Эта приемная - последнее во дворце, что представляет интерес для нашей темы, поскольку если мы пройдем дальше, то окажемся в Лионском зале и Турецкой комнате - первой из серии комнат Екатерины II, которые уже не относятся к рассматриваемому нами времени. Эти комнаты ведут из дворца, через Камеронову галерею в сад. И потому давайте бросим взгляд назад - сквозь Большой зал и ряд из девятнадцати позолоченных дверных рам, все уменьшающихся в перспективе по мере удаления, и покинем дворец, поскольку юго-западный угол этого дворца уже относится к теме Екатерины II.
Пытаясь представить жизнь в Царском Селе в последние десять лет правления Елизаветы, несомненно нужно обратить внимание на несколько небольших зданий у дворца и парка. Можно ли здесь угадать те "сельские праздники", о которых писала Екатерина в своем приглашении? "В Царском Селе у - писала она в 1750 году, - мы стараемся, как возможно, себя развлечь; днем прогуливаемся или охотимся. Важную роль играют качели; когда мы качались, мадемуазель Балк, фрейлина императрицы, вызвала к себе интерес мсье Сергея Салтыкова, камергера великого князя. На следующий день он сделал ей предложение, которое она приняла, и вскоре они отпраздновали свадьбу. Вечером мы играли в карты, это было после ужина".
Но в парке Царского Села историк встретится с той же трудностью, что и во дворце, - он не сможет определить время, поскольку в парке находится много домиков для отдыха, которые не имеют аналогов в Европе и потому не могут быть датированы каким-то периодом. Разбросанные по всему парку у прогулочных дорожек, полян и озер павильоны и прочие парковые сооружения, которые являются одной из главных достопримечательностей Царского Села, относятся ко всем периодам существования императорского дворца. Если некоторые павильоны были построены даже еще перед началом строительства дворца, то ряд других датируется XX веком. Поэтому примерно из восьмидесяти отдельных сооружений императорского парка мы должны ограничиться описанием лишь тех, что стояли здесь до 1762 года (в том числе и тех, что к нашему дню уже исчезли).
Конечно, было бы нелепо описывать в нашем кратком, ограниченном по времени рассказе более поздние сооружения, относящиеся к XVIII и XIX векам, которые не являются предметом нашего исследования.
Как мы уже говорили, работа Растрелли над дворцом началась в 1749 году и окончилась в 1756-м. С началом работы над дворцом - а возможно, и двумя-тремя годами раньше - Растрелли приступил и к созданию первого из небольших сооружений в парке, которое показывает дарование Растрелли ярче, чем сам дворец. Следует помнить, что существующий в наши дни "английский парк" был разбит уже при Екатерине II, при Елизавете же здесь все еще был "голландский парк" в официальном стиле, с каналами, где можно было поймать рыбу, с аккуратными беседками, аллеями, шпалерами и "густыми рощицами с покрытыми мхом сиденьями".
Примерно в 1746 году в одном из уголков сада (с аккуратно постриженными аллеями вместо беспорядочно разросшихся зарослей посаженных в петровские времена елей), на берегу канала, только что проложенного садовником Елизаветы Ламбертусом, началось возведение Эрмитажа. Растрелли, по всей вероятности, несколько позже передал эту работу Квасову и Чевакинскому.
Этот самый "растреллиевский" из всех царскосельских павильонов стоит в центре симметричного "французского парка" в юго-восточной части Екатерининского парка. Поначалу павильон окружал канал, берега которого были выложены черным и белым мрамором, но позднее канал засыпали. Красивый железный купол раньше был позолочен. Вдоль основания павильона идут барельефы, изображающие играющих дельфинов; поначалу они были целиком из литья, а нанесенный временем ущерб подправили гипсом. Барельефы выполнил Дункер. Все четыре угла украшают статуи; на здании - массивные кариатиды и прочие украшения из резного дерева.
Центральный салон на верхнем этаже представляет собой банкетный зал. От четырех углов зала четыре галереи ведут в обширные апартаменты. Роскошные украшения позолочены, а потолок расписан отцом и сыном Валериани, отцом и сыном Градизи и Пересинотти. Нижний этаж состоит из кухни и помещений для прислуги.
Наиболее интересной особенностью Эрмитажа является механизм, при помощи которого блюда для пяти обеденных столов (в центральном зале и четырех примыкающих комнатах) могут быть убраны сквозь пол на расположенную внизу кухню, так что тридцать пять человек могут обходиться без присутствия прислуги, то есть без посторонних глаз. Столы снабжены устройством для опускания отдельных тарелок и блюд. Сидящему за столом достаточно лишь написать свою просьбу, и, когда тарелка опустится, внизу бросятся выполнять заказ, с тем чтобы через некоторое время требуемое блюдо появилось на пустующем месте. Когда посетители Эрмитажа желали потанцевать после обеда, все столы опускались, на их месте появлялась секция паркета, и зал для банкетов превращался в бальный зал.
7 сентября 1754 года (строительство Эрмитажа было завершено примерно в 1752 году) для осмотра Царского Села были приглашены иностранные послы. "И после того, как дипломатические посланники и другие высокопоставленные лица увидели дворец, парк и зоологический сад, - свидетельствует доклад придворного квартирмейстера, - они поехали на трех дрожках [это что-то вроде наших старых узких омнибусов, где пассажиры сидели спиной друг к другу, поставив ноги на подножки. - К.М.] в Эрмитаж. В два часа они сели обедать; блюда на всех столах менялись, после чего был подан десерт, так что всего было в избытке; назначенные для этого придворные слуги выполняли свои обязанности с крайними вниманием и пунктуальностью, без малейших задержек или нерегулярности. Перед обедом иностранные посланники с особым интересом осмотрели механизмы столовой комнаты, после чего столы были быстро снова опущены, а пол встал на место, к изумлению гостей".
Преимущества этого удивительного устройства, помимо всех прочих достоинств этого в целом очаровательного павильона, созданного тонким искусством Растрелли и Валериани, естественно, сделали Эрмитаж любимым местом Елизаветы как для развлечения иностранных высокопоставленных особ, так и для более интимных ужинов в летнее время. Следует вспомнить, что подобный механизм был установлен в обнесенном рвом Эрмитаже Петергофа во время правления Петра. Людовик XV и мадам Помпадур в одно время с Елизаветой избавились от любопытных взглядов лакеев при помощи подобного "летающего стола" в Шуази-ле-Руа в Малом Трианоне Версаля.
Эрмитаж Царского Села сегодня в целом выглядит так же, как и во времена Елизаветы. Этого, к сожалению, нельзя сказать о других павильонах Растрелли. Пекарня, ранее служившая в качестве кухни для Эрмитажа, была убрана в 1776 году; на ее месте появилось строение в готическом стиле, один из экспериментов в духе модных в то время архитектурных веяний. Адмиралтейство, представлявшее собой деревянный навес для лодок на краю Большого озера, было передвинуто в 1752 году Елизаветой на другую часть берега; в 1773 году его снесли. Построенный в 1750 году на острове в середине Большого озера каменный павильон, заменивший стоявший здесь прежде деревянный домик для отдыха, исчез еще до конца XVIII века, уступив свое место классическому павильону работы Кваренги.
Нижняя ванна, построенное в 1746 году второстепенное и ничем не примечательное здание, пришла в полный упадок. Построенный в 1755 году Грот, или Утренняя комната, при Екатерине II был лишен своей каменной балюстрады, 210 тысяч больших раковин и 630 фунтов маленьких раковин, которые, наряду с известковым туфом, украшали стены в стиле гротов Мантуи и Рима. Тем не менее Грот остается привлекательным маленьким строением с красивыми гипсовыми скульптурами, отражающимися в водах Большого озера, на восточном берегу которого Грот стоит. Согласно Вилчовскому, само здание и внутренние украшения Грота созданы итальянцем Росси под руководством Растрелли.
Намного печальнее судьба восхитительного охотничьего домика под названием "Монбижу". Его начали строить в 1747 - 1748 годах; это было очень красивое и пропорциональное кирпичное строение, окрашенное в цвет морской волны; выступающие части были покрыты белой краской, а украшения позолочены. Здание имело два этажа, в середине над ним возвышался высокий купол, окрашенный в темно-зеленый цвет, тогда как остальная крыша была красного цвета. Здание имело четыре коротких крыла по сторонам. Цокольный этаж содержал подвалы, на первом этаже находились зал и восемь комнат меньшего размера. Под куполом располагалась большая комната; как можно судить по описаниям современников, внутренние украшения были необыкновенно величественны даже здесь; на стенах висели картины с животными, написанные молодым Грутом. К сожалению, Монбижу стал жертвой изменившихся вкусов. В 1830 году это здание снесли, и на его месте появился Арсенал - замок в весьма фальшивом готическом стиле, предназначенный для того, чтобы вместить в себя коллекцию старинного оружия.
Хотя и Эрмитаж, и Монбижу являются своеобразными для европейского рококо, нетрудно найти их предшественников в таких книгах, как "Гражданская архитектура" Декера 1713 года издания, где есть рисунки зданий, поразительно напоминающие наши обнесенные рвом здания. Только "русифицированные" купола созданы исключительно замыслом Растрелли.
Таким же прискорбным, как исчезновение Монбижу, является и уничтожение Катальной горки, которая во время своего краткого существования была одним из главных чудес Царского Села. Несколько раз, описывая жизнь двора при Анне Иоанновне и Елизавете, мы упоминали о любви русских к катанию с гор. Это развлечение до сих пор любимо русскими детьми. В Александровском дворце Царского Села можно видеть тщательно выполненную горку, которая устанавливалась в помещении и принадлежала последнему царевичу. Недавняя выставка в Лондоне советского оборудования для детских комнат включала в себя горку, более просто изготовленную, но такую же по форме. Сама Елизавета не была в этом отношении исключением - девочкой она в Москве часто развлекалась на "русских горках", которые снабжались небольшими тележками на колесах или роллерах; эта тележка пускалась вниз по долгому склону, минуя ряд возвышенностей. Спускалась Елизавета и с так называемых ледяных гор, которые воздвигали на Масленицу и во время каждого зимнего праздника в Москве; обычно эти ледяные горки представляли собой простые деревянные желоба, покрытые льдом. И потому в Царском Селе во времена Елизаветы Растрелли создал для нее огромный спуск из камня и кирпича. Должно быть, это было восхитительное зрелище. Центральный павильон Катальной горки тянулся примерно на сто пятьдесят футов. Его высота вместе с поблескивающим куполом составляла примерно девяносто футов. Под идущим к земле склоном находились приводимые в действие лошадьми устройства для подъема и спуска тележек. Катальная горка могла похвастать мраморными колоннами, просторными залами, пол которых был выстлан паркетом и мрамором, и монументальными лестницами, украшенными позолоченной балюстрадой и статуями. Из конца в конец Катальная горка протянулась более чем на девятьсот футов. Катальная горка была завершена в 1757 году, в 1776 году Екатерина внесла несколько изменений, а в 1792 году все сооружение было ликвидировано. Планы Растрелли сохранились до наших дней, и их весьма интересно сравнить с тем, что осталось от аналогичного Катальной горке павильона Большого спуска в Ораниенбауме, о котором мы упомянем чуть позже.
Рассказом об исчезнувших и удивительных удовольствиях Царского Села времен Елизаветы мы и завершим описание этого дворца.
Поскольку это творение Растрелли имеет лишь небольшое отношение к жизни Елизаветы и ее двора, мы лишь слегка остановимся на нем, хотя многие критики считают его главным шедевром Растрелли. Впрочем, строительство Смольного монастыря и Смольного собора началось по распоряжению Елизаветы, которая во время одного из особо набожных периодов в конце своей жизни выразила желание удалиться в Смольный монастырь в качестве кающейся грешницы.
Деятельность Растрелли в последние десять лет правления Елизаветы не ограничивалась лишь Царским Селом и Зимним дворцом. В 1750 году он построил в Санкт-Петербурге новое здание оперы, картины для которого писал Степан Иванов. В 1751 году Растрелли построил так называемый Среднерогатский дворец, примерно в пяти милях к югу от города и недалеко от прямой дороги к Царскому Селу. Позднее дворец был перестроен; в наши дни на его месте развалины. По своему замыслу это было простое, хоть и имеющее правильные пропорции, одноэтажное здание без ненужных излишеств или украшений. Оно весьма напоминало, как заметил Ло Гатто, дворец в Перове около Москвы. У здания был намного более обширный и выразительный центральный фронтон, чем обычно. Возможно, что в 1753-1754 годах Растрелли снова посетил Москву и что именно он построил в Кремле новый каменный дворец для Елизаветы (так называемый Зимний дворец). Именно в нем жил Наполеон в 1812 году; в том же году дворец сгорел. В 1756-1758 годах Растрелли построил маленькую церковь Святой Троицы в монастыре Святого Сергия (Сергиевская пустынь) около Стрельны, которую Грабарь описывает как "восхитительное создание, элегантное и очень легкое, с чрезвычайно живописной резьбой". У церкви была намного более узорчатая, "подобная свадебному пирогу" наружность, чем, к примеру, у имеющего те же размеры храма Святого Андрея в Киеве. Вместе с тем сам монастырь Святого Сергия отличает простота форм (этот монастырь, окруженное крепостным валом, аллеями и прудами большое прямоугольное здание, был основан в 1743 году).
За год до того, как началась реконструкция Царского Села, в 1748 году, заложили первый камень в основание Смольного монастыря. Проект был создан еще в 1744 году, значит, замысел возник примерно в то же время, что и замысел киевской церкви. Работы начались в канун 50-х, но в 1757 году внезапно были приостановлены, - возникло опасение, что императрица умрет. Затем строительство возобновилось и продолжалось многие годы после смерти Елизаветы, хотя в целях экономии замысел Растрелли в полной мере воплощен так и не был.
Сохранившаяся в Академии художеств модель показывает, что монастырь, который в наши дни представляет собой крестообразное сооружение с двенадцатью сторонами и с собором посредине, по первоначальному замыслу должен был включать в себя невообразимо высокую колокольню перед собором, в основании которой должны были находиться огромные ворота. Колокольню так и не построили, но наиболее важная часть проекта Растрелли, в котором рококо сочетается со стилем старых укрепленных московских монастырей, была воплощена в жизнь.
Монастырь занял свое место как в истории, так и в географии, после вариаций более раннего времени на ту же тему. К этим вариациям можно отнести выполненный в стиле петровского барокко монастырь Александра Невского, расположенный на том же берегу Невы примерно в одной-двух милях на юг. Работы над внутренним убранством монастыря Александра Невского продолжались даже в описываемое время: в 1752 году Елизавета пожаловала продукцию недавно открытых серебряных рудников в Колывани - примерно в 3250 фунтов весом - на украшение гробниц покоящихся в соборе святых. В соборе Смольного монастыря Растрелли снова воплотил традиционный русский принцип "пяти куполов": вокруг массивного центрального купола возвышаются четыре башни с луковками на вершине. Можно спорить - шедевр это или нет, но из всех созданий Растрелли этот собор является наиболее русским.
Название "Смольный" происходит от названия "Смольный двор", который располагался на этом месте раньше - здесь для нужд Адмиралтейства со времен Петра очищалась смола, полученная из сосновых деревьев. К слову, не следует путать монастырь Растрелли с расположенным неподалеку Смольным институтом благородных девиц для дочерей дворян, построенным при Екатерине II. Так случилось, что этот институт стал штабом большевистской партии между августом и октябрем 1917-го, из-за чего название "Смольный" заняло постоянное место в истории.
Растрелли суждено было завершить свои работы в Санкт-Петербурге там же, где они начались. Вспомним, что в самом начале своей карьеры, в 1732 году, он построил для Анны Иоанновны "третий" Зимний дворец на берегу Невы. Во время правления Елизаветы он вносил в него разные изменения, а в 1746 году добавил крыло.
Но здание уже выглядело анахронизмом и не соответствовало величию правления. И потому в 1754 году дворец разобрали и издали указ, разрешавший населению увозить остатки. Растрелли в это время спешно построил большой деревянный дворец между Мойкой и Адмиралтейством. В июле того же года начались работы над новым постоянным дворцом на месте старого - и это был Зимний дворец, который стоит в наши дни. Обстоятельства возведения дворца заставляют вспомнить о первых годах строительства Санкт-Петербурга. На работах было занято столько людей, что им приходилось ютиться в примитивных укрытиях посреди болотистых лугов. И снова из-за плохого питания и плохой воды многие умирали. Говорят, что при возведении нового Зимнего дворца было использовано 140 тысяч бочек известки и мела.
Мнения по поводу преимуществ и недостатков этого огромного сооружения очень разнятся. Некоторые критики отзываются о дворце с восхищением, другие же - и среди них Грабарь и Рео - находят в нем недостатки. Зданию определенно недостает легкости, а его пропорции неудобны, поскольку, имея всего около семидесяти футов в высоту, в длину оно протянулось на четыреста пятьдесят футов. Расположенный внизу по стене ряд ионических колонн поднимается с фундамента, зрительно несколько увеличивая высоту здания. Верхний ряд коринфских колонн поднимается на два этажа в высоту. С точки зрения большинства критиков украшений здесь слишком много; создается впечатление, что внутренние украшения дворца распространились на здание и снаружи. "Как в онере", - говорит Рео, который считает ряд колонн слишком частым, а рамы окон тяжеловесно украшенными. Подобные замечания вызывают и ряды стоящих и сидящих фигур, чередующихся с массивными цветочными вазами. Эти фигуры размещены на каждом углу, на парапете и на крыше - здесь они стоят словно гигантские кегли.
Из XVIII века до нас доносится негодующий голос Урэксхолла. "Он слишком большой, - говорит он о Зимнем дворце. - И очень сухой. Такое впечатление, что для планирования этого здания призвали Джона Ванбру, настолько разительно сходство с его стилем. Здание не завершено, как и почти все в России". Здесь он прав - из соображений экономии цари более позднего времени лишили дворец того, что придавало ему легкость. Цвет здесь играет большую роль в общем замысле, чем в других работах Растрелли. Но на протяжении примерно столетия несчастный дворец сверху донизу покрывала однообразная монотонная темно-красная краска, что придавало зданию тяжеловесный вид. А поначалу оно было бирюзово-голубым (или, по мнению других специалистов, оранжевым); у него были белые колонны и белые дверные рамы, а также серебристый орнамент, созданный самим Растрелли.