- Подожди, Алекс, - перебил его я. - Когда все будет сказано и сделано, тогда и посмотрим, кто был прав насчет секса, публичного скандала, денег и смерти.
- Господи, смерть! Перестаньте говорить о смерти! - вмешался в разговор Джи-Джи. - Белинда в порядке, и она справится.
- Да, - согласился Дэн. - Но как?
- Ты только посмотри, что творится, - кивнул Алекс. - Ребята в штатском расспрашивают каждую проходящую мимо твоего дома малолетку. Они останавливают их, требуют предъявить удостоверение личности. Я собственными глазами видел, когда шел к тебе. И я скажу тебе, что мне удалось услышать. На "Юнайтед театрикалз" обрушилась лавина звонков от ненормальных девиц, утверждающих, что они - Белинда. Мне рассказал о звонках мой агент. А теперь как, черт возьми, их секретарши смогут узнать настоящую Белинду, если она вдруг объявится?
- А как насчет Сьюзен Джеремайя? - спросил Джи-Джи. - Кто-нибудь что-нибудь слышал о ней? Быть может, Белинда попытается связаться с нами через Сьюзен?
- Она снимает дом на Бенедикт-Каньон-драйв в Лос-Анджелесе, но парень, что подошел к телефону, сказал мне, что она еще не вернулась из Рима, - покачал головой Дэн. - Она должна была сегодня утром прилететь в Нью-Йорк, а дальше - в Чикаго и только потом - домой.
- А что, если попробовать еще раз позвонить? - предложил я.
- Уже пробовал. Там автоответчик. Похоже, тот парень ушел пообедать. Но я обязательно позвоню. Попозже.
Ну, Сьюзен очень занята, и кто ее за это осудит?!
Сегодня в полночь в Вествуде начинался показ "Конца игры". Все билеты были в момент распроданы. А на бульваре Сансет неожиданно стали торговать постерами с изображением Белинды в одном бикини верхом на лошади.
Мы еще сидели за столом, когда из Лос-Анджелеса по второй линии до меня чудом дозвонилась мой агент, причем специально, чтобы сообщить, что если Белинда наконец объявится, то все двери в мире кино будут перед ней открыты.
- Клер, ты что, издеваешься надо мной! Ты заставила оператора прервать разговор на линии только для того, чтобы мне это сказать!
- Можешь не сомневаться. Причем мне пришлось потратить хренову тучу времени, чтобы убедить телефонную компанию. Мне удалось убедить их старшего, что здесь вопрос жизни и смерти. А что, теперь у всех жителей Америки есть номер твоего телефона? Сейчас послушай меня очень внимательно. Что касается Белинды, то у меня каждый второй звонок - насчет нее. Ты сам-то хоть видел фильм? Джер, я тебе вот что скажу: найди ее, женись на ней и непременно передай ей мое сообщение. Идет? Я буду ее представлять и за две секунды обтяпаю для нее миллионное дельце с "Сенчури интернэшнл пикчерз". Так вот, ну, если… ну, если…
- Если что?
- Если она не угодит за решетку.
- Ладно, Клер, мне пора.
- Остынь, Джереми! У тебя есть хоть какое-то представление о силе общественного мнения? "Свободу Белинде и Джереми, влюбленной паре из Сан-Франциско!" и все такое.
- Клер, можешь наклеить стикер себе на бампер. Нам он еще пригодится. Ты попала в самую точку.
- Эй, а ты в курсе, что у твоих издателей дела не ах? Книжные магазины отправляют обратно твои книжки. Позволь мне провернуть сделку с твоим выставочным каталогом. Сейчас он самое горячее, что у тебя есть.
- До свидания, Клер! Я люблю тебя. Ты единственная оптимистка из всех, с кем я сегодня говорил! - И я повесил трубку.
Мне ужасно хотелось рассказать Алексу о разговоре с Клер. Тем самым мы, возможно, поставили бы точку в нашем давнишнем споре о сексе, смерти и деньгах. Так как, скорее всего, здесь мы оба правы. Но я чувствовал, что еще не время. Чуть попозже, Клементайн, думал я. Еще рано. Потому что я твердо знал: Белинда в порядке и она обязательно вернется. Я не сомневался, что вернется. Пусть себе на здоровье возвращают мои книги!
Тем временем на "Энтертейнмент тунайт" уже сообщили об отмене показа "Полета с шампанским", а также о том, что Марти Морески еще раз допрашивают в полицейском управлении Лос-Анджелеса, на сей раз уже по поводу его взаимоотношений с пропавшей девочкой Белиндой Бланшар.
Что касается Джереми Уокера, то Музей современного искусства в Нью-Йорке объявил, что собирается приобрести серию картин "Белинда на латунной кровати". Совет директоров музея не намерен делать какие-либо заявления по поводу скандала, разразившегося вокруг работ Уокера.
Относительно "Субботнего шоу с Шарлоттой" следует сказать, что телевизионщики отрицали курсирующие слухи об отмене программы, хотя она и потеряла основного спонсора - производителя сухих завтраков. Представитель телекомпании заявил буквально следующее: "Шоу смотрят миллионы детей, которые в жизни не слышали о Джереми Уокере". "Шоу Шарлотты" теперь существовало абсолютно независимо от своего создателя, и телекомпания не могла разочаровывать своих юных зрителей, которые каждую субботу ровно в девять часов с нетерпением ждали начала передачи.
"Рейнбоу продакшн" также не собиралась отказываться от анимации "Анжелики" Джереми Уокера, даже несмотря на то что дети, проживающие в Библейском поясе, сжигали свои книги об Анжелике. Но в "Рейнбоу" не сомневались, что буря скоро уляжется. Хотя уже пошли разговоры не об анимационном, а о художественном фильме с настоящими актерами. "Мы полагаем, что можем создать мистическую и таинственную историю. Нечто в духе "Секретного сада", - заявил вице-президент "Рейнбоу". - Историю о юной девушке, живущей в старом доме. Вы ведь понимаете, что мы приобрели права не только на иллюстрации, но и на основную тему книги".
И если уж говорить о настоящих актерах, то нельзя не упомянуть о том, что после просмотра "Конца игры" в Вествуде "Энтертейнмент тунайт" провела опрос зрителей. И все без исключения назвали его "отличным". А Белинда? "Очаровательна". "Настоящая красавица". "Теперь понятно, отчего весь этот сыр-бор".
"Очень скоро и зрительская аудитория Большого яблока получит возможность увидеть сей неоднозначный фильм, - сообщила весьма привлекательная женщина-комментатор. - Завтра состоится показ в нью-йоркском кинотеатре "Синема-один"".
- Хорошо для Сьюзен. Хорошо для Белинды, - сказал я.
Примерно в половине девятого приехал Дэвид Александер. Днем он встречался с окружным прокурором.
- Послушайте, на самом деле у них на вас ничего нет, - сообщил он мне. - В вашем доме они не нашли ни единой улики, свидетельствующей о сексуальном контакте или убийстве. Кровь на простыне, как оказалось, была менструальной. Итак, она здесь жила. Но об этом они уже и так знали. Давление со стороны общества усиливается. Давление со стороны Дэрила Бланшара усиливается. Они предлагают нам сделку. Если вы признаете себя виновным в нескольких менее тяжких преступлениях - в незаконном сексуальном контакте и укрывании малолетнего правонарушителя, - они согласны отправить вас на два месяца в Чинно-Хиллз для психологического обследования, и тогда общество будет удовлетворено. У них даже есть специальная комната для переговоров по поводу предъявляемых обвинений, хотя, откровенно говоря, у меня нет никакой уверенности в том, каким будет окончательный вердикт.
- Нет, мне это не нравится, - нахмурился Дэн. - Все психологи чокнутые! Ты, например, нарисовал ее портрет черным карандашом, а они станут уверять, что черный карандаш означает смерть. Они сами толком не понимают, что делают. Нам потом тебя будет просто не вытащить оттуда.
- Это альтернативное предложение, - ледяным тоном произнес Александер. - Тогда они соберут большое жюри и попросят решить вопрос о предании вас суду по обвинению в убийстве, а большое жюри потребует предоставить суду письмо Белинды. Но когда вы откажетесь выполнить их требование, вас арестуют за неуважение к суду.
- Я скорее уничтожу письмо, чем отдам его в чужие руки.
- Даже и не думайте! Письмо имеет решающее значение. Если вашу маленькую девочку не найдут живой и невредимой…
- Не смейте так говорить!
- А кроме того, - вмешался в разговор Дэн, - ты все равно не сможешь уничтожить письмо. Письмо ведь находится в банковском хранилище в Новом Орлеане. Так или не так? А ты не имеешь права покидать пределы штата Калифорния. Только попробуй - и они тут же арестуют тебя по совокупности вины, а потом используют против тебя свидетельские показания того копа, которому ты солгал, чтобы увезти Белинду с Пейдж-стрит.
- К сожалению, это правда, - сказал Александер. - А затем они начнут складывать вместе все обвинения. У них имеется клятвенное свидетельство вашей экономки в Новом Орлеане, что Белинда спала в вашей постели. А бывший официант из кафе "Флора" настаивает на том, что вы давали ей пить вино, хотя она еще несовершеннолетняя. Затем есть еще и закон о детской порнографии, распространяющийся на продажу каталогов в книжных магазинах. Заметьте, каталогов, а не картин. И так до бесконечности. Но фактом остается и то, хотя мне не хотелось бы сейчас заострять на этом внимание, что в отсутствие Белинды, способной свидетельствовать против вас, или ее тела, чтобы однозначно доказать убийство, у них нет против вас серьезных улик, чтобы пришить вам дело!
- Когда вы должны дать им ответ?
- Завтра к полудню. Они собираются арестовать вас до шести вечера. Но давление усиливается. К ним привлечено внимание всех средств массовой информации. Им необходимо предпринимать решительные меры.
- Задержи их, - попросил Дэн. - Они не станут арестовывать Джереми без предупреждения.
- Нет. У нас налажены хорошие контакты. Если, конечно, что-нибудь не изменится самым драматическим образом.
- Что, черт возьми, может так уж драматически измениться? - не выдержал я.
- Ну, они могут найти ее тело.
Я ошалело уставился на него, а потом с трудом выдавил из себя:
- Она жива.
В одиннадцать посыльный из "Вестерн юнион" принес еще с десяток телеграмм. Я тут же быстро пробежал их глазами. Одна была от Сьюзен. Отправлена из Нью-Йорка.
КАК СУМАСШЕДШАЯ ПЫТАЮСЬ СВЯЗАТЬСЯ С ВАМИ. УОКЕР. ВАЖНЫЕ НОВОСТИ. ОПЕРАТОРЫ МЕНЯ НЕ СОЕДИНЯЮТ. ПОЗВОНИТЕ ПО ЭТОМУ НОМЕРУ В ЛОС-АНДЖЕЛЕСЕ. ЗАВТРА ВЕЧЕРОМ ВЫЕЗЖАЮ В ФРИСКО. БУДЬТЕ ОСТОРОЖНЫ. СЬЮЗЕН.
Я тут же бросился к телефону. Только через десять длинных гудков на другом конце провода мне ответил заспанный голос с техасским акцентом:
- Да, черт возьми! Она звонила мне из аэропорта Кеннеди пару часов назад. Говорит, у нее для вас хорошие новости, а дальше все будет лучше и лучше. А еще она сказала, что на какие только хитрости не пускалась, чтобы добраться до вас.
- Но что за новости? Что еще она говорила?
- Вы там поосторожнее. Черт, она считает, что ваша телефонная линия наверняка прослушивается.
- Через пять минут перезвоню из телефонной будки!
- Нет необходимости. Я уже сказала все, что знаю. Она едет в Чикаго готовить к показу "Конец игры", затем - сюда. Черт, она действительно хотела с вами связаться. Так же, как, впрочем, и я.
- Послушайте, передайте ей эти имена и номера телефонов. Блэр Саквелл, отель "Стэнфорд-корт", Сан-Франциско, и Джи-Джи - Джордж Галлахер, ее отец, отель "Клифт". Она может связаться с ними, а они потом мне все передадут.
Не успел я дрожащими руками повесить трубку, как появились Джи-Джи и Алекс. Они привезли из "Клифта" чемоданы Джи-Джи, поскольку тот решил переехать ко мне и пожить в комнате Белинды наверху. Он был уверен, что находится под наблюдением полиции и как только Белинда появится у него в "Клифте", ее тут же схватят. И действительно, они уже начали проверять удостоверения личности у всех молодых женщин подряд, что вызвало крайнее недовольство администрации отеля.
Я прекрасно знал, что Алекс привык жить только в пятизвездочных отелях и надолго у меня не задержится, но он все же пропустил с нами по стаканчику, чудесный мальчик там, в отеле, был строго проинструктирован прислать за ними такси, если Белинда вдруг все же позвонит.
- Ты так уж не возбуждайся насчет Сьюзен, - пожал плечами Алекс, когда я рассказал ему о нашем с ней разговоре. - Она, возможно, говорила о своем фильме. Не забывай, что она режиссер и явно нацелилась на прокат по всей стране, а иначе не ездила бы в Рим и все такое.
- Черт, она сказала, новости. Хорошие новости, - ответил я.
Устроив Джи-Джи в комнате Белинды и снабдив его парой дополнительных одеял, я не откладывая позвонил Блэру в "Стэнфорд-корт" и сообщил о разговоре со Сьюзен. Блэр был в экстазе и заявил, что ни на шаг не отойдет от телефона.
Около полуночи в дверь позвонила моя соседка Шейла, которая пришла сообщить мне, что мое послание Белинде, записанное на автоответчик, транслируется всеми рок-радиостанциями. Кто-то даже дополнил мои слова музыкальным фоном.
- Эй, Джер! - улыбнулась Шейла. - Если в моем родном городе случаются похороны или какое-то большое горе, приходят люди и приносят различные вещи, и я вот тут подумала, что тебе вполне может пригодиться домашнее печенье. Испекла собственными руками.
- Шейла, ты ведь будешь навещать меня в тюрьме? - ухмыльнулся я.
Потом я увидел, как прямо на углу улицы ее остановили копы, и сообщил об этом Дэну.
- Это уже ущемление прав, твою мать! - разозлился Дэн. - Они не должны третировать тебя. Но мы выждем удачное время и обернем против них их же оружие.
В четверг в три часа ночи я лежал на полу в мастерской, подсунув под голову подушку. Комнату освещали только уличные огни да лампочка радиоприемника, стоявшего рядом со мной.
Я лежал и курил сигарету из ее неначатой пачки, которую, вернувшись домой, обнаружил в ванной. В ее шкафу до сих пор стоял запах ее духов. А под покрывалом на подушке я нашел длинный золотистый волос.
Неожиданно раздался слегка задушенный телефонный звонок, потом - щелканье автоответчика: "Меня зовут Рита Мендельсон, я… ну, впрочем, неважно, кто я такая. Я думаю, что могу помочь вам найти пропавшую девочку. Я вижу поле цветов. Я вижу ленту для волос. Я вижу, как кто-то падает, я вижу кровь… Если вы хотите получить дополнительную информацию, можете связаться со мной по данному номеру. Я не беру денег за свои услуги, но скромное пожертвование - столько, сколько подскажет вам совесть…"
Я выключил звук. Затем раздался неизбежный щелчок, а за ним - неизбежный звонок в недрах дома, где за моим письменным столом сидела нанятая Барбарой молоденькая стенографистка, слушала каждого звонившего и стенографировала разговоры и сообщения.
Неожиданно в темноте заговорило радио. Я услышал голос комментатора, явно приехавшего откуда-то с Восточного побережья: "Интересно, ведется ли хроника деградации разума и чувств, так же как и обреченной любви? В самом начале Белинда, несмотря на свою наготу, вполне невинно глядит на нас и кажется особенно юной и прелестной на фоне декораций, хорошо знакомых читателю книжек Уокера. Но что происходило в душе художника книг для детей, когда его натурщица созревала и наливалась соками прямо у него на глазах, когда его яркий талант - а речь идет действительно о шедеврах, о картинах, которые переживут самые страшные революции, - уже не позволяет ему видеть ее на детской площадке и она предстает перед ним в образе обольстительной молодой женщины в бюстгальтере и трусиках, раскинувшейся на его кровати? Являются ли последние две картины этой завораживающей и, безусловно, прекрасной выставки хроникой усиливающегося страха Уокера и его неизбывной печали по необузданной молодой женщине, которую ему суждено погубить?"
И тут я наконец заснул, и мне приснился сон.
Я оказался в огромном доме, казалось, хорошо мне знакомом. То ли дом моей матери, то ли мой дом в Сан-Франциско, то ли прекрасное сочетание обоих. Я знал здесь каждый закоулок, каждую комнату. И все же неожиданно передо мной возникла дверь, которой я раньше не видел. А открыв таинственную дверь, я оказался в огромном, изысканно украшенном коридоре. А там за дверями скрывались комнаты, в которых я еще не бывал. И открытие это так меня потрясло, что я ощутил невиданный прилив счастья. Я словно плыл по воздуху, переходя из комнаты в комнату.
Когда я проснулся, было уже пять тридцать, и бледно-розовый луч света с трудом пробивался сквозь непроницаемое серое небо. Я вдохнул утренний запах Сан-Франциско и почувствовал на своем лице свежий океанский воздух, очищающий от всего нечистого и мрачного.
Сон продолжался, и ощущение счастья не покидало меня. Этот сон уже снился мне раньше: первый раз в раннем детстве, а второй раз - перед отъездом из Нового Орлеана после ссоры с Белиндой.
Хорошо помню, как однажды, еще совсем маленьким, я спустился к завтраку в нашем доме в Новом Орлеане и рассказал маме, которая тогда была еще здорова, о своем сне.
"Этот сон предвещает новые возможности и новые открытия. Чудесный сон", - сказала мне тогда мама.
Потом сон приснился мне, когда я перед отъездом в Сан-Франциско, упаковав все картины с изображением Белинды, спал в материнской спальне. Тогда меня разбудил шум дождя, барабанящего в окна. Я вдруг почувствовал, что мама где-то рядом. И она опять сказала мне, какой это чудесный сон. Впервые после возвращения в Новый Орлеан я вдруг ощутил присутствие мамы.
И у меня неожиданно возник замысел картин, которые я обязательно напишу, когда мы с Белиндой наконец соединимся. Господи, с какой радостью я буду создавать новую серию полотен, так как остановить творческий процесс невозможно. Я представил себе пейзажи и портреты людей из моего далекого детства, причем по масштабности и силе воздействия воображаемые картины были сродни эпическим полотнам, хотя, в сущности, таковыми не являлись. "По волнам моей памяти", - сказал я себе в ту последнюю ночь в Новом Орлеане, а потом пошел на крыльцо и подставил лицо струям дождя. Я сразу же погрузился в атмосферу района Айриш-Чэннел, представил, как мы с Белиндой гуляем по узким улицам, увидел прямо под ногами широкую ленту полноводной реки.
Я представил, как буду писать неухоженные приходские церкви и людей, живших на старых улочках. "Крестный ход" - вот название первой картины. Я нарисую детей в белых одеждах, толпящихся на тротуарах женщин, с четками, в цветастых платьях и шляпках из черной соломки, а еще маленькие домики с пряничными крышами. Возможно, мама тоже будет на моей картине. Словом, огромное полотно, внушающее благоговейный ужас и немного гротескное. На лицах простых людей, которых я когда-то знал, отпечаток примитивной жестокости, а сами эти люди жалкие и убогие, но детали будут выписаны с большой любовью: жемчужные четки в руках маленьких девочек и тонкое кружево. А мама будет в черных перчатках и тоже с четками. Привычное кроваво-красное небо над рекой и, возможно, весенний серебряный дождь, падающий косыми струйками из низких облаков.
Вторая картина будет называться "Марди-Гра". И она стоит у меня перед глазами так же ясно здесь, в Сан-Франциско, как виделась мне в ту ненастную ночь в Новом Орлеане. Огромные блестящие платформы из папье-маше, к которым тянутся склоненные ветви деревьев, и подвыпившие факельщики в черном, которые непрерывно прикладываются к карманным фляжкам. Кто-то роняет факел прямо на платформу, заполненную гуляками в атласных карнавальных костюмах. Языки огня и столбы дыма вздымаются ввысь, словно графическое изображение многоголосого рева, извергаемого отверстыми ртами.
Над Сан-Франциско потихоньку занималась заря, но плотная пелена тумана по-прежнему застилала окна мастерской. Все кругом, казалось, было омыто холодным люминесцентным светом. Мои старые картины с крысами и тараканами казались окном в другой мир.