась от шока и сладко улыбнулась.
- Этот, слишком грубый, хотя и эффективный, метод избавления от нежеланных гостей вполне возможен, но лично я предпочитаю яд. Есть из чего выбрать. В одном только старом дубовом лесу я занесла в список семнадцать разных видов ядовитых поганок, от которых можно умереть.
Николас сел на кровати и глянул на остатки своего обеда, которые еще оставались на подносе.
- А сейчас, надеюсь, вы извините нас. - Лотти потянулась к кошечке.
Маленькое животное внезапно бросилось на нее и до крови оцарапало маленькими острыми коготками.
- Ой! Что вы с ней сделали? - Лотти сунула в рот пораненные костяшки пальцев, а кошечка потерлась головой об голую грудь Николаса и блаженно замурлыкала.
Проведя рукой по шелковистому меху, Николас пожал плечами.
- Что бы ты обо мне ни думала, я не лишен кое-какого очарования.
- Как и Наполеон. Насколько я читала о нем. - Она надменно махнула рукой, как будто это она хотела избавиться от кошечки, а не он от нее. - Можете оставить себе эту маленькую предательницу, если хотите. Там, откуда она появилась, таких еще много. - Держа нос по ветру, Лотти продефилировала к двери, явно надеясь уйти с большим достоинством, чем пришла.
- Карлотта? - Она, не колеблясь, повернулась, и Николас понял, что правильно угадал ее полное имя. Он пристально всмотрелся в ее настороженное личико, надеясь хотя бы на слабый признак узнавания. Но она оставалась для него такой же чужой, как и его собственное отражение. - Твоя сестра заверила меня, что, несмотря на то, что мы с ней оба очень упрямые, мы очень любили друг друга.
Девочка, не моргнув, встретилась с ним взглядом.
- Тогда казалось, что мы тоже.
Присев в чопорном реверансе, она вышла из комнаты, и донельзя уставший Николас откинулся обратно на подушки.
К тому времени, когда красноватый свет восходящей луны просочился в комнату, Николас уже начал скучать по вечно недовольной Лотти. Он понял, что больше ни минуты не сможет оставаться прикованным к постели, как какой-то немощный инвалид. Даже кошечка бросила его в одиночестве, сбежав через открытое окно поохотиться на сверчков на залитой лунным светом крыше.
Он перевернулся на живот и подмял под себя подушку. Может быть, лежание в постели было бы для него не столь утомительным, если бы кто-нибудь разделил его с ним. Ему не пришлось напрягать воображение, чтобы представить, как густые волосы Лауры Фарли струятся по его подушке и как он сам целует каждую веснушку на ее щечках, прижимая ее своим весом к мягкому матрацу.
Он испытал удовольствие от этих грешных мыслей, даже несмотря на то, что они плохо сочетались с благопристойностью, которой, как заверила его невеста, он обладал.
В конце концов старый дом погрузился в тихие ночные скрипы, лишь увеличивая нетерпение Николаса. Он сел на постели, сбросил одеяла и спустил ноги с кровати. К его удивлению, комната не закружилась у него перед глазами, не затряслась и не наклонилась, как он опасался.
И тут он увидел свой билет к свободе, аккуратно свернутый на парчовом сидении стула.
Свои брюки.
Должно быть, кто-то принес их, пока он спал.
Стряхнув с себя последние следы головокружения, он уверенными шагами пересек комнату и натянул брюки, с удовольствием отмечая, как знакомо они облегают его ноги. К своей радости, он обнаружил и свою рубашку, аккуратно висящую на спине стула. Он пробежался пальцами по хрустящему накрахмаленному батисту, думая о том, что это довольно экстравагантная ткань была куплена на стипендию простого пехотинца. Надевая рубашку, он заметил, что имевшиеся на ней дыры зашиты так тщательно, что стали практически незаметны. Возможно, эта рубашка была с плеча какого-нибудь великодушного офицера.
Теперь, уже полностью одетый, он стоял, упираясь руками в бедра, и гораздо больше чувствовал себя самим собой.
Кем бы он, черт возьми, ни был.
Николас провел рукой по своей нечесаной гриве и вздрогнул, когда пальцы коснулись болезненной шишки размером с гусиное яйцо, что была у него на макушке. За этот бесконечный день он кое-что о себе узнал. Он не был в восторге оттого, что находится в заложниках у женских прихотей. Лаура не имела права сказать, что они помолвлены, а потом бросить его одного совершать шокирующие открытия.
Восстанавливая не только силы, но и решительность, он проскользнул в темную прихожую, сам не зная, идет ли он искать невесту или себя самого.
Лаура нервно бродила по гостиной, словно призрак в осаде. Она не стала зажигать лампу или свечу, предпочитая им полумрак с пятнами лунного света. Она опасалась, что находится всего в шаге от того, чтобы начать заламывать руки, как измученная героиня из какого-нибудь готического романа, которые так любила Лотти.
Одно дело представлять себе жизнь с незнакомцем при ярком дневном свете, и совсем другое думать о том, чтобы разделить с ним постель в ночном сумраке. Она мечтала выйти замуж с самого детства, но все ее мечты всегда заканчивались нежным объяснением в любви и целомудренным поцелуем, а не шестью футами и двумя дюймами неприрученного мужчины в ее постели.
Запаниковав, она издала тихий хныкающий звук. Ее жених мог потерять память, но она-то уж точно потеряла разум, придумав такую легкомысленную интригу.
Она провела весь день, избегая его и репетируя историю, которую она придумала для них обоих. Она не посмела написать ни слова об этом в своем дневнике, боясь, что он может когда-нибудь его найти и прочитать.
"Будьте уверены, ваши грехи найдут вас"
Так называлась одна из любимых проповедей ее отца, и Лаура почти слышала его мягкий упрекающий голос. Конечно, отец никогда бы не поверил, что его невинная маленькая девочка способна на больший грех, чем невыученные библейские послания или стянутый из сахарницы кусок сахара за спиной матери. Наверняка, никому из ее родителей не пришло бы в голову, что она может стащить не только сахар, но и мужчину.
Плечи Лауры разом поникли. Было уже слишком поздно признаваться в том, что она натворила, и молить его о прощении. И слишком поздно для того, чтобы стукнуть его по голове подсвечником и отнести обратно в лес, туда, где она нашла его. Хорошо это или плохо, но теперь он принадлежал ей.
- Нас представил мой кузен, - бормотала она, сворачивая направо, чтобы не запнуться за оттоманку. - Семиюродный кузен. Или пятиюродный? - Она потерла ноющие виски, думая, что лучше бы она оставалась в постели и слушала посапывание Лотти.
В лунном свете вырисовывался силуэт старого секретера красного дерева. Скомканный лист бумаги лежал на нем посреди беспорядка письменных принадлежностей, брошенный, но не забытый. Это было письмо, написанное любимицей Стерлинга Харлоу. Сейчас Лаура презирала высокомерного герцога сильнее, чем когда бы то ни было. Ведь это он поставил ее на путь, ведущий к беде.
Покопавшись в темном закутке, она вытащила трутницу, где хранились спички. Она зажгла одну, коснулась ее пламенем края письма и с триумфом стала наблюдать, как бумага скручивается и чернеет.
- Вот тебе, жалкий дьявол, - пробормотала она, поднимая письмо повыше. - Жарься в аду, где тебе самое место.
- "Небеса не бывают так яростны, как бывает любовь, перешедшая в ненависть", - процитировал кто-то за ее спиной. - "Но и в аду нет гнева, сравнимого с гневом отвергнутой женщины". (Уильмя Конгрив, "Невеста в трауре" - прим. переводчика)
Глава 7
И хотя я позволила им забрать тебя у меня, ты всегда оставался в моем сердце…
Услышав этот глубокий и вкрадчивый голос, Лаура резко обернулась, захваченная иррациональным страхом, что богохульством вызвала самого дьявола. Но вместо Принца Тьмы, она увидела своего жениха, который стоял, прислонившись к косяку, и в его золотистых глазах отражались языки пламени, предупреждая, что, возможно, она играет чем-то еще более опасным чем огонь.
Пока на нем было только одеяло, он выглядел как восхитительный дикарь из каких-нибудь джунглей Мадагаскара. В брюках и рубашке он не стал выглядеть более цивилизованным. При отсутствии сюртука и шейного платка, которые могли бы сдерживать его мужскую силу, казалось, что она исходит от него бесконечными волнами. Его золотистые волосы были явно длиннее, чем полагалось по современной моде, и спускались ему до плеч, рубашка была распахнута у ворота. Лаура мельком взглянула ниже, и пожалела, что сделала это. Оленья кожа брюк идеально облегала его мускулистые ноги. Это точно были не "паучьи лапки" тех, кому приходилось набивать брюки опилками, чтобы они выглядели посолиднее.
И не только брюки.
Боль пронзила ей кончики пальцев. Взвизгнув, она уронила тлеющие останки письма и стала затаптывать их.
- Это был последний счет от мясника, - объяснила она, поднимая подол ночной рубашки, чтобы уберечься от рассыпающихся искр. - С ним трудно иметь дело, когда он не получает свои деньги к первому числу месяца.
Жених с живейшим интересом наблюдал за ее неуклюжим танцем.
- Скажи, ты отправляешь к черту всех своих кредиторов или только тех, кто настаивает на выплате?
Не желая отвечать, Лаура сунула в рот обожженные пальцы.
- Дай, я посмотрю твою руку. - Он стал пересекать комнату, и его лицо скрыли тени, делая его еще более массивным и угрожающим, чем он казался в комнате леди Элеоноры.