– Бен, посмотрите на меня. Я верю, что вы его любили, поэтому скажу вам прямо: если вы сейчас что-то утаите, ему это не поможет, а только навредит. Так что подумайте, перед тем как отвечать. Когда вы путешествовали с ним вдвоем, он когда-нибудь искал общества женщин? Пытался пригласить компаньонку – профессиональную или любительницу?
– Нет, послушайте! – Бен вскинул руку, закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов. – Мы с ним почти всегда брали номер с двумя спальнями и практически все вечера проводили вместе. Не могу присягнуть, что он всегда был один в своей спальне или что он никогда не выбирался из номера тайком, когда я засыпал. Не могу в этом поклясться. Но я могу вам поклясться, что никогда не видел ни малейших признаков чего-то подобного. И слухи никакие до меня не доходили. Я никогда не видел, чтобы он искал женской компании. Он меня иногда поддразнивал, даже подначивал, чтобы я нашел себе наконец хорошую женщину и остепенился. Лейтенант, он был серьезным семейным человеком. И если вы будете копаться в грязи, которой кто-то его измазал, вы никогда ничего не найдете. Потому что все это – гнусная ложь.
– Ладно, Бен. Как вам такой вариант: вы много путешествовали с ним вдвоем, только вы и он. Вам когда-нибудь случалось заглядывать в стрип-клуб, секс-клуб? Холостяцкая ночка… Бывало такое?
– Нет. Это было не в духе дяди Томми. Да ему было бы неловко пойти со мной в такое место. Мы ходили на матчи, в спортивные бары и все такое в этом роде.
– Хорошо.
Бен кивнул, отвинтил крышечку бутылки и выпил воды.
– Они звонили Аве. Сказали, что мы можем его забрать. Я обо всем позабочусь. Я затем и пришел, чтобы узнать: может, есть что-то новое? Может, вы мне что-нибудь скажете?
– Могу вам сказать одно: дело вашего дяди для меня сейчас на первом месте. Вы проведете поминальную службу?
– Завтра. – Бен снова отпил воды. – Мы не хотели ждать. Бриджит помогает с разными мелочами. Дядя Томми хотел бы, чтобы все было просто, без затей. Он всегда и во всем любил простоту.
– Кто обставлял его дом?
Бен улыбнулся.
– Ава. Да, я вас понимаю. Никакой простоты там нет. Но дяде Томми нравилось. Он даже получал удовольствие… Он называл это хоромами Авы.
– Да уж, держу пари. У него в кабинете все совсем по-другому.
– Ну да, – кивнул Бен. – Мужской мир. Так он это называл.
– Он принимал снотворное?
– Я… нет, я так не думаю. То есть я хочу сказать, может быть, изредка, время от времени… Не припомню, чтобы он об этом упоминал, но, может, просто к слову не пришлось. Я знаю, что он всегда спал с закрытой дверью и задернутыми шторами. Он говорил, что только так может по-настоящему выспаться. Наверно, этот ритуал закрывания дверей и задергивания штор и служил для него снотворным.
– Возможно.
– Ну что ж, спасибо. – Бен поднялся на ноги и снова взглянул на доску, занавешенную Евиным пальто. – А знаете, я рад, что это увидел. Нет, не снимки, тут уж точно радоваться нечему. Но я рад, что вы держите это здесь. Что вы на это смотрите, что вы тут повернуться не можете, не увидев, что с ним сотворили. Мне легче от того, что вы это сказали. Что он для вас – на первом месте. Надеюсь, это правда.
Оставшись одна, Ева вернулась к доске, сняла пальто и бросила его на освободившийся стул для посетителей. И уставилась в глаза Авы Эндерс на фотографии.
– Ты лжешь, – сказала Ева вслух. – Ты лжешь, и я это докажу.
8
Ева сама проверила запись разговора, а потом, не удовлетворившись, перепроверила еще раз. Сомнений не было: Грета Горовиц действительно позвонила Аве Эндерс. Звонок был сделан из дома в Нью-Йорке в номер отеля, зарегистрированный на имя Авы Эндерс на острове Санта-Люсия. Разговор продолжался с шести четырнадцати до шести семнадцати утра.
Закрыв глаза, Ева проиграла в уме запись, предоставленную отделом электронного сыска. Ава заблокировала видео, но Ева и сама так поступала, если звонок раздавался, когда она была в постели. И все-таки жаль, чертовски жаль! Было бы здорово увидеть лицо Авы, понаблюдать за бессознательными жестами. Но голос звучал безупречно, а его диаграмма выглядела как идеально выверенный орнамент. Сонная раздражительность, нетерпение, шок и боль утраты. Каждая интонация, каждая модуляция голоса исполнена с виртуозной точностью.
И все же…
– Компьютер, переслать копию данного разговора, а также копию записанной беседы с Авой Эндерс в лабораторию. Пометить: для шефа Беренски. Прикрепить записку: "Требуется анализ и проверка образца голоса. Срочность первостепенная. Требуется подтверждение записанных голосов как принадлежащих указанным индивидам. Проверить, не был ли любой из образцов предварительно записан и передан удаленным доступом. Лейтенант Ева Даллас".
Она добавила название и номер следственного файла.
Может, так оно и было, думала Ева. Сложно, но не исключено. Дублирование голоса, трансляционное эхо… Надо будет заставить ОЭС еще раз проверить эту гипотезу. Но если не получится… Если окажется, что это не так…
Она провела поиск по частному транспорту, проверила самые быстрые самолетные рейсы, связывающие Нью-Йорк с Санта-Люсией. Результат ее раздосадовал.
Времени не хватает, признала она. Слишком мало времени, чтобы вернуться с места преступления на Санта-Люсию, добраться до номера в отеле и ответить на звонок, даже если предположить, что Ава использовала сверхскоростной истребитель. Законы физики давали ей безупречное алиби.
Ева вернулась к хронологической шкале и попыталась найти в ней дырку, но тут подала голос рация: ее вызывали к начальству.
Чтобы сэкономить время, Ева воспользовалась лифтом. В лифте вместе с ней поднимались копы, адвокаты и небольшой песик с длинными висячими ушами.
– Очевидец, – сказал коп, державший на поводке пса.
– Да ну?
– Ну, скорее носовидец. Его зовут Эйб. Хозяина ограбили, пока он прогуливал Эйба. Он уверяет, что Эйб опознает парня по запаху. – Коп пожал плечами. – Попробуем. У нас есть трое кандидатов, так что попробовать стоит.
– Желаю удачи.
Выйдя из лифта, Ева весь остаток пути до кабинета своего начальника ломала голову над тем, как они убедят окружного прокурора выдвинуть обвинение против грабителя на основании свидетельства собаки.
– Входите, лейтенант, вас уже ждут, – пригласила ее секретарша.
Майор Уитни сидел за своим столом, повернувшись спиной к городу, которому он служил и который защищал больше половины жизни. Годы оставили след на его лице, но Ева всегда считала, это придает ему солидности. Глубокие морщины, врезавшиеся в его темную кожу, свидетельствовали о том, что он прожил эти годы с толком и не забыл о них.
Он носил короткую стрижку и, хотя Ева подозревала, что его жене хотелось бы это изменить, не скрывал седину – соль, щедро усыпавшую черный перец его волос. Большой, мощный, атлетически сложенный человек, он держал бразды правления твердой рукой.
– Командир, – начала Ева и тут же смолкла, потому что из кресла для посетителей поднялся еще один темнокожий мужчина. – Шеф Тиббл.
"Значит, не только командир, – подумала Ева, на ходу заново выстраивая в уме свой доклад, – но и сам начальник полиции".
– Лейтенант, – приветствовал ее Уитни, указывая на второе кресло для посетителей: – Присядьте.
Ева предпочитала делать устные доклады, оставаясь на ногах, но подчинилась и села в кресло с высокой спинкой.
– Лейтенант. – Тиббл перехватил инициативу, и Ева удивилась: если это его матч, почему ее не вызвали к нему в Башню? – Я попросил майора дать мне несколько минут для разговора с вами. Это касается расследования по делу Эндерса.
– Да, сэр.
Он снова сел. Высокий, сильный, он предпочитал дорогие костюмы и, припомнила Ева, марочный шотландский виски. Как и Уитни, он поднялся к вершинам власти с самого низа, и хотя теперь занимал должность, по сути, политическую, сидячая работа не вытеснила из него копа.
– У меня есть личные причины настаивать на этом разговоре.
– Вы были знакомы с мистером Эндерсом, сэр?
– Нет, не был. Однако моя жена знакома с его вдовой.
"Вот дерьмо", – мысленно простонала Ева.
– Они вместе работали в нескольких благотворительных комитетах. Как бы то ни было, когда моя жена позвонила миссис Эндерс, чтобы принести свои соболезнования, миссис Эндерс выразила озабоченность тем, как освещение смерти ее мужа в прессе отразится не только на его репутации и бизнесе, но и на благотворительных программах, связанных со "Всемирным спортом Эндерса". Положение обязывает меня просить вас помочь с обузданием СМИ.
– Со всем уважением к вам, шеф Тиббл, как я могу обуздать СМИ? Это же не операция под "синим кодом", и даже если бы мы ввели его сейчас, если бы ввели полную блокировку СМИ, это только раззадорило бы зверя.
– Согласен. У вас на данном этапе расследования есть что-то такое, чтобы переключить внимание прессы? Пусть грызут другую кость.
– Я убеждена, что обстоятельства смерти мистера Эндерса были театральной постановкой. Но стоит мне бросить эту кость репортерам, как я поставлю под угрозу расследование и проинформирую убийцу об основной версии.
– У вас есть подозреваемый?
– Есть. Вдова.
Тиббл присвистнул сквозь зубы, запрокинул голову и посмотрел на потолок.
– Черт! Каким образом… – Он оборвал себя на полуслове. – Извини, Джек, это твоя епархия.
– Лейтенант, растолкуйте нам, пожалуйста, каким образом женщина, находившаяся на расстоянии нескольких тысяч миль от места преступления, возглавляет ваш список подозреваемых? – спросил Уитни.
– Нет подтверждения тому, что она находилась на Санта-Люсии, командир. На телефоне домоправительницы не было видеоизображения. Я послала запись разговора вместе с образцом голоса миссис Эндерс, взятым из беседы с ней, проведенной этим утром, в лабораторию на предмет идентификации. Но даже если ее алиби подтвердится, все равно она замешана. Она в этом участвовала. Она лжет, командир. Она лжет, – повторила Ева, переводя взгляд на шефа полиции. – Она уверяет вашу жену, что ее тревожат скандальные сплетни в прессе о том, что ее муж занимался внебрачным сексом, увлекался садомазохизмом, эротическим удушением и так далее? Но из всех опрошенных только она одна утверждает, что он всем этим увлекался.
– Другие могут этого и не знать, – возразил Тиббл, – но жене-то лучше известны сексуальные предпочтения ее мужа.
– Верно. Именно на это она и рассчитывала. Она не та, за кого себя выдает, командир. Я этого еще не доказала, но я точно знаю: она не та, за кого себя выдает. Вся эта инсценировка сделана слишком вычурно, слишком суетливо, – добавила Ева, не найдя более подходящего слова. – Тот, кто это сделал, знал планировку дома, систему безопасности, знал привычки Эндерса. Были кое-какие небольшие ошибочки, но в основном все прошло, как было запланировано. Тот, кто это сделал, хотел его унизить, подставить под объективы репортеров, отдать им на растерзание. Миссис Эндерс – эксперт по связям с общественностью. Она прекрасно понимает, что если правильно разыграет свою партию, то когда пена схлынет, когда грязные сплетни на ее счет утихнут, она выйдет из этой передряги сияющей, как золотой слиток. Кто получает сочувствие, поддержку, понимание? Жертва грязных инсинуаций. Этой жертвой будет она. Это она мужественно расправит плечи и пойдет своим путем.
– Вы хотите сказать, что она это сделала в рекламных целях? – изумился Уитни.
– Нет, но это побочный доход, о котором она знает и непременно им воспользуется. Уж она-то знает, как это сделать. Убийца – не чужой человек в доме и не профессионал, командир. И это не был несчастный случай. Остается один кандидат на место – Ава Эндерс.
– Ну так докажите это, – проворчал Уитни.
– Да, сэр. Я подключила Рорка как гражданского эксперта-консультанта, он анализирует всю финансовую сторону, ищет тайные счета.
– Ну, если кто-то может их отыскать, то это он.
– Да, сэр, – повторила Ева. – Я собираюсь провести более глубокий анализ прошлого миссис Эндерс, побеседовать с ее первым мужем, с друзьями и сослуживцами убитого и его вдовы. – Она встала. – Что касается прессы, шеф Тиббл, сегодня вечером детектив Пибоди выступит в телепередаче "Сейчас". Я не могу говорить от имени Надин Ферст, но я знаю, что она была знакома с убитым и относилась к нему с симпатией. С уважением.
– А почему Пибоди? – удивился Уитни. – Почему не вы сами?
– Потому, командир, что ее давно пора столкнуть в бассейн на глубину. А Надин знает Пибоди и хорошо к ней относится. Это не значит, что она не будет давить на Пибоди и пытаться что-нибудь выудить, но уж точно не съест ее живьем. И я твердо убеждена, сэр, что детектив Пибоди справится.
– А если не справится, лейтенант? – улыбнулся Тиббл. – Объясняться с моей женой придется вам.
– Приму к сведению. По правде говоря, было бы неплохо мне с ней побеседовать. Если вы не возражаете.
– Никаких возражений, полный вперед. Но я вас честно предупреждаю: она чрезвычайно расположена к миссис Эндерс и склонна ее защищать.
Как подобраться к беседе с женой начальника полиции? Самые разные варианты вертелись в голове у Евы всю обратную дорогу в отдел убийств. Вероятно, тут ключевое слово "дипломатия". Правда, с этим "ключом" Ева так и не научилась обращаться… Ну ничего, она будет держаться за него крепко. Главное, допросить жену полицейского – жену самого главного полицейского в городе – о женщине, к которой она "чрезвычайно расположена", так, чтобы она не догадалась, что ты эту женщину подозреваешь.
"Придется с этим справиться, – сказала себе Ева. – За то мне и платят. Не сказать что много, но прилично".
– Леди! Эй, леди!
Не сразу, но Ева все-таки вспомнила, чей это голос. Мальчишка. Кожа черная, как кофе, ясные зеленые глаза, шапка курчавых волос. Этот мальчишка волок за собой тот самый огромный чемодан, который таскал в декабре. Тогда он торговал поддельными кашемировыми шарфами из этого чемодана. Торговал на Бродвее, прямо рядом с размазанным по тротуару телом накачанного дурью идиота, сиганувшего из окна девяносто шестого этажа.
– Разве я тебе не говорила, что я не леди?
– Вы коп. Я вас разыскал и ждал тут битый час, а другие копы ко мне приставали, спрашивали, почему я не в школе и всякое такое.
– Почему ты не в школе и всякое такое?
– Потому что у меня есть дело. – Мальчик наставил на нее палец. – С вами.
– Я ничего не покупаю.
– У меня есть наводка.
– Да? У меня тоже есть для тебя наводка: не откуси больше, чем сумеешь прожевать.
– А что такого? Если нельзя прожевать, можно просто выплюнуть. Всего делов.
"Совсем неглупо", – подумала Ева.
– Ладно, что за наводка?
– Я скажу, но мне жутко пить хочется. – Мальчик одарил ее той же нахальной улыбкой, что ей запомнилась еще с прошлого декабря.
– Я похожа на лоха, коротышка?
– Ты похожа на самую зловредную полицейскую суку в Нью-Йорке. Так говорят на улицах.
– Ну да. – Пожалуй, следует уделить ему минуту ценой банки пепси. – Правильно говорят. Давай сюда свою наводку, и, если она мне понравится, куплю тебе пепси.
– Знаю место, где подозрительные личности обделывают подозрительные делишки. Я вас отведу.
– Малыш, попробуй найти в городе место, где подозрительные личности не обделывают подозрительные делишки.
Парнишка с неодобрением покачал головой:
– Ты коп или кто?
– Мы уже установили, что я коп. И меня ждет моя работа.
– Один и тот же тип, в том же месте, в то же время. Каждый день. И так пять недель подряд. Я сам видел. Может, они меня тоже видели, но им на меня плевать. На детей всем плевать.
"Да, – думала Ева, – он совсем неглуп. Большинство людей ребятню просто не замечает".
– Ладно, что такого подозрительного делал один и тот же тип в одно и то же время в одном и том же месте на протяжении пяти недель?
– Заходит всегда в одно и то же время со старой хозяйственной сумкой. Сумка тяжелая, судя по тому, как он ее волочет. А через пару минут – хоп! – он выходит, и сумка у него другая. И совсем не тяжелая. – Мальчишка поправил скейтборд, висевший у него на плече.
– Ну и где этот воровской вертеп?
Парнишка наморщил лоб, как старый дед.
– Какой вертеп? Никакой не вертеп, это магазин. Я тебя туда отведу. Это хорошая наводка. Мне полагается апельсиновая шипучка.
– Тебе полагается пинок в задницу.
Но Ева вытащила монетки, передала их мальчику и большим пальцем указала себе через плечо на автомат. Пока он скармливал монеты автомату, она размышляла. Мальчишка был умен и наблюдателен. Вероятно, он видел именно то, о чем рассказал. А это означало, что магазин был всего лишь прикрытием, подставной конторой для сбыта бумажников, сумок и всего остального, что ловкий уличный вор мог украсть у туристов или жителей Нью-Йорка – достаточно наивных, чтобы дать себя обворовать. Мальчик жадно глотнул шипучки.
– Нам пора, если хочешь их застукать.
– Скажи мне, где это, я пошлю туда копов.
– Э, нет. Я должен сам тебе показать. Такой уговор.
– Какой уговор? Я ничего не обещала. У меня времени нет разъезжать по городу и устраивать засады, пока какой-то карманник придет к своему барыге сбрасывать краденый товар.
Глаза мальчика превратились в колючие стекляшки.
– Ну, значит, никакой ты не коп.
Она могла бы его "переглядеть". Ева не сомневалась, что, затей она с ним игру в гляделки, победа осталась бы за ней. Но от его взгляда у нее чесались лопатки.
– Ну ты и заноза! – Она проверила время и произвела кое-какие подсчеты в уме. Скорее всего, место сброса находится где-то в районе Таймс-сквер, где она имела несчастье встретить этого настырного мальчишку в декабре. Пожалуй, можно туда заехать по дороге домой. Может, ей удастся поработать дома, чтоб ее никто не беспокоил каждые пять минут.
– Жди здесь, – приказала Ева. – Если тебя тут не будет, когда я вернусь, я тебя затравлю, как зайца, и засуну в этот самый чемодан. Просек?
– И ты пойдешь со мной, чтобы я тебе показал?
– Да, ты мне покажешь. Стой тут.
С этими словами Ева скрылась в "загоне" убойного отдела.
– Пибоди, мне надо отлучиться. Дело отчасти личное. Потом буду работать дома.
– Но… но… мне надо ехать на телевидение… вот уже прямо сейчас!
– Вот и поезжай. Только сперва скопируй новые данные и перебрось мне на домашний комп.
– Но… – Пибоди бегом бросилась за Евой. – Разве ты со мной не поедешь?
– Возьми себя в руки, Пибоди. – Ева поспешно схватила диски с файлами и засунула их в свою сумку. – Ты уже выступала в эфире.
– Но ведь не так! Даллас, ты должна поехать со мной. Я не могу ехать туда одна. Я…
– Господи, и за что мне эти муки? Возьми Макнаба. Передай старшему по званию, что я разрешила. – Ева натянула пальто. – И смотри не облажайся.
– Ты должна пожелать мне ни пуха ни пера! – плачущим голосом бросила Пибоди ей вслед.
– Вот попробуй только облажаться, я тебя так распотрошу, что пух и перья полетят.
– Даллас! – окликнул Еву мужской голос.
– Что? – рявкнула она, увидев Бакстера, и тут же вспомнила. – Извини, я спешу. Есть подвижки?
– Нет. А ты…