С другой стороны, по мнению Левенгаупта, подтверждаемому Вейе и Петре, нападения Фастмана, Пфлуга и Инфланта ограничивались мелкими стычками с шведским арьергардом, где потери с обеих сторон составляли не более чем от 10–15 до 20–30 человек убитыми, иначе, если суммировать все приведенные выше русские данные о потерях шведов, то получится, что потери превышают исходную численность шведского корпуса (вполне вероятно, что русское командование включило в общие потери шведов также убитых, раненых и захваченных в плен "нонкомбатантов", следовавших вместе с обозом корпуса, то есть торговцев, маркитантов и проституток. – П. Б.). В дальнейшем отсутствие глубокой разведки со стороны русского командования позволило остаткам шведского корпуса беспрепятственно пройти более 120 км и достичь района дислокации своих главных сил.
Тем временем части королевской армии прошли через Кричев на Костеничи, миновав район Мглина, и двигались к Стародубу, который, как и Мглин, был уже занят русскими войсками. 28 сентября в город вошли части из отряда генерала Инфланта, насчитывавшего, по оценке шведов, около 10 тыс. солдат и офицеров вместе с иррегулярной казачьей конницей, поэтому шведы не решились взять Стародуб штурмом, как 24 сентября взяли Мглин, и также им не удалось овладеть стратегически важными опорными пунктами и ключевыми узлами коммуникаций Северской земли – городами Новгород-Северский, Почеп и Погар. 11–12 октября 1708 года к шведскому отряду генерала Лагеркруны в районе деревни Проконовка под Стародубом присоединились 6,5–6,7 тыс. солдат и офицеров из корпуса генерала Левенгаупта без артиллерии и обоза (по некоторым данным, 1303 рейтара, 1749 драгун, 3451 пехотинец). Безвозвратные потери корпуса составили приблизительно столько же – около 6,3–6,5 тыс. человек убитыми, пленными и дезертировавшими (по данным Роберта Петре, шведы потеряли 6397 солдат и офицеров, из которых 697 рейтар, 1151 драгун, 4549 пехоты), а также 16 орудий, более 1 тыс. голов скота и лошадей, около 8 тыс. повозок с разнообразными предметами вооружения и снабжения, часть которых в целости и сохранности досталась русским, в том числе 20 тысяч ружей, 500 тонн мушкетных пуль, 6 тыс. бочонков пороха, 600 тысяч рейхсталеров.
Сам Левенгаупт оценивал так называемые "кровавые" потери в битве в пределах около одной тысячи убитых и раненых солдат и офицеров, тогда как общие потери – в количестве немногим менее 1,7 тыс. человек убитых, раненых и пленных, то есть остальные 4,6–4,8 тысяч погибли, попали в плен, отстали или разбежались при ночном отступлении из-под Лесной, причем, примерно две тысячи из них собрались в отдельный отряд и направились обратно к Риге, куда и добрались около 1,3–1,5 тыс. дезертиров под командованием подполковника Бьернеборгского полка Кристена Горна, многих из которых впоследствии арестовали и судили. Кроме этого, Левенгаупт говорит о каких-то 1,5 тыс. человек, приведенных им в качестве пополнения в армию кроля Карла, помимо тех 6,5–6,7 тысяч, которые вышли к Стародубу в составе частей и подразделений под его командованием (возможно, это частью солдаты из охраны обоза и возничие, а частью следовавшие вместе с обозом гражданские лица). Таким образом, безвозвратные потери личного состава шведского корпуса под Лесной можно оценить в пределах около 5 тыс. солдат и офицеров, из которых примерно 3–3,5 тыс. убитыми, тяжелоранеными и пленными в ходе самой битвы, и еще примерно 1,5–2 тыс. человек были потеряны убитыми и пленными на этапе преследования остатков корпуса русскими, а также дезертировали из шведских вооруженных сил.
По русским данным в "Книге Марсовой или Воинских дел…", общие потери шведов в битве составили 8 тыс. человек, а в ходе преследования остатков корпуса Левенгаупта еще более 1,5 тыс. были убиты или взяты в плен под Пропойском, на переправе через реку Сож и в районе расположения главных сил шведской армии вблизи Стародуба. Учитывая изложенное выше, оценка потерь шведов преувеличена примерно в два раза. Отсюда представляет интерес мнение генерала Левенгаупта, который утверждает, что, по сведениям иностранных офицеров, участвовавших в битве под Лесной на русской стороне, общие потери царских войск достигают около 9 тыс. солдат и офицеров. При этом по опыту Первой и Второй мировых войн хорошо известно правило оценки потерь, распространенное в русских и советских командно-штабных инстанциях, согласно которому противнику обычно приписывают собственный урон.
В. Артамонов в своей работе, посвященной битве под Лесной, определяет эффективность боевых действий русских войск как отношение общих потерь шведов к общей численности русского "корволанта", выраженное в процентах, то есть число убитых и раненых шведов, приходящееся на каждые сто русских солдат и офицеров, участвовавших в битве (использовать такой способ оценки предложил шведский военный историк полковник И. Б. Р. Веннерхольм (J. Bertil R. Wennerholm). Следуя данной логике, неэффективность действий русских равна отношению их общих потерь к численности "корволанта", что также можно выразить в процентах. Однако, если соотнести между собой полученные таким образом показатели эффективности и неэффективности, то получится традиционное для сравнительной оценки итогов боевых действий соотношение потерь русских и шведских войск, что показывает отсутствие практического смысла в расчете так называемой "эффективности" по способу, предлагаемому В. Артамоновым (И. Б. Р. Веннерхольмом).
Причем, рассчитывая указанные показатели, В. Артамонов придерживается тенденциозного подхода к фактам, вполне характерного для советской и, отчасти, российской историографии, пренебрегая таким базовым принципом оценки потерь, как их деление на боевые и небоевые. Например, безвозвратные боевые потери шведов В. Артамонов определяет в размере около 6,5 тыс. солдат и офицеров, из которых непосредственно в битве – 3873 человека, включая в эту оценку и дезертиров, и части, отделившиеся от корпуса генерала Левенгаупта и ушедшие обратно в Ригу, и потери в боевых столкновениях, последовавших уже после событий под Лесной. Напротив, оценивая потери русской стороны, В. Артамонов относит к ним только общие боевые потери непосредственно под Лесной – 1111 убитых и 2856 раненых военнослужащих, хотя далее сам же указывает, что в Смоленске, куда были перевезены русские раненые из-под Лесной, из 420 раненых преображенцев к 16 октября 1708 года умерли 34 человека и 24 были отпущены из армии в связи с инвалидностью. Следовательно, санитарные потери составили не менее 13–14 %, так что безвозвратные потери русской стороны в итоге достигают не менее 1,5 тыс. солдат и офицеров (вероятно, даже больше, поскольку в ноябре еще 166 человек были отпущены из армии по инвалидности). Число дезертиров из русского "корволанта" В. Артамонов вообще не указывает, хотя, по его же сведениям, факты дезертирства имели место (находясь в Смоленске, Петр рассматривал и окончательно утверждал приговоры военного суда, вынесенные в заседании 8 сентября 1708 года по делам бежавших из полков солдат).
В ретроспективе историческим аналогом битвы под Лесной является битва под Люценом (Lützen) 16 ноября 1632 года, где шведская армия короля Густава Адольфа II Ваза (швед. Gustav Adolf II Wasa) атаковала занявшие оборонительные позиции союзные войска Священной Римской Империи под командованием генералиссимуса Альбрехта Валленштейна (нем. Albrecht Wenzel Eusebius von Wallenstein (Waldstein)). Несмотря на то что в ходе битвы имперские войска оставили часть своих позиций и были окружены с левого фланга, где неприятель захватил их артиллерию, им удалось удержать оборону и нанести элитным соединениям противника – четырем бригадам шведской пехоты – крупные потери, превышающие собственный урон. Во многих частях имперской армии даже появилась уверенность, что достигнута общая победа над шведами, и некоторые военные историки разделяют это убеждение, оценивая результаты битвы как тактический успех армии Валленштейна. Однако сам раненный в битве Валленштейн оказался деморализован решительностью вражеских атак и психологически не нашел в себе сил продолжать боевые действия на следующий день. Историки объясняют это тем, что уже тогда Валленштейн сомневался в необходимости лично для себя идти на риск катастрофического поражения ради выгоды Священной Римской Империи. В ночь с 16 на 17 ноября имперская армия отступила к Лейпцигу (Leipzig), а затем и дальше на юг в Богемию, бросив почти всю артиллерию и часть обоза, после чего достигнутый ею в битве сомнительный тактический успех обратился в несомненное стратегическое поражение.
Как видно, генерал Левенгаупт, также пострадавший в битве, аналогично Валленштейну не нашел в себе уверенности продолжать бой, хотя теоретически имел возможность упредить прибытие подкреплений к неприятелю, если бы в течение ночи с 28 на 29 сентября или на рассвете первым атаковал русских. В битве под Люценом немецкими кирасирами был убит шведский король Густав Адольф. В битве под Лесной шведам удалось убить ландграфа Фридриха Гессен-Дармштадтского и тяжело ранить генерала Бауэра. В случае продолжения битвы существовала вероятность, что удастся убить или ранить царя Петра, что стало бы триумфом шведского оружия и, вероятно, позволило Швеции победоносно окончить Северную войну либо кардинально изменило оперативно-стратегическую ситуацию в пользу шведской армии. Однако в силу своих внутренних качеств – пониженных спонтанности и агрессивности, сопровождающихся высокой тревожностью (объективно обусловленных, по-видимому, тем, что в детстве он рано остался без родителей), Левенгаупт выказал депрессивность и нерешительность и оказался не способен не только воодушевить солдат на продолжение борьбы, но даже поддерживать в войсках боевой дух и дисциплину, поскольку солдаты интуитивно чувствовали слабость полководца. Он сам лично был сильно деморализован после битвы под Лесной, и, прибыв в лагерь шведской армии, неоднократно в беседах с офицерами уверял их, что русская армия сильнее шведской и представляет: "войско непреодолимое, ибо он чрез целый день непрерывный имел огонь, а из линии фронта не мог выбить, хотя ружье в огне сколько крат от многой пальбы разгоралось, так что невозможно было держать в руках…". Кроме того, как показывает заглавие мемуаров Левенгаупта, под влиянием военных неудач генерал стал задумывался о несовершенстве политического устройства Швеции, имея крайне либеральные и революционные для своего времени взгляды по поводу вреда самодержавия. Такие мысли, несомненно, только мешали ему твердо управлять королевскими войсками в бою и операции.
В итоге присоединение остатков курляндского корпуса к главным силам шведской армии не только не решило проблемы шведов с дефицитом предметов снабжения, но скорее обострило недостаток продовольствия и фуража. В связи с этим, В. Молтусов приводит сведения, что русское командование получало от пленных и из перехваченных документов данные о планах шведов отступить из Северской земли в направлении на Чернигов и дальше через Днепр в район Львова, где остановиться на зимние квартиры. Отказаться от этого разумного решения короля Карла побудили только ложные уверения со стороны гетмана Мазепы, который обещал шведам широкую поддержку казацкого войска и надежное обеспечение шведской армии всеми основными предметами снабжения, включая боеприпасы, продовольствие и фураж. Однако развитие событий показало, что, вторгнувшись в Украину, шведы существенно не улучшили свое стратегическое положение, но при этом оказались отрезаны от Литвы, Белоруссии и Польши. Со своей стороны русское военно-политическое руководство умело нейтрализовало административное влияние гетмана Мазепы, отменив ряд ранее наложенных им на казаков налогов и пошлин.
В то же время ситуация со снабжением шведской армии улучшилась только временно, после дислокации войск в Полтавской Украине, поскольку шведам удалось захватить запасы предметов снабжения в Гадяче и Ромнах, а также обеспечить закупки продовольствия у населения. Удерживая под своим контролем обширный район между Днепром, Пселом и Ворсклой, шведское командование фактически создало тыл армии, откуда можно было организованно получать продовольствие и фураж, так что на короткое время шведская армия даже наладила подобие регулярного тылового обеспечения, за счет чего были созданы магазины в Новых и Старых Сенжарах. Однако уже со второй половины апреля, по истечении христианского Великого поста, местное население стало оставлять себе мясо и молоко, что привело к сокращению поставок данных продуктов, а также алкоголя. Соответственно возросли цены на хлеб, который стал чрезмерно дорогим для наименее обеспеченной части шведской армии – рядовых солдат (по показаниям некоторых перебежчиков, жалованья в армии не платили со времени остановки в районе Могилева летом 1708 года). Одновременно появление травы в апреле обеспечило подножный корм для лошадей, чем воспользовался противник для осуществления глубоких рейдов своей кавалерии и иррегулярной конницы, направленных на ограничение возможностей шведов по добыванию продовольствия и фуража и сужению их продовольственной базы.
§ 1.4. Оперативные планы и мероприятия русского командования под Полтавой
Учитывая истощение королевской армии, о котором говорили показания местных жителей, перебежчиков и пленных, в апреле-мае-июне 1709 года царские военачальники попытались превратить стратегическую блокаду шведов в оперативное окружение. Этим планам благоприятствовало то, что шведскую армию существенно ослабила, во-первых, убыль личного состава – осенью и зимой 1708–1709 гг. в шведской армии было около 8 тыс. больных (из которых до 2–3 тыс. умерли от обморожений или оказались искалечены, причем, для сравнения, из 3 тыс. солдат и офицеров в русском отряде генерала Алларта, занявшего в декабре 1708 года оставленный шведами город Ромны, умерли или пострадали от обморожения всего лишь около 200 человек), так что армия уменьшилась от 32 до 25 тыс. военнослужащих. Во-вторых, боевую мощь шведов ослабил дефицит боеприпасов, продовольствия и фуража, выражавшийся, по мнению В. Молтусова, прежде всего в недостаточном для ведения длительных боевых действий количестве ружейного пороха, а также острой нехватке хорошей питьевой воды, хлеба и соли, запасы которых не могли быть восполнены в том оперативном положении, которое сложилось для шведов в Полтавской Украине – в середине мая поставки хлеба составляли менее 3 тонн в день вместо 24 тонн, требуемых установленными нормами питания для одних только солдат, без учета союзников и гражданских лиц.
В то время, когда главные силы пехоты царской армии были сосредоточены под Харьковом, в районе Богодухов, Сенное, Ольшаны, откуда они постепенно перемещались в район восточнее Ворсклы, отдельные отряды русской кавалерии стали занимать позиции непосредственно на левом берегу Ворсклы и переходить на левый берег Псела, чтобы атаковать шведские обсервационные силы, вынуждая их стягиваться к главной армии в район Полтавы.
Так, 11 апреля 1709 года отряд царского генерала Карла Ренне (Ронне, Karl Evald Rönne, потомок немецких рыцарей, курляндский барон, служил в шведской армии, поступил на русскую службу в 1702 году, один из ведущих командиров и командующих кавалерийскими частями, соединениями и объединениями в армии Петра I), в котором было не менее трех драгунских полков, а всего около 7000 регулярной и иррегулярной конницы, напал на левом берегу Ворсклы в районе села Соколки на сводный отряд шведов (по разным данным, от 2730 до 4000 драгун, до 3000 запорожских и около 500 гетманских казаков под общим командованием генерала Карла Крузе (Karl Gustaf Kruse af Kajbala)). По утверждениям одних авторов, русские были разбиты и потеряли до 1400 человек, по другим – 500, а согласно Е. Тарле – всего 60 человек, причем уже русские заставили шведов и казаков, потерявших до 850 человек и 4 пушки, отступить за Ворсклу. Согласно свидетельству капитана английской армии Джеймса Джеффриса, потери группы Крузе составили около 200 солдат и офицеров, в том числе были убиты 8 капитанов (Джеффрейс, James Jeffreys, Jeffereys, служил в Англии в пехотном полку гвардии королевы Анны, в 1707 году по контракту поступил добровольцем в шведскую армию с целью информирования о ходе военных действий против России главнокомандующего английскими войсками в Западной Европе Джона Черчилля, герцога Мальборо; брат Джеймса – Густав, погиб в битве с русскими под Нарвой).