В марте 1718 года царь велел посадить на кол майора Степана Глебова, когда обнаружилось, что он стал любовником его бывшей жены Евдокии Лопухиной, которая тогда уже двадцать лет провела в монастыре (с 1698 года). Чтобы при сильном морозе Глебов не умер раньше времени, царь приказал надеть на него тулуп, валенки и шапку, что продлило мучения казненного больше чем на сутки.
Вообще, приверженность Петра к убийству людей через сажание на кол позволяет сравнить его с легендарным Валашским князем (господарем) Владом III Дракулом, который в народе имел прозвище Цепеш (Тепеш, рум. "Vlad Tepes"), что означает "пронзатель", в данном смысле – пронзатель колом, коловник. Даже находясь в тюрьме, в плену у своего формального сюзерена венгерского короля Матиаша Хуньяди (венг. Matyas Hunyadi), Влад продолжал затачивать маленькие колышки и с их помощью "казнил" пойманных мышей и крыс. Характерно, что Влад III, так же, как и Петр I, по-видимому, принадлежал к числу гневно-тупых шизоидов, поскольку однажды он посадил женщину на кол и одновременно велел отрубить ей руки за плохое, по его мнению, ведение домашнего хозяйства – она не выстирала одежду мужа. Кроме этого, тела казненных, посаженных на кол, располагались им в строгом геометрическом порядке, а головы детей клались их матерям на место отрубленной груди.
По мнению некоторых ученых в области криминальной психологии, исследовавших поведение сексуальных маньяков-убийц, садист объективирует в жертве те элементы полового акта, которые дефектны в нем самом и особо значимы для него. В связи с этим стремление вводить в анальное отверстие жертвы различные предметы свидетельствует о подавляемом или сознательном, активном или пассивном гомосексуализме. Э. Кречмер в качестве особенностей половой сферы шизотимиков приводит болезненную направленность мышления на сексуальную проблематику, связанную с общим пониженным уровнем сексуальной потенции; ненормальное или неясно фиксированное направление сексуального инстинкта – гомосексуализм и различные перверсии; большую эмоциональную силу и судорожную жажду сексуального раздражения – полную утрату задержек, бесстыдные и циничные формы сексуальности дефективных постпсихотиков.
Действительно, сексуальность царя Петра I отличалась необходимостью в повышенном раздражении посредством сожительства с развращенными и проституированными женщинами; групповых половых контактов и обмена половыми партнерами; гомосексуальных контактов; различных перверсий, среди которых известна флагелляция; организации и лицезрения циничных и бесстыдных публичных представлений на эту же тему. Существуют свидетельства, что царь жил с Меншиковым "бляжьим образом" (как отмечал Чарльз Уитворт, кое-кто полагал, что близость царя и фаворита походила скорее на любовь, чем на дружбу, они часто ссорились и постоянно мирились); держал при себе "для личного удовольствия" красивого лейтенанта; заказал датскому художнику И. Таннауэру (Johann Gottfried Tannauer, Dannhauer) портрет своего денщика в голом виде; датский посланник хлопотал о производстве в дворянство за "некоторые услуги царю" красивого датчанина, находившегося на службе при князе Меншикове.
Э. Кречмер отмечает, что именно сексуальной дефектностью во многом обусловлены такие характерологические особенности шизотимических личностей, как категорический императив и моральный ригоризм. По многочисленным свидетельствам современников, этим же отличался и Петр I. Так, в области государственного управления царь Петр руководствовался идеей, подсказанной ему в переписке немецким философом и математиком Готфридом Лейбницем (нем. Gottfried Wilhelm Leibniz), что государственный аппарат управления должен быть выстроен аналогично часовому механизму, где все детали взаимодействуют по точно установленным правилам и законам и могут быть легко заменены на аналогичные в случае негодности: "Как в часах одно колесо приводит в движение другое, так и в великой государственной машине одна коллегия должна приводить в движение другую, и если все устроено с точною соразмерностью и гармонией, то стрелка жизни будет показывать стране счастливые часы". Эта абстрактная идея, вполне новая для своего времени, если и могла быть хотя бы отчасти реализована в социальной практике, то лишь в условиях западноевропейских государств, небольших по территории и численности населения, с развитой социальной инфраструктурой и сетью коммуникаций. Однако царь Петр, не любивший и не умевший устанавливать продуктивные отношения с людьми, а потому крайне приверженный всякого рода механистическим инновациям, внедрение которых позволяло ограничить влияние так называемого "человеческого фактора", начал с поистине шизофреническим упрямством воплощать замысел Лейбница в России. Поскольку особенности сложившейся здесь социальной системы и условия жизни совершенно не подходили для этого, в итоге Петром был создан громоздкий, уродливый и неэффективный бюрократический аппарат, недостатки которого так и не удалось изжить в течение еще трех столетий (причем, по мнению П. Милюкова, за исключением военной реформы, Петр не вникал в существо происходивших по его воле преобразований государственного устройства, совершавшихся его ближайшими помощниками и доверенными лицами непоследовательно, противоречиво, исходя из собственных своекорыстных интересов, то есть практически так называемые "реформы" производились или "поневоле", или вообще без участия главного "реформатора").
Для построения психологического портрета царя Петра не менее важна и такая особенность его психики, как параноидальная подозрительность, что приводило к периодической организации масштабных уголовных процессов политического характера, в которые вовлекался широкий круг людей, ложно обвиненных под пытками другими участниками дела. Аналогично Ивану VI Васильевичу "Грозному" и Иосифу Виссарионовичу Сталину (Джугашвили), царь Петр с самого начала и до конца своего самодержавного правления организовывал подобные процессы: по делу о заговоре Ивана Циклера, по делу о заговоре стрельцов в пользу царевны Софьи, по делу о заговоре царевича Алексея, по делу о заговоре сибирского губернатора князя Матвея Гагарина, по делу о коррупции камергера Виллима Монса (Willim Johann Mons, младший брат одной из любовниц Петра – Анны Монс (Anna Mons)) и др. При этом, как и принято в России, политические репрессии и личная ненависть царя к тому или иному человеку зачастую маскировались объективными социально-экономическими требованиями – необходимостью борьбы с экономическими преступлениями и коррупцией. Хотя, возбуждая уголовное преследование по данным составам преступлений, власть умышленно не учитывала реальные обстоятельства дела – например, князь Матвей Гагарин из собственных, "украденных" денежных средств выплачивал жалованье чиновникам аппарата Сибирского губернаторства, поскольку жалованье им из казны задерживалось или вообще не поступало. Аналогично камергер Монс тратил "взятки" на содержание двора императрицы Екатерины и организацию дорогих приемов – "ассамблей", которые устраивались по требованиям самого Петра I.
В конце жизни Петр начал готовить процесс против своего ближайшего окружения – жены Екатерины и князя Меншикова, так же, как и два других упомянутых выше тирана, пытавшиеся устранить Бориса Годунова и Лаврентия Берию, но им всем помешала собственная скоропостижная смерть.
Все трое указанных правителей, которые являются в России олицетворением верховной власти страны и непритворно чтятся народом, грубо вмешивались в политику Западной Европы и пытались военным путем аннексий и оккупации отдельных стран диктовать западноевропейцам свою политическую волю, но при этом не имели для осуществления такого диктата ни экономической, ни социальной базы. В результате, подорвав экономику России и не оставив достойных преемников, эти правители подготавливали все условия для возникновения тяжелых социально-экономических кризисов, наступавших через непродолжительное время после их смерти: так называемое "Смутное время"; династический кризис первой половины XVIII века, окончившийся приходом к власти в России государей германской национальности и образованием немецкой группировки внутри российской элиты; так называемая "перестройка", обострившая проблему депопуляции и деградации населения регионов России (по причине истощения генофонда из-за огромных человеческих потерь среди русских в ходе Второй мировой войны). В итоге неумелого ведения войн против западноевропейских стран допущенные указанными государственными деятелями людские потери парадоксальным путем привели к реальному воплощению абстрактной идеи, появившейся в царствование Ивана IV: "Москва – Третий Рим, а Четвертому Риму не быти". Два первых Рима – Римская и Византийская империи – пали под ударами извне, но только потому, что уже были ослаблены изнутри в связи с необходимостью восполнения людского дефицита за счет привлечения инонациональных мигрантов с периферии, которым так и остались чужды принципы и правила римской и византийской жизни, вследствие чего они стратифицировались по национальным общинам и стремились только эксплуатировать права римского гражданства, не отдавая империи ничего взамен. Причем в последний период существования обеих империй этим иммигрантским общинам удавалось выдвигать из своей среды крупных политических деятелей, которые нередко фактически управляли империей, но оставались при этом связанными мелкими общинными интересами, а потому только вредили государству. Сложившуюся ситуацию дополнительно обостряла невозможность утвердить в резко стратифицированном обществе какую-либо государственную идеологию и единую систему религиозных, моральных и нравственных ценностей, что вело к широкому развитию местничества, протекционизма и коррупции, резко снижавшими эффективность функционирования всей социальной системы.
Для дополнительного понимания движущих мотивов в поведении царя Петра I целесообразно обратиться и к гипотезе австрийского врача-психиатра Л. Сонди (Leopold Sondi), который так же, как и Кречмер, исследовал связь внешности с психическим статусом индивида. Согласно гипотезе Сонди, избирательность общения человека определяется тем, что по чертам внешности он неосознанно ищет субъектов, которые страдают аналогичными формами психических отклонений, при этом неосознанное влечение к подобным себе лицам уходит корнями в генетическую предиспозицию. Отсюда внешнее сходство между людьми позволяет предположить у них и однотипные психические расстройства или акцентуации психики. Если сопоставить внешность российского царя и императора Петра I с другими историческими личностями, то по чертам лица Петр имеет определенное сходство с Адольфом Гитлером. В данном случае теория Сонди (впрочем, так же, как и теория Кречмера) удивительно соответствует действительности в части поведенческих особенностей указанных лиц, поскольку Адольф Гитлер аналогичным образом характеризуется как психопатическая личность, подверженная неконтролируемым приступам гнева, схожим с эпилептическими припадками. Согласно многим свидетельствам очевидцев, Гитлер, как и Петр, отличался повышенной агрессивностью, жестокостью, отклонениями в сексуальной сфере, эмоциональной отчужденностью. Следовательно, обоснованно предположить, что Гитлер, как и Петр I, относился к шизоидным личностям. Однако благодаря невысокому социальному происхождению и борьбе за положение в обществе, его социализация в процессе жизнедеятельности оказалась более глубокой, чем у Петра I, поэтому шизоидные черты поведения углублялись и обострялись до болезненных проявлений постепенно, в процессе пребывания у верховной власти в Германии, в особенности после крупных политических и военных неудач.
Для нашего исследования интересно, что в обоих указанных случаях ход и исход военного противостояния русских и германцев зависел от деспотических решений и поведения шизоидов, которые считали себя выдающимися военачальниками и полководцами.
В связи с изложенным, поражение от Карла XII под Нарвой, когда Петр бежал, бросив армию накануне битвы, явилось глубоким унижением для царя, поскольку затрагивало одну из наиболее приоритетных для него сфер самореализации (по некоторым сведениям, покидая армию, царь даже переоделся в крестьянскую одежду). Как следствие, в дальнейшем он упрямо стремился компенсировать предыдущее унижение доказательством превосходства в любимом им с юности военном деле (царь был серьезно вовлечен в "воинские забавы" с одиннадцатилетнего возраста – 1683 года, когда при его дворе в Преображенской слободе под управлением Преображенского приказа начали формироваться первые "потешные" отряды, имитировавшие настоящие военные подразделения).
Решив, что под Полтавой настал подходящий момент расправиться со "страшилищем", как Петр называл короля Карла XII, царь пошел на риск, стремясь не упустить удобного случая для мести. Однако в данном случае он попытался действовать в той области, где был наиболее слаб по сравнению со своим противником – в области полководческого искусства, причем даже не в части стратегии или оперирования войсками, а в тактике боя.
§ 2.2. Психология короля Карла XII
По счастью для русского царя, шведский король Карл XII Густав Виттельсбахский (Karl XII Gustaf Wittelsbach) был также крайне уязвим. Когда его называют "последним викингом" или "скандинавским бродягой", то это можно отнести в основном к особенностям поведения короля, хотя Карл был похож не только на норманнского конунга, но и на средневекового рыцаря (после Полтавской битвы Карла начали сравнивать в Западной Европе с Дон-Кихотом, тем более что король действительно увлекался чтением рыцарских романов), и кондотьера, и вождя ландскнехтов, в общем, по выражению К. Валишевского: "…являлся последним представителем поколений рубак, живших для войны и войной… старясь и умирая в латах… с руками, запятнанными ужаснейшими злодеяниями, но душой чистой и гордой". По крови же он происходил от государей Баварской и Пфальцской династии Виттельсбахов (Wittelsbach, княжеский род получил это имя по названию замка на реке Заале в Верхней Баварии) – владетельных курфюрстов и князей Южной Германии, младшие сыновья которых за 500 лет до Полтавской битвы пополняли ряды Тевтонского ордена и в свое время вероятно, воевали против русских на озере Пейпус (Чудском) или под Грюнвальдом. Пфальцграф из рода Виттельсбахов, Иоганн Казимир Виттельсбахский (Johann Casimir von Wittelsbach) в начале XVII века женился на Катарине – сестре короля Густава II Адольфа из династии Ваза (Gustaf II Adolf Wasa) и дал начало германской линии шведских королей. В дополнение к этому бабушка Карла по отцовской линии Хедвиг-Элеонора (Hedvig-Eleonora) также была немкой из Ольденбургской фамилии владетелей княжества Голштейн-Готторп (Holstein-Gottorp).
Отображенная на портретах внешность Карла XII обнаруживает такой важный диагностический признак, установленный Э. Кречмером по ряду шизофренических лиц, как несоответствие между слишком длинным носом и сравнительно небольшим размером нижней челюсти (так называемый угловой профиль). Это отличие принадлежит к наиболее частым специальным конституциональным признакам шизофренической группы: "Где встречаются длинные носы, там мы часто находим у близких родственников нечистые параноидные психозы, случаи шизофрении, а также шизотимические личности".
Соответственно, так же, как и царя Петра, шведского короля отличали: