- Вовсе нет. Послушай меня, Рембрандт, я на твоей стороне. Но ты правильно сделал, что все спалил. Слышал когда-нибудь о брате Бонни Дэриле? Ты оглянуться не успеешь, как он будет у тебя на хвосте! А в "Юнайтед театрикалз" уже поступают звонки представителей Общества за моральный образ жизни.
- А вы точно знаете?
- Марти сам мне это сказал! В перерыве между цыганскими проклятиями и бандитскими угрозами. Они обзванивают связанные с ними радиостанции по всему Библейскому поясу. Что за бред они там несут насчет того, что Бонни сама разрешила дочери сбежать? Иди-ка ты лучше домой и постарайся сделать так, чтобы не осталось никаких доказательств, что вас с ней связывает нечто большее, чем просто искусство и те розовые сопли, которые ты размазал по каталогам к выставке.
- Я уже все сделал. Но думаю, Джи-Джи прав. Вы слишком неосторожно себя ведете.
- О, ты такой душка. Истинная правда. - Блэр сунул руки в карманы и, зажав сигару в зубах, начал мерить шагами комнату. Затем он выплюнул сигару и сказал: - Но позволь мне кое-что тебе сказать. Я люблю эту девочку. И нечего так на меня смотреть, и, будь добр, попридержи язык. Ты ведь думаешь, я ненавижу Бонни, потому что она меня кинула. Ты, конечно, прав, но ненавидеть Бонни - все равно что ненавидеть плохую погоду. Я люблю эту маленькую девочку. Она выросла на моих глазах. Я качал ее на руках, когда она была совсем крошкой. Она милая и добрая, совсем как ее папочка, и всегда такой была. И никакая грязь не могла к ней прилипнуть. Я тебе больше скажу. И у меня были в жизни такие периоды, когда я сталкивался исключительно с мерзостью. Это бизнес, вранье на каждом шагу - словом, грязь и еще раз грязь. И знаешь, что я тогда делал?! Я поднимал трубку и звонил ей. Да-да, Белинде. Даже еще совсем крошкой она была личностью. Настоящей личностью. Во время вечеринок на Сент-Эспри мы уезжали вместе, она и я, и катались на ее чертовом мотоцикле. А еще разговаривали. Эти паразиты ее поимели. Что было почти неизбежно. Кто-то должен был за ней присматривать!
Блэр сделал глубокую затяжку, выпустил дым в комнату, а потом тяжело опустился в кресло возле окна, положив ноги в серебристых теннисных туфлях на бархатное сиденье кресла напротив, и погрузился в свои невеселые мысли.
Я ничего не сказал. На меня снова мутной волной нахлынула тоска, мучительная тоска, совсем как давеча на кухне моего дома и в коттедже в Кармеле. Господи, как же мне ее не хватало! И я страшно боялся за нее. Выставка имела триумфальный успех. Да, триумфальный, поскольку именно такой эпитет употребил осторожнейший из людей. Но где она? Почему она не здесь, чтобы разделить со мной успех.
Блэр наблюдал за мной сквозь клубы ароматного дыма.
- Ну а теперь, может, все же расскажешь, что произошло, когда Бонни заявилась сюда? - требовательно спросил он. - Так расскажешь мне все грязные подробности или нет?
Неожиданно раздался громкий стук в дверь. Затем еще и еще, словно за дверью стоял не один человек, а несколько.
- Нет, Джереми, - покачал головой Джи-Джи. - Не надо.
Я заглянул ему в глаза и снова увидел Белинду. А еще я увидел милого мальчика-переростка, который всегда говорил все, что думал.
Стук в дверь стал настойчивее. Но Блэр не обратил на него ни малейшего внимания. Он по-прежнему смотрел на меня в упор.
- Блэр, неужели вы не понимаете?! Все в прошлом. И мне больше нечего добавить. Я никому ничего не скажу. И надеюсь, что вы тоже.
- Джи-Джи, открой наконец эту сраную дверь, черт бы их всех побрал! - воскликнул Блэр.
Репортеры, столпившиеся в холле, размахивали утренними газетами. У них были свежие номера "Мира за неделю", утренние выпуски "Лос-Анджелес таймс" и нью-йоркского таблоида "Ньюс бюллетин".
- Вы видели последние статьи?
- Какие вы можете дать комментарии?
СИДЕЛКА РАССКАЗЫВАЕТ ВСЕ. БОННИ, ДОЧЬ И МУЖ - ЛЮБОВНЫЙ ТРЕУГОЛЬНИК. ПОРНОГРАФИЧЕСКИЕ ПОРТРЕТЫ ДОЧЕРИ БОННИ. ДОЧЬ БОННИ УБЕГАЕТ ОТ ОТЧИМА, ЧТОБЫ СПУТАТЬСЯ С ХУДОЖНИКОМ ИЗ САН-ФРАНЦИСКО. ЗВЕЗДА "ПОЛЕТА С ШАМПАНСКИМ" БРОСАЕТ ДОЧЬ-ПОДРОСТКА РАДИ МУЖА-ПРОДЮСЕРА. БЕЛИНДА ДО СИХ ПОР В БЕГАХ.
- Ну что, Рембрандт, похоже, ты получил первый укол.
3
Все утро напролет, пока очередь перед галереей на Фолсом-стрит, растянувшаяся на два квартала, становилась все больше, на меня, как из рога изобилия, сыпались новости - по радио и телевидению, в виде телеграмм на дверном пороге и звонков от Джи-Джи и Алекса по только что установленной частной линии.
Мне предоставили еще три дополнительные линии, но теперь моя история попала в руки таблоидов, и ситуация вышла из-под контроля. Она стала даже еще хуже, чем когда я получал звонки с угрозами аж из Новой Шотландии. Барбара - секретарша Дэна - теперь проводила в моем доме, так сказать, полный рабочий день, как автомат отвечая на звонки.
Началось. Скандал разрастался, как снежный ком. Сиделки, парамедики, шофер, которого Марти, кстати, уже успел уволить, двое моих соседей, видевших меня с Белиндой, с удовольствием продавали свои истории. Кинокритики раскопали запылившиеся записи о показе в Каннах "Конца игры". Телевизионщики и радиожурналисты, конечно, опасались пользоваться лексиконом из арсенала желтой прессы, но с каждым днем медийные агентства все более уверенно ссылались друг на друга. Новости о пожарах, наводнениях, политических событиях, естественно, никуда не делись, но мы стали сенсацией дня.
В утренних новостях показали репортаж из Лос-Анджелеса, где руководители "Юнайтед театрикалз" утверждали, что абсолютно не в курсе так называемого исчезновения Белинды - дочери Бонни, - как и проблем с прокатом "Конца игры".
Демонстрация "Полета с шампанским" начнется на этой неделе, как и запланировано, сказал представитель телекомпании. У них нет комментариев по поводу того, что их партнеры в южных штатах отказались от показа сериала.
Время от времени на экране появлялись наиболее "скромные" фрагменты картин: головка Белинды в вуали для Святого причастия, Белинда в боевой раскраске панка, на карусельной лошадке. Танцующая Белинда с девчоночьими косичками.
Телевизионщики атаковали машину дяди Дэрила, отъезжавшую от отеля "Беверли-Хиллз". Дэрил заявил через открытое окно буквально следующее: "Я могу сказать прямо сейчас, что, Господь свидетель, моя сестра Бонни не знала о том, что ее дочь живет с тем мужчиной в Сан-Франциско. И я не понимаю, почему выставку до сих пор не закрыли".
В свежем номере "Кроникла" была помещена сделанная в холле "Стэнфорд-корта" фотография Джи-Джи, Блэра и меня с такой подписью: "ЗНАЛА ЛИ БОННИ О РИСУНКАХ УОКЕРА?" Двое ребят из Хейта утверждали, что знают Белинду. Они охарактеризовали ее как "отвязную, безбашенную, забавную и очень душевную" и сказали, что она не появлялась на улице начиная с июня.
Когда в дневных новостях на пятом канале в прямом эфире показали мой дом, я встал, подошел к выходящему на улицу окну и увидел нацеленные на меня объективы видеокамер. Когда я вернулся на кухню, то по телевизору показывали уже отель "Клифт" в центре города, а репортер рассказывал о закрытии салона Джи-Джи.
Я переключился на другой канал. Прямой эфир из Лос-Анджелеса, и снова хорошо узнаваемое лицо Марти Морески. Щурясь от лучей яркого калифорнийского солнца, он что-то вещал репортерам, окружившим его на автомобильной парковке.
Я прибавил звук. Кто-то упорно звонил в дверь, и этот звон заглушал телевизор.
"Послушайте, вы ждете моих комментариев, - произнес Марти голосом с неистребимым налетом нью-йоркских улиц. - Так вот. Я тоже хочу знать, где она. Именно это я и хочу знать. И что мы имеем? А имеем мы восемнадцать картин, на которых она в голом виде. И расходятся эти картины по полмиллиона, как раз плюнуть, но где же сама Белинда? И не надо мне ничего говорить - послушайте, что я вам скажу! - Марти сложил пальцы пистолетом и направил на репортера. - Наши детективы прочесали всю страну, чтобы найти ее. Мы прямо-таки умирали от беспокойства. Бонни и понятия не имела, где ее дочь. И вот нате вам, какой-то клоун из Сан-Франциско говорит, что она с ним жила. И она согласилась на эти картины. Черта с два!"
- Я знал, что он выберет именно такую тактику, - произнес вошедший на кухню Дэн.
Дэн был небрит, рубашка мятая и грязная. Мы оба спали не раздеваясь, поскольку изнемогали от непрерывного прослушивания автоответчика и радио. Но Дэн уже успел отойти и больше на меня не сердился. Он сосредоточился на разработке стратегии.
"…пусть выйдет прямо сюда и открыто скажет, что она пропала! - вопил Марти. - А может, ее похитил какой-нибудь ушлый парень? И вот что получается. Этот всемирно известный детский писатель был занят исключительно тем, что рисовал каждую деталь ее анатомии! Думаете, он не знал, кто она такая?"
- Надо же, какой скользкий тип! Действительно скользкий, - заметил Дэн.
- Это открытый вызов, - сказал я. - Они меня предупреждали с самого начала.
Марти уже успел сесть в машину и поднял стекло. Лимузин с трудом пробился через толпу репортеров, тянущих к нему руки с серебристыми микрофонами.
Я снова взялся за пульт телевизора. Ведущая четвертого канала говорила: "…в полицейском управлении Лос-Анджелеса утверждают, что к ним не поступало заявления об исчезновении пятнадцатилетней Белинды Бланшар. Кстати сказать, Белинде сейчас уже семнадцать, но местонахождение девочки до сих пор не установлено. Ее отец, всемирно известный парикмахер-стилист Джордж Галлахер, сегодня утром подтвердил, что не знает, где его дочь, и готов искать ее".
Звонок входной двери теперь трезвонил не переставая. Затем трели звонка сменились глухим стуком.
- Не хочешь открыть? - поинтересовался Дэн.
- А вдруг это она? - спросил я.
Я осторожно отодвинул кружевную занавеску. На крыльце сгрудились репортеры, за ними с камерой наготове стоял телеоператор.
Я открыл входную дверь. Синтия Лоуренс держала в руках открытый номер "Тайм", попавший на журнальные стойки меньше часа назад. Синтию интересовало, видел ли я статью.
Я взял у нее журнал, хотя читать сейчас был просто не способен. На меня со всех сторон посыпались вопросы от стоящих на ступеньках и подъездной дорожке репортеров. Я огляделся по сторонам. Через дорогу от дома толпились зеваки, на углу околачивалась группа подростков, на балконе многоквартирного дома напротив - какие-то люди. Возле телефонной будки у бакалейной лавки прохаживались двое мужчин в костюмах. Копы? Возможно.
"Нет, она мне не звонила", - ответил я на вопрос, который едва расслышал. "Понятия не имею, где она", - сказал я другому репортеру. "Да, она была бы довольна. Я могу со всей ответственностью заявить, что она одобряла мои картины и они ей нравились".
И с этими словами я закрыл дверь. Синтия обойдется. Купит себе другой журнал. И, уже не обращая внимания на звонки и стук в дверь, я углубился в чтение журнала. Они поместили цветные фотографии всех картин "Белинда на карусельной лошадке" и еще одну, которую я в душе любил больше других, под названием "Белинда, любовь моя", где Белинда в летнем костюме стоит спиной к реке.
"Зачем надо было этому человеку, который широко известен миллионам читателям, рисковать своей репутацией уважаемого и обожаемого детского писателя ради подобной выставки? - вопрошал автор статьи. - Все это так же неприятно, как и откровенный эротизм картин, представление о которых можно получить на основании цветных фотографий пять на семь в хорошо и дорого изданном каталоге. Это рассказ о постепенно развивающемся безумии, когда на наших глазах Белинда становится объектом все более причудливых фантазий художника: "Белинда с куклами", "Портрет наездницы", "Белинда на карусельной лошадке", пока в конце концов не превращается в обворожительную женщину - "Белинда в постели моей матери", - и все для того, чтобы стать объектом неслыханного насилия, сцена которого очень точно передана автором на одной из картин серии "Художник и натурщица", где художник с неоправданной жестокостью так сильно бьет по лицу свою музу, что та отлетает к стене, причем к стене с отвалившимися обоями в пятнах плесени. И здесь мы имеем дело не с попыткой публичного самоубийства уважаемого детского писателя, не с возданием должного красоте молодой женщины, нет, скорее перед нами персонифицированная хроника страстной и, возможно, трагической любви. Но если учесть, что картины эти писались с Белинды Бланшар, сбежавшей из дома девочки-подростка, а также то, что она опять исчезла, можно вполне понять причину слухов, что картины скорее относятся к компетенции представителей закона, нежели искусствоведов и критиков".
Я с отвращением захлопнул журнал. Дэн спешил по коридору с чашкой горячего кофе в руках.
- Звонил Райнголд. Он сказал, что выставку осмотрели четверо парней из управления полиции Сан-Франциско.
- С чего Райнголд взял, что они из полиции? Не думаю, что они показали ему свои значки.
- Именно это они и сделали. Им не хотелось стоять вместе со всеми остальными в очереди.
- Вот дерьмо! Срань господня!
- Не стесняйся! Можешь повторить еще раз. Я уже позвонил адвокату по уголовным делам. Его зовут Дэвид Александер, и он будет здесь через два часа. И я не желаю ничего слышать!
Я пожал плечами и протянул Дэну журнал.
- Скажи, там действительно это написано или я чего-то не понял?
Я подошел к телефону и по частной линии позвонил Алексу:
- Я хочу, чтобы ты уехал прямо сейчас. Возвращайся в Лос-Анджелес. История начинает принимать самый неприятный оборот.
- Черта с два! - ответил он. - Я только что говорил с девчушкой из "Энтертейнмент тунайт". Я сообщил, что знаю тебя с тех пор, как ты был еще ребенком. Послушай, мы с Джорджем придем часов в шесть и принесем тебе чего-нибудь на ужин. Даже не думай улизнуть. Если так будет продолжаться и дальше, они вконец испортят тебе желудок. Кстати, Джи-Джи сейчас в холле. Общается с ними. Сегодня утром прибыл лично один из адвокатов Марти, но хочу кое-что сказать тебе о Джи-Джи. Он милый, но вовсе не бессловесный. Отнюдь нет. Он обошел того парня так легко, словно пушинка на ветру. Ты еще не видел такого умения увиливать. Эй, а теперь держись крепче! Ладно, тот чудесный мальчик, что приносит мне сигареты и всякие вещи, говорит, будто, как ему кажется, те парни, которые беседуют с Джи-Джи, на самом деле полицейские в штатском. Мой адвокат уже летит из Лос-Анджелеса, чтобы протянуть Джи-Джи руку помощи.
Не успел я положить трубку, как телефон снова зазвонил. Дэн снял трубку, и я минут десять слушал, как он что-то бормочет.
В дверь опять позвонили. Я снова занял сторожевой пост за кружевной занавеской. Возле дома ошивались ребятишки: жившие по соседству подростки, которых я часто встречал у углового магазина, или в Кастро, или на Маркет-стрит. А еще парочка панков из тех, что вечно торчат в кафе "Флора" в квартале отсюда. Один был с розовыми волосами, а другой - с ирокезом на голове. Но Белинды среди них, естественно, не было.
Проходившая мимо соседка Шейла, заметив меня в окне, приветливо помахала рукой. Шейла явно хотела незаметно пройти к себе, но ее тут же окружили любопытные. Она пожала плечами и попятилась, но ее едва не столкнули с тротуара. Тогда Шейла развернулась и рванула в сторону Кастро-стрит.
Нетрудно представить, что будет с Белиндой, если она вдруг решит вернуться.
Я прошел на кухню. Дэн только что закончил разговаривать по телефону.
- Послушай, дядя Дэрил лично звонил в офис окружного прокурора, - сообщил мне Дэн. - С тобой хотят пообщаться в полицейском управлении Сан-Франциско. Я хочу придержать их до того, как Александер сможет подключиться к делу. Дядя Дэрил уже сел на самолет из Лос-Анджелеса, а Бонни срочно госпитализировали.
- Я в любое время готов с ними побеседовать, - ответил я. - Дэн, мне не нужен адвокат по уголовным делам. Я тебе уже говорил.
- Извини, но протест отклоняется, - решительно произнес Дэн. - Когда приедет Александер, мы произведем рекогносцировку.
Я прошел к задней двери и дальше в гараж, сел в машину и, прежде чем толпа перед домом поняла, что к чему, уже мчался по Семнадцатой улице в сторону Санчес.
Когда я добрался до "Клифта", полиция уже уехала. Я нашел Джи-Джи в его номере. Джи-Джи сидел на кровати, уперев локти в колени.
Он казался таким же усталым и озадаченным, как и я прошлой ночью. Алекс, облаченный в роскошный атласный халат, тут же налил нам выпить и заказал ланч в номер.
- Я так себе представляю положение дел, - начал Джи-Джи, взял предложенный Алексом бокал вина и продолжил: - Я ведь не клялся на Библии, а потому не обязан был говорить правду, и только правду. Я сообщил им лишь часть правды, если вы понимаете, о чем я. Сообщил им о том, что Белинда приехала ко мне в Нью-Йорк и пряталась на Файер-Айленд, пожаловался на подлое поведение людей из Голливуда, но не стал делиться с полицейскими тем, что она мне говорила. Я сказал, что она уехала в Сан-Франциско, потом позвонила мне оттуда, чтобы сообщить, что она у вас, что ей нравятся ваши картины и что она счастлива. Но, Джереми, меня весьма беспокоит одно обстоятельство. Они непрерывно спрашивали меня, когда она последний раз со мной связывалась, и без конца повторяли: "А вы уверены, что тот звонок из Нового Орлеана был последним?" Словом, у них навязчивая идея насчет Белинды. Как вы считаете, могут ли они располагать информацией о ее местопребывании, которой у нас нет?
Когда я вернулся домой, толпа на улице стала еще больше. И я вынужден был пробираться через дверь в гараж. Но несколько репортеров все же просочились за мной. Мне пришлось вывести их из гаража на улицу и войти в дом уже через парадную дверь, поскольку иначе они, как тараканы, расползлись бы по заднему двору.
- Джереми, правда, что вы нашли Белинду в притоне для хиппи? - выкрикнул кто-то.
- И вы действительно сказали полицейскому, будто вы ее отец? - спросил другой репортер.
- Эй, Джереми, а сам-то ты видел "Конец игры"? - поинтересовался третий.
Я захлопнул входную дверь.
По коридору мне навстречу торопливо шел Дэн. Он побрился и помылся, но выражение его лица мне не понравилось.
- Полиция уже начала здорово на нас давить, - сообщил мне Дэн. - Александер как может тянет время, но рано или поздно тебе придется с ними пообщаться, а потому, по его мнению, тебе лучше явиться добровольно.
У меня в голове вдруг промелькнула шальная мысль. Интересно, а в тюрьме можно писать картины? Глупость какая-то. Как, черт возьми, оказавшись в тюрьме, я смогу ее защитить?! Нет, надеюсь, до этого не дойдет!
Я прошел в кабинет в задней части дома, и Барбара протянула мне кипу телеграмм. Перед ней их лежала целая гора, и они продолжали приходить практически безостановочно. Автоответчик был включен на минимальную громкость. Мне показалось, я услышал чей-то злобный шепот: "Извращенец поганый".