Сердце Рэйфа всегда принадлежало морю. В своё время он с гордостью и упоением командовал таможенным судном. Но, с окончанием войны против Франции, очень много этих кораблей было списано, включая и судно Мортмейна. Теперь Рейф был прикован к суше и ненавидел это.
Если бы он очистил берег от контрабандистов, которые стали проклятьем этого побережья в последнее время, то мог бы получить еще один шанс занять лучшее место в таможенном департаменте. Ланс почувствовал себя виноватым за все те ночи, когда он вовлекал Рейфа в бесплодные поиски пропавшего меча. Все это время Мортмейн не выполнял своих прямых обязанностей.
Ланс попытался извиниться, чтобы выразить хоть часть своей признательности за помощь, но, как обычно, Рейф не принял эти извинения, и Ланс был вынужден замолчать.
Они стояли в дружеском молчании, передавая друг другу флягу бренди и глядя на бурлящую воду.
Лансу нечасто удавалось ощущать такое, но он не мог перестать удивляться естественности дружбы с Рейфом Мортмейном. Удивляться не из-за древней вражды, а больше потому, что он очень мало знал об этом мужчине.
Они провели вместе одно лето, когда были мальчишками. Тогда Рейфу исполнилось шестнадцать, и он, наконец, собрался приехать в Корнуолл в поисках наследства. Он вел трудную жизнь, о которой Ланс мало знал. Брошенный Эвелин Мортмейн в Париже во время ужасов Французской революции, Рейф каким-то образом выжил, только чтобы узнать, что его мать давно мертва. Эвелин была последней из Мортмейнов, и у Рейфа не было других родственников.
Вопреки вражде между их семьями, осиротевший мальчик был быстро принят отцом и матерью Ланса. А сам Ланс ходил хвостом за задумчивым юношей как обожающий его щенок. Но все это внезапно закончилось после несчастного случая, когда Ланс чуть не потерял жизнь, а Рейф отправился в море, даже не попрощавшись.
Ланс, в конечном итоге, начал свою карьеру в армии, и их дороги больше не пересекались, до недавнего времени, когда Рейф вернулся в Корнуолл. Ланс был удивлен, как легко они возобновили свою дружбу даже вопреки прошедшему времени.
"Почему?", - спрашивал себя Ланс. Потому что он мог расслабиться с Рейфом, быть самим собой? Ни напоминаний о его неудачах, ни излишних ожиданий, ни разочарований. Или их объединял мятежный дух, часто мучивший их обоих? Они оба скитальцы. Ланс знал, что даже сейчас они рассматривали далекий горизонт одинаково голодным взглядом.
Ланс подтолкнул Рейфа, указывая на участок пляжа, который был в этот момент скрыт пенящимся морем, жадно лижущем землю.
- Помнишь, как мы обычно состязались здесь, когда были мальчишками, и когда не было прилива?
- Ты состязался, - ответил Рейф. - Как я припоминаю, я просто пытался отвязаться от тебя. Дьявольский маленький паразит, всегда следующий за мной на этом пони, которого ты так оптимистично звал Чарджером.
- Чарджер! - Ланс замечтался с мягкой улыбкой. - Я почти забыл его. Он был благородным конем.
- Он был толстым бездельником.
- Достаточно боевым, чтобы не отставать от тебя, Мортмейн. Пока ты не уносился на своем коне так быстро, как только мог. Кроме того, ты не мог питать такое отвращение к моей компании, как ты заявляешь. Ты спас меня из озера Мэйден в тот день, - Ланс всегда с большим удовольствием напоминал Рейфу об этом случае.
- Чертов щенок, - фыркнул Рейф. - Я предупреждал, если ты попытаешься плавать в этом застоявшемся озере, ты запутаешься в камышах.
- Боже, как ты ругался, когда должен был пройти вброд и освободить меня.
- Я испортил новую пару ботинок, которые мне подарила твоя мать. Я должен был позволить тебе утонуть. Представить не могу, почему не сделал этого.
Но губы Рейфа неохотно изогнулись в улыбке, отличающейся от его обычных ухмылок. Она ослабила жесткость его резких, чеканных черт, смягчила холодные серые глаза.
Это был тот редкий проблеск тепла, на которое Рейф оказывался способен. И Ланс боялся, что, как это ни печально, он был единственным, кто когда-либо видел это. Если бы Рейф не был всегда настороже, он мог бы быть более привлекательным в глазах жителей деревни. И, может, этого даже было бы достаточно для того, чтобы заставить людей забыть, что он носит проклятую фамилию Мортмейнов.
Но Рейф уже затеребил кончики усов, прячась за своей привычной вежливой маской.
- Итак, Сент-Леджер, - произнес он с подчеркнутой медлительностью, - какой бы очаровательной я не находил твою компанию, боюсь, я должен покинуть тебя. Поскольку у меня нет возможности унаследовать от кого-нибудь замок, я должен быть на службе.
- Что?! Преследовать контрабандистов средь бела дня? Неудивительно, что ты не поймал ни одного, - презрительно произнес Ланс, игнорируя насмешку Рейфа над своим наследством.
- Так случилось, что платный информатор дал мне ниточку. Поблизости есть фермер, который знает о местных контрабандистах больше, чем говорит.
- Ну, ты скажешь! Кто бы это мог быть?
- Эндрю Тейлор.
- Эндрю Тейлор! - воскликнул Ланс. - Нет, конечно, нет. Он один из моих арендаторов и слишком честен, чтобы сделать даже глоток контрабандного бренди. Я всегда считал его полностью заслуживающим доверия.
- А, ну, тогда у тебя есть прискорбная склонность доверять каждому, сэр Ланселот, - усмехнулся Рейф, пожав плечами. Он уже надел свой мундир с морскими латунными пуговицами. Это была часть официальной формы капитанов, которые командовали таможенными суднами, и Рейф уже, по правде говоря, не имел права надевать его.
Обеспокоенно нахмурившись, Ланс смотрел, как друг с любовью разгладил рукава.
- Рейф, разве у тебя не будет сложностей? - сказал Сент-Леджер нерешительно. - Твое занятие - не самое популярное. Таможенные офицеры часто сталкиваются с… с неожиданными несчастными случаями, а ты представляешь чертовски хорошую цель, разъезжая по деревне в этом мундире.
Рейф лишь улыбнулся на это предупреждение.
- Если я когда-нибудь буду найден лежащим лицом вниз с пулей в спине, то не из-за моей профессии, а, скорее, потому, что я презренный Мортмейн. Иногда я думаю, что был бы в лучшем положении, если бы перестал пытаться стать уважаемым человеком, а просто занялся делом, о котором всегда мечтал, когда мы были маленькими.
- Это каким же?
- Я собирался стать пиратом, помнишь?
- О, да, - Ланс засмеялся. - И в приступе великодушия ты даже обещал мне, что я смогу быть твоим юнгой.
- Предложение все еще в силе.
- Спасибо, - сказал Ланс сухо. - Когда мой отец вернется домой и обнаружит, что я потерял меч Сент-Леджеров, я смогу принять его.
Рейф, продолжая улыбаться, отвернулся, чтобы поднять ножны, в которых хранились его рапиры. Когда он повернулся снова, Ланс увидел, что его веселость исчезла, серые глаза вдруг стали решительны и серьезны.
- Не волнуйся из-за чертова меча, Ланс, - глухо сказал он. - Я… я помогу тебе вернуть проклятую штуковину.
Прежде, чем Ланс смог ответить, Рейф повернулся и зашагал по пляжу, направляясь к гостинице "Огонь дракона". Сдерживая улыбку и совсем не смущенный внезапным уходом друга, Сент-Леджер смотрел, как тот идет.
Рейфу трудно давалось проявление наиболее мягкой стороны своего характера. Ланс был и позабавлен, и тронут его грубой заботой, предложением помочь в поисках меча, хотя тот явно считал эти поиски бесполезными.
Ланс и сам начал терять надежду вернуть оружие, по крайней мере, обычными способами. Но, учитывая, кем он был, всегда существовал другой путь. Путь Сент-Леджеров. Ланс надеялся удерживать свою необычную семью подальше от этого дела. Но время пришло, подумал он безжалостно. У него больше не было другого выбора.
Глава 6
Замок Леджер располагался на самой вершине отвесных скал над морем. Средневековая часть старой крепости с высокими башнями отбрасывала тень на более современное крыло поместья. Но даже в новой части дома стены, казалось, давили на Ланса. Чрезмерно высокие, в соответствии с древними традициями, они напоминали ему об обещаниях, которые он не смог сдержать.
Избегая даже слуг, он заперся в библиотеке. Стены комнаты от пола до потолка покрывали полки с книгами, большинство из которых он не читал, ибо всегда был не в состоянии усидеть на одном месте достаточно долго. Ланс уединился здесь сейчас только потому, что знал: тут его станут искать в последнюю очередь, и он сможет выполнить свою задачу без помех.
Тяжкую задачу, от которой он совсем не получал удовольствия…
День был хмурым, и поэтому уже зажгли свечи. Ланс передвинул канделябр на массивном столе, который занимал один из углов комнаты. Мягкий свет разлился по бумаге, выхватил из темноты чернила и перо, ждущие его. В этой мирной обстановке только одна вещь нарушала гармонию. Подобно воину, неуместно выглядящему за партой в классной комнате, пустые ножны лежали на краю стола.
Ножны, которые должны были быть тяжелее на вес меча, - истинный символ неудачи Ланса. Он устало коснулся кожаных ножен, тоскуя, зная, что Рейф был прав.
Они искали везде. Но, казалось, будто вор появился в дымке морского тумана и точно также исчез, забрав с собой меч Сент-Леджеров. Оружие нельзя было вернуть обычным способом. И Ланс собирался попросить помощи, как бы это ни раздражало его.
Существовала одна дальняя родственница, дочь Адриана Сент-Леджера, которая уехала в Ирландию, после того как вышла замуж за своего избранного супруга. Мэв О'Донелл, как говорили, обладала силой, очень похожей на силу дедушки Ланса, - способностью определять местоположение потерянных вещей.
Дар Мэв был единственной оставшейся у Ланса надеждой, хотя ему придется признаться, что он по глупости потерял меч. Слухи об этом, конечно, дойдут до других Сент-Леджеров и, в конечном счете, наверняка достигнут ушей его отца.
Ланс становился больным от стыда при одной мысли об этом, хотя и не понимал, почему мнение отца продолжало иметь для него значение. Как будто Анатоль Сент-Леджер когда-нибудь мог ожидать чего-то лучшего от своего старшего сына.
Вздохнув, Ланс уселся за стол и потянулся за чистым листом пергамента. Несомненно, это письмо было самым трудным из всех, которые он когда-либо писал. Он яростно боролся со своей гордостью при каждом движении пера.
Обмакнув перо в чернильницу, Ланс заставил себя начать.
"Моя дорогая Мэв!
После стольких лет ты вряд ли вспоминаешь обо мне иначе, чем как о раздражающем маленьком кузене, который однажды засунул змею в твою сумочку, но…"
Дверь в библиотеку распахнулась, испугав Ланса так, что он едва не размазал чернила по странице. Он с раздражением поднял глаза и увидел входящего в комнату брата.
- Проклятье, Вэл, - зарычал Ланс. - Никогда не пробовал стучать?
Но Вэл не обратил внимания на его недовольство. Он даже не побеспокоился снять свои забрызганные грязью сапоги или запятнанный кожаный плащ для верховой езды. Закрыв за собой дверь, он направился прямо к Лансу. Его решительные шаги были не совсем четкими из-за больной ноги.
- Я только что вернулся из деревни, Ланс, - объявил Вэл без предисловий, наклонившись над столом. - Она велела приготовить лошадей. Она собирается уехать завтра.
Ланс напрягся. Ему не нужно было спрашивать, кого Вэл имеет в виду.
Розалин… уезжает. Эту новость Ланс должен был бы выслушать с радостью. Но странное чувство пронзило его, как будто холодные пальцы обхватили его сердце и сжали. Не обращая внимания на боль, он продолжил писать письмо.
- Черт побери, Ланс! Ты слышал меня? - требовательно заговорил Вэл. - Я сказал, что леди Карлион…
- Уезжает, - перебил его Ланс, не открывая взгляд от бумаги. - Итак, что ты хочешь, чтобы я сделал с этим? Послал ей цветы и пожелал удачи?
- Нет, проклятье! - Вэл хлопнул ладонью по столу так сильно, что едва не опрокинул чернильницу. - Я хочу, чтобы ты пошел и увиделся с ней. Сейчас! Пока еще не слишком поздно.
- Слишком поздно для чего? - поинтересовался Ланс, осторожно переставляя чернильницу вне пределов досягаемости Вэла. - Для того, чтобы дать этой дьявольской женщине еще один шанс сломать мне нос? Она почти преуспела в последний раз.
- И я совершенно уверен, что ты заслужил это.
- Весьма возможно, это так, - Ланс заставил себя беспечно пожать плечами. - Ты знаешь, как я веду себя с женщинами.
- Да, слишком хорошо знаю. Ты дразнишь, ты флиртуешь, ты мучаешь. Ты пытаешься соблазнить. Но почему-то я думал, что ты будешь другим с Розалин.
Ланс продолжал писать свое письмо, но внутри корчился от боли под укоризненным взглядом Вэла. Почему-то он тоже думал, что сможет быть иным с Розалин. Его сладкой и нежной девушкой. Его Владычицей Озера.
Но это едва ли имело значение, потому что она, наконец-то, уезжала. И Ланс чувствовал облегчение. И только тот факт, что Вэл шагал взад и вперед перед столом, возвращал Ланса в привычное состояние дьявольского напряжения.
- Святые небеса, - сказал Вэл. - Ты не можешь просто остаться здесь и позволить этой женщине ускользнуть от тебя. Твоей избранной невесте, леди, для любви к которой ты был рожден.
- Если верить Эффи Фитцледжер, - напомнил Ланс своему брату.
- Если верить твоему сердцу. Сент-Леджеры всегда знают, когда они находят свою единственную истинную любовь. Ты будешь рассказывать мне, что ничего не чувствовал, когда был с Розалин?
Ланс сморщил нос.
- Да, я чувствовал. Боль. Очень сильную боль.
И ошеломляющую потребность коснуться ее, продолжать касаться ее…
Раздраженно нахмурившись, Ланс вернулся к письму. Он поздравил себя с выполнением тяжелой задачи, чему не помешали даже сетования Вэла.
Пока не посмотрел на нижнюю часть страницы, обнаружив, что там, где должна была быть его подпись, он бессознательно написал другое имя.
Розалин.
Свирепо выругавшись, Ланс смял бумагу в комок, вскочил на ноги, бросился к камину и предал свою неудачную попытку огню, зажженному, чтобы немного обогреть комнату.
К его глубочайшему раздражению, Вэл последовал за ним, как надоедливая колючка, прицепившаяся к фалдам сюртука.
- Почему ты не пойдешь хотя бы увидеться с ней, Ланс? И, наконец, извиниться за то, что ты сделал что-то, что расстроило ее. Чего ты боишься?
Неожиданный вопрос на мгновенье застал Ланса врасплох, но он быстро пришел в себя.
- Я ничего не боюсь, - сказал он, хватая кочергу и вороша ею почти погасшее пламя. - Розалин Карлион может размахивать своим маленьким кулачком сколько пожелает, но, думаю, я могу защитить себя от женщины.
- Особенно с тех пор, как ты научился оставлять свое сердце вне игры. Ты боишься, что Эффи ошиблась? Или чего-то еще?
- Нет, я чертовски уверен, что она ошиблась, - Ланс пронзил своего брата сердитым взглядом. - Розалин даже не хочет меня. Она хочет какого-то… какого-то проклятого глупого рыцаря в сияющих доспехах. Сэра Ланселота дю Лака!
Ланс попытался фыркнуть, но обнаружил, что ему это не под силу. Странно, что его все еще так сильно терзало явное предпочтение, отдаваемое Розалин призрачной легенде, которую он создал для нее.
- Ты должен был слышать ее пламенное описание великого героя. Когда она говорила, я даже не был уверен, меня ли она встретила той ночью?
- Тогда иди и скажи ей правду.
- Это показывает, как хорошо ты знаешь женщин, Святой Валентин, - язвительно ответил Ланс, запихивая кочергу обратно в железную подставку. - Они не хотят правды. Они хотят сказок, а у меня нет времени для этой проклятой чепухи. У меня есть более важные дела.
- Что может быть важнее, чем женщина, которую ты должен любить вечно?
- Как насчет меча, который я не так давно поклялся защищать? - Ланс схватил пустые ножны и потряс ими перед носом брата. - Или ты совсем забыл об этом? Даже с помощью Рейфа я не…
- Рейфа? Рейфа Мортмейна? - перебил Вэл. - Ты позволил ему помогать в поисках меча?
- Да, и что из этого? - спросил Ланс, сердито глядя на него.
- Н-ничего, - сказал Вэл, хотя его брови озабоченно нахмурились. Как бы то ни было, он быстро вернулся к вопросу о Розалин.
- Ланс…Если ты потеряешь свою избранную невесту, тебе уже не нужно будет использовать меч.
- У меня нет никакой проклятой нужды использовать его сейчас, - Ланс бросил ножны обратно на стол. Настойчивость брата досаждала его и без того растрепанным нервам. - Я вернулся в Замок Леджер не для того, чтобы пасть жертвой какой-то отвратительной легенды.
- Тогда зачем ты вернулся?
- Черт его знает! - Ланс снова подошел к столу, стиснув зубы. Брат последовал за ним.
- А как насчет проклятья, Ланс? - продолжал настаивать Вэл. - Ты знаешь, какие ужасные вещи случаются с теми Сент-Леджерами, кто отворачивается от их избранных супругов. Помнишь историю леди Дейдры?
- Да, она умерла, и ее сердце было похоронено под церковным полом. Думаю, я едва ли должен беспокоиться об этом. У меня нет сердца, - Ланс практически упал обратно на стул и положил перед собой еще один лист пергамента. Если бы у него было хотя бы пять минут покоя, он смог бы написать новое письмо. Но это казалось практически невозможной задачей, когда брат слонялся около него.
- Значит, ты решил позволить величайшему чуду, которое только может быть в жизни Сент-Леджера, исчезнуть из твоей жизни? - недоверчиво спросил Вэл. - Ты не пошевелишь даже пальцем, чтобы остановить Розалин?
- Нет! - отрезал Ланс. - Если ты думаешь, что эта женщина такое чертово чудо, иди и… и сам ухаживай за ней.
Вэл побледнел.
- Разве ты не знаешь, как сильно я желаю, как часто я… Даже не соблазняй меня, Ланс, - сказал он хрипло.
- Значит, тебе так сильно не нравится Розалин?
- Боже мой, нет. Она ангел. Что заставляет тебя спрашивать меня о таких вещах?
- Потому что я думаю, что ты должен сильно ненавидеть несчастную леди, - ответил Ланс, - чтобы желать ей выйти замуж за такого ублюдка, как я. Ты знаешь, я никогда не бываю порядочен с женщинами. Я никогда не был верен ни одной из них.
- Кроме Аделы Монтерой, - начал Вэл, но Ланс перебил его с хмурым видом.
- Оставь это, Вэл, - мягко предупредил он. - Оставь меня.
Вэл смотрел на него в течение нескончаемого мгновенья, в его глазах сквозило желание высказать все то, что терзало его душу. Но он сжал губы и заковылял к двери.
- Я никогда не смогу понять тебя, Ланс, - остановившись на пороге, добавил Вэл с редкой для него обидой. - Ты всегда был благословлен так многим. И все-таки я никогда не видел человека, так решительно отказывающегося от этого.
Он вышел. Тихий щелчок каким-то образом заставил чувствовать Ланса свою вину сильнее, чем если бы брат хлопнул дверью.
Ланс сжал зубы, возвращаясь обратно к письму, пытаясь выкинуть разговор с Вэлом из головы. Но тишина, в которой еще минуту назад он так сильно нуждался, казалось, стала оглушительной, с трудом получалось связать вместе пару слов. Ланс бросил ручку с раздраженным проклятьем и опустил голову на руки.
"В этом вся великая ирония моего существования", - подумал он. Ланс провел большую часть своей жизни, пытаясь вывести брата из себя, делая все возможное, чтобы тот был о нем невысокого мнения. И все-таки не было никого, чье неодобрение тревожило бы его больше.