Сьюзен окончила Техасский университет, а потом кинематографические курсы в Лос-Анджелесе. Ты тоже высокообразованный человек. Мама окончила колледж. Триш и Джилл четыре года обучались в Южном методистском университете. Но Марти не закончил даже средней школы. Марти каждый день слышал реплики, комментарии, шутки, которые абсолютно не понимал.
Я хочу сказать, что смотрим мы, например, по телевизору повторный показ старой программы "Субботняя ночная жизнь", а он хватает меня за руку и спрашивает, над чем это я смеюсь и что все это значит. "Летающий цирк Монти Пайтона" был для него как темный лес. Однако Марти был вполне способен пойти посмотреть "Прошлым летом в Мариенбаде" и очень внимательно следить за происходившим на экране, а потом пересказать мне сюжет.
Сейчас это уже не имеет значения. За исключением одного. Я понимала и любила Марти, что бы там ни говорили другие. Между нами происходило то, что другим было не дано понять.
Но как только мама покинула "Голден дор" и мы вылетели из Сан-Диего в Лос-Анджелес, Марти тут же окружил маму заботой и вниманием. Мама же принимала его внимание как должное. Словом, все было точь-в-точь как в Каннах.
И чем сильнее мама хотела, чтобы Триш и Джилл переехали в ее дом в Беверли-Хиллз, тем активнее пытался убрать их с дороги Марти. Причем делал он это не специально. Просто он имел больше влияния на маму. Она действительно к нему прислушивалась. Джилл и Триш были для нее как сестры. Я тоже была для нее как сестра. А Марти был ее боссом.
Марти с самого начала взял все под жесткий контроль. И уже через пять дней после маминого возвращения он переехал в отведенные ему комнаты в нашем доме в Беверли-Хиллз.
А теперь позволь мне описать тот дом. Дом расположен в равнинном районе Беверли-Хиллз, и он очень старый и действительно огромный: с кинозалом в подвальном помещении, бильярдной, сорокафутовым бассейном и апельсиновыми деревьями вокруг. Дядя Дэрил купил его для мамы еще в шестидесятых. Но мама не захотела там жить. И поэтому дядя Дэрил все эти годы его сдавал. Он так хитроумно составил договор аренды, что арендаторам пришлось купить ковры, обстановку и перестроить бассейн. В результате мама получила калифорнийскую недвижимость стоимостью три миллиона долларов, с полностью оборудованной кухней, коврами от стены до стены, гардеробными в зеркалах, автоматической системой полива сада и включения освещения.
Но дом ни в коем случае нельзя назвать красивым. Он далеко не так красив, как наша римская квартира или вилла на Сент-Эспри. В нем нет очарования твоего захламленного викторианского особняка в Сан-Франциско. На самом деле дом в Беверли-Хиллз представляет собой ряд отсеков, выкрашенных в дизайнерские цвета, со специальным краном на кухне, из которого круглые сутки идет кипяток для кофе.
И все же мы были в полном восторге. Мы упивались бьющей через край роскошью. Мы лежали в патио под грязно-синим небом в укутанном смогом Лос-Анджелесе и говорили себе, что все хорошо.
И те первые несколько недель мы действительно чертовски хорошо проводили время.
Марти каждое утро отвозил маму на работу и во время съемок ни на минуту ее не оставлял, иногда прямо на месте переписывая для нее слова роли. А потом сидел возле нее во время обеда, заставляя съесть все, что на тарелке. И только около восьми на вахту заступали Джилл и Триш, которые тут же укладывали ее в постель и разговаривали с ней или вместе смотрели телевизор до девяти часов, пока она не засыпала.
И тогда мы с Марти, наконец оставшись вдвоем, запирались в его или моей спальне. Сидя рядышком на кровати, мы читали сценарий "Полета с шампанским", потом обсуждали его и говорили, что хорошо, а что плохо и все такое.
Марти взял на себя обязательства снять как минимум тринадцать часовых серий, и он твердо намеривался успеть как можно больше до премьеры, намеченной на сентябрь. Иногда он даже собственноручно полностью переписывал сценарий.
К июлю я уже вовсю ему помогала. Я читала вслух материалы во время ланча или пока он брился, а иногда писала текст заново. Я давала ему советы относительно особенностей характера кинозвезды, которую должна была играть мама. Я даже написала целую сцену для третьей серии. Не знаю, видел ли ты ее, но получилось неплохо.
Под конец Марти уже просто говорил мне: "Послушай, Белинда, будь добра, сократи это до двух страниц". И я сокращала, а ему только и оставалось, что вставить новый вариант.
Мне ужасно нравилась такая жизнь. Мне нравилось работать, учиться новым вещам, смотреть, как на моих глазах рождается шоу. У Марти было четкое представление о том, как надо делать, но ему не хватало словарного запаса для выражения своих идей. Тогда я садилась просматривать журналы, показывая ему то одно, то другое, пока он не говорил: "Вот-вот. Именно то, что надо". А когда он наконец нашел хорошего художника-постановщика, дело пошло.
Иногда мы уезжали из дому сразу после обеда. Мы вместе отправлялись на студию и работали до двух или до трех. И никто, похоже, не обращал внимания на то, что между нами происходит, и эти отношения настолько меня затянули, что о себе я практически не думала.
Понимаешь, ведь после Каннского фестиваля прошло только несколько месяцев, и дел у нас было по горло.
Затем в один прекрасный день, вернувшись домой, я увидела Блэра Саквелла, вырядившегося в серебристый спортивный костюм и серебристые теннисные туфли, что, по правде говоря, было вполне в его стиле, хотя и делало его похожим на обезьянку на плече шарманщика. Увидев меня, Блэр вскочил с дивана и спросил, почему я всем отказываю после своего триумфального дебюта в Каннах.
Триш с Джилл явно смутились. Но в последнее время Триш с Джилл постоянно смущались.
Блэр сказал, что один продюсер даже звонил Джи-Джи в Нью-Йорк, поскольку уже отчаялся со мной связаться. И неужели мне не хочется стать второй Гретой Гарбо?! И это-то в пятнадцать лет!
Я ответила Блэру, что никто мне ничего не предлагал, по крайней мере о подобных предложениях мне ничего не известно, но Блэр только усмехнулся. Он передал мне привет от папы и сообщил, что у Олли Буна премьера мюзикла в Нью-Йорке, а иначе папа тоже сейчас был бы здесь.
Хотя больше всего Блэра, естественно, волновало, удастся ли ему уговорить маму снова сняться для рекламы "Миднайт минк". Может быть, я буду так добра и поговорю с ней? Ведь никого и никогда не приглашают во второй раз сняться для "Миднайт минк". Только мою маму - единственную и неповторимую.
Я вышла в другую комнату и вызвала Марти на разговор. Интересно, он в курсе, что меня приглашают сняться в кино? Он, естественно, сказал "нет", конечно, он ничего не знал, но я-то прекрасно знала - разве нет? - что дядя Дэрил высказался решительно против моего участия в "Полете с шампанским". И я ведь знала об этом. Разве нет? Он полагал, что да. Неужели, мне настолько плохо? Что происходит? Я должна была сказать ему прямо сейчас.
- Успокойся, Марти, - сказала я. - Я ведь только спросила.
Потом я позвонила дяде Дэрилу, который уже успел вернуться в Даллас и находился сейчас в своем офисе, и он сказал мне, что велел агенту моей мамы Салли Трейси держать подальше от меня всех продюсеров. Он дал Салли четкие указания не тревожить Бонни звонками по поводу моего участия в съемках. Бонни нельзя волновать по пустякам. И вообще лучше бы все поскорее забыли об этом деле с "Концом игры".
И тогда я позвонила Салли Трейси.
- Белинда, солнышко!
- Вы ведь не мой агент. Разве не так? - спросила я ее. - Вы что, действительно заворачиваете назад предложения для меня?
- Понимаешь, дорогая, Бонни не хочет, чтобы тебе докучали все эти люди. Дорогая, а ты знаешь, какого рода предложения тебе поступают? Солнышко, а ты хоть когда-нибудь видела фильмы, где эксплуатируется детская тема?
- Если еще будут звонки для меня, то я хотела бы знать. А еще я хотела бы знать, есть ли у меня агент. Я хотела бы, чтобы мне сообщали подобные вещи.
- Конечно, как тебе будет угодно, солнышко. Я, конечно, отдам распоряжение своему секретарю ставить тебя обо всем в известность.
Я положила трубку, и в душе у меня появилось странное чувство: какой-то внутренний холод. Однако я не знала, что делать. Откровенно говоря, мне нравилось работать с Марти. И я была счастлива. Мне хотелось быть только рядом с ним и больше нигде. Но они должны были сказать, что собираются делать. Я вовсе не хотела сердиться на них и тем не менее жутко разозлилась.
Тем же вечером у меня состоялся разговор с Марти.
- Ты хочешь, чтобы я снялась в твоем сериале? Хотя бы в эпизодах? - спросила я.
- Да, поначалу действительно хотел. Но, Белинда, внимательно выслушай меня! И наберись терпения. Сейчас я работаю над образом твоей мамы. И зачем понапрасну тратить силы, держа тебя на заднем плане? Самое умное - дождаться подходящего момента, посмотреть, как примут сериал, а потом ввести тебя в эпизод, - произнес Марти (а я буквально видела, как крутятся колесики у него в голове) и продолжил: - У меня уже есть парочка неплохих идей. Но речь идет, скажем, о ноябре, и, думаю, я знаю, что хочу сделать.
Его слова привели меня в некоторое замешательство, поскольку на самом деле я была абсолютно счастлива. Мне нравилось работать с Марти, и, кроме того, я не знала, каково это - быть занятой в сериале. То есть мне хотелось сниматься только в художественных фильмах. И я снова почувствовала странный холод в душе.
На следующий день по дороге на студию я спросила маму, не возражает ли она против моего участия в съемках сериала. Мне хотелось бы сыграть в эпизоде. Мы ехали в лимузине "Юнайтед театрикалз", и Марти, как всегда, сидел рядом с мамой и обнимал ее за плечи, я же расположилась напротив, на откидном сиденье возле телевизора, который никто никогда не включал.
- Конечно нет, солнышко, - сонным голосом ответила мама, смотревшая в окно на жалкие облезлые дома пригорода Лос-Анджелеса, словно это не было самым безрадостным зрелищем на свете. Потом, словно очнувшись, она сказала: - Марти, разреши Белинде участвовать в съемках. Договорились? Впрочем, Белинда, - эти слова уже были обращены ко мне, - теперь ты можешь пойти учиться в школу. Ты ведь всегда хотела. Там ты познакомишься с мальчиками своего возраста. Голливудская средняя школа вполне подойдет. Разве все дети не мечтают о том, чтобы учиться в школе?
- Не уверена, мама. Мне кажется, что школа уже не для меня. И я еще не знаю, что буду делать в сентябре. Может быть, буду сниматься в кино. Мама, ты меня понимаешь?
Но мама уже снова уставилась в окно, и мысли ее опять были где-то далеко. Казалось, ее абсолютно ничего не волновало. И так всегда. Она будет вялой и сонной до тех пор, пока не ступит на съемочную площадку "Полета с шампанским".
- Делай, что хочешь, солнышко, - произнесла она минуту спустя, словно мои слова только сейчас дошли до нее. - Снимайся, ради бога, в "Полете с шампанским". Это замечательно.
Я сказала маме большое спасибо, а Марти наклонился ко мне, погладил меня по ноге и поцеловал. Вполне возможно, что я не придала бы этому никакого значения, но, когда Марти снова откинулся на сиденье, я неожиданно увидела выражение маминого лица.
Мама пристально смотрела на меня, и взгляд ее был твердым и напряженным. Словно весь наркотический туман на секунду рассеялся. И когда я улыбнулась, она не улыбнулась в ответ. Она уставилась на меня, будто собиралась что-то сказать, а потом, медленно повернувшись, перевела глаза на Марти, который явно ничего не заметил, так как смотрел на меня. Затем мама опять устремила сонный взгляд в окно.
"Да уж, не слишком благоразумно, Белинда, - подумала я. - Не стоит привлекать внимание к тому факту, что вы с Марти любовники". Придется как-то самой выходить из положения. Хотя, скорее всего, мама ничего и не заметила. Она, наверное, как всегда, думала о чем-то своем. Я хочу сказать, что когда дело касалось меня, то мама никогда ничего не замечала. Или я не права?
Ладно, короче говоря, тогда я думала именно так.
А через несколько дней в Лос-Анджелес нагрянула Сьюзен. Она с ревом подкатила к дому на белом "кадиллаке", на котором приехала аж из Техаса, потому что, по ее словам, ей надо было подумать и, сидя за рулем, поговорить самой с собой насчет бразильского фильма.
Я была в полном замешательстве, поскольку не хотела расставаться с Марти. Но не успела я сесть к ней в машину, чтобы отправиться в "У Муссо и Фрэнка", как снова передумала. Нет, мне придется оставить Марти ради бразильского фильма. Не вопрос. Если я этого не сделаю, то грош мне цена. Актриса я или нет?! Естественно, я ни словом не обмолвилась Сьюзен насчет Марти. И естественно, не сказала ей, что дядя Дэрил попытается мне помешать. Но я была уверена, что мама точно меня отпустит.
Пока мы ели, Сьюзен, стараясь перекричать стоящий в ресторане шум, говорила о кинокартине. Она должна быть просто потрясающей. Обо мне тоже подумали. У меня будет амплуа инженю, и ведь я все же дочь Бонни. А вот с Сэнди проблема. На роль, которую должна была играть Сэнди, они хотят пригласить "кассовую" актрису.
- И что, ты им уступишь? - спросила я.
- Придется. Ничего, Сэнди переживет, а я раскручу ее, как только немножко укреплюсь. Сэнди все понимает.
В тот вечер Марти терпеливо слушал болтовню Сьюзен. Он тут же устроил ей встречу в "Юнайтед театрикалз". А когда дверь спальни закрылась, он сказал:
- Ты не должна мне изменять там, в Бразилии.
- Хорошо, - ответила я. - Но ты, в свою очередь, не должен мне изменять здесь, в Старлетвилле. Договорились?
- Солнышко, неужели у тебя могут быть хоть какие-нибудь сомнения?
Он казался тогда таким искренним, таким любящим, и я решила, что он всегда был и будет на моей стороне.
Но в "Юнайтед театрикалз" проект Сьюзен полностью зарубили. Чересчур много рисков, решило студийное начальство. А Сьюзен еще слишком молода, чтобы быть и продюсером, и режиссером одновременно. Но у них было для нее предложение: контракт на постановку трех телефильмов по уже имеющимся сценариям.
Как я и предполагала, Сьюзен была раздавлена. Когда я приехала в отель в Беверли-Хиллз, чтобы проведать ее, она читала сценарии, пила чай со льдом, курила сигарету за сигаретой и делала пометки на полях.
- Примитивно, как грабли, - сказала она. - Но я не собираюсь отказываться. Ведь Спилберг тоже делал телефильмы для "Юниверсал". Ладно. Пойду таким путем. Они даже согласились занять Сэнди в одном из фильмов. Итак, хотя бы одну проблему удалось утрясти. Но вот для тебя, Белинда, здесь ничего нет, словом, ничего стоящего. Ничего такого, что я планировала.
- Сьюзен, придется подождать до Бразилии, - вздохнула я.
А она посмотрела на меня так, словно какая-то мысль вертелась у нее в голове или она что-то пыталась сформулировать, но промолчала. А потом просто сказала "ладно", и все.
Уже позже, в телефонном разговоре, Марти заявил, что она поступила очень умно.
- К ней сейчас присматриваются. Если у нее появится действительно хорошее коммерческое предложение, ее с удовольствием выслушают. Ей только надо вести себя поаккуратнее. И не болтать лишнего, пока она не сделает те три фильма или не придумает нечто действительно взрывное.
Он все говорил, а я молчала, но в уме прокручивала все до мельчайших деталей. Сьюзен наверняка сработается с людьми с киностудии. Я же останусь с Марти, причем теперь мне вовсе не обязательно рассказывать Сьюзен о нашем романе. Более того, на бразильском фильме тоже еще не поставлен жирный крест.
- Запомни, Белинда. Мы обязательно сделаем это, - заявила мне на прощание Сьюзен.
Я ответила ей, что она всегда может на меня рассчитывать. Если придется сорваться, а ехать будет не на что, при таком раскладе у меня полно денег в дорожных чеках и я могу отправиться в Бразилию за свой счет. Но она, только улыбнулась в ответ.
- Есть еще одна вещь, которую мне хочется сказать тебе перед отъездом, - произнесла Сьюзен. - Последи за собой, когда ты с Марти.
Я глупо вытаращилась на нее, но промолчала. Мне было даже страшно подумать, что она знает о моей связи с мужчиной, подбившим наш фильм. Как я могла ей объяснить?
- В Каннах ты заставила их визжать от восторга, - продолжила Сьюзен. - А теперь посмотри на себя. Ты готовишь этому парню кофе, выбрасываешь окурки из его пепельницы, сопровождаешь его на работу и с работы и ни на секунду от него не отходишь, чтобы в случае чего дать ему "клинекс" подтереть сопли.
- Сьюзен, я здесь только два месяца. И ты не понимаешь…
- Не понимаю что? - поинтересовалась она. - Что ты запала на этого парня и начала трахаться с ним еще в Каннах? Я тебя не осуждаю, Белинда. Я вижу его насквозь. Он вполне искренне к тебе относится, хотя, конечно, боится до мокрых штанов, что твоя мама или те две подружки-веселушки из сестринства его застукают. Ладно, проехали. Но я просто хочу тебе сказать, Белинда, что ты не должна забывать о том, кто ты есть. Допустим, что ты еще ребенок и всего-навсего стараешься получить удовольствие от жизни, но именно о своей жизни тебе и не мешало бы подумать. Скажи, ты хочешь стать кем-то или просто быть чьей-то подружкой?
Затем она села в свой "кадиллак", и машина с ревом умчалась прочь, чуть не снеся по дороге автоматические ворота. Я стояла и думала: "Она знала, знала с самого начала".
И я должна тебе еще кое-что сказать. В следующий раз меня спросили о моей жизни: кем я хочу стать и что собираюсь делать - годом позже в Сан-Франциско, и спросил меня об этом ты, когда мы впервые обедали вдвоем в "Палас-отеле". Ты тогда посмотрел на меня совсем как Сьюзен и поинтересовался, как я представляю себе свое будущее.
Но в любом случае Сьюзен исчезла с горизонта, впрочем, так же как и Бразилия. А я балдела от Марти. И балдела от Америки. Но, честно говоря, больше всего я балдела от осознания того, что мне не надо больше заботиться о маме.
На Сент-Эспри Джилл с Триш справлялись замечательно, но необходимо было принимать миллион мелких решений, что оказалось для них непосильной задачей. Заниматься такой рутиной, как нанимать, увольнять обслугу, да к тому же руководить ею, приходилось нам всем втроем. И одна из нас постоянно была при маме.
Теперь бразды правления взял в свои руки Марти. И по мере того как Марти освобождал нас от одной обязанности за другой, становился все более очевидным тот факт, что он справляется гораздо успешнее нас. Это отнюдь не означало, что мы поощряли мамино пьянство. Мы просто-напросто не могли его контролировать. А вот Марти мог. И как веский аргумент в пользу установленных им жестких правил он выдвигал "Полет с шампанским".
И он снова сделал маму красивой и не позволял ей употреблять спиртное. И чем больше он холил и лелеял ее, тем больше расцветала мама. Мама определенно стала именно такой, какой всегда хотела быть.
Конечно, в методах ее возрождения была значительная доля чисто калифорнийской дребедени, якобы способствующей самоусовершенствованию: это одержимость физическими упражнениями и здоровой пищей, вегетарианством, медитацией и один бог знает какой еще дрянью, направленной на то, чтобы вы жили долго и счастливо и чувствовали себя достойным членом общества. И тем не менее в результате моя мама стала самой настоящей предводительницей амазонок, которая с легкостью выдерживала непрерывные съемки, интервью и появления на публике, которые, на мой взгляд, были гораздо тяжелее самих съемок.