– Я тоже рад увидеть тебя снова, Бет! – поприветствовал ее Рафаэль, шагнув в круг мягкого света от лампы над ее головой.
Он выглядел несколько непривычно с двухдневной щетиной и слегка впалыми щеками. Даже короткие, по-армейски подстриженные волосы казались растрепанными, но глаза по-прежнему сверкали пронзительной синевой. Его широкие плечи и мускулистую грудь плотно обтягивала черная футболка, выцветшие джинсы ладно сидели на длинных ногах.
Прежде чем снова заговорить, Бет безуспешно попыталась облизнуть пересохшие губы.
– Хочешь воды? – Ничто не укрылось от проницательного взгляда Рафаэля.
– Да, пожалуйста, – прошептала Бет с благодарностью и попыталась сесть, но сил не хватило даже для того, чтобы немного привстать. Более того, малейшее движение отзывалось тупой, хотя уже вполне терпимой болью в боку.
– Что со мной происходит? – нетерпеливо спросила она.
– Все уже позади. Давай помогу, – улыбнулся Рафаэль. Обняв Бет за плечи, он приподнял ее, чтобы она могла пить воду через соломинку.
– Лучше? – спросил он, забирая у нее опустевший стакан.
– Гораздо. – Бет бессильно откинулась на подушки и оглядела незнакомую комнату, вполне приятную, но совершенно стерильную. – Я в больнице?
– Да. – В неярком свете матовой лампы лицо Рафаэля светилось суровой нежностью. – Твое недомогание было вызвано вовсе не… – Он покачал головой. – Это аппендицит. Он воспалился два дня назад, а потом прорвался.
Бет поморщилась:
– Это ведь очень опасно, правда?
– Очень, – подтвердил он мрачно.
Бет не удержалась, чтобы не поддразнить Рафаэля:
– Разве ты не должен бормотать что-нибудь утешительное, вместо того чтобы волновать меня?
Рафаэль помрачнел еще больше:
– Только не в этом случае, когда ты всех до смерти перепугала. Ты могла умереть, Бет!
– Но, к счастью, осталась жива, – усмехнулась она.
Глотнув воды, Бет немного воспрянула духом и с благодарностью подумала, что кто-то – Грейс, скорее всего, – догадался переодеть ее из безликого больничного балахона в симпатичную домашнюю пижаму. Правда, волосы в беспорядке и…
Да какая разница, как она выглядит? Этот человек – Рафаэль – ушел от нее два, нет, три дня назад, даже не попрощавшись.
Она поджала губы и недовольно посмотрела на него:
– Что ты здесь делаешь, Рафаэль? Зачем вернулся? Хотел лично убедиться, что причина, по которой я попала в больницу, не связана с той ночью?
Рафаэль чуть не задохнулся от неожиданного выпада:
– Жаль, что тебе вместе с аппендицитом не удалили ядовитый язык.
– Что же ты не попросил? – ехидно спросила она.
Рафаэль проглотил готовую вырваться резкую отповедь, вспомнив, что Бет чуть не умерла на операционном столе две ночи назад. Хирургу потребовался весь его огромный опыт, чтобы спасти ее.
– Мое присутствие явно раздражает тебя…
– Ни в коем случае, – поспешно перебила Бет. – Мне действительно интересно, как ты здесь оказался?
Хороший вопрос, который требовал ответа. Но не здесь. Не сейчас. В коридоре за дверью собралась вся семья Наварро. Они не давали врачам прохода, дожидаясь, пока Бет придет в сознание.
Рафаэль покачал головой:
– Я должен сказать твоим родителям, что ты проснулась.
– Но сначала ответь на мой вопрос, – настаивала Бет. – Ты уехал, Рафаэль. Взял двухнедельный отпуск и не счел нужным даже попрощаться, объяснить причину… – Ее голос дрогнул от обиды. – Перепоручил меня Родни, а сам уехал, – повторила она убитым голосом.
Рафаэль нахмурился:
– Но я собирался вернуться.
– Через две недели, когда закончится отпуск, – напомнила Бет. – Поэтому я еще раз спрашиваю, почему ты здесь?
Это вселяло надежду. Сначала, услышав вопрос, Рафаэль решил, что Бет вообще не желает его видеть, но дело, оказывается, было в другом – она думала, он все еще в отпуске. Он нежно сжал ее ладони:
– Я вернулся сразу, как только Цезарь сообщил мне, что ты в больнице.
Бет вопросительно подняла брови:
– Откуда ты вернулся? Как Цезарь мог тебе что-то сказать, если ты уехал в отпуск?
– Я случайно попал на него вчера, когда позвонил в квартиру, чтобы поговорить с тобой.
Она растерянно моргнула:
– Поговорить со мной? О чем?
Рафаэль глубоко вздохнул:
– Я хотел… должен был сказать, что последовал твоему совету и навестил отца.
У Бет округлились глаза.
– Вы наконец… помирились?
– Да, Бет, и еще… – Он не успел докончить, услышав за дверью голос Эстер. – Твоя семья мечтает тебя увидеть. – Он отпустил ее ладони. – Мы поговорим, когда тебе станет лучше и ты вернешься домой.
Бет достаточно пришла в себя, чтобы вспомнить все: ночь в гостинице, когда она поняла, что любит Рафаэля и что ее чувство абсолютно безнадежно, его молчаливый уход, нежелание проститься. Вряд ли ей станет настолько лучше, что она сможет спокойно разговаривать с ним. Она надеялась, что скоро поправится после операции, но глубокая сердечная рана, страдание от неразделенного чувства останутся навсегда…
Она гордо вскинула голову:
– Мне было приятно узнать о твоем примирении с отцом, Рафаэль. Однако, боюсь, нам больше нечего сказать друг другу.
Рафаэль спрятал взгляд под длинными темными ресницами:
– Хочешь, чтобы я ушел?
Бет решительно кивнула:
– Так будет лучше для нас обоих.
На его шее нервно запульсировала жилка.
– Уверена, что ты именно этого хочешь?
– Да, – тихо подтвердила она.
– Хорошо, – сказал Рафаэль, отступая. – Сейчас приглашу родных.
Бет не осмелилась взглянуть на него, только прислушивалась к тихим шагам и быстрому разговору за дверью. Потом вся семья Наварро ворвалась в комнату, и Бет, смеясь, стала уверять, что с ней все в порядке.
У нее еще будет время поплакать…
Ласковый голос Грейс произнес за ее спиной:
– Он примчался в Буэнос-Айрес, как только узнал, что ты в больнице.
Бет не повернула головы. Она сидела в кресле в просторной гостиной Цезаря и глядела в окно. Бет прекрасно знала, о ком говорит ее сестра, – "он" уже который день после ее возвращения из больницы добивался встречи, но она решительно отказывалась "его" принять. И вот Грейс снова объявила, что Рафаэль ждет за дверью.
– Бет…
– Не могу, Грейс! – Она резко повернулась к сестре. – Как ты не понимаешь? Мне больно его видеть!
Грей подошла и присела перед ней на корточки:
– Ты его любишь.
– Да, – задохнулась Бет.
– Тогда…
– Но он не любит меня. Он… я не понимаю, зачем он вернулся с ранчо отца и зачем ему так нужно видеть меня. Разве только его мучает совесть? Но я не могу!.. – Бет изо всех сил вцепилась в подлокотники кресла.
– Почему его должна мучить совесть? – удивилась Грейс.
– Думаю, ты уже догадалась, – пробормотала Бет. – Он решил, что… причинил мне боль, когда… – Ее лицо вспыхнуло горячим румянцем. – В общем, думал, что случайно нанес мне травму, хоть это не так. Но он переживал и…
– Все равно это не объясняет, почему он хочет с тобой встретиться, – рассудительно заметила Грейс.
Бет изучающее посмотрела на сестру:
– Ты ничего не хочешь сказать по поводу моей… близости с Рафаэлем?
– С чего бы? – легко отмахнулась Грейс. – Ты взрослая девочка и вполне способна сама решить, с кем отправляться в постель.
– Я не… Мы не… – Бет смешалась. – Так далеко мы с ним не зашли!
– Тем более непонятно, почему Рафаэль примчался, как только Цезарь сказал ему о твоей операции, и ни на минуту не отходил от твоей постели, пока ты лежала в больнице.
– Ну, в туалет, наверное, отлучался время от времени…
– Бет!
– Я не знаю, зачем он все это делал. – Бет состроила гримасу. – У него гипертрофированное чувство ответственности. Может, как начальник службы безопасности, он счел больницу тем местом, где маленькую сестру Цезаря нужно охранять особенно тщательно?
– Почему бы не узнать, что заставляет его просить о встрече?
Конечно, Бет изнемогала от любопытства, но каждый раз, когда готова была уступить, обида с новой силой захлестывала ее. Разбитое сердце причиняло нестерпимую муку. Она просто не вынесла бы продолжения пытки.
– Да, Бет. Неужели тебе неинтересно, почему, несмотря на упорные отказы, я унижаюсь в надежде, что ты согласишься выслушать меня? Мне надоело, и я не уйду, пока не скажу то, что должен сказать.
Услышав гневный голос, Бет мгновенно повернулась. Пока Рафаэль говорил, у нее было несколько секунд, чтобы жадно окинуть его взглядом. Короткие волосы снова аккуратно причесаны, немного осунувшееся лицо гладко выбрито, но выражение глаз и твердо сжатые челюсти выдавали тревожное волнение. Дорогой костюм по-прежнему сидел безупречно на атлетической фигуре, но Бет заметила, что Рафаэль похудел за ту неделю, что она не видела его.
Из-за ее отказа встретиться? Что-то не верилось.
– Не буду мешать беседе, – выпрямилась Грейс.
Бет не отводила взгляда от мрачного лица Рафаэля.
– Нам не о чем…
– Хоть раз в жизни уйми свое дурацкое упрямство и выслушай человека. Может, наконец поймешь что-то, – рявкнула Грейс, после чего повернулась на каблуках и вышла из комнаты, с грохотом закрыв за собой дверь.
От изумления Бет лишилась дара речи. Обе сестры были приемными в семье Блейков, но подружились с первой минуты знакомства. Грейс никогда не повышала голоса на Бет, даже когда та огорчала ее своей импульсивностью.
– Жаль, что мне так никогда не удавалось, – заметил Рафаэль.
– Может, потому…
– Не заводись, Бет, – миролюбиво попросил Рафаэль. – Выслушай меня, прежде чем выгонишь.
– Кажется, мы договорились, что разговор между нами окончен.
– Это было твое решение, но не мое. – Рафаэль беспокойно мерил шагами комнату. – В больнице я не успел сказать – твоя семья ждала за дверью. Потом, когда ты вернулась сюда, ты отказывалась принять меня.
– Потому, что…
– Дай мне закончить, Бет.
– Ладно. – Она глубоко вздохнула. – Говори быстрее, но обещай потом оставить меня в покое.
– Надеюсь, до этого не дойдет… – Рафаэль пристально смотрел на нее.
Бет выглядела гораздо лучше, чем неделю назад в больничной палате, но все еще казалась слабой и хрупкой. Она сильно похудела – майка и джинсы сидели чуть мешковато на тонкой фигурке. Конечно, потеря веса неизбежна после сложной операции, но Рафаэль был обеспокоен. Обычно полная кипучей энергии, его Бет…
Только она вовсе не его Бет!
– Я помню твои слова в больнице. Они требуют… объяснения, – запнулся Рафаэль. – Ты решила, что я отказался охранять тебя, поскольку больше не хотел быть рядом.
– Разве не так? – Щеки Бет порозовели.
– Нет. Я просил Родни заменить меня, потому что испугался своих чувств.
Бет недоуменно подняла брови:
– Не понимаю.
– Жаль, – хмыкнул Рафаэль. Я не мог попрощаться с тобой перед отъездом, иначе вряд ли решился бы уехать, а это было необходимо. Мне надо было помириться с отцом прежде, чем открывать новую страницу жизни.
– Удалось?
– Да.
Бет улыбнулась дрожащими губами:
– Я рада.
А какое облегчение испытывал Рафаэль! Он провел на ранчо немного времени – узнав, что Бет на операционном столе, сразу бросился в больницу. Однако нескольких часов хватило гордецам – отцу и сыну Кордоба, – чтобы прийти к долгожданному согласию. Собственно, Рафаэль позвонил в квартиру Цезаря, чтобы поделиться новостью с Бет, но вместо этого узнал о ее приступе. Опасения за ее жизнь, поставившие его на грань помешательства, заставили Рафаэля впервые осознать глубину своего чувства к Бет.
Он снова заметался по комнате:
– Теперь настало время… Я должен… Нет, это труднее, чем я мог представить!
– Может, я могу тебе подсказать? – спросила Бет с любопытством.
Рафаэль помотал головой:
– Ты единственная в этом доме, кто не догадывается, что я хочу сказать?
– О чем? Я действительно рада, что ты помирился с отцом…
– При чем тут отец? – нетерпеливо перебил он. – Ну, может, самую малость. Мне надо было решить этот вопрос, прежде чем…
– Открывать страницу, – кивнула она. – Ты уже говорил.
– Пойти дальше по жизни с тобой! – Он в отчаянии схватился за голову. – Святая Богородица! Вся семья знает, что всю неделю я рвался к тебе с единственной целью – сказать, как я люблю тебя! Безумно! Я понял это той ночью в гостинице и надеялся, что ты тоже любишь меня и выйдешь за меня замуж. Когда совсем поправишься, конечно. – Он нахмурил лоб. – И привыкнешь к семье, и…
– Когда Цезарь и Грейс поженятся и после крестин их первого ребенка. – Глаза Бет засияли. – И когда человек впервые высадится на Марсе…
– Постой… – Рафаэль озадаченно смотрел на нее сверху вниз.
Бет подавила смех. Счастье грозило вот-вот выплеснуться через край. Невозможно поверить: Рафаэль любит ее и хочет на ней жениться! Все то время, что она страдала и мучилась от неразделенного чувства, он, оказывается, тоже любил и боялся потерять. Ради нее даже помирился с отцом!
Она попробовала встать, чтобы Рафаэль мог обнять ее, но со стоном опустилась обратно в кресло:
– Ох, Рафаэль, поцелуй меня. Боюсь, швы разойдутся, если я сама попробую добраться до тебя.
– Но…
– Скорее! – в отчаянии воскликнула Бет.
– До чего же ты упряма! – Он сел на подлокотник ее кресла.
– Ты высокомерный, невыносимый тип. – Бет подняла к нему счастливое лицо. – А я всего лишь влюбленная женщина. Я очень, очень тебя люблю и не собираюсь так долго ждать, чтобы стать твоей женой.
Она замолчала. Рафаэль наклонил голову, и Бет замерла в ожидании поцелуя. Его губы остановились в сантиметре от ее губ.
– Я все-таки должен задать тебе вопрос, – прошептал он.
– Позже, Рафаэль. Мой ответ будет "да"! – Бет обняла его за шею. – Я люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя, моя Бет. – С этими словами он жадно прильнул к ее рту.
Некоторое время спустя Рафаэль все-таки сделал ей официальное предложение, и Бет приняла его.
* * *
Через три месяца все члены семьи Наварро и Кордоба присутствовали на свадьбе. Бет торжественно прошла через церковь к алтарю, опираясь на руку Карлоса. За ними следовали подружки невесты – ее замужняя сестра Грейс и сестра Рафаэля Роза. По одну сторону прохода сидела Эстер, которая светилась от гордости и вытирала платком струившиеся по щекам слезы умиления. Сидевший по другую сторону Кордоба-старший, отец Рафаэля, не сводил счастливых глаз с сына и будущей невестки, которую успел полюбить как родную дочь.
Когда Бет после венчания вышла на ступени церкви под руку с мужем, она уже не была Бет Лоуренс или Бет Блейк. Она не была даже Габриэлой Наварро. Отныне она – Бет Кордоба, жена Рафаэля Кордобы, которому отдала сердце и который обещал перед Богом и людьми, что будет любить и оберегать ее всю жизнь.