– Ой, да бог с ними, Танюх! Нам их переживания без надобности. Главное, этот Саша нам подыграть согласился! Тебе то есть. Представляешь, как твой Сергей обалдеет, когда увидит свою благоверную где-нибудь в кафе с красивым мужиком? Он у тебя как, сильно ревнивый?
– Я не знаю, Ир. Я ему ни разу повода не давала. Ни малейшего.
– Это плохо, что не знаешь. Мужики в этих случаях вообще непредсказуемыми бывают. У моей подруги, например, муж тихоня тихоней, а как заподозрит чего – сразу в глаз бьет! А потом хватает документы и в суд разводиться бежит. Правда, до конца так ни разу и не добежал. С полдороги остывал да в дом возвращался, прощения просить. Ну да ладно, не об нем сейчас речь… Нам надо теперь подумать, как эту ревность в натуре организовать.
– А правда – как?
– Может, Машу попросить, чтобы она отца в кафе пригласила? Ну, якобы для разговора? Он придет, а она якобы опаздывает… А ты сидишь там с мужиком – вроде как не в курсе дел… А?
– Нет, нет! Машу в это дело впутывать не надо, что ты! Да и вообще… Как я ей все это объясню?
– Ладно. Действительно, Машу впутывать не стоит. А может, я Димку попрошу? А что? Он поймет…
– И Диму тоже не надо, Ир. Зачем ставить парня в неловкое положение?
– Ну да. Тогда мы вот что сделаем… Я сама твоего Сергея приглашу! Будто бы хочу с ним встретиться, о детях поговорить.
– Так он же тебя не видел никогда!
– Ну и что? Тем более, значит, познакомиться надо! Я баба простая, без комплексов, взяла да и пригласила!
– Ну…
– Да ладно, не нукай. Нормальный вариант. Все равно у нас других больше нет. Значит, так. Я звоню, твой Сергей приходит. А за столиком – вы с Сашей сразу ему в глаза бросаетесь. И обстановка чтоб у вас была такая… интимная. Цветы, шампанское, он твою руку в руке держит… Хотя руку не надо. Это уже лишнее. Просто смотрите друг другу в глаза, и все. А ты перед этим прическу наверти помоднее и косметики на морду лица побольше нашпаклюй.
– Да я не крашусь вообще-то.
– Ну и что? И хорошо! А для кавалера будто бы накрасилась!
– Ладно, я попробую…
– Вот и молодец. Так, теперь давай назначим день операции. Может, завтра?
– Уже завтра?!
– А чего тянуть? Хочешь, чтобы твой опять вместе с молодухой в командировку умотал? Он у тебя, я поняла, часто по командировкам-то мотается?
– Да. У него бизнес такой. Часто ездить приходится.
– Ишь как хорошо устроился, подлец…
– Ир, следи за словами. Он не подлец.
– Прости, Танюх. Само как-то вылетело. Прости. Чегой-то я и впрямь не того – свата в подлецы записала. Так на чем мы остановились, я забыла?
– На том, что уже завтра… Чтобы Сережа, как ты говоришь, снова в командировку не умотал.
– Так и не умотает! Как есть говорю, не умотает! Когда у него сомнения в твоей честности появятся, он так быстро не уедет. Неделю как минимум сомнения пережевывать будет.
– Да уж… Не знаю как насчет пережевывания, но удивится он, я думаю, порядочно.
– А нам на первых порах и удивления хватит. А дальше – видно будет. Еще чего-нибудь придумаем.
– И все-таки, Ир… Как-то я этот спектакль плохо себе представляю. Ну, зашел в кафе, ну, увидел… А дальше что? Я как должна себя вести? Броситься к нему и оправдываться, что не виноватая я? Он сам пришел?
– Зачем? Он зайдет, а ты делай вид, что его в упор не видишь. Будто бы кавалером своим полностью поглощена.
– А если он к нам подойдет и за столик сядет?
– Ну, тогда уж по обстоятельствам… Никогда не знаешь, как мужик себя в такой ситуации поведет. Сама ж говорила, что он тебя никогда не ревновал.
– А если он про Сашу спросит: кто это? Мне что сказать? Коллег по работе у меня нет, мужей подруг он всех знает, одноклассников в этом городе у меня тоже быть не может…
– А ты ничего не говори! Просто опусти виновато глазки в тарелку и промолчи. Так лучше будет.
– Ой, не знаю… Боюсь я всего этого, Ир… Может, зря мы все это затеяли, а? Может, мне просто с Сережей поговорить?
– Да знаю я, как ты говорить будешь! Заревешь от обиды, и все дела. Ты что, забыла, чему я тебя учила? Виноватая баба сразу с мужика спесь сбивает, а на обиженной воду возят! Тут не разговаривать, тут действовать надо. Давай говори телефон своего красавца, я ему завтра прямо с утра позвоню. Кстати, в какое кафе его звать-то?
– Давай в "Ромашку"… Мы там три года назад юбилей свадьбы отмечали…
– Хорошо. В "Ромашку" так в "Ромашку".
– Скажи, что ты его на открытой веранде будешь ждать. Там обзор хороший, и я увижу, как его машина подъедет. Чтоб он меня врасплох не застал. Ну, в смысле, чтобы мы с этим Сашей начали уже всю эту процедуру – в глаза друг другу смотреть, улыбаться и прочее.
Они долго еще обсуждали подробности задуманной над Сергеем каверзы, потом перенесли обсуждение на кухню, прихватив с собой бутылку коньяку. Потом гостья с удовольствием отобедала приготовленными для Сергея борщом и котлетами, от души похвалив Танины кулинарные способности, и, наконец, раскланялась. Закрыв за ней дверь, Таня без сил опустилась на диванчик в прихожей, тихо удивляясь самой себе. Нет, как это она позволила втянуть себя в такую глупую авантюру! Хотя и отказаться еще не поздно…
Взгляд ее снова упал на задвинутую в самый угол и так и не разобранную Сережину сумку. Нет, чего она тут стоит, на нервы действует! Надо ее убрать с глаз долой. Достать Сережины рубашки, сунуть их стиральную машину, а сумку – убрать!
Ногой выпихнув сумку на середину прихожей, она решительно расстегнула "молнию", вытянула из кожаного нутра скомканные рубашки, потащила их в ванную. Так и не дойдя до машины, остановилась, задохнувшись от чужого незнакомого запаха. Смесь табачного дыма и терпких японских духов. А на вороте голубой рубашки, Сережиной любимой… Что это? Две розоватые неясные полоски. След от губной помады.
Господи, неужели это именно с ней все происходит? Как это все тяжело, сил нет. Господи, пожалей, пожалей бедную женщину, пошли ей немного виноватости, чтобы она хоть частичку обиды "сожрала", как Ира по простоте душевной недавно выразилась.
Ну, пусть видимость виноватости, и то хлеб…
Заснуть в эту ночь Тане так и не удалось. Весь вечер телефон взглядом гипнотизировала в ожидании звонка от Сергея, потом сдалась, сама набрала его номер. А там – тишина, если не брать во внимание вкрадчиво фуфукающее по-английски известие про временную недоступность вызываемого абонента. Потом она долго лежала с закрытыми глазами, прислушивалась к звуку лифта. Ключ зашуршал в замочной скважине примерно в половине первого ночи – пришел, наконец. Прокрался сначала в ванную, потом на цыпочках в спальню зашел, лег на свою половину кровати. Заснул тут же. А она так и лежала, боясь пошевелиться. Только под утро ее сон сморил. Открыла глаза – а за окном позднее утро. Проспала, значит. Не слышала, как утром Сергей встал и ушел. Без завтрака.
Впервые, наверное, за всю супружескую жизнь она проспала хлопотливое утро. И вставать не хотелось. Валяться просто так тоже, конечно, не хотелось, да и привычки у нее такой не было – по утрам валяться. Дурное это, по сути, дело. Никчемное. И чувствуешь себя тоже никчемной, и мысли терзают никчемные. Сиротливо-упаднические, вязкие, как пластилин. Одна такая мыслишка побродила в голове немного, а потом из упаднической до настоящей философической разрослась. И была эта противная мыслишка о том, что многие женщины так живут, и ничего. Многие знают, что им родные мужья изменяют, и привыкают к этому обстоятельству, смиряются как-то… Учатся делать хорошую мину при плохой игре. Наверное, ей тоже надо научиться так жить. То есть лгать. Зацепиться за пресловутую мудрость жены-знайки и лгать. Ты знаешь, что я знаю. Я знаю, что ты знаешь, что я знаю. Только не уходи, голубчик. Фу, мерзость какая.
Содрогнувшись, она сбросила с себя одеяло, быстро встала с постели, с силой провела ладонями по лицу. Нет, не получится из нее жены-знайки. Она точно знает, не получится. А с другой стороны – что из нее получится? Одинокая гордая женщина не первой свежести? Вон из зеркала какое помятое лицо глянуло, будто не родное, не свое. Под глазами круги, на лбу поперечная морщина образовалась, сухие бледные губы подковкой сложились, оттого и выражение лица получилось больное, затравленное, не живое совсем. С таким лицом надо ложиться да умирать. А что? Дети, считай, пристроены, муж долго горевать не будет…
Ирин звонок застал ее на кухне, за чашкой кофе. Как говорится, умирать собирайся, а утреннего кофею испить – святое дело. С сахаром и со сливками. И обязательно из любимой большой кружки.
– Танюх, полный порядок, все идет по плану! – зажурчал в ухо сипловатый уверенный Ирин голос. – Как у тебя настрой, не сдулся за ночь?
– Не знаю, Ир. Я не спала всю ночь. Так плохо выгляжу, краше в гроб кладут.
– Да кому на фиг надо, как ты выглядишь? Тебе ж не под венец идти! Давай собирайся потихоньку. Я твоему Сергею уже позвонила, он встречу на четыре часа назначил. Говорит, ему так удобнее. А он у тебя ничего, вежливый такой… Сначала удивился, выспрашивать начал, какое такое дело у меня к нему образовалось, а потом по-деловому отрубил: в четыре, говорит, и точка.
– А этот… Как его зовут? Саша? Ты ему тоже позвонила?
– А как же! Все путем, Танюха! Я ему велела пораньше прийти, чтоб осмотреться на месте. Освоиться. И ты тоже пораньше подгребай, лады?
– Ой, а как я его узнаю?
– Да узнаешь, узнаешь! Он весь из себя видный такой, похож на Джигарханяна в молодости.
– Ир… А что мне надеть, как ты думаешь?
– Господи, Тань! Мы же с тобой все обговорили вчера! Надень что-нибудь такое… легкомысленное, вдохновенно волнующее. Ну, представь, что ты и в самом деле на свидание собираешься…
– Нет, Ир. Мне не представить.
– Да тьфу на тебя, зануда ты порядочная! С ума сойдешь с этими честными бабами… А в принципе надевай что хочешь. Не забивай голову. В общем, в половине четвертого Саша тебя ждет. Собирайся. И не вздумай свинтить, поняла?
– Поняла.
– Ну, давай… Не дрейфь, Танюха, прорвемся.
Нажав на кнопку отбоя, Таня кинула взгляд на часы и округлила глаза от удивления – время уже за полдень перевалило! Это ж надо так с ритма сбиться – сроду с ней такого не бывало. Всегда утро было утром, а обед – обедом. Жизнь текла ровно и размеренно, как теплый песок меж пальцев, и день был занят бытом, хлопотами и ожиданием – то Машки к обеду, то Сережи к ужину. Может, для кого такая жизнь скучна и постыла, а для нее – свой микрокосмос. И вылетать из него не хочется, и "прическу накручивать" не хочется, и "морду лица шпаклевать" тоже не хочется. И тем более думать, что бы такое надеть "вдохновенно волнующее". Потому что ни вдохновения, ни волнения в душе нет. Пусто там, одиноко и страшно.
Ровно в три часа она вышла из дома. Накрашенная, напомаженная и пахнущая духами, как неприкаянная феи ночи. Шла, опустив голову долу, – казалось, все оглядываются ей вслед и усмехаются нехорошо. Хотя на самом деле никто и не оглядывался. На самом деле ничем она от встреченных по пути женщин и не выделялась. А до ее собственного внутреннего дискомфорта уж точно никому дела нет.
День выдался для поздней осени довольно странным. Было тепло и ветрено, как ранней весной. И очень тревожно. Чем ближе подходила она к месту совершения задуманного ими с Ирой лицедейства, тем сильнее тревога перерастала в досаду. И даже не в досаду, а в злость. И впрямь – как это она согласилась участвовать в этом бездарном спектакле? Взрослая серьезная тетка, а повелась, как сопливая школьница. И блузку прозрачную напялила, и прическу наворотила, и ресницы накрасила так густо, что, казалось, они клацают друг о друга, как у куклы. Да еще и туфли на высоких каблуках надела, и походочка образовалась та еще, потому что приходилось все время задом вихлять, чтобы ногу ставить правильно. Скорее бы уж дойти, что ли…
Она его сразу узнала, как только поднялась на открытую веранду кафе. Действительно, похож на Джигарханяна в молодости. Глаза умные, грустные, лицо доброе, волосы с благородной проседью. И он тоже махнул ей рукой, приветливо приглашая за столик.
– Здравствуйте, Таня. Ведь вы Таня, да?
– Да. А вы, стало быть, Саша.
– Что ж, будем знакомы… Скажите, я правильно столик выбрал? По-моему, правильно. На него сразу взгляд падает. Ваш муж нас тут же и увидит, как зайдет.
– Да. Вы хорошее место выбрали, Саша. Спасибо.
Дальше разговор не затеялся, оба замолчали в неловкости, осматриваясь по сторонам. Таня попыталась было улыбнуться, изобразить на лице некую беззаботность, но на фоне бушующих внутри досады и злости улыбка получилась вымученной, нелепой, как заплата на видном месте.
– Наверное, заказать чего-нибудь надо? Как вы полагаете? – тоже будто бы непринужденно спросил Саша, наклоняясь к ней через стол.
– Да. Конечно, надо заказать. Позовите официантку, вон она, у бара стоит. Только у меня условие – за заказ плачу я.
– Нет, но почему же…
– Я же ясно сказала – сама заплачу! Вы-то тут при чем?
Ого… Она и сама удивилась, как резво выплеснулась наружу ее внутренняя досада на эту неловкую, можно сказать, препротивнейшую ситуацию. Еще и нахамила бедному отзывчивому мужчине. Он, может, с работы отпросился, может, другие важные дела бросил, сидит теперь, неловкостью мается. А она…
– Извините… Извините меня, Саша. Просто я ужасно нервничаю. Никогда не была в подобной ситуации.
– Да я, собственно, тоже никогда не думал, что придется выступать в такой роли. Но я готов… Скажите, Таня, а ваш муж… Он не очень ревнивый? Как-то не хотелось бы, чтобы дело до рукоприкладства дошло. Он меня не побьет?
Хорошо сейчас он это сказал – с легкой смешинкой в голосе. Не с обидной насмешливостью, а именно со смешинкой. Молодец, верный тон взял. Надо бы и ей к этому тону подстроиться.
– Может, и побьет… – проговорила она почти мечтательно. – А что делать? Если уж подрядились в таком благородном деле помощником быть, значит, терпите. Кстати, а почему вы на эту авантюру вообще согласились? Хотя можете не отвечать. Спасибо вам, конечно.
Внизу, в пространстве маленького дворика, одновременно выполняющего функцию автостоянки, послышался шум въехавшей машины, и она вздрогнула, пугливо повернула голову на звук захлопнувшейся дверки. Нет, не Сережина машина. Молодой какой-то парень вышел, с девушкой. А все равно сердце колотится и в ушах звенит. Так звенит, что голоса Сашиного не слышно. Он что-то говорит, а она – не слышит.
– …Да не волнуйтесь вы так, на вас лица нет! В конце концов, не в постели же он вас застанет… – долетели до нее наконец его слова. – Давайте я вам лучше воды налью. Вот, попейте.
– А я и не волнуюсь! – слегка отодвинув от себя стакан с приятно шипящей газом минералкой, довольно спокойно произнесла она. – По-моему, это вы больше волнуетесь, чем я. Вы лучше действительно заказ сделайте, а то мы нехорошо сидим, будто в пустых декорациях.
– Да, да, конечно…
Саша повернул голову назад, поискал взглядом официантку, но она сама уже деловито поспешала к их столику, неся в руке две книжечки меню. И улыбнулась довольно приветливо, кладя их перед ними.
– Спасибо, нам не надо, – тоже улыбнувшись, покачала головой Таня и отодвинула от себя книжечку подальше. – Вы лучше знаете что сделайте? Вы нам оформите стол так, чтоб очень красиво было. Ну… чтоб очень романтически. Как будто у нас свидание, понимаете?
Официантка чуть приподняла бровь, посмотрела на нее озадаченно, но не долго. Видимо, их вообще этому не учат – чтобы озадачиваться. А учат простому правилу – клиент всегда прав.
– Хорошо. Я вас поняла. И оформим "как будто", и сделаем очень романтически. Со свечами. Хотя нет… Со свечами не стоит, ветром задует. Сегодня ветер сильный, а веранда открытая. Лучше я вам вазу с цветами поставлю. С розами. И шампанское в ведерке. И фрукты. А из еды что-нибудь принести… романтическое?
– Да, только давайте быстрее, пожалуйста. У нас очень мало времени.
Все-таки официантка не сдержалась – опять озадачилась лицом. То есть посмотрела на них с плохо скрытым недоумением. Наверняка сейчас пойдет на кухню сплетничать про странную парочку, которая просит красивый стол для "будто бы свидания". И ее поймут, и вздохнут, и пожалеют – каких только странных клиентов за целый день не навидаешься.
– Вы мне так и не ответили, Саша, – почему вы на это все согласились? Просто от скуки или из желания побыть альтруистом? Вам ведь Ира наверняка живописала мое бедственное положение?
– Ну почему сразу – бедственное…
Он замолчал, долго смотрел на нее, будто собираясь с мыслями. И она тоже молчала, будто загипнотизированная его теплым "джигарханяновским" взглядом. Хотя и не определить, чего в этом взгляде было больше, теплоты или грусти. Но сочувствие – точно присутствовало. Подлинное, искреннее. Фальшивку она бы сейчас наверняка распознала.
– Потому и бедственное, что я совершенно не понимаю, что мне в такой ситуации делать… И надо ли вообще что-то делать…
– Так вы уже делаете! Я думаю, не стоит на полпути останавливаться. И придумали вы с Ирой очень хорошо – ревнивые эмоции в муже всколыхнуть.
– А вы и впрямь считаете, что это… хорошо?
– Ну, может, "хорошо" – слово не совсем удачное. Я в данном случае назвал бы это полезной необходимостью. Вроде как пощечины за истерику. Его несет на эмоциях, а вы ему – р-р-раз! – и порядок. Знаете, когда мужчина в возрасте вдруг влюбляется, это тоже немного смахивает на истерию. Вот если бы мне в свое время…
– Да, да… Насчет истерии вы где-то правы… – невежливо перебила она Сашу, вознамерившегося было поделиться собственными на этот счет переживаниями. – Вы знаете, его, Сережу… то есть мужа моего… Его в последнее время подменили будто! Мы же… Мы очень счастливо жили, единым семейным организмом, а теперь… Так больно все это в себе носить, если б вы знали!
– Да. Я знаю. Очень больно.
– Вы? Знаете? Да что вы вообще можете понимать! Вы сколько со своей юной любовницей прожили, когда она вам рога наставила? Вы извините, но Ира мне вашу историю рассказала… Наверное, и года не прошло?
– Да какая любовница, Таня… Вы меня не поняли. Я сейчас не о ней. Я сейчас о своей жене говорил. То есть я хотел сказать, что только теперь понимаю, как ей было тогда больно. К сожалению, слишком поздно понимаю.
– Ну, я думаю, не очень-то ей и больно было, если она так быстро вас забыть сумела. И поделом вам – не надо было семью разбивать!
– Тань… По-моему, я согласился участвовать в этом дурацком спектакле не для того, чтобы…
– Ах, все-таки дурацком?!
Она лихорадочно задвигалась на стуле, одновременно пытаясь встать и схватить сумку, висящую на его спинке. И встала бы, наверное, если бы Саша не протянул руку и с силой не прижал ее запястье к столу, захватив грубовато в ладонь.
– Таня, успокойтесь, пожалуйста, прошу вас. Не надо так нервничать. Успокойтесь, и все будет хорошо. Расслабьтесь, улыбнитесь… В данной ситуации спокойствие – ваш лучший помощник. Вы все правильно делаете, Таня. Все правильно… Успокойтесь, пожалуйста… Вот так…