Неохотно они позволили, чтобы их сбили в тесную кучку перед огромным мраморным камином, и Эмма оказалась стоящей между маркизом и маркизой, спиной, крепко прижатой к широкой груди Джека, который обнимал ее за талию.
– Пылкая и безрассудная любовь! – воскликнула Пердита, слащаво улыбнувшись, и Эмму бросило в жар, когда она почувствовала, как пошевелился Джек позади нее и еще крепче прижался к ее ягодицам. Ее окутал свежий экзотический аромат его туалетной воды, смешанный с запахом его собственного тела, и у нее закружилась голова.
От него всегда хорошо пахло. Даже больше, чем просто хорошо. По правде говоря, в юности после близости с Джеком Эмма часто брала его вещи, хранившие аромат тела, и вдыхала его. И никак не могла насытиться.
У нее дома был припрятан один из старых свитеров Джека, который он одолжил ей, когда они однажды отправились на прогулку в один из прохладных дней, буквально за несколько дней до того, как пожениться. Эмма специально не вернула его, чтобы можно было наслаждаться запахом Джека, словно это был какой-то наркотик.
Она вспоминала с ностальгией, насколько была полна надежд в тот день, с каким восторгом смотрела в их совместное будущее. Эмма так сильно любила Джека, что теряла голову от счастья.
День, когда они поженились, был самым лучшим днем в ее жизни. И самым худшим.
Эмма до сих пор помнила чувство ужаса и абсолютной беспомощности, охватившее ее, когда она вернулась домой после тайного брака с Джеком, единственного бунтарского поступка в ее жизни. Она приготовилась рассказать своим родителям, что уезжает в Америку, чтобы строить новую жизнь с Джеком, но, увидев свою мать, распростертую на диване, с лицом, опухшим от слез, она бросилась к ней и узнала, что отца больше нет.
Следующие несколько часов Эмма пыталась собраться с силами и не падать духом ради своей матери, которая к тому времени совсем обезумела от горя, словно появление дочери разом освободило ее от ответственности заниматься какими-либо вопросами, связанными со смертью ее мужа.
Будучи в состоянии шока, Эмма пропустила несколько звонков от Джека, ждавшего ее в гостинице, которую они зарезервировали, чтобы провести там свою брачную ночь.
Когда она в конце концов позвонила Джеку, тот сходил с ума от беспокойства. Эмма объяснила ему, что произошло, и он захотел приехать, чтобы быть рядом, чтобы помочь ей хоть чем-нибудь, но она отказала ему, потому что не хотела огорчать мать еще больше его присутствием в доме и не хотела объясняться, почему он приехал к ним. Эмма не собиралась говорить, что они поженились, потому что посчитала, что время было неподходящим.
Эмма только сейчас поняла, что их отношения начали рушиться именно в тот момент. Она оттолкнула Джека, отвергла его любовь и поддержку, что ранило его намного больше, чем ей тогда казалось.
Поэтому она переживала настоящие мучения, снова находясь в его объятиях, но только в этот раз они с Джеком делали вид, что влюблены друг в друга, и улыбались на камеру, чтобы какие-то незнакомые люди могли подсмотреть за их жизнью, словно это было какое-то развлечение.
Если бы только ее отец не умер тогда, может быть, они с Джеком до сих пор были бы счастливы вместе.
Если бы…
Но жалеть о том, что она не сможет изменить прошлое, бессмысленно. Лучше смотреть с надеждой в будущее и верить, что она снова сможет стать счастливой.
– О, чудесная фотография, – заурчала Пердита с другого конца комнаты, когда фотограф щелкнул затвором, и снимок появился на экране ноутбука, который журналисты принесли с собой. – Давайте сделаем еще один снимок, только на этот раз мы сфотографируем нашу счастливую пару отдельно, хорошо? – льстиво улыбнулась женщина.
Эмма подумала, что они с Джеком прекрасно справляются со своей работой, выдавая себя за влюбленную пару, но ее насторожил странный блеск в глазах журналистки. Неужели она заподозрила, что все не так, как кажется на самом деле? Вполне вероятно. В конце концов, ее работа заключалась в том, чтобы смотреть вглубь человека и видеть, что у него на сердце.
Эмма сглотнула, но умудрилась удержать улыбку на лице.
Родители Джека и его сестра Клэр отошли в сторону и расселись на диванах, чтобы оттуда наблюдать за происходящим.
– Пердита, дорогая, когда выйдет следующий номер журнала? – спросила мать Джека, не отрывая взгляда от его рук, которые по-прежнему покоились на талии Эммы. Казалось, искала к чему придраться.
– Через пару дней. Мы как раз успеем разместить эти снимки на последней странице номера под небольшим заголовком о том, что Эмма и Джек собираются повторить свои брачные обеты.
Джек еще крепче прижал к себе Эмму, отчего ее сердце забилось в два раза сильнее.
– А с чего вы взяли, что мы собираемся повторить наши клятвы? – отрезал он.
– Дорогой мой, об этом Пердите сказала я, – вмешалась мать Джека. – Думаю, такой поступок будет весьма благоразумным. На этот раз разделить радость вашего союза смогут ваши родственники и друзья.
Несмотря на льстивые нотки, прозвучавшие в голосе маркизы, Эмма уловила стальной оттенок в словах своей свекрови.
Джек ничего не сказал в ответ, но Эмма чувствовала, как он расстроился.
– Полное интервью мы напечатаем в следующем номере и поместим его на развороте, – защебетала Пердита, судя по всему, наслаждаясь драмой, которая разворачивалась у нее на глазах. – Если честно, у меня чешутся руки разместить все эти фотографии в номере, который готовится к выпуску, – продолжила она. – Придется потеснить Фенеллу Фенвик с ее третьим по счету замужеством.
Пердита подошла к ним и положила свою ледяную руку на запястье Эммы.
Эмме пришлось собраться с силами, чтобы не отдернуть руку от цепкой хватки этой алчной женщины.
– Итак. Мы можем сфотографировать вас двоих, пару, которая с обожанием смотрит друг на друга? Такой снимок точно понравится нашим читателям.
У Эммы сжалось сердце. Что, если Джек сумеет заглянуть дальше ее маски невозмутимости и увидит, что она отчаянно пытается скрыть, что он до сих пор небезразличен ей? К тому же она боялась того, что сам он посмотрит на нее с равнодушием, давая понять, что она ему больше не нужна. Сможет ли она тогда сохранить самообладание, находясь под пристальными взглядами присутствующих?
После нескольких минут мучений, когда Эмма и Джек играли любовь на камеру, Пердита наконец захлопала в ладоши и радостно засмеялась.
– Вот и все! Превосходно. Думаю, на сегодня достаточно. – Она повернулась к матери Джека. – Миранда, я сообщу вам, когда выйдет свежий номер нашего журнала.
– Спасибо тебе, дорогая. Ты настоящий друг.
"А еще расчетливая бизнес-леди", – с некоторой долей отвращения подумала Эмма. Она наверняка получит за эти фотографии кучу денег, не говоря уже о том, что ее ждет премия за то, что раздобыла такую сенсацию для их журнала.
– Через пару дней я позвоню вам, чтобы договориться насчет нашего интервью у вас дома! – крикнула Пердита, обращаясь к Джеку и Эмме.
Женщина поспешно убрала ноутбук в сумку, обменялась любезностями с маркизом и маркизой и удалилась. В комнате воцарилась напряженная тишина.
Джек был сыт по горло вмешательством родителей в его личную жизнь.
– Отлично, теперь, когда представление закончилось, мы можем возвращаться домой, – бросил он, обращаясь к ним.
– Джек, подожди, почему бы вам не побыть у нас еще немного, чтобы мы смогли получше узнать свою невестку? – попыталась успокоить его мать и поспешила к ним с Эммой.
Ему не понравился ее хищный взгляд. Похоже, она собиралась взять Эмму в осаду, чтобы выведать что-нибудь такое, что можно будет использовать против нее позже.
Джек никак не мог допустить подобных вещей.
– Вы получили то, что хотели. Мы поучаствовали в этом шоу ради вашего имиджа заботливых свекра и свекрови, а теперь оставьте нас в покое, – отрезал он.
– Джек, но мы хотели как лучше для нашей семьи, – начал его отец.
– Нет, не хотели, – зло оборвал его Джек, – вы думали только о себе. Что ж, а я сделаю то, что лучше для нас, а это значит, что мы убираемся к черту из этого дома, потому что я начинаю задыхаться здесь. Пошли, Эмма.
Джек повернулся к Эмме, которая ухватилась за его протянутую руку, и он встревожился, заметив, как сильно она дрожит.
Она внешне казалась очень спокойной, и Джек удивился, что она, кажется, переживала не меньше его самого.
– Клэр, прости, что мы так внезапно уходим, – сказал он, поворачиваясь к сестре.
Джек был благодарен ей за то, что заглянула сегодня к родителям и поддержала Эмму в такой напряженной ситуации. К тому же он очень соскучился по ней; там, в Америке, ему так не хватало ее открытой, радушной улыбки и дружеского общения.
– Я жду вас в гости в Эдинбург, – улыбнулась Клэр, давая понять, что теперь она не позволит им пропасть так надолго из ее поля зрения.
Джек коротко кивнул. Он чувствовал себя немного неловко, потому что знал, что им с Эммой недолго быть вместе, так что не было смысла загадывать что-то по поводу будущего визита к сестре.
Позже он подумает над решением этой проблемы, а прямо сейчас ему хотелось увезти Эмму как можно дальше от своих родителей.
Они ушли без лишних слов. Джек ощущал спиной недовольные взгляды родителей, но его особо не волновало, что они чувствовали по поводу того, что он нарушил заведенные ими порядки. Он никогда и ни за что не позволит им распоряжаться своей жизнью.
Подойдя к машине, Джек открыл дверцу для Эммы и смотрел, как она грациозно скользнула внутрь. Его поразило то, что даже в такой нелегкой для нее ситуации она сумела сохранить самообладание.
Они молча отъехали от крыльца дома, и Эмма обернулась назад, словно боялась, что его родители появятся на пороге и бросятся вдогонку.
Она поймала взгляд Джека, и он слегка улыбнулся ей, и тогда она улыбнулась в ответ.
– Ты в порядке? – Он ждал, что она набросится на него и начнет ругать за то, что ей пришлось пережить. – Прости, что они позвали эту журналистку. Я знаю, как ты, должно быть, ненавидишь их за то, как они поступили с вами после смерти твоего отца.
– Джек, тут нет твоей вины. Все в порядке, – возразила Эмма, но ему показалось, что в ее взгляде промелькнуло осуждение.
По непонятной причине ее холодная сдержанность раздражала Джека. Ему хотелось, чтобы Эмма разозлилась на него, тогда он мог бы выплеснуть и свою злость тоже. Нужно было дать выход всей этой боли и гневу, вместо того чтобы ходить на цыпочках вокруг да около и делать вид, что все хорошо.
Джек глубоко вдохнул и приказал себе успокоиться. В том, что его родители совали нос в их дела, не было ни ее вины, ни его.
Но, повернувшись к окну, он вдруг вспомнил о том, как он стоял перед своей семьей и с любовью смотрел в глаза Эммы. Джек мог поклясться, что увидел в ее взгляде что-то такое, что заставило его сердце биться громче и сильнее.
У него перехватило дыхание, и ему захотелось выбраться из машины, чтобы избавиться от охватившего его волнения.
– Нам нужно остановиться и выпить чего-нибудь, прежде чем возвращаться в Лондон, – пробормотал он и, не став дожидаться возражений со стороны Эммы, попросил водителя притормозить возле деревенского паба, появившегося на горизонте слева от дороги.
– Давай немного передохнем, – предложил он Эмме, когда машина заехала на парковку.
На улице было холодно, но светило солнце, и Джек подставил лицо его теплым лучам. Он испытывал огромное облегчение оттого, что снова очутился на свежем воздухе. Несмотря на впечатляющее количество комнат в родительском доме, Джеку показалось, что он задыхается в этой атмосфере ханжества и чопорности.
Фасад паба уже украсили к приближающемуся Рождеству, и Джеку с Эммой подмигивали яркие огоньки гирлянд, развешанных над входом.
– Давай посидим на террасе, – предложил он, когда они подошли к входной двери. Джеку казалось, что приглушенный свет уютной обстановки паба будет давить на него, и ему захотелось остаться на свежем воздухе.
– Хорошо, – согласилась Эмма, бросив на него вопросительный взгляд.
– Мне просто хочется побыть на улице.
– Я поняла, – кивнула она. – Пойду принесу что-нибудь выпить. Что тебе заказать?
– Нет, я сам пойду, – нахмурился Джек.
Эмма подняла руку, жестом призывая его не спорить с ней.
– Джек, я справлюсь сама, – решительно заявила она. – Пожалуйста.
Зная, какой упрямой она может быть, Джек решил уступить.
– Ладно, спасибо. Я буду апельсиновую газировку. – Несмотря на то что ему хотелось выпить добрый стакан виски, он решил, что лучше оставаться в трезвом уме.
– Хорошо. Ты пока иди и поищи хороший столик на солнышке. Я быстро, – сказала Эмма и исчезла за дверью паба.
Джек занял одну из лавочек и стал ждать Эмму, которая появилась минуту спустя с двумя стаканами в руках. Он удивился, что она не купила себе что-нибудь покрепче после пыток, которым ее подвергли маркиз и маркиза Вествуд.
Вдруг его обуял гнев – на отца с матерью, на Эмму, на весь мир, который так жестоко поступил с ними обоими.
Эмма аккуратно поставила напитки на стол, как и положено умелой официантке, которой она стала.
У Джека вызвало досаду то, что она не сделала ничего стоящего со своей жизнью, тогда как у нее был такой огромный потенциал. Вместо того, чтобы отправиться с ним в Америку, как она поступила? Стала официанткой. Последняя мысль просто вывела его из себя.
– Какого черта ты тратишь свое время на работу в сфере обслуживания? Мне казалось, ты планировала поступить в университет и изучать искусство и дизайн, – грубо спросил он, больше не в силах сдерживаться, чтобы не задать вопрос, который мучил его с первой секунды, когда он увидел ее опять.
Эмму потряс его резкий тон, но она быстро пришла в себя.
– Потому что мне пришлось выплачивать долги своего отца! – возмутилась она, тяжело опустившись на лавочку напротив Джека и тут же пожалев о том, что дала волю своим чувствам.
– Что? – потрясенно посмотрел на нее Джек.
Она сглотнула, но не отвела взгляд.
– Они были намного больше, чем я тебе сказала. Я была на пути к тому, чтобы выплатить последний из них, пока вчера не потеряла свою работу.
Джека охватил ужас, подогреваемый чувством вины.
– Почему ты ничего не сказала мне? Ты говорила, что денег от продажи вашего семейного поместья хватит, чтобы покрыть долги твоего отца.
Ну почему она промолчала? Если бы она сказала, что ей нужны деньги, он предложил бы ей помощь. Хотя вряд ли она взяла бы их. После смерти отца Эмма замкнулась в себе и оттолкнула всех, кого любила, в том числе Джека.
– Отец брал деньги не только в банках, – вздохнула Эмма. – Он брал взаймы у друзей и родственников, которые, стоило им услышать о его смерти, полезли со всех щелей и начали требовать возврата долгов.
Джек нахмурился и покачал головой:
– Эмма, но долги твоего отца не были твоими, чтобы расплачиваться за них в одиночку.
Она пожала плечами и сделала глоток сока:
– Я не хотела, чтобы меня считали бедной маленькой богачкой, чей папочка одалживал деньги, чтобы его дочь могла вести привычный образ жизни, и которая потом побежала к своему муженьку, чтобы тот решил все ее проблемы.
Эмма посмотрела на него с болью в глазах, и его сердце мучительно сжалось. Джеку хотелось взять ее за руку и как-то утешить, но он остановил себя. Он не мог снова касаться ее, потому что такой жест мог разбудить в нем нечто такое, чего он очень сильно боялся.
– К тому же мне не хотелось, чтобы тебя тоже начали преследовать журналисты, – тихо добавила она. – Тебе и так приходилось нелегко в другой стране и на новой работе.
Джек вспомнил, как избегал просмотра новостей из Англии, когда переехал в Америку. Жестокая ирония заключалась в том, что, если бы он все-таки посмотрел их, он знал бы, как трепали в газетах имя отца Эммы и через что проходила она сама. И тогда он понял бы, почему она замкнулась и отгородилась от него.
– Джек, прости, что я не сказала тебе всей правды, но я была просто ошеломлена и подавлена. Мне кажется, я была слишком молодой и наивной, чтобы решать эту проблему должным образом. Мне показалось, будет проще, если я оставлю тебя в стороне от всего происходящего.
Джек вспомнил, как накричал на нее тем вечером во время их последнего разговора, и ему стало стыдно.
– Я знаю, я пообещала, что буду думать в первую очередь о нас, когда все уладится, но та яма, в которую бросил нас отец, забирала все мои силы. Большую часть времени я тряслась от страха и паники, не зная, что предпринять. Я чувствовала себя брошенной и одинокой. Казалось, этому кошмару не будет конца. – Эмма сделала еще один глоток сока, но ее рука так сильно дрожала, что напиток выплеснулся через край, и несколько его капель упало на стол. – Каждый день, после того как ты уехал, я обещала себе, что позвоню тебе завтра, что однажды все уладится, и я сяду на самолет и полечу искать тебя, но проблема так и не решилась. – Она рассеянно промокнула разлитый сок салфеткой, которую достала из сумочки. – Месяц плавно перетекал в другой, пока вдруг не пролетел целый год, и я подумала, что слишком поздно что-либо делать. Прости, что я тянула с разводом, но я не могла себе представить, что нас больше не будет. Что моя жизнь с тобой закончилась. Ты был всем для меня, но мне пришлось отпустить тебя. Тогда мне казалось, что у меня нет выбора. – Эмма потерла лоб и тихо вздохнула. – А еще была моя мать, которая совсем сдала после смерти отца. Она погрузилась в депрессию и целыми днями не вставала с кровати. Я должна была присматривать за ней двадцать четыре часа в сутки, чтобы она ничего с собой не сделала… – Эмма замолчала, заново переживая тот ужас, который охватывал ее при мысли, что она может остаться сиротой, если покинет мать.
Джек кивнул и закрыл глаза. Он хотел показать, что все понял и ей нет нужды объясняться, потому что его давило чувство вины.
Эмма судорожно вздохнула и печально улыбнулась:
– Так что мне самой пришлось организовывать похороны, заниматься продажей дома и встречать разъяренных кредиторов, пока моя мать лежала в кровати, уставившись в стену.
– Эмма, я мог помочь тебе, если бы ты только разрешила, – с досадой заметил Джек.
– Джек, я не хотела тебя втягивать. Я была опустошена, больше похожа на какое-то привидение, и мне не хотелось, чтобы ты видел меня такой. Ты бы сильно разочаровался во мне. Мне хотелось светиться и искриться для тебя, но смерть моего отца подавила меня. – Эмма тяжело вздохнула. – В любом случае это были проблемы моей семьи, а не твои.
Джек подался вперед:
– Эмма, но я тоже был частью твоей семьи. Пусть не по крови, но во всех остальных смыслах. Но ты оттолкнула меня.
– Знаю, тебя очень сильно ранило мое решение остаться в Англии, но моя мать нуждалась во мне больше, чем ты. Если бы я сбежала в Америку, рядом с ней никого бы не осталось. Некому было бы присмотреть за ней. Все ее друзья, если их можно так назвать, отвернулись от нее, чтобы не быть замешанными в наш семейный скандал.
Ее голос дрожал оттого, что она пыталась не расплакаться.