Целый год Глеб занимался принципиальной разработкой деструктивного приспособления у себя в конторе в Москве, потом в Новотрубинске доводил эту хитрую вещицу до ума. Когда все получилось, то есть химическое оружие стало грудой металлолома, Глеб со товарищи был удостоен всякого рода поощрений. В том числе материальных.
Победитель химического оружия вернулся в Москву и оказался у запертых дверей родной квартиры. Она принадлежала его дедушке, и в ней Глеб провел первые годы жизни. Завершив образование, родители отбыли работать по распределению в подмосковное Пущино и прихватили с собой ребенка.
- Теперь опять придется в Пущине поселиться! Как в годы золотые…
- Можете у нас на даче пожить, - предложила я. - Условия хорошие и от Москвы близко. Мы хотя и невольно, но причастны к вашим скитаниям…
- Нет уж, спасибо. Я и без того вам столько неудобств причинил!
- Так вышло. Вы-то при чем?
- Да… Но ваш знакомый, наверное, по-другому считает.
- Какой знакомый?
- Который приходил сегодня утром.
- Он вам сказал что-нибудь?
- Нет, ничего. Но вид имел довольно-таки грозный.
- Это не из-за квартиры.
Глеб ухмыльнулся:
- Я догадываюсь… Глупо все как-то получается. Сплошные недоразумения.
- Все нормально! А насчет знакомого не беспокойтесь. Захочет - разберется, что к чему.
- Вы что же, ему ничего не объяснили?
- Только в общих чертах.
- И вам его совсем не жалко?
- Нет! Почему я должна его успокаивать и жалеть?!
- Ну, Наташ, вы железная женщина.
- В наше время почему-то считается, что в трудных обстоятельствах женщина должна пожалеть мужчину! А ваша жена тоже жалеет вас?
- Жена? - переспросил он задумчиво. - Вообще-то она была к этому склонна. Но теперь уже точно ничего сказать не могу. Жена-то бывшая.
- А новотрубинская подружка?
- Откуда вам известно о ней?
- А вы думаете, только вам все известно? Вы - единственный в мире психоаналитик и экстрасенс! - Я намазывала черной икрой очередной (уже четвертый!) бутерброд. Хорошо бы не треснуть!
- А если серьезно, - начал Глеб, отсмеявшись, - вы не расстраивайтесь. Лучше откровенно поговорите со своим… знакомым. Хотите, я сам с ним поговорю?
- Да что вы! И не думала расстраиваться. Смотрите, какой у меня аппетит! Съем сейчас всю вашу икру.
- Съешьте на здоровье! Я, когда ее в Новотрубинске покупал, просто диву давался. Кому покупаю? Зачем? Никто из моих ее особенно не любит.
- А я просто обожаю.
- Вот видите, икра пригодилась. Ничего случайного в этом мире не происходит. Вы замечали?
- Замечала.
Глеб допил кофе, отодвинул чашку.
- Ну ладно. Спасибо за гостеприимство. Приятно было познакомиться.
- Мне тоже… Тем не менее встретимся в суде.
Он кивнул:
- Как это ни странно.
Через минуту за ним захлопнулась дверь.
Теперь я могла насладиться долгожданной свободой. Делай что хочешь - принимай ванну, валяйся на диване, смотри телевизор. Однако мне не хотелось ни того, ни другого, ни третьего. Во-первых, настораживало молчание Лешки. Во-вторых, свербили неприятные воспоминания о Владике. Сложно разобраться в собственных чувствах. Если бы он сейчас позвонил, неизвестно, как бы я стала с ним разговаривать. Приветливо, как с будущим мужем, или безразлично, как с чужим. Что ж, пусть, по крайней мере, все будет естественно с самого начала. Естественный альянс или естественный разрыв. Никаких волевых решений! И все же, почему так тоскливо вспоминать о нашем утреннем разговоре?..
Внезапно я пожалела о том, что Глеб отказался пожить у нас на даче. Маме после больницы рекомендовали долечиваться в санатории, поэтому она еще не скоро на дачу попадет. Рано или поздно проблемой придется заняться мне. Не бросать же наш дивный сад на погибель! Тогда чего тянуть? Чем раньше я появлюсь на участке, тем меньше сложностей у меня возникнет потом. Короче говоря, план сегодняшнего дня приобрел вполне конкретные очертания: рынок - больница - дача.
Все-таки лежание на диване не моя стихия - по натуре я деятельный человек. Живу по принципу: если неотложных дел на сегодня нет, их надо выдумать. Зачем? Это ищет выхода кипучая энергия, дарованная мне Богом. Неужели вся энергия так и уйдет на ценные бумаги, мамины прихоти и устроение Лешкиных дел? А чем я еще занимаюсь? В сущности, ничем. Общение с Владом не требует от меня напряжения. Другое дело, если будет семья, и особенно ребенок…
Но тут я почувствовала, что в своих размышлениях начинаю ходить по кругу, помыла посуду после завтрака и стала собираться на дачу.
Глава 4
Дни бывают короткие и длинные. Долгота дня прямо пропорциональна полученным впечатлениям: чем их больше, чем они ярче, тем длиннее кажется день.
Сегодня день у меня долгий-долгий: от утренней разборки с Владом до недавней беседы с дачной соседкой Ольгой Константиновной пролегла вечность.
- Наталья! Ты что же это совсем одна?
Вроде бы невинный вопрос, а как здорово сформулирован. Сразу пришлось рассказать все: и про маму, и про Лешку, и про Елену. Исследовав поверхностный слой нашей семейной почвы, Ольга Константиновна начала углубляться - спросила про Влада. И наконец, посчитав рекогносцировку законченной, заговорила о собственных горестях.
Горести или радости - это как посмотреть. Главное, что их причиной стало осуществление заветной мечты Ольги Константиновны. Обе ее дочери, Алена и Арина, как и хотела мать, вышли замуж за иностранцев. Не за каких-нибудь поляков или, не дай бог, нигерийцев, нет - за настоящих европейцев. Аришка - за голландца, Аленка - за англичанина. А хорошо ли, плохо ли - судите сами.
Аришка, ровесница нашего Лешки, уже двадцать лет живет на Западе. В Москву не приезжала ни разу, изредка только отправляет матери приглашения, которыми, по причине финансовых трудностей, Ольга Константиновна может воспользоваться далеко не всегда. А недавно дочка прислала фотографию - сидит у себя дома на диване в нижнем белье, а рядом новый друг - пожилой араб. С мужем Аришка давным-давно развелась, детей нет… В общем, так сложилось, что старшая дочка для Ольги Константиновны существует почти номинально.
Зато младшая - реальней некуда!
В отличие от сестры Аленка выходить замуж не торопилась. Работала тренером в фитнес-клубе и методично выбирала. И выбрала. Разумеется, иностранца, как мама советовала. Ее избранником стал немолодой женатый англичанин. Что он делал в Москве и чем вообще занимается, мы до сих пор не можем понять. А спросить почему-то неудобно, хотя Ольга Константиновна - женщина разговорчивая и от нас ничего не скрывает. Не спрашиваем же потому, что и так ясно: не очень-то Аленкин муж преуспел в этой жизни. Мало, оказывается, быть англичанином.
Но это теперь всем стало ясно. А тогда Аленка вступила в борьбу за свое семейное благополучие - родила девочку Алису. Англичанин не выдержал натиска и развелся. Они поженились, Аленка получила британское гражданство.
А толку что? Сначала жили в гостинице, потом переехали в муниципальный дом в северо-восточном предместье Лондона. Чтобы добиться права на этот дом, Аленке пришлось родить сына Оливера. У него с рождения аллергия на все продукты, кроме рыбы и груш.
Сын - болезненный, муж - раздражительный и угрюмый. От тоски Аленка время от времени сбегает к матери в Москву. Со слезами на глазах Ольга Константиновна выпроваживает ее обратно. Не дай бог, дочка повторит судьбу матери - останется одна с двумя детьми на руках…
- Что будешь сажать в этом году? - исчерпав тему невеселой Аленкиной жизни, поинтересовалась Ольга Константиновна.
- Цветы, - объяснила я. - По дороге купила однолетнюю рассаду и флоксы. Мы с мамой на флоксах просто помешаны, а старые уже все отцвели. Вдоль дорожек посажу фиолетовые и нежно-розовые, а у беседки - белые. Будет очень красиво.
- А огурцы посадить не хочешь?
- Зачем? Теперь же ведь все продается.
- Правильно, я тоже не хочу. Тыкву только посажу. Мне пшенная каша с тыквой нравится.
Мы с Ольгой Константиновной обсудили планы посадочных работ и скоро разбрелись по своим фазендам воплощать эти планы в жизнь.
Недолго покопавшись в земле, я переключилась на уборку дома, но, приведя в порядок второй этаж, вернулась в сад. Воздух, краски, птицы поют… А я, как проклятая, вожусь с прошлогодней пылью. Я перенесла шезлонг с террасы на улицу и решила передохнуть.
Услышав, что я еду на дачу, мама пришла в восторг.
- Ты смотри там не перетруждайся! - без конца повторяла она.
Но потом надавала такое количество поручений, которое не выполнишь, даже перетрудившись до потери сознания. Про гороскопы она забыла. Раздумала меня замуж выдавать или попросту устыдилась своего наивного увлечения. Странно, но забыла и я. И про Владика, и про Лешку, и про квартиру. Приехала на дачу - будто распростилась с сегодняшней реальностью. Зато здесь ожили призраки прошлых лет.
Но бог с ними, с призраками. Вот мамино настроение мне явно не по душе. Резкие перемены при ее заболевании ничего хорошего не сулят. Я подумала, что после праздников обязательно свяжусь с доктором из клиники нервных болезней. Его методика лечения музыкой имела успех, и некогда робкий, начинающий медик превратился теперь в лощеного профессионала. Я по-прежнему прибегала к его консультациям - иногда ограничивалась разговорами по телефону, а время от времени наведывалась в клинику. Доктор выказывал недовольство заочной формой лечения, хотя расплачивалась я такими суммами, будто форма была самой что ни на есть очной. Он принимал деньги, повторяя:
- Все равно никаких гарантий. Вот если бы Инна Владимировна приехала сама.
Но при маме о клинике нельзя даже заикаться - она считает ее своим страшным позорным прошлым, домом скорби, и ни за что не захочет ехать туда…
Между тем вечерело. Солнце уже сильно склонилось к западу. Глядя на пламенеющую полоску заката, я так глубоко погрузилась в мысли о своих бедах, что не сразу обратила внимание на звук подъехавшего к дому автомобиля. Только услышав сигнал, я поняла, что приехали ко мне. Подумав ровно мгновение, я поднялась и пошла открывать. У ворот стояла машина Влада.
Значит, он все понял! Я испытала самую обыкновенную радость - простую, земную, женскую. И Влад, будто угадав мое настроение, вышел из машины и на глазах у всей нашей улицы обнял меня. Еще сегодня утром он не решился бы на такое!
Мне было очень хорошо стоять рядом с ним, ощущать на плечах его руки, близко-близко видеть глаза, чувствовать дыхание.
- Я приехал к тебе насовсем… если не прогонишь, - произнес он тихо.
Я улыбнулась:
- Не прогоню.
Больше мы не говорили об этом - объятие у калитки лучше всяких слов скрепило наш будущий союз.
Потом, сидя на террасе и поглощая привезенную Владом черешню, я деловито строила планы на будущее. Медовый месяц мы проведем в Испании. А в Москве поселимся на Ленинском проспекте.
- Ты знаешь, мама ведь не совсем здорова. Я не собиралась говорить об этом сейчас. Но все равно придется, позже или раньше - какая разница?
- Ты имеешь в виду ангину?
- Нет, я имею в виду другое.
И дальше стала объяснять, что именно я имею в виду. Если вдруг его испугает мамина болезнь…
- Наташ, - прервал Влад мою речь. - Послушай, я сейчас скажу тебе кое-что, только ты не волнуйся. Я сначала не мог понять…
- Господи, ты о чем?
Оказывается, он весь день сегодня разыскивал меня. Был у нас дома, заезжал в офис и, отчаявшись, позвонил маме в больницу.
- Она говорила со мной как-то странно. Сказала, что тебя теперь трудно будет застать, со дня на день ты улетаешь в Ганновер, чтоб заменить там Алексея. Только тогда он сможет вернуться в Москву.
- А она не сказала, что я на даче?
- Нет, про дачу я сам догадался. А она все про Ганновер, про Лешу, про его неприятности.
- Скажи, она была спокойна?
- Нет. Если бы я не знал Инну Владимировну, пожалуй, назвал бы ее манеру агрессивной, но…
- Дай мне, пожалуйста, телефон, - перебила я.
Но тут же поняла, что не смогу воспользоваться телефоном Влада - я не знаю на память номера Лешки. Боже мой, что он натворил! Одним расхлябанным жестом перечеркнул годы моего кропотливого титанического труда - позвонил и рассказал маме про квартиру. Я старалась уберечь ее от малейшего негатива, а он без предисловий выплеснул все.
Я бросилась в комнату и вытащила из сумки телефон. Так и есть! Сначала Лешка позвонил мне - вот его номер на определителе, а не дозвонившись, подступился к матери. Наверное, подумал, что это даже лучше: пусть она уговаривает меня судиться с Глебом Мажаровым.
- О! Натали! - развязно приветствовал меня брат. - Я тут тебе обзвонился.
- Да? - отозвалась я холодно. - А еще кому ты обзвонился?
- Ну, матери позвонил, - сознался он немного воровато. - А чего, нельзя?
- И выложил все без утайки?!
Лешка промолчал.
- Ты до стресса ее довел. - Я уже не могла сдерживаться, говорила все громче и громче, почти кричала. - Стресс, врач сказал, на девяносто пять процентов заканчивается рецидивом.
- Да брось ерундой страдать. - Лешка усмехнулся. - Мать в здравом уме и твердой памяти. Чего ты наговариваешь на нее?!
Я понимала, что дальнейшие разговоры бессмысленны. В прошлый раз, когда с мамой случилось несчастье, брат посоветовал определить ее в интернат. По мнению Лешки, лечение душевных болезней - выброшенные на ветер деньги и время. И сейчас от него никакой помощи не дождешься. Какая там помощь, даже наоборот!
- Значит, так, или ты приезжаешь в Москву и разбираешься с Мажаровым, или я отдаю ему ключи.
- Наталь, ты чего?
- А ты чего?
- Меня, ты понимаешь, не отпускают с работы. Босс отъехал на пару недель, а без него никто этого сделать не может.
- Я все сказала. И запомни: мне не до тебя. Сейчас непонятно, что с мамой. И еще у меня одно известие - я выхожу замуж.
- Поздравляю. - Лешка окончательно скис. - Надеюсь, твой жених - человек порядочный.
- А сам-то ты порядочный?! Если да - немедленно приезжай в Москву и улаживай свои дела сам!
Отжав связь, я еще несколько минут стояла посреди комнаты и жадно, как рыба, выброшенная на берег, хватала воздух ртом. Ну и свинья же у меня братец! Ну и эгоист! Только и думает, что о себе.
- Наташ, иди ужинать! - крикнул Влад с террасы.
И я горячо поблагодарила судьбу за то, что Влад оказался рядом. Вдвоем пережить горе гораздо легче.
Он поил меня чаем, подкладывал в тарелку бутерброды, уговаривал поесть, успокоиться, подождать завтрашнего дня, гладил мои руки и волосы. Я глотала чай пополам с собственными слезами, сгорая от ненависти к Лешке, от боли за мать и странной болезненной нежности к Владику. Чем я смогу отплатить ему за любовь и заботу? А вдруг ничем? Изо всех сил я прислушивалась к своему сердцу, но в нем бушевали иные чувства.
Ночью мы долго лежали без сна, слушали соловья и опять, но уже гораздо осторожнее, чем поначалу, мечтали о будущем. В какой-то момент я почти успокоилась. Влад был так ласков, едва ли не раньше меня угадывал любое мое желание. Мне тоже хотелось сделать что-то хорошее для него. И я знала, что надо сделать. Просто остаться рядом.
Утром мы приехали к маме в больницу. Дело обстояло еще хуже, чем можно было предположить. Вчера вечером с мамой случился нервный припадок. Вела она себя так, что перепуганному персоналу пришлось обратиться в психиатрическое отделение, благо у них в больнице имеется и такое. В психиатрическом отделении приемные дни вторник с десяти до четырнадцати и четверг с пятнадцати до девятнадцати. Мы все же попытались проникнуть туда, но никто не вышел на наш звонок.
- Теперь только после праздников, - объяснила проходящая мимо медсестра.
Мы молча вышли из больницы и вернулись на дачу.
Остатки праздничных дней прошли для меня в адских мучениях. То я бросалась на клумбы, то пыталась развести костер и сжечь мусор, оставшийся после зимы, то вдруг вспоминала о Владе и неслась готовить обед. Ни одно дело не получалось довести до конца - все падало из рук, не клеилось, не сходилось. Однако, за что бы я ни бралась, постоянно помнила о телефоне и с интервалом в двадцать минут набирала номер музыкального доктора. Абонент все время был недоступен.
Затем погода испортилась, пошел дождь, садовые дела пришлось отложить на потом. Закутанная в плед, я сидела на террасе и пила кофе, заботливо сваренный Владиком.
- Поедем в Москву, - предложил он. - День завтра предстоит нелегкий, а мне еще надо домой заглянуть.
- Поедем, - согласилась я.
И в это время раздался телефонный звонок.
Я сразу узнала голос музыкотерапевта. Оказывается, в праздничные дни он проходил курс лечения покоем в деревне в Муромской области. С несвойственным обычно раздражением я заметила, что представители его профессии рано или поздно приобретают сходство со своими пациентами. Почему бы не сказать по-человечески: ездил в деревню?
- А что у вас? Что-то стряслось? - поинтересовался доктор тоном любопытного экскурсанта.
Или глупо рисовался, или я права - у него самого крыша съехала.
- А у нас, похоже, ничего хорошего. - Как умела, я воссоздала картину маминой болезни. - Но это все с чужих слов, я еще не разговаривала с ней.
- Необходима госпитализация.
На этот раз доктор ответил нормально, без кокетливой рисовки. Вопрос о госпитализации представлялся ему серьезным еще и потому, что с ним сопряжены внушительные суммы денег. Музыкотерапевт не замедлил их назвать.
- Хорошо, - вздохнула я. - Когда нам лучше подъехать?
- Давайте завтра, до одиннадцати.
Чтобы немного успокоиться, по дороге в Москву я пыталась мысленно расписать свой завтрашний день. С утра - звонок начальнице. Любаша обожает всякие свадьбы-помолвки и вообще любые истории, в которых фигурируют мужчины. Объясню, что выхожу замуж, потом сделаю загадочную паузу, намекну на проблемы и попрошу разрешения не появляться завтра на работе. Наверняка Любаша снисходительно отнесется к моей просьбе.
- Сначала медовый месяц, потом - свадьба? - последует ее добродушная реплика.
В восемь часов я должна быть в маминой больнице. Главное, заполучить документы - анализы, выписки из истории болезни. Думаю, процедура займет не меньше часа. Завтра среда - в психиатрическом отделении день неприемный. Возможно, меня вообще не захотят видеть. Придется заплатить. Тогда сразу все бумажки подготовят и с улыбочкой отдадут.
Потом к музыкотерапевту. Мама не захочет. Надо будет ее уговаривать, требовать, умолять. Я стала лихорадочно придумывать аргументы. В лобовое стекло автомобиля хлестал усиливающийся дождь, слышались раскаты дальнего грома. Над городом сгущались сумерки, хотя до вечера еще далеко. Машины неслись по шоссе с включенными фарами. Я последовала примеру других водителей.
…Надо сказать маме, что, встретившись с музыкотерапевтом, она поможет Лешке. У людей с душевными болезнями своя логика - им нравятся парадоксы… А лучше вообще ничего не объяснять. Сказать - мы едем домой, и просто отвезти маму в клинику. Это, может быть, немного оскорбительно, зато спокойнее.