– Все нормально, – сдавленно произнесла Олеся. На самом деле все было совсем не нормально. Впервые за все знакомство Олеся не понимала своего любимого и была на него обижена.
– Ты только учти, что статья эта, скорее всего, все равно появится, – вдруг окончательно добил ее Женя. – Завтра или послезавтра. Ну, додумают они сами, чего не удалось вытянуть из нас. Пообещай, что ты не станешь из-за этого переживать.
– Обещаю, – похолодевшими губами прошелестела Олеся. – А тебя когда выписывают?
– А меня – точно завтра, прямо с утра.
Этих слов оказалось достаточно, чтобы хоть на остаток дня Олеся забыла обо всех своих неприятностях и отдалась радостному предвкушению встречи.
Назавтра обе женщины вскочили на рассвете и снова стали жарить и парить. Олеся все думала о статье в газете, терзалась тем, что в очередной раз ее ложь будет растиражирована на всю страну. К чему это приведет? Страшно даже подумать…
Вера Ильинична то и дело бегала к телефону, звонила куда-то, а потом вдруг огорошила Олесю сообщением:
– Олеся, я должна уйти на пару часов. Мне нужно помочь одной моей приятельнице.
– Что, прямо сейчас? – поразилась Олеся. – И сына из больницы не встретите?
– Думаю, ты это сделаешь не хуже меня, – с таинственной улыбкой ответила ей женщина. – Праздничный стол готов, Иван привезет Женю на своей машине. А я вернусь к обеду.
Олеся проводила Веру Ильиничну до порога, едва не плача от благодарности. А через полчаса приехал Женя. В квартиру он поднялся один, без сопровождения, своим ключом открыл дверь. Олеся, увлеченно моющая на кухне сковородку, прозевала его приход. Выскочила на звук его голоса распаренная, с мокрыми красными руками и застыла в конце коридора в полной растерянности.
– Ну? – спросил ее Евгений.
– Что – ну?
– Где же дружеские объятия?
– А не знаю, как тебя обнимать. Боюсь задеть какое-нибудь травмированное место.
– Ты его не заденешь. Потому что после ударной работы врачей травмированной остается только душа.
– Почему? – заволновалась Олеся. – Что с ней?
– Потому что все эти дни в больнице я изводил себя вопросом: дождешься ли ты моего возвращения, или столь быстрый переход от романтики к грязной посуде – кивок на ее руки – остудит твой пыл и заставит сбежать в Питер?
– Зачем ты так говоришь, Женя? – обиженно произнесла Олеся и тут же захлюпала носом.
– Эй, ты обиделась, что ли? – Дорохов подобрался поближе, тревожно заглянул ей в лицо.
– Ну да, обиделась, – честно призналась Олеся. – Пойми, ты такими словами словно хочешь подчеркнуть мою значительность, что ли. Но так нарочито, что даже обидно. Ведь на самом деле совершенно понятно, что никуда я деться не могу и все зависит только от тебя.
– Серьезно? Буду знать, – расцвел в улыбке Женя.
И Олесина обида испарилась без следа.
– Пойдем в столовую, мы там столько для тебя приготовили, – широким жестом пригласила она.
Но Женя не сдвинулся с места.
– Подожди, Леська, я уже съел с утра свою кашку. Сперва я хотел тебе кое-что сказать.
– Что? – испугалась и, кажется, даже побледнела Олеся.
"Он узнал о моем обмане! Боже!"
– Я тут посчитал на больничной койке, что мы с тобой знакомы уже больше половины жизни.
У Олеси слегка отлегло от сердца. Она зажмурилась, затрясла головой:
– Ужасно, даже не говори!
– Так вот, я подумал, может, пора нам узаконить наши отношения?
– Что? – вздрогнула Олеся. – Ты мне делаешь предложение? Здесь, в прихожей?
– Ой, прости, не учел, – смутился Женя. – Сейчас повторю все то же самое в гостиной.
– Господи, да не в этом дело!
Душа Олеси просто рвалась на части. Не сумев справиться с натиском мыслей и эмоций, она зажмурилась и разрыдалась.
Горячие ладони нежно сжали ее плечи. Олеся открыла один глаз и увидала совсем близко смущенное и испуганное Женино лицо.
– Разве я предложил что-нибудь ужасное?
– Нет! – Она так отчаянно замотала головой, что во все стороны полетели слезинки. – Просто когда ты сказал это, мне вдруг стало так страшно. Я всякий раз смотрела на тебя и думала: с этим мужчиной я никогда не смогла бы поссориться. И вдруг мне представилось, что все это будет: и ссоры, и обиды, и сведение счетов. Но это ерунда, конечно, просто блажь какая-то.
Женя отпустил ее плечи, помрачнел, опустил голову и отступил в глубь коридора. Но через пару секунд снова поднял голову и посмотрел на Олесю с ласковой, но какой-то уже отстраненной улыбкой.
– А ведь ты права, – протянул он изумленным голосом.
– В чем права? – содрогнулась Олеся.
– Ты же знаешь, я никогда прежде не был женат. И для меня семейная жизнь все еще остается маленьким раем, тихой пристанью. Когда я валялся на койке, то все думал о том, как счастливо мы могли бы устроить свою жизнь. Обустроить квартиру, нарожать детишек. Но наверное, не стоит приносить в жертву сиюминутному желанию то действительно ценное, что есть в нашей жизни.
– Что самое ценное? – пробормотала Олеся, которой от страха хотелось упасть в обморок.
– Это моя любовь к тебе, Лесенька. Ты – маленькое чудо, дважды случившееся в моей жизни. Наверное, чтобы не разрушить все это, я должен тебя отпустить. Возможно, время нам подарит еще одну встречу. Может, и нет. По крайней мере, я всегда буду думать о том, что всю жизнь любил одну женщину. Но первый раз я встретил ее еще легкомысленной девчонкой, окруженной поклонниками, а второй раз – умудренной жизнью женщиной, самодостаточной, ни в ком не нуждающейся. И это помогло нам избежать роковой ошибки. В любом случае, Лесенька, если я знал тебя – значит, я знал любовь.
Евгений шагнул к оцепеневшей Олесе и снова обнял ее за плечи, но руки его на этот раз были холодны, как лед, холоден был и короткий поцелуй в висок. Рядом с ней словно стоял призрак Дорохова, лишенный души и плоти. Он склонился к ее уху и шепнул:
– Я уйду сейчас, чтобы ты могла спокойно собраться. Прощай, моя Лесенька.
– Прощай, – через силу ответила Олеся, которой все сделалось безразлично.
И в тот же миг призрак снова обрел плоть, налились жаром руки на ее плечах, горячее дыхание обожгло ее ухо.
– Попалась, Леська!
– Ты! – Она вырвалась из его объятий, отскочила в угол и зашипела, как кошка: – Господи, что за шутки! Ты ведешь себя как жестокий подросток. И некогда больше не смей проделывать со мной свои актерские штучки!
И, измученная, опустошенная, счастливая, она снова разрыдалась и села прямо на паркет прихожей, предоставив Дорохову возможность извиняться и приводить ее в чувство по полной программе.
"Завтра или послезавтра" – набатом гудело в ее голове в те моменты, когда она хоть на миг переставала думать о замаячившей на горизонте свадьбе. И в тот же миг от страха у нее слабели ноги и словно черная тень проносилась перед глазами. "А может, ничего и не произойдет? – немедленно прибегала на помощь мыслишка-оптимистка. – Одна статья уже была, и ничего же не случилось. Ну, напишут и успокоятся. А может, завтра Алла Пугачева решит снова выйти замуж, и все бросятся писать об ее избраннике, а о нас с Женькой и думать забудут".
Статья в "Комсомольской правде" вышла через два дня. Олеся узнала об этом прежде, чем осмелилась подойти к киоску и купить газеты. Утром она вышла из дома, собиралась сходить в магазин за хлебом и едва не споткнулась о девушку с двумя тонкими косицами, торчащими в разные стороны и с маленьким, почти детским личиком. Девушка сидела на ступеньках прямо под дверью и, казалось, дремала, прислонившись к косяку. Но стоило Олесе выйти за порог, как девушка вскочила на ноги и почти вцепилась ей в сумку.
– Простите, вы – Олеся Марченко? – задыхающимся голосом спросила она.
– Нет, – покачала головой Олеся, все еще пытаясь обойти девушку.
– Но ведь ваша девичья фамилия – Марченко? – тараща глаза, простонала девушка.
– Нет!
– Зачем вы так? Я вас жду уже три часа.
– А зачем вы меня ждете?
– Я хочу взять у вас интервью, – простодушно призналась девушка.
– Но я не даю никаких интервью, – отрезала Олеся, пытаясь обойти девушку и мысленно кляня охрану, зачем-то пустившую ее в подъезд.
– Почему? – от всей души удивилась юная журналистка. – У вас такая красивая история. Я просто плакала, когда ее читала. В нашей газете всегда хорошо писали об Евгении Александровиче.
– А откуда вы узнали мою историю? – холодея, спросила Олеся. И, услыхав ответ, бросилась бежать по лестнице.
– Ну хотя бы сфотографировать вас можно? – отчаянно крикнула ей вслед девушка.
Статья на развороте "Комсомольской правды" называлась:
"ПЕРВЫЙ ЖЕНИХ СТРАНЫ НАШЕЛ СВОЕ ПОТЕРЯННОЕ СЧАСТЬЕ"
Олеся читала ее в сквере позади дома, спрятавшись за кусты акации и вздрагивая от каждого шороха. Ей хотелось вырыть нору в этой серой и притоптанной миллионами ног земле, чтобы никто не застал ее на месте преступления, не начал разговаривать с ней и задавать вопросы.
"Не хочу злорадствовать, но факт: девушки и женщины России потеряли одного из лучших женихов страны, – писала женщина-журналистка. – Замечательный артист Евгений Дорохов никому и не подавал особых надежд. Он никогда не был знаменит своими амурными похождениями и уже одним этим внушал едва ли не больше уважения, чем своими потрясающими ролями. Но поклонников мучил вопрос: по какой причине их кумир обрек себя на многолетнее одиночество? Успокойтесь, дорогие, одиночеству пришел конец, и скоро, похоже, быть свадьбе.
Так кто же оказалась та загадочная женщина, навещавшая актера в больнице после того, как он был взаправду ранен на съемках фильма об афганской войне? Мы провели журналистское расследование и под конец сами были поражены и растроганы этой красивой и печальной историей.
… Олеся Марченко была единственной дочерью в семье кадрового военного, бравого артиллериста. Отец ее сделал удачную карьеру и вышел в отставку в звании полковника. Но это было уже потом. А вначале – бесконечные переезды из города в город, служба в Германии и Чехословакии. Олеся росла красавицей, родители одевали ее как маленькую принцессу. Естественно, стоило ей появиться в новой школе, как все мальчишки влюблялись в нее, а девочки начинали дружно ненавидеть. Вот таким солнечным зайчиком (см. фото) появилась она в восьмом классе на пороге воронежской средней школы, в классе, где учился Евгений.
Вспоминает Геннадий Перегудов, одноклассник Олеси и Жени:
– Я помню первое появление Олеси в нашем классе! Эта девочка уже тогда умела себя подать. Когда она вошла, в туфельках на каблучках, с распущенными по плечам белыми волосами, мы, мальчишки, просто обалдели! А Женя уткнулся в свою тетрадь и не поднимал глаз, как будто появление новенькой его не касалось. Но он вообще был очень закрытым человеком, умел скрывать свои чувства.
Олеська была хитренькой! Сразу смекнула, кто у нас в классе лучший ученик. И на второй день заявила учительнице, что из-за плохого зрения должна сидеть на первой парте. Ну, ее и посадили с Женькой. Тут уж он никак не мог ее не заметить! Мы видели, конечно, что он в нее по уши втрескался. Например, в классе они всегда появлялись одновременно. Но не вместе, потому что Олеся из своих понятий гордости с мальчишками никогда не ходила. Значит, Женя дожидался ее у дома и до школы шел за ней следом. Она могла на перемене очень жестоко посмеяться над ним и тут же через минуту попросить списать домашку по алгебре. Женя все терпел от нее.
Вспоминает Ирина Ильинична Рамзина, учительница:
– Да, не сказать, чтобы Олеся была семи пядей во лбу. Училась неважно. Но зато вся она была такая… В общем, когда я слышу выражение "столичная штучка", сразу вспоминаю Марченко. Я очень переживала за Женю, боялась, что и он забросит учебу. Но у него оказался крепкий характер. А Олеся потом переехала в другой город, даже до лета не доучилась, и больше я о ней не слышала.
Да, Олеся Марченко была очень гордой девочкой. Такой воспитал ее отец. Да и мать строго пресекала все разговоры о мальчиках. Ведь она знала, что через пару месяцев вновь придется уезжать, и хотела оградить дочку от зряшных влюбленностей. Заметила ли Олеся любовь тихого отличника? Даже если заметила, то виду не подала.
Прошли годы. Жизнь Олеси Марченко менялась вместе со страной, в которой она жила. Вышел в отставку отец, потрясенный тем, что армию, которой он отдал всю свою жизнь, теперь топчет и пинает всяк, кому не лень. Олеся вышла замуж, неудачно, и скоро осталась одна. Теперь она с родителями живет в Питере и работает рядовым менеджером в одной из многочисленных питерских фирм. Устроить личную жизнь как-то не пыталась, времени не хватало, да и душевных сил. Школьные годы остались в ее памяти каким-то ярким пятном, когда жизнь впереди еще казалась такой прекрасной и полной сюрпризов.
Поехала в Москву на курсы повышения квалификации. Сама судьба привела ее в тот день на телестудию "Останкино". Олеся решила принять участие в одном из ток-шоу. И в коридорах студии ее окликнул Евгений.
Трудно представить, что творилось в тот миг в душе Олеси. Да, она знала, что есть такой актер – Евгений Дорохов, смотрела фильмы с его участием, но отчего-то никогда не вспоминала, что когда-то они сидели за одной партой. Десятки школ, сотни лиц смешались в ее памяти, и она давно забыла фамилию и лицо своего незадачливого поклонника. А вот Евгений ее не забыл!
Мы отыскали одно раннее интервью Дорохова. На вопрос корреспондента об его личной жизни артист произнес тогда такие слова:
"Да, в моей жизни есть кто-то, кого бы я хотел отыскать. С этой девушкой мы были знакомы еще по Воронежу. Я не стану называть ее фамилию, потому что не знаю, что сейчас происходит в ее жизни. Но я бы очень хотел однажды встретиться с ней".
И вот эта встреча, наконец, произошла. И мы счастливы за Евгения – редко кто бывает так предан своей юношеской мечте, и еще реже эта мечта сбывается. Наша газета желает ему прекрасного продолжения этого удивительного романа".
К статье прилагалось несколько фотографий. Одна – из больницы, только с другого ракурса. И Олеся вновь изумилась: ну когда ее успели нащелкать? Скрытые камеры, что ли, в ход пустили? На второй фотографии была изображена Олеся Марченко. Это был ее увеличенный и оттого слегка расплывшийся портрет, взятый с какой-то фотографии, но не из тех, которые показывал ей Женя. Похоже, журналисты и впрямь успели смотаться в Воронеж. Может, эту фотографию дал им этот самый одноклассник Перегудов? На портрете был виден отложной воротничок нешкольного платья, волосы в художественном беспорядке спадают на плечи, в сдержанной улыбке небольшого пухлого рта – осознание собственного превосходства. Наверно, и Перегудов был влюблен в Олесю и фотографировал ее после уроков на свой "Зенит".
И Олеся вдруг поняла, что больше всего на свете ненавидит эту девочку с фотографии. Ну почему жизнь так несправедлива? Ведь в детстве, надо признать, они действительно были очень похожи, разве что распущенных волос Олеся Тарасова никогда не носила. Но почему-то никогда она не была звездой в своем классе, и мальчишки не так уж часто обращали на нее внимание. Да, взрослые иногда говорили, глядя на Олесю: "Какая хорошенькая девочка, вырастет и превратится в красавицу". Но ничто в природе не подтверждало их слова, и Олеся была уверена, что говорят они это просто из вежливости. Так и получилось: давно выросла, а в красавицу так и не превратилась.
Но зато ей бы никогда даже в голову не пришло злостно эксплуатировать влюбленного в нее мальчишку! Только заподозрив, что кто-то в нее влюблен, она в присутствии этого мальчика впадала в оцепенение. Глаз поднять на него не смела, не то что попросить написать за нее контрольную! Отчего же все хорошее досталось этой надменной Марченко? И, увы, достается до сих пор…
Хотя, господи, о чем это она?! Олеся Марченко ни в чем не виновата. И не Марченко заварила эту кашу. Эта она, Олеся Тарасова, решилась на подлог и за это должна быть наказана. Наказание неминуемо – в этом нет сомнения. Но что же ей делать: покорно ждать, когда топор обрушится на ее шею? Или убежать, уехать, спрятаться от позора? Ответа не находилось. Посидев в кустах еще четверть часа, Олеся заставила себя встать и на подгибающихся ногах поплелась по направлению к дому.
Пока ничего не случилось, надо жить дальше. И ведь надо же еще устроить встречу Жени с родителями. А это будет ой как не просто!
В семье Тарасовых с незапамятных времен соблюдалась негласная традиция: по субботам вся семья собиралась за обедом. Сколько головной боли доставляла эта традиция Олесе! От скольких планов и встреч пришлось отказаться, чтобы в субботу в разгар дня обязательно приехать к родителям на Гражданку. Как часто пыталась она объяснить по телефону, что никак, ну просто никак не может быть в субботу, но готова приезжать каждый вечер на неделе. Родители, люди в целом понятливые и толерантные, тут замыкались, разговаривали с ней сухо, и в конце концов Олеся не выдерживала и срочно меняла свои планы.
Правда, потрясения эти остались в прошедшей юности. В последние годы у Олеси редко обнаруживались другие планы на субботу. Она даже придумала себе такую отмазку: принесла собственное семейное счастье в жертву родительскому капризу. Ведь сколько романтических свиданий сорвалось из-за этих обедов!
За последний месяц, а особенно после переезда в Москву, она пропустила сразу несколько родительских суббот, и потому отношения с родителями были натянутые. Ведь она так ничего и не рассказала им о переменах в своей жизни, а в телефонных разговорах все выглядело так, что она по-прежнему живет в Питере. Теперь же предстояло во всем признаться, а вдобавок попросить родителей об очень большом одолжении. И Олеся отчаянно трусила, когда прямо с самолета ехала на субботний обед.
Приехала она раньше положенного часа, в полдень. Мать, увидав Олесю в дверях квартиры, разом нахмурилась, спросила:
– Ты что, не спишь по ночам?
– Сплю, – рассеянно произнесла Олеся. В душе у нее все сжималось и переворачивалось от страха.
Мать попыталась задействовать ее на кухне, но из этого мало что вышло хорошего. Все падало, разбивалось, проливалось у нее в руках. Сев за стол, Олеся поняла, что не в состоянии проглотить и крошки. Мать через минуту тоже отставила тарелку и приказала дочери:
– Говори, что случилось-то?
– Лучше вы сначала поешьте, – бледно улыбнулась ей и отцу Олеся.