- Ну а еще что хорошего?
- Еще? Знаешь, я даже сглазить боюсь.
- Начала, уж говори…
- Этот второй бизнесмен, то есть первый…
- Так второй или первый?
- Ну, в общем, с Людой был Дмитрий, а меня выбрал Николай.
Я была возмущена Иркиным лексиконом.
- Меня выбрал… Ты что, на панели стояла?!
- Наташка, прекрати цепляться к словам! Ты же знаешь, что по большому счету выбирают всегда мужчины.
- Может, и так, - вздохнула я. - Но разве от твоего выбора ничего не зависело?
- А мне без разницы было, оба симпатичные, на хороших машинах, с деньгами…
- Женатые, - подсказала я.
- Ошибаешься! Николай вдовец.
- Значит, тебе повезло больше, чем этой Люде?
- Люде не повезло в тот момент, когда Бог забыл ей вложить в голову мозги!
- Ирка, не гордись! Я вижу, тебя терзает комплекс победителя.
- И вовсе не комплекс! - обиделась в шутку Иринка. - В общем, поздно вечером у тебя есть шансы узнать о подробностях. Настрой свой радиоприемник…
- При чем тут радиоприемник? Ты что, собралась в эфире вещать? - испугалась я.
- Наташка, я шучу, - беззаботно пропела моя подруга. - Я позвоню тебе домой часиков в двенадцать. Умоляю, не засни до этого времени!
- А пораньше не можешь?
- Пораньше никак! Мы через полчаса встречаемся с Николаем!
Спокойная, сосредоточенная речь Лизы звучала контрастом Иркиному воркованию. Парикмахер - самый, по Лизиному мнению, квалифицированный мастер в их салоне - поработал с моей фотографией. От пепельного цвета мне советуют отказаться, но взамен могут предложить несколько интересных нестандартных идей.
- На какой день тебя записывать? - уточнила Лиза.
- На четверг. Нет, на пятницу, - быстро ответила я, представив, как сообщу Глебу, мол, сегодня приду позже, после работы заскочу в парикмахерскую. Разве аллегория души имеет на это право?
Следующий звонок был от музыкального доктора. У него тоже нашлись для меня некоторые интересные новости.
- Инна Владимировна понемногу идет на поправку.
- Я могу ее видеть?
- Да… пожалуй.
Мне показалось, что с мамой все не так хорошо, как доктор пытался представить в начале разговора. Бывают такие случаи - лекарства ликвидируют галлюцинации, но стоит перестать принимать их…
- Скажите, она спрашивала обо мне?
- Да, спрашивала.
- Она по-прежнему считает, что я в Ганновере?
- Нет. Я же сказал, что бред прекратился. Хотя пациентка еще слаба и апатична, с этим этапом лечения, я надеюсь, покончено.
Мы условились, что я подъеду в клинику к семи. Удобнее было бы сделать это в половине восьмого, чтобы опять не идти на поклон к Любаше, но доктор объяснил, что его рабочий день заканчивается в шесть тридцать. Конечно, он может задержаться на полчаса, но не до бесконечности же. Пришлось остановиться на семи.
Последним позвонил Глеб. Увидев на определителе его номер, я торопливо вышла из офиса. Не приведи господь привлечь внимание милейшего коллектива к обстоятельствам своей личной жизни! Им ведь дай только повод, только попади на язык…
…Вчера вечером мы с Глебом расстались почти сразу. Выпили за помолвку по бокалу кьянти, а потом я попросила:
- Иди…
Оставшись одна, вышла на лоджию, которую наши знакомые, ничуть не преувеличивая, называли оранжереей, и долго поливала цветы. Город затихал, погружаясь в сон. Постепенно стало так тихо, что я различала журчание воды и звуки пересохшей земли, жадно впитывающей влагу. Лоджия заполнялась головокружительным ароматом озона…
От озона кружилась голова. От счастья может разорваться сердце. В моем любимом фильме главная героиня признается подруге:
- Мне было так хорошо, так хорошо, что хотелось умереть…
Даже в самые лучшие минуты понимаешь: это пройдет. А что впереди - неизвестно. Расстаться с жизнью в самый счастливый момент - все равно что закончить песню на самой трудной и красивой ноте… Просто расстаться с этой унылой, пасмурной жизнью, превратиться в душу, способную подняться в небо и улететь. Улететь на поиски своего тела. Найти и слиться с ним навсегда…
И что это вдруг случилось со мной? Вообще фантазии и порывы никогда не были свойством моей натуры. Я считала себя скорее рационалисткой, чем фантазеркой. Именно природный рационализм не позволял мне легко сходиться с людьми, тем более с мужчинами. Меня не трогали обычные знаки внимания - подарки, комплименты, красивые слова. Я прежде всего пыталась понять, что за человек передо мной.
Но сейчас мне не хотелось ни в чем разбираться. Нельзя, наверное, всю жизнь прожить от ума. Ведь кроме этого на свете существуют чувства, ассоциации, интуиция. Например, звук льющейся в тишине воды всегда будет возвращать меня к странному состоянию бестелесности, к этому непонятному, счастливому состоянию.
…Оказалось, я ошибаюсь. Достаточно было услышать в трубке голос Глеба, чтобы снова все пережить.
- Я заеду за тобой в девять.
- Хорошо.
Я даже не спросила, куда мы отправимся и чем будем заниматься. Только чувствовала, что вчерашнее настроение с каждой минутой все, сильнее нарастает во мне. Если так пойдет дальше, я вообще лишусь естественного человеческого свойства притягиваться к земле. Оторвусь…
Нет, до конца оторваться не получится - сегодня в клинике нервных болезней меня ждет встреча с музыкальным доктором. Я с ужасом призналась себе, что не хочу ехать к маме. Боюсь ее напряженных глаз, неловких движений, холодного взгляда. Ее неприязни. Мамина трагедия, бывшая все годы неотъемлемой частью моей жизни, показалась мне в ту минуту чем-то неприятным и скучным. Ведь Лешка же не причисляет ее болезни к числу своих личных проблем! А что будет, если я один раз, всего один разочек не съезжу в клинику?
Я набрала нужный номер и осторожно сообщила доктору, что не смогу приехать сегодня - на работе неотложные дела.
Про себя решила: если только он начнет возражать… Но он не возражал…
Дома мне сразу бросился в глаза засохший букет - потемневшие чайные розы на длинных ножках с поникшими головками. Неужели Влад существовал в моей жизни всего несколько дней назад? Ну да, существовал. О нем осталась память, красивая и печальная, - увядшие розы.
Я вспомнила, что Таня всегда сохраняет засохшие цветы - делает целые композиции, украшает квартиру. Мама, наоборот, такие вещи не переносит, считает, что держать их в доме - плохая примета.
У меня, тем не менее, не поднималась рука выбросить букет в помойное ведро. Вылив побуревшую за несколько дней воду, я вымыла и тщательно вытерла вазу и осторожно поместила букет обратно. Несколько лепестков и сухих темно-зеленых листьев упали с тихим шелестом на ковер Островок осени в разгар весны… Влад мечтал заполнить мою жизнь красотой, комфортом, интересными путешествиями. Но разве в этой жизни что-нибудь совершается по плану? В жизни как в природе! Что толку планировать, чтобы в ноябре на деревьях распустились листья или чтоб в июле замерзла река? Природа живет по своим законам, жизнь развивается по своим. Эти законы требуют, чтобы Глеб находился со мной рядом. Остальное абсолютно исключено!
Я собрала сухие листья с ковра и стала готовиться к встрече с Глебом.
Увы, зеркалу нечем было меня порадовать. Как это часто случается, внешне я нравилась очень многим, но не себе самой. Плотного телосложения, как пишут в газетных объявлениях и криминальных хрониках. Ну, не полней Елены - воспротивился внутренний голос. А все же плотного… И даже беспокойства последних дней никак не утончили мою плотность!
Лицо уверенное, сосредоточенное, умное.
- Слушай, ничего тебя не берет! - укорило я свое отражение, накладывая яркий вечерний макияж. - А где же следы смятения, озоновой легкости? Куда девалась женщина? Налицо только аналитик! А вдруг женщина вообще умерла?!
Слишком долго тянулась жизнь до встречи с Глебом! Подспудно казалось: мое женское начало так и останется невостребованным. А может, оно потихоньку стало атрофироваться, как у человека, не встающего с постели, в конце концов атрофируются ноги.
Аккуратные линии сиреневого карандаша немного исправили ситуацию. Лицо стало живее, но проще. Смазливее. Ушла глубина. Чем ее восполнишь? Если попробовать собрать волосы?.. А если распустить?..
Честно сказать, волосы - моя гордость. Густые, крупные локоны. Весь уход за ними заключается лишь в том, что я мою волосы оттеночным шампунем "Золотой блондин" и раз в два месяца захожу в парикмахерскую. Перебрав всевозможные варианты прически, я остановилась на промежуточном - боковые пряди собрала на висках небольшими черепаховыми заколками, а сзади предоставила волосам полную свободу.
Немного старомодно, напоминает пятидесятые годы истекшего XX столетия, но никуда не денешься. Избавившись от имиджа румяной и толстой купеческой дочки, я все равно не превратилась в манекенщицу XXI века. Избрала стиль строгий и простой: на работу - костюмы, светлые блузки, в остальном - классическая джинса. И кстати, вечернее платье, которое я намеревалась надеть сегодня, тоже очень простое. Прямой, слегка приталенный силуэт, воротник - щель, эффектно подчеркивающий шею и чуть приоткрывающий плечи, длина - за колено. Платье сшито из красивого лилового шелка, поэтому я держала его за нарядное.
К платью имелись две пары туфель. Черные без каблуков, метко названные мамой "галошками", и фиолетовые замшевые лодочки на шпильках, купленные, извините за выражение, в "Ж". От шпилек, увы, пришлось отказаться. Опять что-то купеческое. Только теперь уже не дочка, а жена, разрядившаяся ради праздника.
В общем, я сделала все возможное, чтобы выглядеть прилично, и с чистой совестью отошла от зеркала. Никогда не увижу в нем то, о чем мечтаю, а лишний раз расстраиваться какой смысл?
Часы показывали без немногого девять, но было светло, как днем. Я уселась на диван в своей комнате и стала ждать. Глеб появился в начале десятого, принеся с собой особенный запах весенней московской улицы - пыли, влаги, молодой зелени - запах озона, круживший мне голову вчерашней ночью, вызывающий желание подняться в воздух и улететь… Но лететь было некуда. Душа, встретив свое тело, обрела, наконец, покой. Прекрасный сюжет для средневековой гравюры.
- Ты готова?
- Смотря к чему…
- Поужинать в ресторане.
- Пожалуй.
Но он по-прежнему крепко держал меня за плечи.
Я засмеялась:
- Так мы не попадем в ресторан.
- Ты голодна?
- Не очень.
- Вчера я провел мучительную ночь. Ты понимаешь, что поступила жестоко?
- Я поступила мудро.
- Мне тебя не хватало. Я не мог уснуть.
- Это было в последний раз. Ты должен был прочувствовать.
- Я всю жизнь это чувствовал.
- Всю жизнь и еще один день.
- Последний день был самым тяжелым, - произнес он шепотом, и я поняла, что в ресторан мы сегодня не попадем.
Глава 11
Поздним вечером мы стояли у открытого окна, курили по очереди одну сигарету и разговаривали.
- Почему вчера ты не позволила мне остаться?
- Сама не знаю… Просто решила, что так лучше.
- Надеюсь, это не связано с… нашим общим знакомым?
- Уж не ревнуешь ли ты?
- Ревную.
- Не может быть!
- Почему не может? Ты так отчаянно защищала его в одном из наших первых разговоров, называла своим близким… Мне было неприятно, я ревновал.
- Тогда у тебя вообще не было на это прав.
- Вот представь, ревновал без всякого права! - Он грустно улыбнулся. - На обиды, на ревность, на тоску права не нужны. Мучайся себе сколько хочешь.
- Значит, ты мучился?
- Конечно. Мне невыносимо было представить тебя рядом с этим… человеком.
- Но ты не делал мне навстречу никаких шагов.
- Я ждал, что ты сама расстанешься с ним. А на будущее учти: я страшно ревнивый.
- Никакой ты не ревнивый!
- Я тоже так думал, пока не увидел тебя.
- Увидел и что же?
- Понял, что буду драться за свою женщину…
- До последней капли крови? - рассмеялась я.
- Я не шучу.
- Где твое чувство юмора?
- Юмор уместен не во всех ситуациях.
Он бросил за окно сигарету и задвинул штору.
- Ревнивец! - Я покачала головой. - Скажи лучше, за кого ты выдавал меня на банкете?
Небольшая заминка, смущение…
- Ты ведь знаешь за кого.
- А если я начну ревновать?
- У тебя нет повода.
- Как это нет?! Ты целый год провел в Новотрубинске. Должно быть… часто виделся с этой женщиной.
- В последние месяцы я у нее жил. Только это ничего не значит. С тех пор как я увидел тебя, мы с ней даже не говорили по телефону.
- Ты ни разу не позвонил ей?
- Ни разу.
- А она тебе?
- Я просто отключал аппарат.
- Но… может быть, это жестоко?
- Это не имеет значения, как, впрочем, и многое другое. Не стоит разменивать жизнь на мелочи.
- Неправда! Все в жизни складывается из мелочей!
Но Глеб воспринимал этот мир глобально. Как скульптор, стремящийся к совершенству формы, отсекает от камня все лишнее, он обозначил в жизни несколько магистральных направлений и все остальное готов был им подчинить.
До встречи со мной первое место принадлежало работе. Затем шли увлечения: дайвинг, охота, горные лыжи и друзья. Но была еще философия. К ней Глеб обращался нечасто - каждый раз, когда жизнь входила в новую фазу. Так сказать, делала новый виток.
Теперь акценты будут расставлены по-другому. В центр мира Глеб собирался поставить меня, наш союз.
- Ты родишь мне сына.
- Или дочку.
- Сына! - Он настаивал.
Я улыбнулась:
- Сейчас мне ничего не стоит с тобой согласиться!
- А вообще тебе трудно со мной соглашаться?
- Нет, что ты? Совсем нет.
- Я хочу, чтобы ты со мной соглашалась.
- Всегда и во всем? - Я вновь усомнилась в серьезности его слов. - Но почему? Это же ненормально. Это же какой-то… идеализм.
- Иначе нам будет трудно вместе.
Что он имел в виду? Бытовые частности, оказавшиеся не по зубам многим-многим парам? Философские взгляды или увлечение охотой?..
И вдруг я вспомнила нашу первую близость, случившуюся сегодня. В разговорах на эту тему женщины употребляют разные глаголы: ласкал, имел, любил, совокуплялся… Употребляют и непечатные. Понятно, что весь этот стилистический спектр соответствует спектру жизненных ситуаций. И так бывает, и так, и эдак.
Про Глеба нельзя было сказать ни того, ни другого, ни третьего. Но мне показалось, я нашла точное слово. Он обладал. И в жизни, по-видимому, стремился к такому же обладанию. К полному господству, к безоговорочному лидерству. Стремление, плохо соотносящееся с грустными глазами, невзрослым обликом и увлечением философией. Или это просто проявление невзрослости?
- Нам не может быть трудно вместе, - сказала я вслух. - Ты разве не почувствовал?
Он промолчал, обескураженный моим нежеланием подчиняться. На самом деле я готова разделить с ним все - взгляды, идеи, трудности. Я научусь стрелять, плавать с аквалангом, вникну в тонкости учения Фомы Аквинского и рожу сына. Единственное, чему не будет места в нашем мире, - упрямству. Упертости, как выражается Ленка.
- Наташа, я хочу, чтобы ты поняла, это серьезно… - Даже при тусклом свете торшера я заметила: его карие глаза потемнели. - Я хочу, чтобы ты…
Волнуется, подбирает слова. Тоже мне философ! Я обнимаю Глеба без слов.
Мой так и не повзрослевший мужчина, мой рано поседевший капризный мальчик, мой грустный спаниель! Сначала порыв наталкивается на отчуждение, но скоро Глеб теплеет. Мы стоим обнявшись посреди комнаты, прислушиваясь друг к другу, притираясь, сливаясь… и в это время раздается телефонный звонок.
- Не будем подходить, - шепчу я.
- Кто это может быть в такое время?
- Подруга.
- У нее привычка звонить по ночам?
- Сегодня она предупредила, что позвонит поздно.
Глеб не отвечает, но я догадываюсь, что к телефону лучше все-таки подойти.
- Ты что, - недовольно спрашивает Ирка, - уже спишь?
- Пока нет. Мы же договорились, рассказывай.
- Короче, Николай…
Ирка приписывает Николаю все мыслимые и немыслимые добродетели: ум, чувство юмора, щедрость, высокую компетентность, галантность, элегантность… Но я знаю, что и до этого на ее пути встречались весьма достойные мужчины. Только они не приглашали Иринку в ЗАГС. А как настроен в этом отношении Николай? Я не прочь задать ей кардинальный вопрос, но не хочу делать это в присутствии Глеба. Сначала он проявлял интерес к нашему разговору, но вскоре, убедившись, что мне действительно звонит подруга, вышел из комнаты.
На кухне с характерным звуком распахнулось окно. Глеб любит курить у открытого окна - существовать одновременно в двух мирах, уличном и домашнем. Вредная привычка, ведущая к раздвоению личности.
Я думаю о нашем с Глебом последнем разговоре. Мне видится его стройная фигура, почти слившаяся с темным оконным проемом, тонкие аристократические пальцы, глаза, темнеющие от малейшей эмоциональной нагрузки… А Ирка, как заклинание, все повторяет:
- Николай, Николай, Николай…
- Ир, а ты спать не хочешь?
- Да какой там спать! Слушай, а Влад тебе больше не звонил?
- Он больше не позвонит, - отозвалась я сухо.
- А ты не расстраивайся, - сочувствует Ирка. - Мы с Николаем завтра вечером идем в Большой театр. Я тебе после спектакля обязательно позвоню. Не скучай. Целую.
Глава 12
- Так все-таки темный с проседью?
Я оглянулась и увидела Катю Ястребову. Взгляд Любашиной заместительницы был прикован к серебристому "рено", быстро удаляющемуся в сторону Кольцевой дороги.
Утром Глеб предложил подвезти меня до работы - в районе Каширки у него какие-то дела. И хотя я соблюла все необходимые предосторожности и вышла из машины в квартале от нашего офиса, тайное не замедлило сделаться явным.
- А говорила, он претендует на квартиру твоего брата!
- Он и претендует, - ни капли не смутившись, ответила я.
- А тебя при этом на работу подбрасывает?
- Одно другому не помеха.
- Ты что же, закрутила роман с этим мужиком? - У Кати глаза на лоб поползли. - Ничего себе история!
- Мало ли что бывает в жизни.
- А Любаша тебя уже замуж выдала! - продолжала Катя. - За этого твоего Влада. Лучше, говорит, ей никого не найти. Тоже нашлось сокровище, невеста-перестарка!
- Так прямо и сказала? - рассмеялась я.
С чего это вдруг Катя решила поссорить меня с начальницей? Тем более ей странно делать это сейчас, за несколько дней до перехода на новое место.
- Так и сказала! Ты знаешь, по жизни она страшный человек!
- Неужели страшный?
- Сплетница, интриганка! Она только ради интриг на работу таскается. Деньги ей не нужны - муж у нее их гребет лопатой.
- Что ж, у каждого свои резоны, - заметила я. - Кому нужны интриги, кому - общество, кому деньги.
- Это точно! Мы тут за копейки горбатиться должны, а она - в два раза больше получает, не делает ничего и нам не дает!.. Как тебе понравилось вчерашнее?