- Короче. Прилетела птица-погранец. Целая группа и полковник во главе. То да сё. Разборки, распальцовки, кто главный. Денег хотели, но деньги - это их собственная инициатива была. Факультатив, так сказать. Хозяева указаний таких не давали. Еще, блин, и денег! Если б ими только все решалось, мы бы с вами, я думаю, раскошелились, правда? Эти же уроды себе лично бабла придумали накарманить, а потом нас опять во все места… А у нас все только по любви. Такое правило. Мы цивилизованные люди. Правда? Правда. Мы это поняли и их послали. Они не обиделись, потому что отработка у них другая была. Ну сели за бумаги. У нас все с бумагами в порядке - вашими молитвами. Допуски, пропуски, хрен с горы. Есть? Есть. Ни подрыть, ни подкопаться, мы официальная контора, все официально делаем. Правда? Правда. Они все сидят и сидят. Спать моим работягам не дают, честное слово. В конце концов мои даже стенкой встали с пестиками - классная фенька, кстати, Юрий Николаевич. Пестик. Так эти уроды там под сопочкой лагеречек свой разбили. Типа учения устроили.
У невозмутимого в деловом процессе Скворцова даже брови поднялись.
- Они и сейчас там? Может, смотаемся? Погостим?
- Не-а. Вчера слились. Вы же на подлете сюда уже были. Они и драпанули. Так, на всякий случай. А что мы можем сделать? Имеют право. У нас свой участочек колышками застолблен. А у них весь остров. Государственная граница, блин. В гости к нам приходили. На лыжиках я с этим их начальничком катался. Неплохой, кстати, мужик. Но у каждого своя служба. Все понятно.
- Что-нибудь сдал?
- Не-а. Да и без него все ясно. Прессинговать всех будут. С разным напором, но точно. Кстати, за Васечкой приглядите, ей хоть и слегка, но тоже может отломиться.
- Без тебя знаю.
- Знаете и хорошо. Плохо, что в погоне за сменой наших фамилий в бумагах, наших с вами фамилий, Юрий Николаевич, - Масик сделал здесь ударение, - они могут эти фамилии и вовсе стереть. Или частично. Так что получается, что мы теперь партнеры - по жизни. Вот такие вот дела.
- Ладно, как этой херовиной пользоваться? - Скворцов, уже, на лыжах, пытался разобраться с подъемником. - Эй, Черный, помоги!
- Спасибо, Юрий Николаевич, вам за подъемник. Кайф покататься после трудов праведных.
- Не благодари. И запомни. Для себя, любимого, ничего не жалко.
Когда поднялись наверх, Масик показал Скворцову место дислокации погранцов - вытоптанное серое пятно на белоснежной равнине, какие-то обломки-обрывки. И почему-то возникло неприятное чувство, что сюда еще вернутся. Юрий Николаевич брезгливо отвернулся.
- Все могут загадить. - Он посмотрел в другую сторону и увидел у подножия горки Черного, который делал какие-то упражнения, тренировал удары. - Слушай, Масик, а Черный - это что за странная кликуха?
- Не знаю - кликуха как кликуха, по-моему. Я же не филолог.
- И Бориска у тебя колоритный. Он кто?
- Беглый. Из тюрьмы.
- Охренеть… - Скворцов поднял очки и присвистнул. - Ну, Масик, ты даешь…
- Ох, Юрий Николаевич… - Масик посмотрел на шефа, как на ребенка. - Поживите тут с наше.
- А вообще-то, здесь хорошо.
- А то.
Скворцов начал понимать Масика - зачем тот толокся здесь годы, зачем долбил и долбил свои камни, собирая их и разбирая. И почему перед его маниакальным рвением отступила даже природа. За любовь и преданность все ему открылось - как легкое дыхание.
А теперь Масик просто получал удовольствие.
- Первым поеду. Вы за мной, след в след. - Юрий Николаевич тоже стал узнавать в голосе Масика свои собственные нотки. - Я здесь каждый камешек знаю, - пояснил он уже мягче.
Бориска тем временем принялся развлекать Васю. Сначала она не могла понять, что бы ей такого сделать, но Бориска быстро соображал и предложил соорудить из деревянных настилов что-то похожее на шезлонг. И как-то ловко, Вася даже не успела включиться в спор, справился. Вытащил какие-то шкуры, одеяла, и получилась настоящая люлька, в которую он ее аккуратно уложил.
- А что я буду делать?
- Как что? Лежать. Вам глинтвейн сварить? Я сейчас, - басил Бориска.
В этом был, конечно, колорит. Валяться так практически на Северном полюсе. Солнце было ярким. Казалось, что даже можно загореть. Вася закурила. Взяла кружку с горячим напитком из черных зататуированных рук Бориски. "Да, всюду жизнь", - мелькнуло у нее в голове.
- Все хорошо? - спросил Бориска.
- Отлично. Только вот моря нет.
- Море есть, даже целый океан. До него, правда, далековато. Но не печальтесь, он сейчас все равно холодный.
- Бориска, а вы всегда так… интеллигентно разговариваете?
- Я умею разговаривать по-разному.
- Я понимаю…
- А вы вообще - кто?
- Вор в законе.
Вася поперхнулась.
- Осторожней, Василиса Васильевна. Не встречались еще с ворами в законе?
- Ну почему же? Один мой знакомый батюшка, сейчас представитель патриарха в одной из кавказских республик, тоже был вором в законе.
- Да. Все к Богу придем. Что смотрите? Надоело мне сидеть и руководить в тюрьме, захотелось поработать, вот я у охранников и отпросился. На время, конечно.
- Вы что, сбежали?
- Куда? Откуда? Мы же свободные люди. Вот заработаю денег, приеду - подарков им привезу.
- Шутите?
- Скушно мне, Василиса Васильевна. Вот лет…цать назад было весело. Здоровый был, на плавбазе работал. Там другое. Работать полгода скушно, на берегу два месяца - весело… Плохо помню даже сейчас, что там, на берегу… - Он засмеялся и почесал нос.
- Я помню, я помню, - оживилась Вася и даже подпрыгнула на своем троне. - Я тоже лет, как там…цать назад здесь практику проходила. Когда рыбаки на берег сходили, начинались такие гулянки в городе… А еще любили подраться, да? Рассказывали, что в галантерее они покупали такие квадратные перстни за рубль - с цветными стеклянными камнями, надевали на каждый палец по штуке и в сильном угаре колотили друг дружку с огромным удовольствием. Ха-ха.
- Вы просвещенная дама. Так все и было, Василиса Васильевна. Кастеты запрещены же, поэтому кольца и покупали. Менты за них. Не имели права сажать, как за оружие. И рестораны все гудели. Правду говорите. - Бориска улыбался и качал склоненной на грудь головой. - А жаль, мы тогда с вами не встретились, - он чиркнул взглядом по Васе. - Я бы, пожалуй, за вами приударил.
- А сейчас?
- Сейчас книгу пишу.
Вася взбодрилась. "Охренеть".
- О тяжелой судьбе?
- О судьбе. О радости. У меня уже одна книжка вышла. А что вы ерзаете? Замерзли? Еще принести вам напитка что ли? - Он отложил двустволку, которую до того не выпускал из рук, и поднялся в домик.
- Бориска, Бориска! Магнитофончик принесите. Там где-то в рюкзачке, - кричала Вася ему вслед, суча закутанными ножками. - Супер, супер. Вот материал получится.
Он принес еще кружечку глинтвейна, которая ей была не лишней. Приволок и магнитофон. Она его включила.
- Для чего вам все это?
- Для памяти.
- Ну разве что. А вообще все просто. Утром встал - надо страничку написать. И все остальное отпадает - дела-проблемы, когда о литературе думаешь.
- А что такое литература?
- Святое. Что у меня есть в жизни, то я и пишу.
- Для себя?
- Ну не для себя. - Бориска засмеялся. - Вот сейчас для себя напишу и поставлю на полочку. Для людей, конечно. И мне кажется, что это им надо знать - то, что я знаю. И надо знать, для кого пишешь. Я часто слышу, что для себя пишут. Да врут все. На самом деле все хотят, чтобы прочли. Понимаешь ты? Не для себя, а чтобы людям показать, чтобы люди это приняли. И здесь не надо лицемерить - чтобы опубликовалось, прочиталось и оценка была. Может, я ненормальный, но хочу, чтобы понравилось. Как воспримет это читатель, человек - я о нем думаю. И даже писателям скажу, чтобы о читателе думали - не только о себе.
- А о чем же ваши тексты?
- Я думаю, о православии, о вере. Слово есть Бог. Литература - это слово, согласны? И нужно говорить о хорошем. Мне часто говорят - напиши о тюрьме. А честно сказать, о тюрьме писать неинтересно. Понимаешь ты? Мне охота писать о душе, о том, что человек переживает, пусть в тюрьме. Не о быте тюремном, а об изменении души, как она это переживает - в холоде, в голоде, но душа и сердце. Я думаю о сердечности, о нравственности, и кажется, в моих произведениях они есть. Да, уголовник в прошлом - хочу писать о нравственности. Вам это удивительно? Не надо, чтоб кто-то еще туда попал, куда я попал. Хотя я уголовный мир люблю, между прочим. Не так - я его понял.
- А что там хорошего?
- Мне, например, больше нравилось в изоляторе. Сидишь десять суток - день ешь, день не ешь. Хлеб, кипяток и все. Понимаешь ты? Конечно, в карцер всех сажать не нужно, ни в коем случае, но мне чем понравилось? Сказать? - Он опять заулыбался. - Я стал очищаться, мысли стали появляться, мысли чистые. Полуголодные мысли, кстати, всегда отличные. Я вот сейчас мало ем (не потому, что нечего), и мне так лучше. Насиловать нельзя - кто не хочет, пусть не голодает. Но мне тогда в тюрьме было хорошо, так получилось. Смешно?
- Вы мало едите, а выпиваете?
- Такой грех случается. Но я тихий, никого не трогаю, начинаю копаться в своих рукописях. Но трезвый я больше делаю. Пьянство и курение - это не дело. Понимаешь ты? Никаких дел в таких состояниях делать не надо, ничего не выходит хорошего - ни по литературе, ни по жизни. И для семейной жизни нужна трезвая жизнь.
Кстати, я очень любил коноплю покурить. Покуришь, и такие мысли - опа! И вот пишу, записываю - вознесся уже, куда не знаю. Потом же прочитать невозможно, и не из-за плохого почерка, а понять нельзя, о чем это ты… Покурил, и дурак дураком делаешься - это вот точно. Это такое измерение ненормальное. И очень обманчивое. Ну я решил, что литература важнее, и сжег все запасы. Понимаешь ты? Тоже была история. Приехал друг, привез очень много конопли, и мы с ним курнули. И он говорит: я вот рубаху продал, купил это дело, к тебе приехал. Я говорю: ну и хорошо, давай сожжем. Он подумал, что я шучу, как обычный обкуренный. А я действительно сжег, и он очень обиделся. Но с того раза я больше к траве не притрагивался. Что задумались? Вам история не понравилась?
- Ничего история. А что, часто вы с дружками своими старыми общаетесь?
- Встречаюсь, когда на материке. Здорово-здорово - и пошел. Знаете, поговорить особо не о чем. Только прошлое вспоминаем - как мы сидели, как нас клопы жрали, как чифирили, а нельзя было. Раньше ведь за чифирь - сразу в карцер. Понимаешь ты? Говорят, что сейчас и магнитофоны в камерах, и телевизоры - пожалуйста. Я диву даюсь, что в тюрьме делается. Что это за тюрьма?
И вот недавно искал деньги на книгу. Это до того, как Масик, простите, Сергей Борисович приехал. Пришел к своим старым друзьям - как принято говорить, к бандитам. А мы давно не виделись. Книжки им подарил. Потолковали. Говорю: ну что, братва, надо книгу. Они: запросто. И прямо дают деньги наличкой. Я говорю: мне так не надо, я не хочу так брать деньги. Я так рассуждаю: ведь они завтра могут воли лишиться за эти же самые деньги, которые мне на книгу сейчас отстегивают. Понимаешь ты? Не надо, говорю, вы за эти наличные деньги свою свободу подставляете. Я лучше приду к вам с письмом от издательства, с просьбой дать деньги на книгу, как положено, официально. Атак не хочу, потому что это их собственные деньги, а когда официально - это деньги другие.
- А в дело не зовут?
- Не-а. Они же знают, что я теперь писатель. И потом, я уже отстал от жизни. Все по-ихнему делать разучился. И о бандитах - вот тоже интересно. Их предприятие в городе считается бандитским. Вот я к ним пришел, а они знаете чем занимаются? Сидят и разбирают, как сделать, чтобы их столовая, где обедают рабочие, была лучше, чем у соседей. Не идут туда, не поджигают, а думают, что нужно сменить повара и дать ему большую зарплату, чтобы соседи к ним ходили, потому что у них кормить должны лучше. И это бандиты нашего города! Понимаешь ты? Вот. А может, они и не бандиты уже вовсе? И мне их так жа-а-алко ста-а-ало, потому что им бандитское клеймо поставили. И они меня не тянут никуда, а, наоборот, говорят: пиши, хорошее дело делаешь, и чтобы был на воле. Но денег все-таки дали - на мелкие расходы. Я на такси тогда проехал в первый раз за последние годы. Машину, кстати, тоже предложили. Зачем мне машина? Чтоб я опять разбился? Было уже и такое. И потом ведь надо будет с ними общаться. Постоянно же - надоедим друг другу. Вот такая ерунда, Василиса Васильевна. Тюрьма ведь - как шрам на лице. Видно.
- Я не заметила.
- Вы привыкли.
- А Масик?
- Что Масик? Нравится мне Масик. Он чистый.
"В каком-то смысле - да", - подумала Вася. В домик просочился Лера.
- И где эти уроды наши, интересно?
- Да уж не заблудятся. - Бориска встал, дав понять, что разговор закончен.
В это время на темнеющем горизонте появилась группа спортсменов. Бодрые и веселые, они обнаружили кайфующую Васю, трогательно запеленатую заботливыми борискиными руками.
- Ну что поделывали? Не скучали?
- Мы вспоминали молодость, - созналась Вася.
- Да что вы? И как?
- Была хороша. А мы были красивы.
- Бориска к тебе не приставал?
- Он за мной ухаживал, - мечтательно протянула Вася. Скворцов бросил лыжи, распеленал ее и, подхватив, занес в домик. Лера уже организовал стол и ужин.
С мороза в тепле Васю не разморило, наоборот, на нее напала неописуемая живость. Она сама хлопнула водки, никому не предложив.
- Масик, ты знал, ты знал! Ты все знал.
- Да, знал. - Масик был собой доволен.
- Ты все подстроил?
- Подстроил.
- Вы о чем? - Скворцов тоже выпил один. Компания пьяниц как-то здесь не составлялась.
- О Бориске. Он гений. Так и хочется его обнимать и целовать. - И она действительно подбежала к Бориске и действительно поцеловала его в лысую голову. - Юрочка, я тебе потом все-все расскажу. Все. Ты не поверишь. Он мне столько рассказал. Столько интересного там на магнитофончике. Как бандиты стали бизнесменами и жизнь людям налаживают, и все такое. - Все сделали вид, что "бандитов" не заметили. - Налей скорее, надо за него выпить. - Она тараторила, как всегда в сильном возбуждении.
Бориска застеснялся.
- Пойду проверю, как там все устроились. - И вышел.
- Юрочка, это такая прелесть, ты не поверишь.
- С тобой я верю во всякие истории.
- Масик, скажи, а откуда у уголовника такой русский язык? - Вася успокаивалась.
- Он филфак закончил. Потом - судьба-индейка. Стал бомжом. Завербовался сюда. Плавал. С рыбаками. Страшное дело, между прочим. Путины-фигины. Сыр-бор. Взятки-гладки. Суд да дело. Это коротенько.
- Я прямо заслушался, - встрял Скворцов. - Что ж - это наша родина. Полна чудес. Давайте за нее и выпьем. Жаль, Масик, ты не пьешь.
- Я потом свое возьму.
- Масик, слушай, а где ты их таких берешь обычно? Таких чудесных? - Вася настаивала.
- Там же, где и ты.
- Не скромничай, Вась, - Лера подал тихий голос с другого конца стола. - Ты нашла Масика. А он тебе все остальное.
- Ага, в том числе и Юрия Николаевича, - пошутила Вася.
- Я сам нашелся. - Скворцов обиделся. - Один на всех, между прочим.
Васе даже пришлось его поцеловать в ухо:
- Сам, сам. Ты находчивый.
- Ладно, Вася, садись. Все счастливы, что ты счастлива. Масик, слушай, ты мне все рассказал, когда на лыжах катались? Что-то ты затемнил, по-моему. - Юрий Николаевич, как всегда быстро, закрыл Васину самодеятельность.
- Как вы все чувствуете, Юрий Николаевич? Нет, не все рассказал. Хотел досказать здесь, чтобы вместе с Лерой.
- Это такая же гадость, как та?
- Не такая. В смысле - другой специфики.
- Ну? Вася, угомонись наконец, - Скворцов спихивал ее с колен, - не видишь, что ли, серьезный разговор? Выпила - веди себя прилично. Сядь, ляг, поделай что-нибудь. Вон, посуду помой, чтоб у мальчиков не копилась. Давай, проваливай на кухню. Ну что еще? Или это к Лере?
- Все равно. Короче. Мы собрали первые образцы для начальной экспертизы и отправили на базу.
- Ну?
- Они пропали.
- Как? - Скворцов опешил.
- А вот так. Украли их. Наши конкуренты. Чтобы первыми подать документы в экспертизу, используя наши пробы, между прочим.
- Козел! Что ж ты сразу не сказал?
- А это ничего уже не меняет.
- Это меняет все! Мы завтра можем закрывать эту лавочку. Ну ладно, пару дней еще покатаемся на лыжах. Черт! - Скворцов бегал по комнатке, запустив руки в волосы. Вася на кухне пела песенку. - Ну ты и довалил до кучи. Это же все, все меняет. Все.
- Не-а. - Масик торжествовал. Он медленно налил себе минералки, выжал туда привезенный Скворцовым лимон и закинул ногу на свободный табурет. - Не меняет. Образцы мы отправили, да не те отправили. Говна какого-то накидали в пакетики. А те улетели на день раньше. Оформили как вывоз мусора.
- Правда, что ли? - Юрий Николаевич не верил своим ушам.
- Правда-правда. А там дружбаны как раз Леркины все это богатство и приняли.
- Какая прелесть… - Из-за занавески торчала Васина голова. Она подслушивала.
- Но теперь для вас задачка. Надо все это очень аккуратно забрать, чтоб ребят не подставлять. И потом очень аккуратно. Очень. Вывезти, чтоб погранцы не задержали.
- Ха-ха. - Скворцов выдохнул. - Ха-ха. А эти конкуренты следят теперь, значит, за движением нашей руки.
- Они еще об этом не знают. Экспертиза только у нас прямо на месте организована. У них она - в столице, чтоб здесь перед нами не подставляться.
- А я ничего никуда и не повезу. Зачем? Я все экспертизы здесь сделаю - нагло и открыто! А повезу уже бумаги. Не хрена козлам прыгать в чужой газон! Молодцы! Горжусь знакомством. Сверху всего получите по машине, когда вернетесь.
- С нашими производственными фантазиями в конце командировки у нас будет целый автопарк. - Лера вдохновился.
- Надо - будет!
- Ладно, Юрий Николаевич, на самом деле не такие уж мы и умные. Пошутить просто хотели. И бах - очко!
- Фигли разница. И потом - просто ничего не бывает. Все сложно. Разве просто ты в вагон-ресторан приперся и Ваську снял? Не водки же нажраться? Хотя со стороны всем кажется, что именно нажраться. Пусть так все дураки и думают. А мы-то знаем правду - чтобы здесь сейчас сидеть. Ха-ха. Черт, на брудершафт даже не выпить с тобой, Масик, за родственные связи. Что за дела?
- Со мной выпей, - выступила вперед Вася.
- С тобой? Ну иди сюда. - Он привлек ее к себе. - Даже и пить не стану, водку на тебя еще переводить. Сразу целоваться.
И до края их сознания донеслось:
- Мы к мужикам в вагончик. До завтра. Пока. - И хлопнула дверь.
В маленькой комнатке-спальне была одна большая кровать.
- Смотри. Одна кровать, как-то все это странно. - Вася раскидывала руки по ее краям, измеряя ширину.
- На двух им, что ли, ютиться? Все же люди, честное слово.
- И что они там с мужиками делают?
- А ты не знаешь, что делают с мужиками?
- Не-а.
- Сейчас я тебе покажу.