Коннери пристально посмотрел на меня, но промолчал. Дэн тоже ничего не сказал, он внимательно следил за тем, как выносят из дома мои вещи.
Тут из кухни выглянула Барбара и сообщила, что Коннери просят подойти к телефону.
- Дэн, какого хрена они делают?! - прошептал я.
Дэн явно пребывал в состоянии тихой ярости.
- Послушай, не вздумай больше ничего им говорить, - прошептал он в ответ.
Джи-Джи подошел к окну и выглянул на улицу. Я встал рядом. Полицейский, забравший вуаль и венок для Святого причастия, беседовал с репортерами. Рядом стоял трейлер пятого канала. У меня прямо-таки кулаки зачесались врезать парню как следует. Потом я заметил у него еще один пластиковый пакет. Там лежали черный хлыст и кожаные сапоги для верховой езды.
Но тут меня отвлек Коннери, который уже успел вернуться в гостиную.
- Послушайте, Джереми, я хочу поставить вас в известность, что полиция Нового Орлеана провела официальный обыск дома вашей матери. Все сделано абсолютно законно, с постановлением суда и всеми делами, но я хочу, чтобы вы были в курсе.
Коннери посмотрел вверх, на лестничную площадку. Полицейский в форме уже вывел собак из мансарды. Коннери подошел к нему, и они, наверное, с минуту о чем-то шептались. Александер же тихонько проскользнул мимо них и вернулся в гостиную.
Следом за ним прошел Коннери.
- Ладно, Джереми, давайте еще немного побеседуем, - произнес он.
Но никто из присутствующих даже не шевельнулся. Алекс и Джи-Джи явно не собирались уходить. Коннери оглядел нас и с улыбкой спросил:
- Джереми, не хотите поговорить с глазу на глаз?
- Не особенно. Мне нечего больше сказать.
- Будь по-вашему, Джереми, - согласился Коннери. - Но скажите, вы, случайно, не знаете, почему Белинда до сих пор с вами не связалась?
Александер внимательно прислушивался к нашему разговору, но Дэну пришлось выйти. Он пошел на кухню, вероятно к телефону.
- Ну, возможно, она не в курсе того, что здесь происходит. Возможно, она сейчас слишком далеко и новости до нее не доходят. Возможно, она боится своих родственников. И кто знает? Возможно, она не хочет возвращаться.
Коннери задумался, словно взвешивая в уме мои слова.
- Но нет ли другой причины, по которой она не может узнать, что здесь происходит, или не имеет возможности вернуться назад?
- Я вас не понимаю, - пожал я плечами.
Но тут в разговор неожиданно вмешался Александер.
- Обратите внимание, что мой клиент шел на сотрудничество с вами именно в той степени, какой от него и ожидали, - произнес он холодным тоном. - Надеюсь, вы не хотите, чтобы мы получили постановление суда по поводу превышения вами ваших полномочий, а это именно то…
- Но вы, парни, ведь тоже не хотите заседания большого жюри для предъявления официального обвинения? - точно так же вежливо поинтересовался Коннери.
- И на каком основании вы можете это сделать? - ледяным голосом спросил Александер. - У вас ничего нет. Собаки ничего не нашли. Или я не прав?
- А что они должны были найти? - удивился я.
Мне ответил Александер, получивший подкрепление в лице Дэна, который к тому времени вернулся в гостиную и встал рядом с ним. Александер инстинктивно облизал пересохшие губы, но голос его звучал, как и прежде, холодно и твердо.
- Собакам дали понюхать одежду Белинды, чтобы они могли узнавать ее запах. Одежду предоставил полиции ее дядя. И если предположить, что в отношении Белинды было совершено преступление, собаки должны были унюхать место, где лежало тело, и стоять как вкопанные на этом месте. Собаки обучены чуять смерть.
- Господи помилуй! Неужели вы думаете, что я убил ее? - изумленно уставился я на Коннери, неожиданно осознав, что тот испытующе смотрит на меня с холодным безразличием.
- Но и в Новом Орлеане собаки ничего не почуяли. Ведь так? - продолжил Александер. - Таким образом, у вас нет никаких доказательств того, что имело место преступление.
- Боже, это невыносимо! - простонал я и, почувствовав, что земля будто уходит из-под ног, рухнул в кресло.
Я поднял глаза и неожиданно встретился взглядом с Алексом, который снова сел на диван и теперь наблюдал за происходящим, ничем не выдавая своих чувств. Он даже незаметно махнул мне рукой: мол, не обращай внимания, смотри на все проще.
- Если вы расскажете прессе, - сказал я, - то все погубите. Разрушите все, что я сделал.
- С чего бы это? - ухмыльнулся Коннери.
- Господи, ну как вы не можете понять?! Картины должны были стать торжеством духа. Они должны были быть прекрасными и целительными. Они должны были воспевать ее сексуальность, нашу любовь и мое спасение благодаря той самой любви. Девочка была моей музой. Она заставила меня пробудиться от тяжкого сна, черт возьми! - Я посмотрел на игрушки и со злостью пнул паровозик с вагончиками. - Она наполнила жизнью этот дом, эту комнату. Она не была куклой, она не была глупой мультяшкой, она была молодой женщиной, черт бы вас всех побрал!
- Довольно пугающая история. Что скажете, Джереми? - проникновенно спросил Коннери.
- Вовсе нет. И никогда не была такой. Но если вы расскажете о ней, то она тут же станет аморальной и грязной, подобно тысяче других историй о всякого рода извращениях, как будто люди не имеют права нарушать запреты и любить друг друга, причем так, чтобы их любовь не считалась уродливой, жестокой и безнравственной!
Я чувствовал, что Александер смотрит на меня так же испытующе, как и Коннери. Дэн внимательно следил за происходящим, но сейчас слегка кивал, точно моя пламенная речь не вызвала у него особых возражений. И я был безмерно благодарен ему за поддержку. Жаль, что нельзя сейчас ему об этом сказать, но у меня еще будет время.
- Выставка была задумана как идеальный конец и идеальное начало! - Я прошел мимо них в столовую и посмотрел на кукол, сидевших на пианино. И мне вдруг ужасно захотелось смахнуть их оттуда. Смахнуть весь этот хлам. - Ну как вы не можете понять? Конец ее жизни в потемках. Конец моей жизни в потемках. Мы сможем смело заявить о себе, и нам не придется таиться. Неужели непонятно?
- Лейтенант, - произнес Александер тихим голосом, - я действительно вынужден попросить вас удалиться.
- Я не убивал ее, лейтенант, - сказал я. - И, покинув мой дом, вы не посмеете утверждать обратное. Вы не посмеете все извратить! Слышите меня? Вы не сделаете из меня морального урода!
Коннери сунул руку в карман плаща и достал сложенный экземпляр каталога моей выставки.
- Послушайте, Джереми, это ведь ваша картина? - И он показал мне портрет наездницы. Все верно: каскетка, стек, сапоги.
- Да, моя. Но, ради всего святого, какая связь между картиной и убийством?!
Александер попытался снова вмешаться. Джи-Джи и Алекс молча слушали наш разговор, а когда Джи-Джи осторожно проскользнул мимо нас к эркеру, я увидел страх в его глазах. Нет, Джи-Джи, не верь ему!
- Джереми, вы ведь не можете не признать, что сюжет картины весьма странный?
- Возможно. Ну и что с того?
- А вот название следующей картины. "Художник оплакивает натурщицу". И здесь вы почему-то выбрали именно слово "оплакивает". Джереми, почему?
- О господи!
- Джереми, должен предупредить вас, что вы под наблюдением полиции, и если попытаетесь уехать из Сан-Франциско, вас немедленно арестуют.
- Не смешите меня! - взорвался я. - И вообще убирайтесь к чертовой матери из моего дома! Катитесь к вашим репортерам и делитесь с ними сколько угодно своими грязными подозрениями! Можете сказать им, что художник, который любит юную девушку, непременно должен ее убить и что вы не верите в искренние и светлые отношения между взрослым мужчиной и девушкой ее возраста.
- Лейтенант, на вашем месте я воздержался бы от подобных заявлений, - вмешался в разговор Дэн. - На самом деле, будь я на вашем месте, то не стал бы говорить об убийстве, не побеседовав с Дэрилом Бланшаром.
- К чему вы клоните, Дэн? - спросил Коннери.
- Неужели Дэрил что-то о ней узнал?! - воскликнул я.
- Мне только что сообщили по телефону, что Дэрил получил право опеки над своей племянницей. И полицейское управление Лос-Анджелеса выписало ордер на ее арест на основании того, что она является несовершеннолетней, которая находится без надлежащего присмотра и ведет аморальный и распутный образ жизни.
Услышав сообщение Дэна, Коннери не смог скрыть раздражения, но промолчал.
- Здорово, нечего сказать, - не выдержал я. - Получается, что если она появится у меня, то ее немедленно арестуют. А вы, грязные ублюдки, тоже небось спите и видите, как бы упрятать ее за решетку!
- Я имею в виду следующее, лейтенант, - произнес Дэн. - Мы оба прекрасно знаем, что если вы все же предъявите моему клиенту обвинение в убийстве, то ордер на арест, гм, убитого человека будет выглядеть в какой-то степени…
- …подтверждением невиновности! - закончил за Дэна Александер.
- Именно так, - согласился Дэн. - И мне кажется, что вы вряд ли сможете обвинить человека в убийстве, если собираетесь арестовать…
- Я уловил ход ваших мыслей, господин адвокат, - устало кивнул Коннери. Он, казалось, уже собрался было уходить, но потом повернулся ко мне и проникновенным голосом спросил: - Джереми, почему бы вам не сказать нам, что вы сделали с девочкой?
- Господи, ну сколько можно повторять! Я уже говорил вам, что она ушла после той ссоры в Новом Орлеане. А теперь вы мне скажите…
- Это все, лейтенант, - вмешался Александер.
- Нет, я хочу знать! - настаивал я. - Неужели вы могли подумать, что я способен на такое?!
Тогда, снова открыв каталог, Коннери сунул мне в нос репродукцию картины из серии "Художник и натурщица", на которой я наотмашь бью Белинду.
- Джереми, может быть, чистосердечное признание принесет вам облегчение?
- Послушай, ты, сукин сын! - взорвался я. - Белинда жива! И как только она узнает, что здесь творится, то немедленно приедет, если, конечно, ее не испугает ваш поганый ордер! А теперь или арестуйте меня, или выметайтесь к черту из моего дома!
Коннери медленно поднялся, сунул каталог обратно в карман и произнес все тем же сочувственным тоном:
- Джереми, вы подозреваетесь в убийстве пропавшей Белинды Бланшар, и мне хотелось бы напомнить вам, что вы имеете право хранить молчание, вы имеете право на присутствие адвоката во время допроса и любое сказанное вами слово может быть использовано против вас, если вы сейчас же не заткнетесь!
Следующие несколько минут ничего особенного не происходило. Коннери наконец-то покинул мой дом, Дэн с Александером прошли на кухню, предложив мне присоединиться к ним, но я, совершенно обессиленный, снова рухнул в кресло.
Я поднял глаза и увидел, что Алекса с Джи-Джи в комнате уже не было, и на секунду меня охватила такая паника, какой я в жизни не испытывал.
Но потом рядом со мной возник Джи-Джи, который протянул мне чашечку кофе. Затем до меня донесся голос Алекса, беседовавшего на переднем крыльце с репортерами.
- Да-да. Мы уезжаем вместе. Джереми - мой самый близкий друг, и я знаю его уже сто лет. Мы познакомились в Новом Орлеане, когда он еще был мальчонкой в коротких штанишках. Самый милый человек из всех, кого я знаю.
Я поднялся, прошел в кабинет, выключил автоответчик и поставил новое сообщение:
"Это Джереми Уокер. Белинда, если ты слышишь меня, то я хочу, чтобы ты знала, родная, что я люблю тебя, но ты в опасности. Уже выписан ордер на твой арест, а за моим домом следят. Линия тоже, возможно, прослушивается. Береги себя, мое солнышко, и будь осторожна. Я узнаю твой голос из тысячи".
5
Во вторник уже к одиннадцати часам на экранах телевизоров мелькала фотография Белинды. Ее показывали буквально все телеканалы страны. Ордеры на арест были выданы в Нью-Йорке, Техасе, а также в Калифорнии. Еще одна большая фотография, сделанная во время пресс-конференции в Каннах, появилась на первых страницах вечерних выпусков всех газет от Нью-Йорка до Сан-Диего. А дядя Дэрил даже пообещал награду в пятьдесят тысяч долларов за любую информацию, которая может способствовать ее аресту.
Для освещавших это дело репортеров не было секретом, что в случае поимки девочки и самому Дэрилу не было гарантировано сохранение права опекунства над ней. Власти вполне могли арестовать Белинду. Иными словами, чтобы добраться до Белинды, Дэрилу пришлось вверить ее судьбу судебным органам.
И если она попадет в руки правосудия, то велика вероятность того, что ее приговорят к заключению в исправительном заведении до достижения ею даже не восемнадцати лет, а двадцати одного года.
Значит, Дэрил все же выполнил свою угрозу. Сделал из Белинды преступницу. И он продолжал поносить ее на всех углах, чернить в глазах любого, кто хотел его слушать. Более того, на основании информации, якобы полученной от "частных детективных агентств", он открыто заявлял, что "у нее нет никаких средств к существованию", что она "страдает наркотической и алкогольной зависимостью" и "ее организм медленно, но верно разрушается под действием наркотиков, которые она не могла не принимать в ее бытность в Гринвич-Виллидж в Нью-Йорке или в печально известном Хейте в Сан-Франциско".
Между тем все только и говорили, что о "пикантных" эпизодах "Конца игры". В Лос-Анджелесе одна запрещенная газета опубликовала кадры из фильма, а также фотографии моих картин. Сенсацию подхватили телестанции. В Вествуде, Лос-Анджелес, на следующий день должен был состояться показ "Конца игры".
Ситуация с угрожающими звонками резко обострилась. Каким-то образом специально выделенный номер моего телефона стал достоянием общественности. И теперь вторая линия тоже была перегружена. А во вторник вечером стали поступать звонки с угрозами не только в мой адрес, но и в адрес Белинды. "Что она о себе возомнила, эта маленькая сучка?! - шипела в трубку незнакомая женщина. - Надеюсь, когда ее найдут, то заставят наконец одеться!" И все в том же духе.
Причем в общественном сознании одинаково ярко горел как образ "малолетней искусительницы Белинды", так и образ "убиенной мною Белинды".
Информации, предоставленной полицейским управлением Сан-Франциско, так же как и Марти Морески, оказалось достаточно, чтобы заранее похоронить Белинду в могиле, выкопанной "странным художником" из Сан-Франциско.
"ТАК ЧТО, БЕЛИНДА ЖИВА ИЛИ УЖЕ МЕРТВА?" - кричал заголовок последнего выпуска "Сан-Франциско икзэминер". Представители полиции Сан-Франциско особо отметили, что в моей мастерской была обнаружена "тайная коллекция омерзительных и отвратительных картин", на которых изображены "насекомые и грызуны - явный плод больного воображения". Мой дом назвали "местом отдыха сумасшедшего". И помимо фотографий картин "Художник оплакивает Белинду" и первой из серии "Художник и натурщица" были приведены снимки предметов, изъятых полицией: "атрибуты" для Святого причастия, а также кожаные сапоги и стек.
В среду в утренних новостях показали Марти у здания управления полиции Лос-Анджелеса, где его допрашивали по поводу Белинды. Марти разразился гневной тирадой. В частности, он сказал, что "Бонни боится больше никогда не увидеть свою дочь живой и невредимой".
Что касается его внезапного отпуска, заставившего покинуть свою должность - кстати, с годовым окладом в два миллиона долларов - вице-президента, ответственного за телевизионную продукцию, то это никак не связано с внезапной отменой показа "Полета с шампанским", на самом деле анонсированного буквально накануне. И даже наоборот, Марти специально взял отпуск, чтобы целиком посвятить себя Бонни.
"Сперва мы просто хотели найти Белинду, - продолжал обрабатывать публику Марти. - Но теперь боимся столкнуться с ужасной правдой". И с этими словами он повернулся спиной к камерам и разрыдался.
Тем не менее пресса продолжала мазать черной краской всех участников скандала. Бонни бросила своего ребенка. И по общему мнению, причиной того был Марти. Суперзвезда из "Полета с шампанским" обернулась злой королевой из "Белоснежки". Чем больше они старались перевести на меня стрелки, направив на мою особу все внимание публики, тем сильнее привлекали общественный интерес к собственным персонам.
И хотя Дэн продолжал уверять меня, что ордер на арест Белинды не позволит большому жюри предъявить мне обвинение, из утренних выпусков газет я понял: против меня явно что-то затевается.
Обе концепции исчезновения Белинды - преступницы в бегах и жертвы убийцы - не вступали в явное противоречие. Наоборот, они как бы граничили друг с другом, в результате чего дело набирало обороты.
Белинда была дрянной девчонкой, за что ее и убили. Белинда была маленькой принцессой секса, за что и получила по заслугам.
Данный подход был взят на вооружение даже таким уважаемым изданием, как "Нью-Йорк таймс". Малолетняя актриса Белинда Бланшар - единственная дочь суперзвезды Бонни и знаменитого стилиста Джи-Джи - впервые завоевала настоящую известность, сыграв эротическую роль, ставшую вершиной творчества молодой актрисы, карьеру которой оборвала преждевременная смерть. В "Лос-Анджелес таймс" пришли к схожим выводам: "Что касается чувственной красавицы с детским ротиком из "Конца игры", то хотелось бы знать: она так же легко соблазнила смерть, как соблазнила зрителей Каннского кинофестиваля?"
Я был в ужасе от происходящего. Дэн явно пребывал в состоянии сильного беспокойства, хотя и не хотел в этом признаваться.
А вот Алекс остался верен себе. Он не удивился и не расстроился. Алекс героически продолжал проводить кампанию в мою поддержку: обзванивал представителей прессы по всей стране, заявляя на всех углах о нашей дружбе, а еще с удовольствием давал материал для новостных изданий: "АЛЕКС КЛЕМЕНТАЙН СТОИТ ГОРОЙ ЗА СТАРОГО ДРУГА" - лос-анджелесские газеты; "КЛЕМЕНТАЙН ЗАЩИЩАЕТ УОКЕРА" - местная "Кроникл".
Но когда Алекс пришел в среду вечером ко мне домой на обед - собственно, обед он принес с собой: пасту, телятину и прочие деликатесы - и мы наконец смогли спокойно поговорить, он со своей обычной невозмутимостью объяснил, почему его вовсе не удивляет общепринятая точка зрения, что "дрянная девчонка получила по заслугам".
Алекс тактично напомнил мне о нашем давнишнем разговоре, когда он предупреждал меня, что люди отнюдь не стали терпимее к скандальным историям.
- Людям нужна дозированная грязь в дозированном количестве, - повторил Алекс. - И мне плевать, сколько фильмов с малолетними секс-звездами они клепают у себя в Тинсельтауне, но тебе сорок пять, и ты, даже не извинившись, трахаешь малолетку, а твои чертовы картины расхватывают, как горячие пирожки, и это бесит их больше всего. Людям хочется верить в раскаяние, в расплату за грехи, а потому им приятно думать, что она мертва.
- Да и черт с ними! - огрызнулся я. - Я вот что тебе скажу, Клементайн! Проголосовали еще далеко не все.
- Послушай, Джереми, ты должен спокойно отнестись к моим словам. Связь между сексом и любовью, если можно так выразиться, - это очень по-американски, ну, как яблочный пирог. Уже много лет каждый их фильм о гомосексуальной любви - или о любви с отклонениями от общепринятых норм - непременно кончается самоубийством или убийством. Вспомни хотя бы "Лолиту". Гумберт Гумберт убивает Килти, а потом он и Лолита умирают. И когда ты нарушаешь правила, Америка всегда заставляет тебя платить дорогую цену. Это аксиома. В полицейских телесериалах такое сплошь и рядом.