– Нет, у меня времени не было взглянуть на файл. Как только, так сразу, Бакстер. – У Евы заломило виски от головной боли, так бывало частенько, когда она была на взводе. – Пошли, парень, и если ты мне голову морочишь, узнаешь сам, почему меня называют самым зловредным копом в Нью-Йорке.
В гараже мальчишка критически оглядел ее машину и сокрушенно покачал головой. Он залез внутрь, поставил чемодан к себе на колени, внимательно изучил приборный щиток и устремил свои удивительные зеленые глаза на Еву.
– Эта тачка – полное дерьмо.
– У тебя есть получше?
– У меня нет тачки, но я-то уж знаю, когда тачка дерьмовая. Как же это так – у тебя и такая тачка?
– Я каждый день задаю себе этот вопрос. Имя есть?
– А у тебя?
У Евы возникло ощущение, что он ее просто испытывает.
– Лейтенант Даллас.
– Что это за имя такое – Лей-тенант? Лей куда? Во что?
– Это звание. Это мое звание.
– А у меня нет звания и тачки тоже нет.
– Но имя-то есть? Имя, парень, или наше приключение на этом закончится.
– Тико.
– Ладно, Тико, куда мы едем?
Он напустил на себя таинственности.
– Ну, может, прошвырнемся вокруг Таймс-сквер.
Ева вырулила из гаража и втиснулась в городской поток.
– Что в чемодане на этот раз?
– Кашемировые шарфы и шапки. А ты почему шапку не носишь? Если не носишь шапку, тепло уходит через голову.
– А ты почему не носишь?
– А я ее продал. Такой я дурак: если могу что-то продать, обязательно продам.
– Ну, если ты так любишь торговать, Тико, какого черта ты перся с этим чемоданом через весь город ко мне на работу, чтобы рассказать о сбросе?
– О каком сбросе? Я ничего не сбрасывал.
"Не такой уж, оказывается, ты многоопытный", – подумала Ева.
– О подозрительных делишках.
– А мне не нужны подозрительные делишки на моей территории. У меня бизнес. Если кто-то крадет кошельки и всякое такое дерьмо, значит, у людей нет денег на мои кашемировые шарфы и такие же шапки. А в скором времени, как потеплеет, я буду торговать стопроцентно шелковыми шарфами и галстуками.
Поскольку возразить тут было нечего, Ева кивнула.
– Ладно, почему бы не рассказать об этом одному из патрульных копов?
– А зачем мне патрульный коп, когда у меня прямой контакт с главной полицейской?
Непрошибаемая логика, решила Ева.
– У тебя есть жилье, Тико?
– Не беспокойся, есть у меня жилье. Может, тебе свернуть на Сорок четвертую и бросить тачку? Любой, кто хоть что-то соображает, увидит эту тачку и сразу поймет, что в ней коп.
И опять он все просек правильно. Ева, хоть и не без труда, проложила себе путь через центральную часть города. Может, парнишка был везучий, но ей каким-то чудом удалось найти парковочное место на гаражной стоянке второго уровня между Седьмой и Восьмой авеню.
– А у тебя есть оружие? – спросил мальчишка, когда они пешком начали пробираться сквозь толпу к Бродвею.
– Есть у меня оружие, само собой. А где это место? К западу или к востоку от Бродвея?
– К востоку. Моя территория – на западной стороне, от Сорок второй до Сорок седьмой. Но в основном я тусуюсь в районе Сорок четвертой. А это место – между Сорок третьей и Сорок четвертой. Давай поднажми, он уже скоро придет.
– Вот как мы поступим, – сказала Ева. – Ты пойдешь вперед, расположишься на своем обычном месте. Я подойду, посмотрю твой товар. Увидишь этого парня – укажешь мне на него, только пальцем не тыкай, ты понял? А уж дальше я сама этим займусь.
Его глаза возбужденно загорелись.
– Как будто я тайный агент.
– Точно подмечено. Топай.
И он потопал своими крепкими короткими ногами, таща за собой большой чемодан, бьющий его по боку. Ева вытащила рацию и вызвала патрульных. Когда она завернула за угол на Бродвей, Тико уже раскрыл чемодан, превратив его в стол на треноге. Ева даже не удивилась, увидев, что у него уже есть покупатели.
Веселье на Бродвее не прекращалось никогда. Мигающие огни, экраны, уходящие в небо, рекламные щиты… Стайки подростков сновали по тротуарам на скейтбордах и роликовых коньках или топали в модных сапогах на трехдюймовых гелевых подошвах. Лотошники на своих углах бойко торговали сосисками в тесте, коржиками, крендельками, кебабами, пакетиками жареной картошки и овощей, соками и разными безалкогольными напитками.
Туристы завороженно глазели на все это буйство цвета, на проплывающие в небе рекламные дирижабли, на торговые ряды и бойко торгующие секс-шопы. С таким же успехом, думала Ева, эти туристы могли бы носить на голове неоновую рекламу с мигающей стрелкой, указывающей на их карманы: "Лезь сюда".
Она приблизилась к столу Тико, и он заговорщически зашевелил бровями.
– Стопроцентный кашемир. Шарфы и шапки. Только сегодня особая цена для вас, если купите комплект.
– И что в ней такого особенного?
Мальчик ухмыльнулся.
– Комплект за сотню. В другой день уплатите сто двадцать пять колов. В магазинах раз в пять дороже. Возьмите вот этот, в полосочку… Вот он идет. – Тико понизил голос до шепота, словно его слова могли пробиться сквозь шумовую стену и быть услышаны на другой стороне улицы. – Красная хозяйственная сумка. Видишь его…
– Не тыкай пальцем.
Ева небрежно оглянулась через плечо и увидела красную сумку. Ее нес высокий костлявый мужчина в серой полевой куртке и черной вязаной шапочке.
– Ты должна его достать. Комплект за сотню долларов, – обратился Тико к женщине, остановившейся у стола, чтобы посмотреть его товар. – Только сегодня. Иди и возьми его.
И где, черт побери, застряли патрульные?
– Ко мне должны подойти копы.
– Ты сама коп.
– Я возьму этот набор, – сказала женщина и полезла в сумку за кошельком.
Тико схватил прозрачный пластиковый пакетик.
– Он сейчас войдет, – возбужденно загудел мальчик.
– Я из отдела убийств. Там есть мертвое тело?
– Откуда мне знать? – Он ухитрился одновременно запаковать шапочку и шарф, взять деньги, отсчитать сдачу и просверлить глазами дырки в Еве.
– Черт. Оставайся на месте. Оставайся вот на этом самом месте, понял?
Чтобы не привлекать внимания, Ева пересекла улицу на зеленый свет, перешла на спринт и методом просачивания, не обращая внимания на ругань людей, которых задевала на бегу, стала приближаться к магазину. При этом она ни на секунду не теряла из виду человека с сумкой и оказалась всего в трех ярдах от него, когда он потянул на себя дверь магазина, предлагающего сувениры города Нью-Йорка, включая футболки с логотипом города.
Ева рванула на себя дверь. Узенький тесный магазинчик, отметила она, торопливо оглядевшись. За прилавком одна женщина и один мужчина. Человек с сумкой направился прямо в заднюю часть магазина.
"Чертовы патрули", – подумала Ева.
– Вам помочь? – спросила женщина-продавец без особого интереса.
– Да, я заметила кое-что нужное. – Ева подошла сзади к человеку с сумкой и хлопнула его по плечу. При этом она встала так, чтобы его телом заслониться от мужчины и женщины за прилавком на случай, если бы этим двоим вдруг вздумалось расшалиться, и извлекла свой жетон. – Ты арестован.
Женщина за прилавком завизжала так, словно ей раскроили череп топором. На долю секунды это отвлекло Еву, и мужчина с сумкой успел двинуть ей локтем по скуле. У Евы из глаз посыпались искры.
– Черт бы тебя побрал! – Ева въехала коленом ему в пах и ударила наотмашь так, что он рухнул на подставку с футболками. Лицо у Евы вопило от боли. Она повернулась волчком, сжимая в руке оружие. – Леди, – предупредила она женщину, пытавшуюся перебраться через прилавок и сбежать в переднюю дверь, – еще один шаг – и я вас парализую до полного обалдения. На пол. На пол, мать твою, лицом вниз, руки за голову. Ты. – Она дернула головой в сторону мужчины за прилавком. Он стоял, подняв руки вверх. – Умный мальчик. Вот таким и оставайся. Так, теперь ты. – Ева раздраженно пнула поверженного башмаком. – Какого хрена тебе надо было нарываться? Себе же хуже сделал, ты понял?
– Я просто зашел сюда купить футболку.
– Правда? А платить чем собирался? Уж не одной ли из этих штук? – И она поворошила ногой бумажники и дамские сумочки, высыпавшиеся из опрокинутой хозяйственной сумки. Тут в магазин с улицы ворвались двое патрульных, и Ева приветствовала их как ни в чем не бывало: – Извините, парни. Я что, прервала ваш перерыв на чай? Проверьте подсобку. Сдается мне, что тут обделывают кое-какие подозрительные делишки. – Она осторожно ощупала пульсирующую болью щеку. – Только этого мне не хватало. Да, вызовите перевозку, надо отправить этих типов в участок. Кража, скупка и перепродажа краденого…
– Лейтенант, тут пара сотен бумажников и сумок плюс кредитные карточки и удостоверения личности. И те, и другие поддельные.
– Правда? – Ева одарила поникшего продавца с поднятыми вверх руками ослепительной улыбкой. – Мошенничество, кража и подделка документов. Не оскудевает рука дающего!
Волокита заняла еще минут двадцать, но, когда Ева пересекла улицу в обратном направлении, Тико стоял на том самом месте, где она ему велела.
– Я им сказал. Копам, когда они прибежали. – От возбуждения он пританцовывал на носках своих черных кроссовок. – Я им сказал, куда идти.
– Ты молодец.
– У тебя фингал прорезается. Ты что, подралась с этим подозрительным типом?
– Я надрала ему задницу. Хорош торговать, Тико. На сегодня хватит.
– Могу поработать еще часок, восполню то время, что угробил, пока тащился к тебе.
– Не сегодня.
– Ты заберешь этих людей в тюрьму?
– Много чести. Их отвезут патрульные, они сами могут повернуть ключ в замке, я для этого им не нужна, – ответила Ева, предвосхищая следующий вопрос. – Где ты живешь, Тико?
Он прищурился.
– Думаешь, мне негде жить?
– Если есть, скажи мне, где это, и я отведу тебя домой.
– В доме за углом. Квартира на третьем этаже, над греческим рестораном. Я же тебе говорил, это моя территория.
– Да, говорил. Все, шабаш. Пошли.
Ева видела, что мальчик ужасно недоволен, но, хоть и нехотя, он свернул свою торговлю.
– Полтинник потерял, пока таскался за тобой, а теперь еще сворачиваться раньше времени, – ворчал он.
– Я купила тебе шипучку.
Тико встретил этот довод каменным выражением лица. Ева ничего не могла с собой поделать: нравился ей этот мальчишка. Она вытащила из кармана горсть монет, отсчитала пять долларов.
– Вот тебе десять процентов от потерянного полтинника. Я думаю, этого хватит, чтобы покрыть расходы на транспорт и потерянное время.
– Хватит. – Монеты исчезли в одном из многочисленных карманов. – Ты кого-нибудь там оглушила своей пушкой?
– Нет. – Какого черта, подумала Ева. Можно добавить к пятерке пару красочных деталей. – Баба шухер подняла, пыталась сбежать. Я ей велела заткнуться и лечь на пол, а не то я ее обесточу.
– А ты бы и вправду ее обесточила или только так пригрозила?
– Я просто так не грожу. Они обворовали кучу народа, да плюс к тому еще фабриковали в подсобке фальшивые карточки. Похоже, они удостоверения тоже воровали.
Тико с отвращением покачал головой.
– Воровство – это для ленивых.
Заинтригованная Ева пристально заглянула ему в лицо.
– Да ну?
– Ясное дело. Украсть любой дурак может. А вот делать деньги – тут нужны мозги и вкалывать надо. Все, мы пришли.
Тико открыл дверь подъезда рядом с крошечным греческим ресторанчиком. В вестибюле размером со стенной шкаф помещался лифт с объявлением: "Не работает". Судя по виду, объявление провисело на своем месте лет десять. Ева поднялась по лестнице следом за мальчиком. Пахло луком и чесноком – не без приятности. Стены обшарпанные, грязные, крутые ступени… Ева вообразила, как он бегает по этим ступеням вверх-вниз каждый день, волоча свой чемодан. Да, вкалывать надо.
На третьем этаже Тико выудил из кармана набор ключей и отомкнул три замка.
– Можешь зайти, если хочешь познакомиться с моей бабушкой.
Пахло едой с чем-то томатным. Ева уловила этот запах, войдя в крошечную комнатку, скудно обставленную, но чистенькую, с кружевными занавесками.
– Это пришел мой мальчик? – послышался голос из-за узкой двери.
– Да, бабушка. Я не один.
– А кто с тобой?
Показавшаяся в дверях женщина держала в руке деревянную ложку с коротким черенком. Совершенно седые волосы белым коконом обрамляли разлинованное морщинами лицо. Но ее глаза горели тем же живым изумрудным блеском, что и глаза мальчика. На ней был коричневый свитер и брюки, висевшие мешком на ее тощем теле.
В этих зеленых глазах мгновенно вспыхнули подозрение и страх. Казалось, что еще секунда и старая женщина крикнет: "Коп!" и вскинет руки, как тот продавец за прилавком.
– Все в порядке, – сказала Ева.
– Это моя бабушка. Бабушка, это лейтенант Даллас. Она самая главная… Она из полиции.
– Он хороший мальчик. – Женщина протянула руку. Тико бросился к ней, она обняла его и крепко прижала к себе.
– С ним все в порядке, – заверила ее Ева.
– Мы их зацапали, бабушка! Мы их зацапали железно!
– Кого? Что случилось?
Тико дернул бабушку за руку.
– Помнишь, я тебе говорил, что видел подозрительных типов? А ты еще сказала, что они, наверно, воруют? Так оно и было! Я поехал в полицию, нашел ее и отвез на место, а она пошла и зацапала их всех. Железно! Я все сделал здоровски, да, ба?
– Здорово, – рассеянно поправила его бабушка.
– Тико помог разоблачить подпольную точку по сбыту краденого и изготовлению поддельных документов.
– Боже милостивый!
– Миссис…
– Прошу прощения, я так растерялась, совсем голову потеряла. Я – Абигайль Джонсон.
– Миссис Джонсон, у вас замечательный внук. Он сделал то, на что многие, будь они на его месте, оказались бы не способны. Многие люди перед ним в долгу. – Ева вытащила карточку, порылась в карманах и выудила карандаш. – Вот мои контактные телефоны. За это полагается награда.
– Я получу награду? За свои труды? – оживился мальчик.
– Доброе дело – само по себе награда, – строго напомнила Абигайль.
– Да, мэм, это верно. Тем не менее Департамент полиции Нью-Йорка выражает благодарность за проявление гражданской позиции. У нас есть для этого специальная программа. Вот, я записала телефон на обратной стороне карточки. Если вы по нему позвоните, они вам это устроят. – Ева отдала карточку бабушке и протянула руку Тико: – Отличная работа, малыш.
– Ты тоже руку приложила. Да и сама получила фингал.
– Ничего. Не первый, не последний.
– Тико, иди умойся к ужину. Попрощайся с лейтенантом Даллас.
– Увидимся. Приходи на мою территорию, я тебе со скидкой продам что-нибудь.
Он скрылся за дверью, и Абигайль облегченно вздохнула.
– Я занимаюсь с ним дома два часа каждое утро. Семь дней в неделю. Мы ходим в церковь каждое воскресенье. Я забочусь, чтобы он хорошо питался и был хорошо одет. Я…
– Все в порядке, миссис Джонсон. Если у вас будут проблемы, позвоните мне.
Ева вышла из квартиры, сбежала по ступенькам и вновь оказалась на морозе. "Может, доброе дело – само по себе награда, – подумала она, прижимая пальцы к пылающей болью щеке, – но мне не помешал бы пузырь со льдом".
9
Ева вошла в дом в полной боевой готовности к ежевечерней схватке с Соммерсетом. Уж он-то, конечно, отпустит какую-нибудь гадость насчет наливающегося у нее под глазом фингала.
Но Соммерсета на месте не оказалось.
Ева задержалась в пустом холле, словно ожидая, что он вот-вот материализуется, вползет в помещение, как туман. В полном недоумении она сунула голову в парадную гостиную. Свежие цветы, веселый огонь в камине, но ни следа Костлявой Задницы. Ева даже ощутила легкое беспокойство. Может, он заболел, подхватил заразу вроде Фини? Нет, ни за что на свете она не будет сиделкой при домашнем страшилище.
И все же… Вдруг он лежит где-то в беспамятстве, в горячке… Пусть Рорк поскорее вернется и займется этим. Надо будет справиться у домашнего компьютерного устройства, где Рорк. И тут Ева подпрыгнула, как жалкий испуганный кролик, потому что в комнату вплыл голос Соммерсета:
– Поскольку, как я полагаю, вам не совсем безразлична судьба вашей напарницы, напоминаю, что выступление детектива Пибоди в передаче "Сейчас" начнется примерно через четыре минуты.
– Чтоб тебя, – пробормотала Ева и уставилась на интерком так, словно хотела испепелить его взглядом. – Я знаю, который час.
По крайней мере, теперь она это знала. Злая как черт Ева начала подниматься по лестнице. Бестелесный голос последовал за ней:
– Вы найдете холодные компрессы в самом дальнем правом ящике шкафчика в вашей кухне.
Ева на ходу расправила плечи. Ну да, ну да, она хорошо расслышала самодовольную интонацию. У себя в кабинете она бросила на стол сумку с файлами и голосом включила на экране "Канал 75". А поскольку щека все еще дергалась и болела, она приложила к ней компресс. Прижимая к лицу благословенный холод, Ева загрузила компьютер. А пока можно расправиться с другими мелочами и написать отчет о задержании на Таймс-сквер.
Но не успела она начать, как послышалось музыкальное вступление к программе "Сейчас". Ева вполуха прослушала вступительное слово Надин и уделила всего лишь мимолетный взгляд экрану. Кошачьи глаза репортерши взирали на нее строго и озабоченно. Холеная и властная – так следовало воспринимать ее образ, подумала Ева. Что ж, с мелированными светлыми волосами, дорогими, но неброскими драгоценностями, с прекрасной фигурой, подчеркнутой элегантным костюмом цвета тусклой меди, этого добиться нетрудно. Откуда бы зрителям знать, как однажды, нагрузившись коктейлями, Надин танцевала в полуголом виде на столе в секс-клубе.
Она представила Пибоди как преданного делу, удостоенного наград офицера полиции, упомянула несколько громких дел, в расследовании которых Пибоди принимала участие. Когда камера передвинулась на лицо ее напарницы, Ева напряглась.
Слава богу, Трина не переусердствовала с лицом и волосами Пибоди, отметила Ева. Ее напарница выглядела на экране молодой, но никак не желторотой, и это было хорошо. Вероятно, сыграл свою роль костюм строгого покроя. Никто из знавших Пибоди не так хорошо, как Ева, не заметил бы панического ужаса в ее глазах.
– Смотри не облажайся, – пробормотала Ева.
Надин сделала подводку, несколько смягчая тон, и Ева увидела, как Пибоди начинает успокаиваться. "Не расслабляйся, – мысленно скомандовала ей Ева. – Она тебе не подружка, когда вы в прямом эфире. У тебя нет друзей, когда ты в прямом эфире".
– Вот черт, теперь уже я начинаю нервничать!
Ева вскочила и беспокойно прошлась взад-вперед, не сводя глаз с экрана.
Справляется, вроде бы справляется. "Рассматриваем все возможные версии и т. д. и т. п. На данном этапе не могу углубляться в детали и т. д. и т. п.". Пибоди подтвердила, что не было признаков взлома – молодец, девочка! – и, что было еще лучше, упомянула о наличии косвенных признаков вмешательства в работу системы охранной сигнализации.