Ну хватит! Довольно с меня художественной самодеятельности! Зайти-то мне к нему, конечно, придется, но теперь я буду умней: поеду в клинику не одна - попрошу помочь Лизиных знакомых психиатров. И пусть он только рот посмеет открыть! Так и скажу: мне не нравится, когда меня водят за нос, хочу знать истинную картину состояния здоровья моей матери!
Лиза легко согласилась мне помочь:
- Завтра вечером я точно скажу, смогут ли они подъехать в понедельник. Смогут, скорее всего. Клиника у них новая, пациентов немного. Вроде как у нас в салоне, - добавила она с легким смешком.
Выработав более или менее логичный план, я посчитала мамину проблему исчерпанной. Дальше буду действовать по обстоятельствам. Возможно, придется сменить клинику, это я тоже имела в виду. Будем надеяться, что Лизины врачи - люди более сведущие и в их заведении мама быстрее пойдет на поправку. Это, конечно, крайний вариант. В идеале хорошо бы завершить курс лечения у музыкального доктора, и чем скорее, тем лучше.
Еще несколько дней назад я готова была ждать сколько угодно - главное результат. Но теперь, сказать по правде, мне хотелось лишь одного: забыть белые коридоры клиники, названия лекарств, наглые уловки медицинского персонала, искаженное бредом мамино лицо. Все, что можно было сделать, я сделала, а дальше - оставьте меня в покое! Мне пора в свою жизнь.
Я возвращалась к этим мыслям во время вечерней прогулки с Глебом. Ночью в гостинице и утром в машине. Иногда делалось болезненно жаль маму. Все предали ее: отец, Лешка, а теперь отступилась и я. Но эти короткие импульсы - угрызения совести, казалось, исходили откуда-то извне и не достигали глубин моего сердца. Оно было переполнено радостью, красотой, любовью, яркими впечатлениями - для горьких чувств и переживаний элементарно не оставалось места…
Поздним утром воскресного дня мы наконец-то добрались до Волги. Стоял первый по-настоящему летний день. Отраженное в реке солнце слепило глаза, но вода была обжигающе холодной. Мы гуляли босиком по песку, стараясь не попадаться в лапы накатывающим на берег ледяным волнам, перепрыгивали через них, смеялись. А в это время очередной катер, проносящийся мимо, поднимал новые бурунчики на водной поверхности.
- Ты даже представить себе не можешь, как тихо было здесь еще лет десять назад, - вздохнул Глеб. - Ни катеров, ни моторных лодок… Никаких признаков жизни, не то что цивилизации!
Возможно, без признаков цивилизации было лучше. Но мне очень нравилось и так. Запахи реки и молодой зелени, ивовые заросли, неприхотливый обед - пиво и сандвичи, - предусмотрительно захваченный мной в гостинице и разложенный теперь на огромном плоском камне… Жаркие лучи солнца и холодок, набегающий от воды…
- Видишь мост? - Глеб указал в даль, залитую солнцем. - Там уже город. Маленький провинциальный российский городок.
- Как называется?
- Кимры.
И хотя нам пора возвращаться, мы все-таки заехали полюбоваться живыми картинками истории. История не такая уж древняя - всего сто лет. Экономический подъем, переживаемый страной в те годы, запечатлелся в разного рода городских постройках - общественных и частных. Теперь его памятники превратились в живописные руины.
На углу главной площади я долго рассматривала длинное трехэтажное темно-красное здание с лепными украшениями на фасаде. Что-то оно мне напоминало… Ну конечно! ГУМ! Только первый в государстве магазин причесан и прилизан, а его кимрскому собрату не так повезло. На нем не то что не потрудились подновить штукатурку - окна не вставили. И вот гуляют по забытому Богом и людьми зданию сквозняки… Хотя почему забытому? Оно же стоит на главной площади города! Но мир равнодушен к этой тихо умирающей красоте. Что имеем - не храним - опять по давно знакомой пословице…
От главной площади лучами расходились в разные стороны улицы. Несколько кварталов старинной застройки - лепнина, эркеры, мозаика, кое-где тяжелые дубовые рамы и двери, оставшиеся с дореволюционных времен, изящные балконы с чугунными витыми решетками.
А дальше - по контрасту - серый кирпич, грязно-белые панели, скучные формы и линии. Тяжелое наследие советской власти… И почему это людям в начале века так не терпелось изменить существующий уклад?
Я задаю этот вопрос Глебу, и он объясняет, что отвращение к нормальной жизни - одно из свойств национального характера.
- Ты знаешь, что период перед Первой мировой войной - единственный в российской истории, когда не было инфляции?
- При Советах ее тоже не было.
- При Советах было много чего другого. Иностранцы, приезжавшие в тридцатых годах в СССР, поражались: неужели революцию сделал этот забитый, робкий народ?
Да, согласилась я, при Советах мыслили другими категориями. Деньги, даже самые незначительные, - это надстройка. Базисное представление о счастье воплощалось формулой: только бы не было войны! Первую часть формулы-заклинания обычно произносили вслух, зато вторую - лишь бы не арестовали, не сослали, не исключили из партии - безопаснее было додумывать про себя. Чем жить с такими понятиями о счастье - лучше уж пусть инфляция!
На это Глеб резонно заметил:
- Каждому досталось свое время. У каждой эпохи свои прелести…
Мы возвращаемся в Москву. Едем другой, незнакомой дорогой. Пересекаем мост через Волгу, оставляем за спиной зловещий канал, извилистую трассу, темный лес, в котором так сладко было лететь в пропасть. На дальних подступах к Москве меня настигает Ирка:
- Ты где, на даче?
- Нет.
- Домой едешь? - уточняет подруга и, не получив ответа, выкладывает сногсшибательные новости: - Вчера ко мне в гости приезжал Николай… До этого мы встречались в городе, ходили по клубам, театрам, несколько раз бывали у него в квартире, - объясняет Ирка между делом, - но вдруг он сам - представляешь, сам! - захотел, познакомиться с моими близкими!
Вера Григорьевна по этому случаю вылизала дом, Ирка напекла пирогов, наготовила салатов. Егору предложили сходить в парикмахерскую, но он высказался в том смысле, что идите-ка вы туда сами, и, опасаясь скандала, мать с бабушкой прикусили языки.
- Ир, я через час дома буду. Перезвоню тебе, хорошо?
- Хорошо, хорошо! - радуется Иринка. - Но ты знаешь, что самое интересное? Николаю так понравились наши места, что он сказал: "Хочу построить здесь дом".
- Дом? - переспросила я. - На вашем участке?
- Если он на мне женится, это будет уже наш участок…
Таким образом, Иринка сообщила мне новость номер два. А потом - и другие новости.
Появление Николая произвело настоящий фурор в поселке. Кем до этого была Ирка в глазах соседей? Матерью-одиночкой? Брошенкой? Даже хуже! А прежние поклонники, как назло, предпочитали развлекаться на стороне… Одним фактом своего визита Николай взвинтил Иркины акции до максимальной отметки. Вечером к ее матери зашла Тося - главная сплетница поселка и буквально засыпала Веру Григорьевну вопросами, безостановочно причитая:
- Дай бог твоей Ирочке! Уж если не ей, то кому? Умница! Красавица!
А сегодня утром Ирка пошла в магазин и встретила там Кешу. Встреча немало удивила ее.
- Мы вообще теперь в этот магазин не ходим! Непонятно даже, за счет чего он еще держится. Продукты - от хлеба до деликатесов все давным-давно возят из Москвы. Но вчера у нас закончился сахар…
- Ну а Кеша что?
- А тоже покупал какую-то муру. Жвачку, что ли, или сигареты. Увидел меня и подкалывать стал. Как маленький!
После развода Иринка сохранила с мужем нормальные человеческие отношения. При встречах они обычно перебрасывались несколькими дежурными фразами, изредка Кеша заглядывал к ней в гости - навестить детей.
- Подкалывать в каком смысле?
- В смысле Николая.
- Да что ты? Как ему не стыдно?
- Не стыдно!
Внешне Иринка мое возмущение разделяла, но я догадывалась, что все это жутко ей нравится. Особенно часть их беседы, посвященная социальному статусу ее нового знакомого. Дело в том, что общественное и материальное положение Николая куда выше Кешиного. Экс-муж имел неосторожность задать вопрос, и Ирка с обезоруживающей прямотой выдала подноготную.
Кеша обиделся:
- Не задавайся!
- И не думала!
Иринка с облегчением перевела дух.
- Ну вот, это и есть самое интересное. Остальное вечером расскажу. Ты мне только обязательно позвони, как приедешь.
Глава 4
Любой взгляд на часы вызывал у меня теперь мощный приступ негатива - я ничего не успевала. Утром едва откроешь документ, как уже слышишь голос новой начальницы - милейшей Александры Николаевны: "Наталья Павловна, помогите! Я тут у вас не понимаю ничего".
"Ну и бардак! И бардак же у вас был!" - восклицает она, выслушав мои объяснения.
На тонких губах играет все та же приторная улыбка.
Крем-брюле - определяю я.
- И как вы только выдерживали?
На столе у Александры Николаевны ничего лишнего - многоярусный лоток для документов, несколько файлов и подставка для ручек с карандашами. Домой она всегда уходит ровно в семь, учит: семья у женщины должна быть на первом месте. А Любаша под настроение могла и допоздна на работе засидеться, и в бумагах тонула, как шлюпка в море.
- У Любови Петровны был другой стиль, - вспоминаю я.
- Странный довольно-таки. - Даже неодобрение новая начальница высказывает с улыбкой.
Я возвращаюсь к своему документу, но ненадолго - раздается телефонный звонок. Лиза передает мне привет от инструктора по фитнесу.
- Тебе рекомендуют попробовать степ. И начать советуют сегодня же.
- Почему именно степ?
- Видишь ли, у тебя проблемы с дыханием. Степ стимулирует работу сердца, дыхательного аппарата, укрепляет икроножные мышцы, естественно корректирует линию бедер…
- Все ясно, - прерываю я Лизино выступление. - К сожалению, ничего сегодня не выйдет.
- Жаль, - искренне сокрушается она. - Очень жаль. Теперь инструктор по степу появится только в четверг.
- Значит, с четверга и начнем.
- А как Инна Владимировна? Были вы вчера у нее?
Я не собираюсь посвящать в свои проблемы коллег, поэтому покидаю офис и продолжаю разговор, стоя у пыльного окна в конце коридора.
…Позвав на помощь Лизиных приятелей, я, увы, сильно перестраховалась. Ложная тревога! С их точки зрения, музыкальный доктор наилучшим образом сочетал в себе профессиональную компетентность и человеческую порядочность.
Случай у мамы тяжелый, запущенный. Но доктор оказался безупречен - назначил правильное лечение, повернул вспять развитие болезни.
- А субботний эпизод?
- Всего лишь неизбежный сбой, - заключили врачи, побеседовав с мамой. - Возможно, она давно не видела внучку. Или не ожидала ее увидеть. Или девочка, сама не понимая того, сказала что-то неосторожное, что-то такое, что могло пациентку разволновать. Могла она сказать что-то?
Да, пожалуй, могла. Каким-то боком вспомнила Лешку, а маме и достаточно: бедный сыночек, квартиру потерял…
Но в целом мамино состояние было оценено со знаком плюс. И выглядела она гораздо лучше: лицо округлилось, исчезли напряжение и усталость. И разговаривала спокойно, даже шутила над собой:
- У меня теперь такой насыщенный график! С утра бассейн, прогулка, после дневного сна - музыка. Выкладываюсь, как спортсмен перед соревнованиями!
Мама любила выкладываться. Жизнь с полной отдачей была для нее естественным состоянием, единственно возможной формой существования.
- Поэтому ты пока не приезжай слишком часто, - продолжала она. - Иногда я очень устаю… А как у вас с Владиком? Надеюсь, все в порядке?
- Все в порядке! - Я смертельно перепугалась. А вдруг мама почувствует обман? - Он привет тебе передает. В следующий раз, если хочешь, мы вместе приедем. - От страха меня кинуло в крайность: я пообещала маме нереальные вещи. Не дай бог, она запомнит эти мои слова!
- Приезжайте. Я буду рада его видеть.
Обо всем этом я собиралась поведать Лизе, но только успела начать - мой рассказ прервала Валерия:
- Наталья, бегом! Тебя Александра Николаевна зовет.
- Вот вы, Наталья Павловна, говорите - стиль. А это как понять?
Я присела у стола и начала изучать таблицу на мониторе компьютера.
- Стиль - это принципы, закономерности, не так ли? А здесь, извините, все свалено без всякой системы.
- Вы не совсем правы.
Мне стало тоскливо и чуть ли не до слез жалко Любовь Петровну. Всеми ее поступками двигала неизжитая с годами потребность во всеобщем восхищении. Для людей она одевалась, наводила красоту. Ездила за границу, ходила в рестораны - все, чтобы потом рассказать. Вблизи это раздражало, на расстоянии - трогало… И работала она хорошо, старалась. Тоже хотела, чтоб похвалили. Только не могла угнаться за переменами - действовала по старинке, как научили когда-то.
- Тут есть закономерность, - объясняю я Александре Николаевне. - Такая и такая.
- Такая? Позавчерашний день, - заявляет новая начальница, выдавая очередную порцию крем-брюле.
- Но она тоже имеет право на существование. - Я неожиданно начинаю спорить, вступаюсь за Любашу.
- Глупо пользоваться устаревшими методиками, когда полным-полно новых! Вы-то, Наталья Павловна, отлично знаете.
Еще пара реплик, и мы вернемся к разговору о стиле. Не нравятся мне эти разговоры - коктейль из крем-брюле и жесткой безапелляционности, поэтому я отвечаю холодно:
- Да, с некоторыми я знакома.
- Будьте добры, приведите этот документ в удобоваримое состояние.
Время неумолимо приближалось к двум. Пунктуальная Александра Николаевна включила в розетку маленький черный чайник, Валерия, пробормотав что-то про социальную опасность подхалимов, ушла обедать, а я, не отрываясь, сидела у компьютера. Приводила в удобоваримое состояние Любашины документы и, покончив с этим, не входящим в мои должностные обязанности занятием (Валерия недаром считает меня подхалимкой!), возвратилась к своим утренним начинаниям.
Срок исполнения документа - вчера. Но спешить нет смысла - от суеты снижается производительность. Я пыталась искусственно затормозиться и неожиданно сделала интересный вывод: чтобы процесс шел эффективнее, нужно найти собственный ритм. Естественный, подходящий, соответствующий внутреннему…
Машинально смотрю на часы. Половина пятого. Кошмар! Надо быстрее!.. Ах, вот в чем дело! Спешка и есть теперь самый естественный для меня ритм. Боюсь не успеть… Дело вовсе не в служебном рвении. Не в стремлении понравиться Александре Николаевне, как намекает Валерия Викторовна. Дело в Глебе…
С его появлением у меня появилось чувство, будто прежняя жизнь проходила как сон. Теперь надо торопиться, наверстывать. Что наверстывать? Куда торопиться? А неизвестно. Но, исходя из этого тезиса, сформировались мои новые биоритмы. Я судорожно барабанила по клавиатуре, выписывала очередной аналитический документ, как выписывают коньками на льду геометрические фигуры. Немного поверхностно и очень четко.
- Совсем, Наташ, заработалась! - ехидно заметила Валерия. - Ну, твое дело! А я - домой.
Независимое поведение Валерии призвано обличить мое гнусное низкопоклонство. Зато она - сама оппозиционность: уходит с работы без пятнадцати семь, при этом отважно стучит каблучками и громко хлопает дверью.
Без пятнадцати семь… Я посмотрела на часы, болезненно поморщилась и с утроенной энергией продолжила терзать клавиатуру.
Через некоторое время мимо моего стола проплыла Александра Николаевна. На часы смотреть не надо, я уверена - сейчас семь ровно.
- Наталья Павловна, вас дома супруг заждался!
Если бы дома… Увы, это не для нас. Мы теперь ведем светский образ жизни. Вчера побывали на презентации в арт-салоне у Игоря, сегодня приглашены на Никитскую к Алле Аркадьевне. А меня по-прежнему тянет домой, так же остро, как в тот вечер, когда я сидела в пещерной кухне у Лизы. Только вряд ли мы окажемся дома раньше полуночи. В очередной раз бессмысленно растратим время, отпущенное судьбой только нам двоим.
Время уходит. Я мучаюсь ощущением уходящего, ускользающего между пальцами времени. Прекрасного времени, перетекающего в небытие. Пока оно не прошло, надо все успеть! Что успеть? Может быть, успеть насладиться?..
В мае даже вечер шокирует яркостью солнечного света и буйством красок, даже наша Каширка в это время года выглядит привлекательно… Наслаждаться! Оглянуться не успеешь, опять придется шлепать по лужам, прятать лицо от ветра, поднимать воротник. А сейчас так приятно подставить ветру лицо! Майским вечером он особенно нежен. И так же особенно нежен Глеб. Я подставляю ему лицо с детской, уже забытой радостью. Окунаюсь в его нежность, как в стихию майской природы… А на часах тем временем - без пятнадцати восемь.
- Она нас приглашала к семи.
- Извинимся. Скажем, я задержалась на работе.
От Каширки до Никитской добрались за двадцать минут - рекордные по московским меркам скорости. По дороге Глеб рассказывал про Аллу Аркадьевну.
Они знакомы невероятное количество лет. Познакомились на работе. Глеб был молодым специалистом, вчерашним выпускником вуза. Алла Аркадьевна - тридцатипятилетней соломенной вдовушкой. По-современному разведенной женщиной с дочкой младшего школьного возраста на руках. Решила пустить жизнь по новому руслу: с мужем рассталась, квартиру разменяла, заодно и на другую работу устроилась.
Сначала они никого не знали в отделе - держались друг друга, как новички. Но скоро выяснилось: в делах Алла совсем не новичок, а даже наоборот - специалист. С двадцати лет конструктором работает. В инженерном ремесле она стала первой наставницей Глеба. Трудилась, лепила из него профессионала.
А вот в повседневной жизни еще неизвестно кто кого наставлял…
- Представь себе мятущуюся тридцатипятилетнюю женщину. Красивую, резкую, нервную, с нестандартным, почти мужским складом ума.
- Ты старался ее успокоить? - с легким волнением допытываюсь я. - Рассказывал про актуализацию?
- В общем, ты права. Она томилась теми же проблемами, которые мне довелось пережить через несколько лет… Иногда я приглашал ее в кафе или в театр. Но она соглашалась редко, стеснялась моей молодости.
- И долго длились ваши платонические… отношения?
- Лет пять, наверное. Пока в отделе не появился новый начальник.
- Которого звали Евгений Сергеевич?
- Когда он появился… как тебе сказать…
- Тебе было грустно?
- Я как раз нашел новую работу - устроился на совместное предприятие.
- Чтоб скорей позабыть Аллу Аркадьевну?
- Что ты! Я не собирался ее забывать. Как видишь, мы до сих пор дружим.
Красавица с нестандартным мышлением и мужским складом ума! Неужели он никогда не был влюблен в нее? Ну хотя бы в самом начале, немножко… Был, наверное, но зачем-то скрывает.
- А как вышло, что ты вернулся к Евгению Сергеевичу?
Глеб рассмеялся:
- Зашел на минутку - остался на всю жизнь! Попросили помочь с проектом, не укладывались в контрактные сроки. Через полгода звонят: не мог бы ты еще. Потом говорят: "Все, Глеб. Без тебя никак!" А мне и самому у них нравилось.
- А Алла? Она продолжает работать?
- Давным-давно уволилась. Кстати, при весьма драматичных обстоятельствах…