Вася принялась было развлекать тоже летчика Петьку, но когда он немного угомонился и задремал, снова отправилась к окошкам. Выглянула наружу. Внизу была снежная земля, которая отражала солнце странной мутной дымкой. На Васин вопрос, где они находятся, командир четко произнес какие-то цифры и буквы, таким образом демонстрируя наличие работающих приборов, по которым он легко ориентировался. Вася ничего не поняла. Она смотрела вниз на недвижимую гладь, и вдруг глаз ее, вероятно привыкнув кровному однообразию, начал примечать, что местами земля будто расчерчена на квадратики, которых становилось все больше, пока они, размножившись, не превратили в квадратики все пространство. А потом она заметила и домики, занесенные по крышу снегом, но все-таки различимые с высоты. Как в том кино, когда уставшие путешественники вдруг обнаруживали какую-то избушку среди снега и льда. В таких избушках киногерои почему-то всегда находили покойников.
- Это сталинские лагеря. Долго еще будут стоять как живые, - предупредил ее вопрос командир Саша. Вася все смотрела и смотрела, и глаз ее все не находил конца расчерченной снежной пустыне, уходящим из поля зрения квадратикам. А сзади опять шумел Петька, перекрикивая даже шум винтов.
Тем временем начали заходить на посадку, что, однако, не принесло успокоения. По-прежнему ничего не было видно, кроме снежных торосов, оставалось непонятным, куда они будут садиться и куда вообще летят - признаков устроенного жилья все еще не наблюдалось. Васю усадили рядом с Петькой и попросили тихо посидеть, потому что действительно надо было приземляться.
Петька свернул скатерть-самобранку. Оленька вышла в салон. Экипаж занял свои места, у ребят зашуршала работа. Кто-то неведомый нашептывал им что-то в наушнички, а они отвечали в микрофончики этому, неведомому, на каком-то птичьем, непонятном Васе языке. К тому же шум, как ей показалось, снова стал немыслимым. Вдруг что-то громыхнуло, началась тряска, болтанка, Вася вцепилась в какие-то крючки, что попали под ее ручки. Она сидела в голове самолета, а хвост как будто бы стал ее собственным хвостом и вытягивал все тело. Он начал широко ходить - вправо-влево, увеличивая амплитуду. Хвост носило и возило из стороны в сторону. Ребята вцепились в свои рулики - наверное, чтобы не упасть. Вася с Петькой просто распластались вдоль предбанничка, упершись ногами в дверку. Самолет еще подпрыгивал, как будто скакал по кочкам, замерзшим на болоте, но уже потихоньку останавливался, по-прежнему виляя задом. Когда он почти замер, а Вася с Петькой только пытались пошевелиться, с грохотом отворилась железная дверка в салон, и с жуткой, известной не каждому школьнику бранью в кабину ворвался Васин сосед по салону. В дверном проеме возникла и испуганная Оленька. Продолжая раскидывать по кабине ругательства, гость пробежал почти по Петькиной и Васиной головам, не узнав в них людей, а предполагая, вероятно, недвижимый груз. Мужик размахивал красной корочкой и орал как резаный. В глазах его был ужас.
- Встать! Командир! Сдать оружие! Всех арестую! Я майор ФСБ! - Ребята поднялись. - Девку пустили самолет сажать! Всех под суд. Я майор ФСБ. - Все недоуменно переглянулись. Да и сам орущий стал понемногу тормозить, потому что обещанной девки у самолетного руля не оказалось. Он оглянулся. Петька вставал и отряхивал свитер.
- Ты че, козел, в первый раз, что ли, на голый лед садишься? Хорошо - не голой жопой. А еще майор ФСБ. В штаны, что ли, написал? Приходи ко мне, когда я полечу, я тебя молитве научу, чтоб не боялся.
Ситуация стала немного разряжаться. Вася боязливо выглядывала из-за Петькиной спины, которая очень кстати оказалась широкой.
- Извините, ребят, - залепетал новоиспеченный майор, который еще два часа назад представлялся инженером. - Не понял. Сразу. Выпивал с девицей этой и до этого выпивал, видимо, лишнего. Заснул. Извините, ребят. Потом девочка ваша, стюардесса, говорит, что соседка моя к вам ушла. А тут затрясло и занесло. Я и подумал, что ей позволили самолет сажать. А она ведь тоже выпивала… Ну я и ломанулся к вам. Извините, ребят. Будем дружить. - Он протянул руку. - Замначальника ФСБ по этому району, в который, слава богу, благополучно присели. Заступаю на службу. Теперь, если что, - милости просим. И молитву к вам прибуду выучивать. На всякий случай. - Он жал всем руки, а Васе даже поцеловал. - Бражников.
- Говорящая у вас фамилия.
- Я с ней и карьеру делаю. - Все улыбались.
- А я Курилко. Петр Курилко. Правда. Хотите, паспорт покажу. - Петька снова потянул пятерню почти уже родственнику. Бражников ее также радостно схватил.
- Понятное дело. Компания отличная сколотилась. - Командир кивал. - Ну что, тогда выпьем за знакомство. У меня тоже с собой было. - Саша достал фляжку из портфельчика. - Настойка на хрене. Хреновуха, по-русски говоря. Очень рекомендую. Детвора, подставляй стаканы.
Из самолета Вася выходила в обнимку с экипажем. А бдительный фээсбэшник, которого встречали на машине, даже подбросил ее до гостиницы, хотя городок был таким маленьким, что могла бы и пешком пройтись, освежиться. Всюду она потом моталась ножками, а служака Бражников весело кивал ей из своей машинки. Выпивать больше, правда, не предлагал.
Вася улыбалась.
- Ты что вспомнила? Как самолетом рулила?
- А ты откуда знаешь? - Она, смеясь, схватила Юрия Николаевича за грудки. Он тоже был доволен произведенным впечатлением.
- Я тебя знаю. Ты же больше ничего делать не умеешь.
Когда летишь или движешься над выгнутым шариком, горизонт тоже выгибается. Они летели. Далеко внизу в ночной темноте белела земля. Впереди и сзади краснело. Но по-разному. Сзади, где закат, с сиреневым отсветом, а впереди, на рассвете, с розовым. И в этой почти мгновенной паузе ночи между двумя выпуклыми горизонтами замер маленький самолетик с их маленькой жизнью, теплящейся внутри.
Большая жизнь распахнулась снаружи, и Вася смотрела на нее сверху. Порой редкими всполохами включались там города, и становилось понятным, как все мы далеки друг от друга. Как всего много и как мало в масштабе даже одного этого земного шарика.
Солнце вставало по времени, и по времени с заданной скоростью навстречу рассвету мчался самолет. Уже подлетали, и вулканы вздыбились толпой. Они высоко светились макушками и были и вправду большими. Некоторые даже курились по древней привычке. Струились дымки. Где из самых вершин, а где вытекали откуда-то сбоку. И вся картина не впечатляла, а содрогала восторженным ужасом, от которого вряд ли можно было оторваться самостоятельно. Весь вздыбленный полуостров оказался совсем не таким уж большим, каким представляется, если заглянуть в карту. Между высоченными горами, что шли грядами, сменяя друг друга, начал вырисовываться город. Как бумажный, самолетик падал на игрушечную полосу, казалось, почти зигзагом вписавшуюся между возвышенностями. Зимнее солнце отливало льдом, отражаясь от маленькой механической машинки, зависшей между сопками, этими божьими значками, что указывали путь на расчищенную полосу. На трапе колючий воздух свободы защипал в ноздрях, а глаза ослепли.
Скворцову, однако, надо было лететь к Масику. Он предложил Васе остаться в городе - должен был прилететь Сухов, и она могла его достойно встретить. Намечался целый цикл культурных мероприятий. Собирались потом еще все вместе полетать по экзотическим местам, что было обещано Васе, да и Скворцову уже страшно хотелось побывать там самому, он подсаживался на чатскую игру. Юрий Николаевич никогда не бывал на Чатке, и с интересом смотрел на заторможенную Васю, которая теперь передвигалась с бесконечно блуждающей улыбкой, странно-мягко по-пантерьи, как бы крадучись. Она будто находилась под гипнотическим воздействием. Скворцов и сам стал что-то такое странное в себе ощущать. Он открывал для себя Васю - хотя раньше полагал, что и так ее чувствует. Пожалуй, он чувствовал ее, как никого другого, поэтому и склеился так быстро и неожиданно с этим, в общем-то, незамысловатым, но трогательным существом. Однако нет пределов совершенству. Похоже, надо было слипаться еще больше, и он влипал.
Как в человеке волевом, в нем, конечно, была заложена большая прочность, запас сопротивления, но и он, Скворцов, это чувствовал, иссякал. И только воля из последних своих сил привязывала его к делу, которое надо было выиграть.
Вася строго заявила, что тоже полетит на Бердючный. Ей не терпелось увидеть Масика в рабочей радости, о которой она только слышала. К тому же она и правда соскучилась по его бесшабашности, открытости и чудесной игре в легкую приятную жизнь. Скворцова тоже надо было поддержать, хотя он и так был неслабым человеком. К тому же, будучи, в общем, эгоисткой, она просто хотела воспользоваться новыми возможностями для приятных путешествий. Словом, Вася отправилась со Скворцовым к Масику, хотя там делать ей было абсолютно нечего. Она почувствовала благодарность Юрия Николаевича за это нетрудное для себя решение. И подумала, что, пожалуй, тоже не совсем проникает в глубины его сознания, в закоулках которого гнездилось что-то милое и легкое или громоздкое и нескладное, что ему нужно как-то перераспределить или разделить с кем-то, пусть даже с ней, раз уж она так невероятно оказалась рядом. Так складывалась жизнь.
Чтобы попасть к Масику, следовало отлететь на вертолете на самый юг полуострова, преодолев немалое расстояние. Виляя между вулканами вместе с вертолетом, пассажиры пытались зацепить глазом хоть что: не живое, так движущееся, но только их общая тень следовала за ними, не отставая, только сопки и заснеженная тайга преследовали их. И даже медведики, летом иной раз выбегающие махнуть лапой неизвестному чудищу, посланному им сверху для развлечения, зимой крепко спали в своих нагретых берложках. Наконец это белое молчание сменилось ребристой темной водой под названием Тихий океан, из которого начал вставать белый остров Бердючный. Он рос от минуты к минуте, поднимаясь из черного страшного океанического омута, чистый, светлый и солнечный.
С погодой фартило. Оставалось удачно приземлиться или приостровиться в этом знаменитом теперь месте, где Масиком уже был разбит скворцовский лагерь и, по сообщениям, шла полным ходом работа по подготовке к разработке месторождения и добыче порфирия. ("Назвал же этот дурацкий Масик так же по-дурацки свое Дурацкое детище", - иной раз подумывал Юрий Николаевич. С именами собственными ему в последнее время вообще везло.) Работу гнали, требовался скорый результат, необходимый для оформления собственности, которая имела хоть и тоже сомнительное, но значение.
…Подлетали. Из вагончиков и домика посыпали люди, и чем ниже спускались, тем яснее было видно, что люди эти бегают с автоматами в руках. Вася озадачилась. Скворцов наблюдал за развернувшимся внизу действием и безмолвствовал. Наконец Вася увидела Масика, который бежал в сторону от лагеря с красным флажком, как тот революционер. Масик указывал место, куда лучше сесть вертолету. Тем временем вооруженные люди куда-то быстро подевались, а к вертолету уже бежали мирные геологи, вулканологи, бурильщики и еще бог знает какие масиковские работяги. Только один, самый огромный, так и остался стоять у домика с автоматом наперевес.
Целовались и обнимались, радостно подпрыгивая. Летчики, заглушив двигатель, тоже выпрыгивали из машины и следовали к импровизированному поселку.
- Да-ра-га-я Вася, ты такая молодец! Как я рад! - Масик ее лобызал.
Он пожал руку Скворцову и поволок их к домику, который был здесь единственным среди вагончиков и выглядел почти цивилизованно. Сразу было видно, где искать начальников, если какой-нибудь заблудившийся на необитаемом острове лыжник вдруг вырулит из леса на опушку.
- Пойдемте-пойдемте скорее все к нам, мы там вам с дороги приготовили легкий отдых. - На пороге стоял все тот же угрюмый мужик. Его автоматом оказалась простая русская двустволка. Внутри было тепло и вполне уютно. - Вы здесь, Юрий Николаевич, с Васечкой будете жить, мы решили. А мы с Лерой пока переселимся к мужикам в вагончики. - Из-за занавесочки, которая, судя по всему, определяла кухню, вышел мальчик с полотенцем на бедрах, как у половых. Мальчик был очень миловидным. - "А у нашего Масика хороший вкус", - подумала Вася (тут же привиделся и Виноградов) и украдкой взглянула на Юрия Николаевича. По сдавленной его улыбочке она поняла, что он подумал то же самое.
- Познакомьтесь, это Лера, мой заместитель. - Все дружелюбно закивали друг другу и пожали руки. - Мы с ним, между прочим, здесь пол-острова пропахали. Просто, на пузе прямо. - Масик был взволнован.
- Да-да, - поддакнул Лера. - Только клад оказался на другой половине, которую Мася прополз в совершенном одиночестве. Вы проходите, пожалуйста, что ж в дверях толпиться. - Как гостеприимная хозяйка, он уже переставлял табуреточки, выбегал на мороз, видимо, за продуктами. На столе, как Масик любил - ох уж эти эстеты, - аккуратненько на салфетках были расставлены пластмассовые приборы и тарелочки. Громоздились какие-то консервные банки, тоже любовно завернутые в разноцветные салфеточки - для красоты. В домик уже заваливали летчики. Страшный мужик вошел с докладом, что груз перетаскивают в хранилище. Масик действительно умел организовывать себе жизнь, хотя на первый взгляд не производил такого впечатления.
- Масик, слушай, там в разноцветном ящике мы вискарика немного привезли и еще какой-то ерунды.
Масик открыл дверь:
- Бориска, ящик цветной сюда давай. - И повернулся к столу, за которым все уже почти что расселись и наблюдалось только последнее мелкое волнение. - У нас, правда, сухой закон здесь, Юрий Николаевич. - Лицо Васи отразило общее изумление. Редко кто видел Масика трезвым за исключением тех случаев, когда тот встречался со скворцовским аппаратом. - Мы с Лерой первую и последнюю (до окончания работы, конечно) бутылочку шампанского выпили в день приезда. Залезли на ту сопку, - он указал в окно, - подняли стаканы, сказали слова, а потом с нее на лыжах съехали. Вот и все.
Бориска втащил ящик.
- Сергей Борисович, куда? - Масик указал в угол.
- И доставай сразу, что там есть. Лера, помоги. Давайте быстренько на стол сюда.
- Я думал, что они тебя тут тоже Масиком кличут, - бросил Юрий Николаевич.
- У нас тут все строго, как у взрослых. Но за глаза, конечно, кличут, - добавил Масик. - Лер, достань стаканчик мой. Васечка любит пить из стекла. Все для тебя, дара-гая. - Он поставил перед Васей граненый стакан.
- А на Юрия Николаевича всем наплевать, да? - по-честному обиделся Скворцов. - Из чего он будет пить?
Лера принялся было передавать свой стеклянный стакан Скворцову. Но его остановила Вася.
- Наплюешь тут на тебя. Только соберешься, так ты сразу же и с замечанием. Слюна во рту застревает. - Вася залезла в рюкзачок и выудила оттуда серебряный стаканчик. - Вот, получай и помни - ты тоже человек.
- Что это? - Юрий Николаевич взял стаканчик так аккуратно, как будто это был императорский фужер.
- Подарок. Чтоб всегда было из чего пить в походных условиях. Будем считать приложением к фляжке. Масик, иди сюда. - Она опять залезла в рюкзачок. - На и тебе такой же. Ты оценишь. В память об этом дне.
Масик уже оценил, вертя в руках забавную вещицу:
- Трогательно.
- Извините, - Вася виновато посмотрела на всех за столом. - Не знала, что столько людей соберется. Да и денег бы все равно не хватило.
Юрий Николаевич скосил глаза на Васю, а все присутствующие - на Юрия Николаевича. В его присутствии такие высказывания выглядели, пожалуй, забавными.
- Ну хорошо. Вы не пьете и молодцы. А мы вот выпьем. - Скворцов встал. Все поднялись вместе с ним, прямо как на президентском приеме. - За кадровое омоложение и финансовое оздоровление науки! За вас.
Чокнулись. Масик подставил нос Васе.
- С носиком, дорогой.
- Какая любовь, какие отношения. Масик, а тебе, кстати, Виноградов привет передавал, - сказал Скворцов как можно более равнодушным тоном.
- Да ладно, вам, Юрий Николаевич… - Масик чиркнул взглядом в Лерину сторону. Тот сидел отвернувшись. Вася замерла.
- Слушай, Масик, - как ни чем не бывало продолжил Скворцов. - А что это вы со всеми пулеметами повыпрыгивали нас встречать? Думали, птица такая большая к вам залетела, хотели подстрелить к обеду? - непринужденно затевался серьезный разговор.
- Тому есть объяснения, Юрий Николаевич.
- И полагаю, серьезные?
- К сожалению.
- Ну хорошо. Подъемник наладили?
- А как же.
- Тогда прокатимся.
- Бориска! Лыжи давай! - крикнул Масик.
Гости затолпились у выхода и потом как-то очень быстро растворились между вагончиками. А Масик со Скворцовым уже стояли в дверях с лыжами на плечах.
- Бориска, останешься здесь за девушкой приглядывать и развлекать. - Масик захихикал.
Вася потянулась к масиковскому уху и прошептала:
- Масик, а он кто?
- Он все. И ничего не бойся. Он мой папа. - И на вопросительный Васин взгляд шепотом ответил: - Названый.
На улице у домика в ряд выстроились работяги. Юрий Николаевич с Масиком спустились по лесенке и двинулись вдоль строя. Вася вышла и стояла наверху, и ей вдруг почудилось, что мужики снимают шапки и кланяются…
- Что стоим? Все за работу. Давайте быстренько с грузом разбирайтесь. Лера! Погляди там, все проследи, чтоб не попутали. Черный, пойдешь с нами. Бориска! Гляди в оба. И тетка чтоб не скучала. Понял? Все. Мы на переговоры. - Масик развернулся и зашагал к горе.
Васе послышались скворцовские интонации в масиковском голосе. Она такого даже не предполагала в мягком его существе. Юрий Николаевич не без удовольствия отсмотрел все это представление. Масик оказался быстро обучаемым.
Скворцову, пожалуй, и правда захотелось покататься. Таких совсем диких горок он на самом деле еще не пробовал. То ли подъемник, то ли лебедка, словом, некоторая конструкция для водружения лыжников на горку, она же вулкан с тем же названием, что и остров, была буквально в трех шагах от лагеря. Они тихонько двинулись. Черный с автоматом через плечо плелся поодаль.
- А что твой Черный с пестиком?
- Вдруг птица к обеду прилетит?
Юрий Николаевич даже приостановился.
- Че, совсем х. ня?
- Х..ня, Юрий Николаевич. Ваши московские люди налили в уши нашим. Наши взбодрились. Дел-то у них других нет.
- А подробнее? Только короче.