- Мне его дала леди из дома у дороги! - сказала Эмми. - Она говорит, что он никому не нужен. Она мне разрешила. И ему я нравлюсь. Он сам захотел идти со мной, он облизал мне лицо и залез в мой космический корабль. А Джо говорит, что утопит его. Запрети ему, пожалуйста, Пейшенс!
По личику Эмми потекли огромные слезищи. Казалось, она вся сейчас растает.
- В доме и без того слишком много животных. Когда-то надо остановиться!
- Я тебя ненавижу, я тебя ненавижу! - рыдающая Эмми с неожиданной яростью пнула старика в лодыжку.
Тот подпрыгнул.
- Эй, прекрати сейчас же!
Как по команде, дети окружили его, готовые, кажется, все броситься в атаку, но окрик Пейшенс заставил их отступить.
- Он гадкий! - сказала все еще плачущая Эмми.
- И вообще это не его дело! - подхватил фальцетом высокий мальчик.
Пейшенс достала носовой платок и нежно вытерла мокрое личико Эмми.
- Нельзя драться со взрослыми, ты же знаешь, Эмми.
- Даже если они этого заслуживают? - дерзко спросил высокий мальчик.
Пейшенс смешалась.
- Даже тогда, Тоби, - сказала она наконец, и дети нахмурились.
К этому времени Джеймс разобрался, что их не дюжина, а человек шесть и не все они родственники. Рыжеволосые, вероятно, приходились родней Пейшенс, а остальные трое - скорее всего, просто их друзья.
Барни вышел из машины и поднялся по ступенькам.
- Вы едете, сэр? Мне же еще нужно заехать за Инид, а то мы опоздаем в театр.
Пейшенс резко обернулась к Джеймсу. Дети, женщины, старик - все уставились на него. "Это он?" - шепотом спросили у Пейшенс дети, и та кивнула, приложив палец к губам.
Джеймс понимал, что должен ехать. Вся эта семейка явно сумасшедшая. Ничего подобного с ним до сих пор не происходило. Вся его жизнь была размеренной и упорядоченной. Мир спокойных цветов и приглушенных голосов. Здесь же ему открывалась целая незнакомая вселенная, и он знал, что не сможет уехать, не удовлетворив проснувшегося любопытства.
- Езжай, Барни, не будем заставлять Инид ждать. Я возьму такси, - небрежно сказал он.
Барни кивнул.
- Да, сэр. - Барни пошел к машине, и Джеймс ощутил последний порыв сбежать, но в это мгновение маленькая ладошка обхватила его пальцы.
Он опустил глаза и встретился взглядом с зелеными глазенками девочки.
- Пойдем посмотрим моего щенка. Ты любишь щенков?
- Не потакайте ей, - сказал старик. - Посмотрите, сколько у нас уже собак. А этот щенок к тому же не приучен к дому. Всюду оставляет лужи и уже изгрыз подушку и тапочку миссис Грин.
- Только не надо рассказывать о грошовой тапочке. Не хватало еще, чтобы бедную крошку утопили из-за меня, - вмешалась бойкая седая старушка в голубом фартуке под цвет глаз. - К дому я его быстро приучу, у меня на собак легкая рука. Зато этот малыш живо передушит всех крыс.
- Давайте, давайте! Подрывайте мой авторитет! - нахмурился старик.
- Какой еще авторитет? - фыркнула миссис Грин. - Кого вы из себя строите? Девочка была права: хороший пинок - вот что вам нужно!
- Лавиния! - перебила Пейшенс. - Перестаньте ссориться. Эмми, покажи мистеру Ормонду своего щенка, но помни, что скоро ужин. Приходи с ним на кухню мыть руки.
Эмми подняла к Джеймсу заговорщические глазенки.
- Она такая командирша!
- Да, я заметил, - сказал Джеймс, не особенно заинтересованный щенком, но фаталистически принявший необходимость любоваться им. Эти дети пошли в старшую сестру - паровые катки в человеческом образе.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
После того как он полюбовался и восхитился щенком (огромные глаза и грязные лапы), спасенным из садового сарая, куда его запер старик и где он жалобно скулил, Эмми провела для Джеймса, которого она, очевидно, считала теперь своим кавалером, экскурсию по всем достопримечательностям сада. Щенок носился за ними, возбужденно виляя хвостом.
Джеймс послушно любовался золотыми нарциссами, синицами в самодельной кормушке, подвешенной на ель, зеленой порослью, которая, как обещала Эмми, должна была скоро превратиться в море колокольчиков, и кедром, на который вскарабкался Тоби, свесив с ветки худые ноги в грязных джинсах, пока щенок носился в высокой траве, лая из всех укромных местечек в кустах, которые Эмми показывала.
- У каждого свой домик. Этот - мой, - гордо сообщила она, проскользнув сквозь густые ветки. - Я никого сюда не пускаю, но тебе разрешаю.
- Не могу. Я слишком большой, - сказал Джеймс, внутренне завидуя. У него в детстве не было такого домика. Садовники, ухаживавшие за отцовским садом, не потерпели бы ничего подобного в своем безукоризненном творении. Он вообще не допускался в сад без присмотра.
- Ничего, - сказала Эмми, выбравшись из кустов и снова беря его за руку. - Не расстраивайся. Томас разрешит тебе поиграть в его домике, правда, Томас?
К этому времени Джеймс уже знал мальчиков Кирби по именам. Томасу было лет десять, а Тоби - четырнадцать. Ему не хотелось спрашивать о родителях, поскольку те, вероятнее всего, умерли, ведь дети ни разу не упоминали о них. Звучало только имя Пейшенс.
- Конечно, пусть играет, - сказал Томас, раздвигая листья, чтобы показать собственный домик, где лежало бревно, покрытое грудой листьев. - Видите, у меня есть стол. - Он немножко подумал. - Если хотите, он может быть и стулом.
Под испытующими взглядами детей Джеймс не мог отказаться посетить тесное укрытие.
- Можете сесть на стул, - любезно предложил присоединившийся к нему Томас.
Джеймс с трудом уселся - мешали длинные ноги, - и Томас отпустил ветки, закрывшие вход. Все сразу погрузилось в зеленый полумрак. Лишь с трудом можно было различить стоявших снаружи.
- Здорово, правда? - подсказал, не дождавшись, Томас.
- Волшебно, - ответил Джеймс, чей словарный запас для общения с детьми был крайне ограничен. У него не было подобного общения со времен собственного детства. Ему было жаль Эмми, Томаса и Тоби, растущих без родителей. Хорошо хоть у них есть старшая сестра… Но губы сами собой сложились в саркастическую улыбку: брось, будь честен с собой, у этих малышей детство лучше твоего. У него не было никаких претензий к своему отцу, за исключением одной: тот редко оказывался рядом. Джеймс должен был признать, что с радостью поменялся бы местами с детьми Кирби. Их жизнь была наполненной, веселой и полной любви - благодаря сестре.
- Сколько лет Пейшенс? - спросил он Томаса.
- На следующей неделе будет двадцать три. А вам сколько?
Джеймс поморщился.
- Гораздо больше.
- А дети у вас есть?
- Нет. - Он вдруг задумался, не была ли бы жизнь гораздо богаче и теплее, имей он детей.
- Вы женаты? - продолжал допрашивать Томас с бесцеремонностью детектива. Вопросы вылетали, как пули.
- Нет.
- Девушка есть?
Джеймс нахмурился:
- Может быть. А у тебя?
Томас рассмеялся:
- Может быть.
Нет, все-таки Джеймсу нравился этот мальчишка. Оба вздрогнули, когда откуда-то из дома раздался громкий и властный голос:
- Все на ужин! И приведите мистера Ормонда, если вы его не потеряли.
- Пейшенс, - пояснил Томас.
- Я узнал голос. - Не говоря уже о манере упоминать его имя так, будто речь шла о посылке, а не о мужчине. Так ей почти двадцать три? Ему казалось, что меньше. У нее такая мягкая, чистая, прозрачная кожа и такой прямой взгляд, и ни претензий, ни защитных барьеров взрослой женщины. Заодно, впрочем, и манер, мрачно добавил он, вспомнив, как она допекала его и какими уловками заманила сюда. - У Пейшенс и Тоби очень большая разница в возрасте. Ты не знаешь, почему так вышло?
- Наша мама не была ее мамой! - снисходительно пояснил Томас, будто Джеймс должен был знать сам или по крайней мере догадываться. - Ее мама умерла, когда она родилась, и папа женился на нашей маме, и родились мы.
- Так она не… - начал Джеймс, но Томас не дал ему закончить. Он перебил грубо и с явным возмущением:
- Все равно она наша сестра! Ей было пять лет, когда папа женился на нашей маме, и она любила нашу маму. Пейшенс столько раз нам говорила! Она была рада иметь маму, как у всех, а когда мы родились, у нас получилась настоящая семья. Так Пейшенс говорит.
Никогда в жизни Джеймс не ощущал себя таким толстокожим и бестактным, как сейчас.
- Конечно, - торопливо согласился он и густо покраснел.
Раздвинулась листва, и показалось личико Эмми.
- Лучше пойдем. Она будет очень ругаться, если мы опоздаем к ужину.
Джеймс обрадовался возможности скрыться от осуждающего взгляда мальчика и немедленно полез сквозь кусты. Они явно боготворят ее, и Джеймс это понимал - она же сама недавно рассталась с детством. Двадцать три - не так уж много. Он с трудом вспомнил себя в таком возрасте. На ужин он не остается. Надо немедленно вызвать такси и бежать отсюда в мир и покой собственного дома.
Почему-то эта перспектива не радовала. Барни и Инид уехали. Придется рыться в шкафах в поисках чего-нибудь съестного и в конце концов удовольствоваться сандвичем с сыром или чем-нибудь таким же легким в приготовлении, а потом провести остаток вечера одному, в пустом доме.
Конечно, он может поехать в клуб или в ресторан, но и эта перспектива не особенно привлекала. Неужели его жизнь всегда была такой пустой и одинокой? Или у него по необъяснимой причине началась депрессия?
Юные Кирби привели его в кухню. Их друзья уже разбежались по своим домам.
Кухня была огромная, с высоким потолком, покрашенным в желтый цвет, и зелеными шкафами - уютная и удобная, наполненная аппетитными запахами. На старой плите бурлила и исходила паром огромная кастрюля, за ней кипела другая, источавшая изумительные запахи трав и овощей. У чисто выскобленного стола стояла Лавиния и, не поднимая глаз, терла сыр.
- Мойте руки, да побыстрее. Все уже почти готово! - приказала Пейшенс, берясь за ручку кастрюли и вываливая содержимое в раковину.
Джеймс подошел ближе и увидел большой дуршлаг, наполненный золотистыми дымящимися кольцами макарон. В животе засосало от внезапного приступа голода. Он заглянул в кастрюлю на плите: помидоры, грибы, зеленый, желтый и красный перец. Сильный аромат базилика, зеленого и репчатого лука и чеснока наполнял всю кухню.
- Вы помыли руки? - спросила его Пейшенс, глядя так сурово, будто говорила с одним из детей.
Джеймс открыл и закрыл рот, как золотая рыбка. Он хотел отказаться от еды, но был так голоден, что понял, насколько неискренне прозвучит отказ.
- Пойдем, дядя, - сказала Эмми, утаскивая его прочь. - Она сердится, если мы опаздываем, когда все готово.
Они помыли руки в комнатушке за кухней, и Эмми потащила его по прохладному коридору в большую комнату, где за длинным столом уже сидела уйма народу. Опешивший от такого количества незнакомых людей, Джеймс приветствовал всех сразу церемонным полупоклоном и высокопарно произнес:
- Добрый вечер. Рад познакомиться. Меня зовут Джеймс Ормонд.
В ответ прозвучали многочисленные "здравствуйте" и "добрый вечер". Джеймс торопливо пробежал взглядом по веренице лиц: кто из них его мать? Но ни одна из улыбающихся и кивающих леди не показалась ему знакомой.
Эмми успела усадить его рядом с собой как раз перед тем, как вошла Пейшенс. Она катила сервировочный столик, уставленный большими суповыми тарелками со спагетти, обильно сдобренными соусом. Тоби и некоторые из пожилых леди помогли ей расставить тарелки.
Пейшенс встала за своим стулом.
- Чья очередь произносить молитву? Эмми?
- Да, моя. Господи, благодарим тебя за хлеб наш насущный, - протараторила Эмми.
- Аминь, - сказали остальные.
- Берите сыр и хлеб, - непринужденно предложила Джеймсу Пейшенс, ставя перед ним тарелку. Спагетти пахли божественно.
Он достал ломоть пшеничного хлеба из большой плетеной корзины в центре стола, посыпал спагетти тертым сыром и взял вилку и ложку. Ему часто приходилось есть итальянские блюда, и он принялся сноровисто наматывать макароны на вилку. Эмми с восхищением смотрела, как он подносит аккуратные спирали ко рту.
- Как это у вас получается? У меня все время падает.
Все посмотрели на Джеймса, и он покраснел.
- Вот так, - сказал он, показывая Эмми, как отделить несколько макаронин, а потом намотать их на вилку. - Попробуй.
Она медленно повторила его движения, высунув от усердия розовый язычок. Пунцовая от гордости, она понесла вилку ко рту, и тут спагетти снова плюхнулись на тарелку. Все рассмеялись.
- Они такие скользкие, - поспешил утешить Джеймс, видя, как у девочки задрожали губы. Маленькие дети так чувствительны к насмешке.
- Как розовые черви, - добавил Томас. - Смотри, Эм, шевелятся! Сейчас заползут под одежду. - Он махнул длинной макарониной в сторону сестры, и та пронзительно завизжала.
- Прекрати, Том. - Пейшенс подошла к Эмми и нарезала спагетти в ее тарелке на короткие кусочки. - Можешь есть ложкой, Эм.
Дело у Эмми пошло гораздо быстрее, и скоро уже все ели молча, наклонившись над тарелками.
Джеймс наслаждался едой. Даже Инид не смогла бы приготовить вкуснее. Простые блюда требуют безупречного приготовления, и это был как раз тот случай. Пейшенс оказалась очень хорошим поваром.
- Вина? - спросила Пейшенс, предлагая Джеймсу большой фарфоровый кувшин.
- А-а… э-э… спасибо. - Он с некоторым подозрением отнесся к содержимому кувшина. Наверняка нечто дешевое и кислое, более походящее на уксус, чем на вино, но приходилось соглашаться либо пить вместе с детьми стоящие на столе воду или молоко.
Пейшенс налила вина в стакан, и Джеймс сделал осторожный глоток. Что ж, простое, но не кислое, с деревенским вкусом, подходящим к овощам в соусе. Он сделал еще глоток. Да, вино довольно приятное. Как-то он провел месяц, путешествуя по Италии, и именно такое вино ставили на стол летом в глухих итальянских деревушках. У него остались счастливые воспоминания об увитых виноградом тратториях, где он запивал спагетти местным вином.
Он доел и удовлетворенно вздохнул. Пустую тарелку тут же унесли. И это весь ужин? Он искоса глянул на Пейшенс, которая, похоже, умела читать мысли.
- Теперь сливы и заварной крем, - сказала она. - Сливы из нашего сада, я сама их консервировала прошлой осенью. Не очень крупные, но душистые. Мы стараемся выращивать как можно больше фруктов и овощей.
- Да, я видел огород во время экскурсии по саду. - Джеймс огляделся: их никто не слушал, все разговаривали между собой. - Так когда же я ее увижу? Где?
- Где ваша мать? - Да, она определенно умела читать мысли. Он кивнул, надеясь, что и Пейшенс будет говорить вполголоса.
Ему вовсе не хотелось посвящать окружающих в тему беседы, хотя они и так знали, зачем он здесь, - даже дети, которые, похоже, были в курсе всего происходящего в доме.
- Она наверху, - тихо сказала Пейшенс, - ей сегодня нездоровится. Иногда она спускается вниз на несколько часов. Я сама ее уговариваю. Мне кажется, общение с людьми идет ей на пользу. Она потом всегда выглядит веселее. Но сегодня ей это не по силам. Она знала, что я попытаюсь привезти вас, и так разволновалась, что я не разрешила ей вставать с постели. Я отведу вас к ней после ужина.
Он не хотел видеться с матерью. Он глядел в пустоту и чувствовал, как бушует в груди гнев. Джеймс вдруг испугался, что потеряет контроль над собой и устроит дурацкую сцену. Еще в очень раннем возрасте он научился скрывать свои чувства, не показывать другим, что происходит внутри. Мысль взорваться при людях была для него кошмаром. Он не мог этого допустить, особенно под ясным, пристальным взглядом этой девушки. Не хватало еще, чтобы ей было стыдно за него. Он содрогнулся.
Несколько старушек убирали со стола, унося на кухню пустые тарелки, потом они принесли целую лохань слив в сиропе. Сплошной сахар, с тоской подумал Джеймс, море калорий. О количестве калорий в заварном креме лучше было и не думать. Обычно он ел фрукты свежие и низкокалорийные. Не хочет он ни слив, ни крема!
Дети расставляли блюдечки. Он хотел сказать, что ему не нужно, но было поздно.
- Берите, - предложила Пейшенс.
- Спасибо, но я, пожалуй, не буду.
- Вы только попробуйте, очень вкусно.
Он не мог спорить с этим доводом - нервы и без того расползлись, как муравьи на тропинке. Он вежливо взял несколько слив и добавил капельку желтого крема - слишком сладкого и вредного для здоровья.
Эмми шепнула ему на ухо:
- Иногда дают мороженое, но сегодня не день мороженого.
- Жаль. Я люблю мороженое.
- Я тоже, - вздохнула девочка.
Джеймс почувствовал, как что-то внутри шевельнулось. Тепло, которого он не знал в себе раньше, нежность, чувство родства, будто это его собственный ребенок. Абсурд! Он ее никогда больше не увидит. Пара часов знакомства, а ему почему-то кажется, что, если он не увидит больше эту девочку, чего-то в его жизни будет недоставать. Он наблюдал, как малышка возит ложечкой по блюдцу.
- Ты любишь сливы? - прошептал он.
Она скорчила рожицу, украдкой оглянувшись на Пейшенс, которая, забыв о них, разговаривала через стол с Тоби.
- Это лучше, чем чернослив.
- Ненамного, - сморщил нос Джеймс. Эмми хихикнула.
- Правда же? Только, если ничего не съесть, Пейшенс будет сердиться. - Она посмотрела, как Джеймс ест свои сливы. - Можешь взять мои, если хочешь, - великодушно предложила она, торопливо подсовывая свое блюдце, пока не видит Пейшенс.
Джеймс съел все, не сказав ни слова, он съел бы и что-нибудь похуже, лишь бы заслужить благодарную улыбку Эмми. Томас и Тоби подмигнули ему через стол. Он подмигнул в ответ и почувствовал, что Пейшенс смотрит на него с подозрением.
- Что у вас там происходит?
Джеймс повернулся, надменно приподняв бровь.
- Прошу прощения?
- Хмм, - сказала она, вставая. - Нечего меня дурачить. - Но не стала развивать тему. - Пойдемте, отнесем кофе наверх. Мальчики, домашнее задание. Эмми, ты научилась писать слова?
Эмми кивнула.
- Тоби, заставь ее написать все при тебе. После этого полчаса телевизора, потом умывайтесь и - спать. Я попозже проверю.
Джеймс пошел за ней на кухню, где Лавиния уже варила кофе. Она обернулась с улыбкой.
- Понравился ужин?
- Да, спасибо, Лавиния, - улыбнулся он в ответ, глядя в яркие голубые глаза.
Пейшенс одарила его удивленным взглядом, ставя на поднос чашки с блюдцами, сахарницу с кусками коричневого сахара, кувшинчик сливок и, наконец, кофейник.
- Я возьму, - любезно сказал Джеймс, берясь за поднос.
- Спасибо. Он тяжелый. - Пейшенс вышла из кухни и поднялась по дубовой лестнице на верхнюю площадку, от которой расходилось несколько коридоров с закрытыми дверями по обе стороны. В конце одного из коридоров была лесенка на третий этаж. Сколько же здесь комнат? - подумал он. Этот замысловатый старый дом больше, чем кажется снаружи.
- Сколько человек у вас живет?