- Скажите, Лена, а вы с ним спите, с вашим мужем?
- Конечно, сплю. И вы все сами прекрасно знаете, но вопрос не в этом. Более того, я не считаю всю вашу историю его изменой семье. Просто сейчас речь идет о том, что как-то меняются формы нашего существования. Я вдруг подумала, смешно, правда? - Вася увидела, что Лена вполне искренне улыбается. - Что мы с вами похожи на жен из ханского гарема. И, удивительно, это выглядит вполне органично. Во всяком случае, за себя скажу. - Вася вспомнила, что она тоже уже размышляла о многоженстве. И ее это тоже позабавило. - Я буду старшая жена. Извините, так уж вышло. Это объективный факт. Давайте только не станем соревноваться, кто любимая. Тогда никто не проиграет.
Они сдвинули стаканы. Васе стало весело. Она живо представила себе, как они, любовница с женой, теперь по субботам, например, будут пить кофе в этом кафе на Прудах, или в каком другом, и обсуждать мелкие хозяйственные хлопоты. Картина выглядела вполне жизненной. Лена тоже смеялась, и Вася ничуть не удивилась бы, если вдруг узнала, что и та представила себе то же самое. Они тоже совпали - любовница и жена.
Лена ответила по телефону.
- Да, дорогой. Угадай с трех раз. Виски пьем, правильно. Все нормально. От Васи привет, - она кивнула Васе, - кольцо очень красивое. Да, позавидовала, подумала - не перейти ли и мне на антиквариат. Да-да, - она смеялась, - мы еще посидим, не беспокойся. Да-да, нам есть о чем поговорить кроме тебя, любимого. Юра спрашивает, - Лена обратилась к Васе, - когда прислать Максима?
- Пойду пешком. Пусть отстанет от Максима.
- Вася любит ходить пешком, ты что, забыл? И действительно, отстань наконец от Максима. Отпусти его на вечер, пусть с детьми погуляет или уроки проверит у них. Раз в год, честное слово. А то его жена еще решит, что вы любовники - все время вместе и вместе. Ладно-ладно. Ты задерживаешься? А знаешь, сегодня мы тебя и не ждем. Да-да. Привет тебе. Целуем. - Она положила телефон на столик. - Извините, Вася, что он мне позвонил, я все-таки старшая жена. Так получилось.
"Как он все подстроил, - думала Вася, - как такое вообще могло быть". Но оно было - со всей невероятной очевидностью.
Тем же вечером Юрий Николаевич заехал к Васе. И Васе показалось, что хотел он только посмотреть ей в глаза, потому что они не врут. Вероятно, он даже готов был получить по физиономии за свои придумки. Но по физиономии не получил, и глаза ее не врали - она была ему очень рада. Притянула голову и уткнулась носом в волосы, в которых почему-то не растаяли снежинки.
- Снег? Откуда? Ты что, пешком пришел?
- Нет, Васечка. Просто снег очень сильный. И я еще немного постоял у подъезда… - Но не договорил, а уже сполз на пол, обхватил ее голые подгибающиеся колени.
- Боялся, что ли? - Вася шутила, чтоб не упасть рядом.
- Вы меня правда простили? Обе?
Вообще создавшееся положение - двойной жизни - для Юрия Николаевича было отчаянным. Он, изначально человек очень прямой, теперь действительно шел напролом. И не то чтобы не ожидал, но, по крайней мере, сомневался, что две его тетки так просто договорятся. Для этого не было никаких разумных резонов. Но то ли с тетками ему повезло, то ли время изменилось, то ли пространство совсем уже деформировалось. Но кривое зеркало, вставшее неожиданно перед ним, наконец выровнялось. И он мог жить дальше.
- Тебе обязательно надо поехать домой? - Вася накручивала его волосы на свои пальчики, пока он валялся на полу перед диваном со стаканчиком в руках.
- Обязательно, Лена завтра улетает. Там какая-то выставка у немчуры. - И Вася поняла, что не скоро сбудется, наверное, ее фантазия о субботних кофепитиях со своей новой подружкой - скворцовской женой. - Как славно, что меня не будет в этом их Берлинске или еще каком-нибудь…инске, - продолжил он опасливо, - я буду кайфовать здесь, а Ленка будет кайфовать там и опять без перерыва говорить на немецком, английском, французском… Странно, знаешь, она почему-то не может не говорить на этом своем немецком, английском, французском. Такое - не могу молчать! Как ей это все нравится, не понимаю.
- Тебе не стыдно? Может быть, дело в том, что ты просто плохо понимаешь свою жену?
- Ну, знаешь ли, это моя жена. Как хочу, так и понимаю. - Юрий Николаевич с интересом посмотрел на нее. - И вообще, создается впечатление, ты за нее беспокоишься даже больше, чем за меня.
- Просто она хорошая, и я хочу, чтоб всем было хорошо. - Получится ли все так на самом деле, никто не мог еще знать достоверно. Хотя надежда уже родилась.
- Вот она, женская дружба. Ее метаморфозы. Против меня дружить станете?
- А почему нет? Может, все-таки останешься и завтра с утра поедешь?
- Не подвигай меня на подвиг. Я его, когда надо, и так совершу.
- И действительно, - Вася подпустила в голос ласки, - какая разница - сегодня вечером или завтра утром? А?
- Иногда бывает разница. А в общем, никакой. Но ты совесть имей тоже.
- Да, жизнь у тебя пошла Скворцов - везде поспевать. Мы-то теперь будем сообщать дружка дружке о каждом твоем шаге. Чтоб никуда не делся от нас. Понял?
- Правда, что ли? - Он наигранно оживился.
- А ты как думал? И тебя дурачить.
"Эти две, пожалуй, могут действительно задурачить насмерть". - Но эту мысль Юрий Николаевич не стал разворачивать.
- Слушай, я вот что хотел спросить. Не хочешь ли ты мне ключ дать? Ну от своей квартиры.
- Ключ тебе от квартиры? Обчистить меня задумал?
- Вась, я все-таки здесь бываю… И как-то хотя бы какие-то виртуальные права…
- Ты что, собираешься тут без меня бывать? Ха-ха. Жене сказал, что у любовницы, любовнице, что у жены, а сам работать, работать, работать… Ой, не могу. Это ж точно про тебя. Лучше не придумаешь.
Юрий Николаевич расстроился.
- Ладно, не грусти. Вот, бери ключики. Только помнишь ли ты еще, как самому двери отпирать, какими ключиками какой замок? Или Максиму показать?
- Хватит издеваться. Я пойду, ладно?
- Иди, иди. И Лене привет.
- Обязательно. И вот что еще, забыл про главное. Поедем на выходные в сказку?
- А мы разве еще не там?
- Ну в "Сказку", в "Сказку". Ты что, забыла уже?
- А горку там залили?
- Зальют.
- Тогда поедем.
Юрий Николаевич словно прилип к Васе и все не мог от нее оторваться, пока она сама не выпихнула его за дверь.
- Иди уже. Пока. Целую. И Лену поцелуй, не сачкуй, пожалуйста.
- От тебя.
Над всем этим можно было, наверное, обхохотаться. Если бы все не было правдой.
Когда Скворцов пришел к Лене, голова его была опять заснежена. Он прогулялся по двору загородного дома и выкурил сигарету на воздухе.
И той ночью Лена любила его, как никогда. Или очень давно так любила, в далекой юности, когда жизнь только сулила им радостные открытия. Желание ее было истовым и очень личным. И все безумство происходило даже не в пику сопернице, которую она знала теперь в лицо, и не по ревности. Классическая ревность не проявлялась вовсе. И это не то чтобы пугало. Но было странным, наверное, с точки зрения здравого рассудка.
"И откуда у него столько сил?" - только подумала Лена и сама удивилась, что раньше это не приходило ей в голову, хотя не помнила случая, чтобы он подводил.
- Сколько тратишь, столько и возвращается - закон сохранения энергии, - пояснил Юра. - А иногда, кстати, даже больше. Это его нарушение.
- Скажи, с ней так же хорошо? Что я говорю? Так не может быть, а так же сильно хорошо?
- Свободно - с ней. И с тобой свободно, но по-другому.
Утром Скворцов поехал провожать Лену в аэропорт. Такого давно не случалось. Тоже, пожалуй, с тех самых времен, когда она летала то ли отдыхать с институтскими подружками на полуостров, то ли в столицу из солнечной Кутии. И ему было почему-то приятно. Как, наверное, бывает приятно вспоминать давние победы и подвиги со старинными друзьями за кружечкой хорошего пивка. Да и пиво он уже не пил лет сто, кстати. И они его, этого пива, как раз выпили в одном из буфетов, что наоткрывались в аэропорту. Хорошего пива. С удовольствием.
- Не грусти, - на прощание сказала Лена.
- Сама не грусти.
- Ты же знаешь, я там отдыхаю. Мне там хорошо. Это мой мир. Тот мир - мой. Пока.
Он выбежал на стоянку, прыгнул на ходу к Максиму, и они газанули к центру города.
- Максим, скажи, - Скворцов прикурил сигаретку и хитро улыбнулся, - ты не заметил у меня раздвоения личности?
- У вас, Юрий Николаевич, под одной крышей два чердака.
- Так все просто, да?
Максим вздохнул. Он любил Лену. Но Вася ему тоже нравилась. В этой ситуации крыша ехала и у самого Максима. Тем временем, жестко переключив раздвоенное сознание, Скворцов зашел в свой "оловянный скворечник", который строил всю жизнь и где только в последнее время и был единым целым.
В порту Берлинска Лену встретил Герберт - ее давний друг, коллега, партнер, фрагментарный любовник, один из тех самых, которых знавал Скворцов лично, и бог весть кто еще. Он встречал ее всегда. На этой территории все оставалось незыблемо. Герберт был из наших эмигрантов первой волны и хорошо знал по-русски. Лена же, и здесь Скворцов не врал, трещала только по-немецки. И ей было, правда, в кайф. Коллега довез ее до гостиницы, и они расстались ненадолго, договорившись вскоре встретиться в баре. Так и сделали.
Взяли кофе - Герберт спиртное не предпочитал, - и он доложил общую обстановку. Выставка открывалась на следующий день и имела вполне щадящий режим работы. В Берлинске было неожиданно очень тепло. Поэтому можно было запланировать легкий отдых, к примеру, поездку за город на озеро.
- Ты что, стал моим мужем работать? Это он меня всегда тянул куда-то в поля, леса и озера. Боже упаси.
Герберт был покладистым, как большинство европейцев, и согласился просто погулять где ей захочется. Ну, словом, все можно, что приспичит, но без суеты и спешки. Герберт держал дизайн-студию. Как партнер, он рассказал, что дела у него идут, идут неплохо, что заключено уже несколько солидных договоров, где пригодится и ее опыт. Поэтому Лене желательно остаться после выставки в Берлинске еще на какое-то время. К тому же она, умная и толковая женщина, должна встретиться с его новыми партнерами, он на это очень рассчитывает. Дела всегда должны идти лучше и лучше. Словом, он обстоятельно нарисовал гармоничную картину тихой и спокойной жизни. Лена смотрела на нее отстраненно.
- А что у вас? - поинтересовался Герберт наконец более для поддержания разговора.
- У нас зима. А у моего мужа любовница.
- Вот еще новости. Как будто в первый раз.
- Но теперь я ей представилась.
- Интересно, - Герберт поправил очки, - и как?
- Нормально. Видишь, лицо радостное. Новая жизнь, новое лицо. - Светлая радость Лениного лица в такой щекотливой ситуации действительно показалась Герберту странноватой.
- Ну не разводиться же из-за такой глупости, дорогая? - Он начал мять ее ручку в своей.
- Ты не понимаешь, это не глупость. В том-то и дело, что все серьезнее. Но разводиться никто не собирается. Словом, решили жить втроем.
- Я слышал такие истории, но не думал, что это может произойти с нами.
- Со мной, - поправила его Лена.
- Извини. И как ты себя чувствуешь, дорогая?
- Хорошо. Правда, хорошо. Как давно не чувствовала. Не веришь мне? А зря. Пройдемся?
"Какие-то уроды странные", - уже по-русски думал Герберт, пока они выходили из бара на улицу.
- Но как же так? Я все-таки не совсем понимаю. Вы так славно жили. Такая пара. Любили, наверное, даже друг друга. Не стану обсуждать эту тонкость, конечно, - дежурно размышлял Герберт. - Что говорить, и ты была не без греха. - Здесь он имел в виду себя. - Бывали, наверное, увлечения или, не знаю, как там еще назвать - ветреность, - в волнении он опять перешел на русский, - но ведь и у Юры случались забавы.
- Случались. Некоторые я тоже видела - издалека. Ну и что? Догадываюсь, что он и к блядям ходил. Но это давно было. И я думаю, зная его, в общем, неплохо, только для интереса. В блядях ведь тоже можно найти пользу, если правильно взглянуть.
История с проститутками Герберту совсем не понравилась. В каком-то смысле он был чистоплюем. За Юрием Николаевичем, которого глубоко уважал, он такого не знал.
- Правильная ты какая. И давно такой стала?
- А вот вчера и стала. А потом еще сегодня ночью достала окончательно.
- Но мы с тобой можем же иногда любить друг друга, как бывало? - осторожно начал он, попытавшись прижаться.
- Но, может быть, только иногда. Хотя вряд ли. Не хочу тебя.
Он не оценил ее честность и прямоту. А только понял, что она отказала ему от постели. Махом. Не то чтобы совсем, но как-то разрушалось привычное его существование. Он даже возмутился:
- А кого, его, что ли, хочешь? С его блядями?
- А хоть бы и так. Я с тобой спала для развлечения, а с ним - для радости. Вот и все резоны, Герберт.
Герберт все не понимал, не верил в происходящее.
- А как же мы? Как у нас…
- А у вас трусики не лопаются, брюки не спускаются, и ничего не получается, пока не поможет коридорный. И несерьезно все это.
- Ты спятила. Раз такие странные вещи прямо укладываются в твоей башке.
- Герберт, это чувство, которое либо есть, либо нет. Вот и все.
- Да что ты? А вот это действительно новость. Послушай, любая симпатия все равно закончится - так или иначе, если не противоречит моральным устоям, - изрек Герберт, более желая продемонстрировать свое знание жизни, чем это знание имея.
- Я об этом и говорю. То, что Юра любит - допускаем это слово - двух женщин одновременно, якобы противоречит вашим моральным устоям. Именно поэтому я и вижу здесь неожиданную правду жизни. И знаешь, даже мораль. Аморально было отказаться, потому что зачем тогда все это? - Она обвела рукой дома вокруг площади, в центре которой стоял бронзовый мужичок, сложивший руки в бронзовые карманы. В ее жест попало уличное кафе с единственным посетителем. Маленький садик. А также старичок со старушкой, которая подпирала себя палочкой. Дети с мячом. И девочка с мальчиком, чуть старше, тискающиеся под деревом.
- Чтобы любить, - неожиданно для самого себя отрапортовал Герберт.
- Вот именно, - улыбнулась Лена. - Молодец. У тебя появляются шансы…
Пот пробил лоб Герберта. "Уроды. Я, конечно, знал. Но до такой степени…"
Масик тем временем уже тусовался на Чатке. Он получил от Скворцова огромные полномочия, средства и пожелания - все надо было делать очень быстро, почти мгновенно. Это единственное, что он усвоил из напутственных слов. Все остальное, деловые детали и подробности, Масик был уверен в этом, он знал лучше других. Еще бы, столько лет торчать на этом краю света и не знать!
Масик выписал себе в помощники своего другана Валеру - для своих просто Леру, с которым учился-женился. У Леры была масса преимуществ. Во-первых, он был совсем своим, семейным человеком, которому Масик доверял, как себе. Во-вторых, Лера был профессионалом, и долгие годы они работали вместе, таскались по всем этим вулканам и долинам. И только буквально в последнее время Лера немного отвалился от Масика. Ему просто надоела вся эта романтика рюкзаков и спальных мешков, которая до сих пор приводила Масика в восторг. И потом, он не верил в чудеса, не верил в открытия и перспективы. Невиданными красотами он тоже накушался. Масик же, наверное, и действительно не замечал, когда оказывался на рабочей точке, ничего вокруг, всего этого неустроенного быта и непосильного труда - с кайлом, в прямом смысле этого слова. В общем, Лера устал и оставил Масика. Нашел себе непыльную работку - трудился в какой-то конторе менеджером среднего звена. На вечеринки в клубах, которых он был лишен столько времени, вдыхая туманы и запахи, ему хватало. Но Масик выиграл. Причем выиграл, как только Лера уехал от него в столицу. Лере почему-то даже казалось, что вот прямо на следующий день после его отъезда Масик нашел эту свою ерунду. Потом, правда, долго делали анализы и экспертизы, подтверждали, опровергали, но было понятно - Масик победил. Он, и только он один, сделал это чудесное и невероятное открытие. В какой-то момент Лера даже почувствовал себя дурной приметой в масиковском пути, только задним числом почувствовал. Но первым, о ком вспомнил Масик, когда надо было набирать команду, был Лера. И тот снова дал слабину. Он все-таки любил Масика и ради него опять бросил все. Ему снова захотелось взглянуть в глаза вечности.
Друзья радостно обзвонили всех своих работяг и сообщили им, что вернулись, и тем тоже надо собираться к трудам. Работяг они за годы творческих командировок навидались и теперь взяли себе лучших. Все лучшее, начиная с денег, с появлением Скворцова потекло к ним в руки. Практически в собственность они получили и вертолет. Это для них была фантастика на уровне самого масиковского открытия. Скворцовская команда тоже быстро построила на месте своих людей. Кто-то специально прилетел из других регионов в долгосрочную командировку. Кто-то из местных подкрутился в разовую помощь. Скворцову помогать было престижно и выгодно. Когда Масик и Лера встречались с губернатором, возникло ощущение, что это не они пришли к нему со своими проблемами, а он к ним, правда тоже не без проблем. Но его проблемы должны были решать скворцовские люди, которые будут сидеть в городе и страховать. Обязанности каждого были четко распределены.
С первым залетом Масик с Лерой отправились на Бердючный. Все необходимое должно было подлетать следом и достаточно быстро, в том числе жилые вагончики и баньки. А также, Масик только заикнулся для смеха, специальное приспособление типа лебедки, чтобы соорудить подъемник для горнолыжных развлечений. Масик был потрясен, когда увидел в списке самых первоочередных поставок именно этот славный механизм. Любовь Скворцова к людям не знала границ. Масик, однако, догадывался, что сам Скворцов, который обещал вскоре приехать с проверкой, попросту тоже любил прокатиться с горы. И сделано это было, конечно, скорее для себя самого, нежели для них с работягами. Но было приятно. Помнится, раньше они с Лерочкой таскались на высоченный вулкан своими ножками, да еще и с лыжами на плече. Катнуться за день успевали полтора раза, но, правда, так, как ни в одном другом месте. И высота, и пространство. И белое безмолвие.