- И обременить себя этим долгом? У меня такое чувство, будто меня бьют по голове одновременно с двух сторон. И все это из-за алчности.
- Из-за алчности?! Я живу в трех комнатах, да, очень милых, но я почти ничего себе не покупаю, все идет на мой проект, и ты называешь меня алчной?
- Может, ты жаждешь восхищения? Почему бы тебе не сделать свой проект менее грандиозным?
- Грандиозный? Приятно услышать это от брата. Я думала, что ты будешь заодно со мной, а не против.
- Не говори глупостей, я не против тебя. - Дэн снова вздохнул, его терпение подходило к концу. - Боже всемогущий! - воскликнул он. - Мне кажется, что я скоро лишусь рассудка: с одной стороны, ты хочешь купить участок земли в Калифорнии, который тебе не по карману, с другой - Йен, который хочет продать участок в штате Нью-Йорк, уже два столетия принадлежащий семье.
- Йен хочет продать?
- Да, он связался с какой-то иностранной группой, которая хочет приобрести несколько тысяч акров леса Греев, чтобы построить "новый город". Это бессмысленный вандализм, а все для того, чтобы набить карманы деньгами, которые им не нужны.
- Кто ты такой, чтобы говорить людям, что им нужно, а что - нет? Лично я думаю, что это не такая уж плохая мысль, учитывая, что тогда появится достаточно средств, чтобы удовлетворить и мои нужды.
- О да, - с горечью отозвался Дэн. - Более чем достаточно, я бы сказал.
- Что ж, тогда, надеюсь, это произойдет.
- Улицы и дома возникнут в историческом лесу. Исчезнут деревья, исчезнет среда обитания. Это земля, которая должна оставаться нетронутой для штата, для людей. Я был о тебе лучшего мнения, Аманда.
- Может, тебя заботят олени, лисы и деревья, а вот я волнуюсь за людей.
- Может, твои цели и отличаются от целей Йена, но сейчас ты говоришь совсем как он, хотя мне и неприятно это признавать.
- Значит, у нас с Йеном есть что-то общее! Похоже, что, хоть и по разным причинам, мы с ним в одной лодке.
- А у нас с Клайвом останется хвост огромного производства.
- И целые сундуки наличных, не забывай.
- Ты забываешь, что они нам не нужны. Нет, - повторил Дэн, - от тебя я этого не ожидал. Никак не ожидал.
- Поверь, я бы не стала так настаивать, но мне нужно о себе позаботиться. В этом мире, Дэн, если ты сам о себе не позаботишься, никто о тебе не позаботится.
- Я совершенно с тобой не согласен.
- Позволь мне сказать тебе…
- Давай поговорим в другой раз, Аманда, хорошо?
- Ладно, я не настаиваю. Земля, которую я хочу купить, является частью поместья, пройдет несколько месяцев, прежде чем уладят все формальности. А до того времени у меня будет на нее право покупки. Так что я могу подождать и посмотреть, как будут развиваться события у вас. Если я смогу получить то, что хочу, мне все равно, как это будет достигнуто.
- Я действительно больше не могу говорить, Аманда, извини. Спокойной ночи, - попрощался Дэн.
Когда она повесила трубку, в гостиную вернулся Тодд.
- Ты слышал?
- Я же сказал, что не собираюсь этого делать. Неужели ты думаешь, что я сделал бы это без его ведома?
- Извини, я не подумала. Иногда я… Дэн, вероятно, разъярился на меня. Я правда не хотела ссориться со своим братом, и ребенок так кричал…
- Для человека, который не хочет ссориться, ты постаралась на славу. Я не мог не слышать твои реплики, они были весьма резкими.
Получив отпор, Аманда почувствовала, как в уголках глаз собираются слезы. Увидев это, Тодд обнял ее.
- Мне очень грустно видеть тебя в таком состоянии. Ты позволила этой идее поработить себя, практически задушить. Это того не стоит, - сказал он. - А если ты разрушишь их дело, тогда попадешь в настоящую петлю, особенно если ты - я слышал, как ты говорила что-то насчет Йена, я не знаю, кто он, - встанешь на чью-то сторону на восточном побережье. Ты ведешь себя неразумно, Аманда, стараясь отделаться от своих родственников. Все это может кончиться тем, что ты лишишься своих доходов.
- Ты ничего об этом не знаешь, - пробормотала она.
- Я знаю, что, какими бы благородными причинами ты ни руководствовалась, ты хочешь иметь то, что не можешь себе позволить. Прояви разум. Не становись для них лишней. Это приведет к печальным последствиям.
- Забавно, - фыркнула она, - что уступить всегда просят женщину. Всегда!
- Не всегда. Слишком часто, да, но не в этот раз, по моему мнению.
- Однако сейчас в расчет берется только мое мнение.
- Как же ты любишь спорить! Тебе бы надо быть юристом, - сказал он, смеясь и притягивая ее к себе.
Аманда понимала, что он хочет ее успокоить и утешить, и хотела этого мужского утешения, с которым для любящей женщины ничто не сравнится. За последние месяцы она привыкла к присутствию Тодда в своей жизни и знала: он не похож ни на одного из тех мужчин, что были у нее раньше. Он был настоящим, он был мужчиной ее жизни.
Однако случались дни и вечера, как этот, когда он был слишком категоричен, хотя и нежен, слишком уверен в себе, в своей власти над ней, лишая ее независимости.
Сейчас он, тяжело дыша, прижал Аманду к двери, и его мягкие губы настойчиво искали поцелуя.
- Идем, - прошептал он. - Идем, Аманда. Милая…
Но ей не хотелось. Не теперь. Унизительно, когда твой мозг так возбужден, а каждый нерв натянут. Она не машина для наслаждений, не мотор, который достаточно только включить. Аманда стала отталкивать Тодда, отворачиваться.
- Я не могу. Нет, Тодд. Прошу тебя. Не сейчас. Нет!
Он отпустил ее и нахмурился.
- Не сейчас? А когда? На Рождество? Или для тебя это тоже слишком скоро?
- Не глупи, Тодд.
- Это не глупости. В последнее время ты не очень-то проявляла свою любовь.
Ну, разумеется, она ранила его самолюбие. Видит Бог, она не хотела, но у нее просто нет настроения. Неужели он этого не видит? Он считает себя отвергнутым, поэтому она постарается успокоить его, объяснить, в каком состоянии находится.
- Пожалуйста, Тодд. Я думаю только о своем проекте. Ты сам говорил, что мужчина, когда он волнуется, не испытывает страсти. То же самое происходит и с женщинами.
В комнате повисла холодная тишина. Несколько минут оба молчали. Потом Тодд отошел к окну.
"Помоги мне, - подумала она. - Помоги мне, Тодд. Я такая. Со мной такое бывает. Прошу тебя, Тодд, я люблю тебя. Помоги мне".
Он стоял прямо, но во всей его позе чувствовалась печаль. Может, грустью веяло от его неподвижности? Повинуясь порыву, она подошла к нему и, коснувшись его руки, заговорила:
- Тодд, прости меня. Это просто настроение. Ты же понимаешь. В другой раз. Ты знаешь, что я всегда…
Она умолкла, и он обернулся к ней, на лице его отразились тревога и нежность.
- Я знаю, что ты всегда стараешься, но ничего не чувствуешь. Это я тоже знаю.
- Это неправда, неправда!
Он покачал головой:
- У тебя слишком много зла внутри, Аманда. Тебе надо научиться… или нужно, чтобы тебя научили… - Он умолк. - Ты мне очень дорога, вот почему я это тебе говорю.
И снова он читает ей мораль, будучи умудреннее, будучи опытным советчиком… и как бы деликатно он это ни делал, Тодд ее подавлял. Всегда, всегда все вот так идет прахом. Если бы хоть раз он - или кто-то другой - уступил!
- Ты действительно меня любишь?
- Ты знаешь, что да.
- Тогда ты мне поможешь?
- Если смогу.
- Возьми это дело ради меня.
- Какое дело?
- Неизбежное судебное разбирательство.
- Ты же не собираешься подавать в суд на своего брата?
- На фирму. На всех на них, если только не получу удовлетворительного решения, прежде чем собственность пойдет на рынок и окажется в чужих руках.
Его изумление отрезвило ее. Потом он сказал:
- Мне открылись не очень-то привлекательные черты твоего характера. Это тяжело и не достойно тебя.
- Тяжело! Это со мной тяжело? Уж кому-кому, но мне столь странное определение подходит меньше всего.
- Ты поступаешь неправильно, Аманда. И в конце концов уничтожишь себя.
- Нет, если мой юрист окажется способным.
- Я говорю о моральной стороне. Это неправильно с моральной точки зрения, и если ты не видишь этого сейчас, когда-нибудь ты это поймешь. С тобой обращаются справедливо, вынужден тебе это сказать. У тебя нет никаких оснований для иска, никаких!..
- Значит, ты не возьмешься за это дело?
Выражение его лица сделалось теперь суровым, слишком суровым.
- Нет, за это дело я не возьмусь.
- Это то, что ты называешь помощью мне?
- Это действительно помощь, если ты задумаешься.
- А я и думаю. Ты ведь можешь взяться за него и не соглашаясь со мной, не так ли? Адвокаты зарабатывают себе на жизнь именно так. Я уверена, тебе доводилось защищать людей, которые были виновны, и ты это знал. Но я-то ни в чем не виновата.
- Глупый спор. Я просто советую тебе не делать того, о чем ты впоследствии пожалеешь. Ты бываешь очень упрямой, Аманда.
- Я упряма, потому что не хочу следовать твоему совету. Потому что я женщина.
- Когда ты цепляешься за этот свой женский пунктик, это становится просто смешно. Иск, который ты хочешь подать, не имеет никакого отношения к твоему полу.
Лицо Тодда стало чужим. "Я ему не нравлюсь, - вдруг поняла Аманда. - Все испорчено". Признаки этого накапливались целый день. Весь день они приближались к неминуемому краху и не могли остановиться. Или не хотели?
Теперь нужно было быть предельно честными, чтобы разобраться в ситуации.
- Нет, - сказала она, - я думаю, что дело в буквальном смысле имеет отношение к моему полу.
- Ты слишком умна, чтобы в это верить. Все лежит гораздо глубже, и я в растерянности, в страшной растерянности.
Грудь Аманды сдавило такой болью, что она едва дышала.
- Думаю, все это из-за того, что я не захотела сейчас заниматься любовью. Вот почему ты злишься, Тодд.
Он чуть помедлил с ответом, разглядывая Боннара.
- Да, полагаю, можно сказать, что это символично. В последнее время нам было все труднее ладить. Потому что тебе приходится в этом признаваться, да?
До полного краха оставалось всего ничего, но Аманда все равно не могла признать это и с горечью произнесла:
- Полагаю, нам больше не о чем говорить?
- Если ты выпустишь из заточения милую женщину, которая сидит у тебя внутри, будет о чем. Попытайся, Аманда.
Он уже взялся за свой дипломат, который лежал на сундуке у двери. "Да, - подумала она, - он ждет от меня "женского" ответа, мягкого подчинения, просьбы уйти или мольбы остаться". Если бы только она могла обнять его и воскликнуть: "Пожалуйста, не покидай меня, я тебя люблю!" Но тогда она потеряет свою независимость и гордость. Этого и ждут от женщин мужчины…
И кроме того, возможно, он совсем и не хочет остаться. "Бесполезно, - подумала Аманда, - когда все кончено, то кончено. Нет смысла затягивать агонию".
В ответ на ее молчание он произнес:
- Спасибо за ужин.
- Не за что.
Уже у двери он обернулся и очень мягко, то ли осуждая, то ли умоляя, проговорил:
- Береги себя, Аманда, и не растрачивай попусту.
Дверь тихо затворилась.
"Я впервые его о чем-то попросила, - подумала Аманда, - и он ответил отказом". Он хочет контролировать ее. Как только он увидел, что контролировать ее не удастся, он откланялся.
Когда схлынула первая волна отчаянных рыданий, уже совсем стемнело. Аманда понятия не имела, сколько времени она просто неподвижно сидела у окна.
Она потеряла Тодда. Он не вернется. И зачем она привлекла его к этому делу? В конце концов, она могла бы найти дюжину адвокатов, которые с радостью взялись бы за иск против "Грейз фудс". Как глупо с ее стороны!..
Но он причинил ей боль, унизил ее своей откровенностью: "Ты всегда стараешься, но ничего не чувствуешь". Значит, он все время знал! Но откуда? Она всегда старалась реагировать так, как от нее ждали…
Ах, мужчинам нужен только секс. Они не хотят знать тебя, человеческое существо, которым ты являешься.
Она вспомнила свой разговор с Дэном. Она не хотела его обидеть. Он такой милый! В нем всегда была эта доброта, честность, ему всегда все доверяли. Повезло той женщине, что стала его женой. И она вспомнила тот день, когда все было белым: белые, обшитые досками стены деревенской церкви, невеста в белом платье с пышной юбкой - под руку с Дэном, фата развевается на ветру, который кружит белые цветы. Пусть у них все будет хорошо, пожелала она.
Но сегодня он сказал, что у него проблемы. И этот резкий детский крик во время телефонного разговора. Домашние проблемы… Развод? О, только не это. Или это связано с лесом? Лесом Греев, как называли его в городе.
Лес Греев. Огромное пространство и одинокий ветер, всю ночь стучащий в окно, всю ночь… Она резко встала, сбросив на пол кошку.
- Брат или не брат, но я буду бороться за себя. Так и будет! Спокойной ночи, Шеба.
И внезапно Аманда поняла, что снова плачет.
Глава 4
Май 1990 года
Доктор Вандеруотер был похож на врача. Когда Салли сказала об этом, выходя из его кабинета после первого визита, Дэн рассмеялся.
- А как выглядит врач?
- Это трудно сказать. Наверное, все дело в манере держать себя. Но мне он понравился, а тебе?
- Мне тоже. Я был в этом уверен. У этого человека солидная репутация, хотя он не стар, и он внушает доверие. Он обладает здравым смыслом, не паникер. Мы доберемся до сути дела, Салли. С Тиной все будет хорошо.
Теперь, сидя напротив доктора Вандеруотера за большим столом красного дерева, Салли вспомнила эти слова. На столе, в красивой кожаной рамке, стояла фотография четверых бодрых ребятишек врача, с такими же темными, как у их отца, волосами. Он был отцом. Это означало практическое знание вопроса вдобавок к дюжине сертификатов и дипломов, висевших на стене. Все это успокаивало, как и его непринужденные манеры.
- Как на этой неделе Тина?
- Неделя прошла очень хорошо.
- Прекрасно. Она милая девочка. Мы с женой часто думаем, каково это - иметь в доме девочку, - сказал он, с любовью глядя на фотографию. - Значит, вы считаете, что у нее наблюдается некоторое улучшение?
В самом этом слове - "улучшение" - содержался заряд бодрости. Но, желая быть точной, Салли добавила:
- В прошлое воскресенье произошла ужасная сцена, когда к нам пришли друзья посмотреть на Сюзанну. Я держала ее на руках, и, естественно, все собрались вокруг, разговаривая с ней, как люди разговаривают с младенцем. Потом кто-то очень вовремя вспомнил о Тине и сказал ей какие-то приятные слова, она не ответила, начала плакать, кричать, а когда один почтенный джентльмен погладил ее по голове, она пнула его по ноге. Все это было так неловко… Но не слишком, как я полагаю, необычно?
Врач кивнул:
- Да, не слишком необычно. Очевидно, что Тина - легко возбудимый ребенок, ее реакции иногда крайние: либо очень позитивные, либо очень негативные. Но с другой стороны, когда мы смотрим на взрослых, то видим у многих из них то же самое. Видим самые разные проявления темперамента, не так ли?
- Вы хотите сказать, что Тина будет такой, когда вырастет?
- В каком-то смысле - да, но она, разумеется, не останется на уровне развития пятилетнего ребенка. Я считаю, что вряд ли она когда-нибудь превратится во флегматичную особу, но в этом нет ничего плохого. Сейчас у нее временное состояние высокой тревожности, ей брошен вызов. Она считает, что появившийся младенец узурпировал ее место в семье. Таким образом, нам придется научить Тину принимать эту ситуацию, направить ее на путь реальности и понимания того, что ее места никто не занимал, что место есть и для нее, и для малышки. Это потребует времени.
- Длительного времени?
- Миссис Грей, у меня нет магического кристалла. Психотерапевт не хирург-ортопед, когда после операции вы либо встаете на ноги, либо не можете этого сделать. Но я уверен, что вы достаточно информированы о соперничестве детей в семье, в любом случае вам не нужны мои дальнейшие объяснения.
Теперь Салли смогла слегка улыбнуться:
- Тогда мой муж был прав. Должна вам сказать, что он не очень-то поверил в первый диагноз. Мой муж верит в здравый смысл.
Доктор Вандеруотер улыбнулся в ответ и сказал слегка укоризненно:
- Здравый смысл, к сожалению, чаще несет в себе здравие, чем смысл. Однако что касается Тины, я готов согласиться с вашим мужем. Разумеется, я не знаю, кто поставил первый диагноз, и не хочу знать. Но после двенадцати встреч с Тиной я не вижу никаких подтверждений ему. Честно говоря, миссис Грей, меня тревожит, когда в нашей профессии я сталкиваюсь с предвзятостью. Не то чтобы мы достигли таких уж больших успехов в распознавании тех зол, которые обычно скрывают и отрицают, но иногда нас бросает в другую крайность. Мы говорим, ожидаем, что над ребенком было совершено насилие, когда на самом деле ничего подобного не произошло, раскручиваем "воспоминания" о том, что было тридцать лет назад… о том, чего не было. Так порой неправильно применяется очень полезная концепция.
Салли готова была смеяться и плакать одновременно.
- Я чувствую, - произнесла она, - я чувствую неописуемое облегчение. Вы подарили мне сто лет жизни… - Ей пришлось вытереть глаза. - Всю весну мне казалось, что я несу на плечах тонну свинца. Я не могла понять, как возможен такой ужас. Тина очень хорошо знает, в каких местах к ее телу никто не должен прикасаться. Нет. Я не могла понять.
- Теперь вы можете снять этот груз со своих плеч и с плеч вашего мужа тоже, - мягко сказал врач. - Возвращайтесь домой и живите с надеждой, живите обычной жизнью.
- Вы по-прежнему хотите встречаться с Тиной, доктор?
- Да, конечно. Привозите ее ко мне раз в неделю.
- А моя поездка? Меня попросили слетать в Мексику, чтобы написать статью о рабочих-мигрантах. Как вы думаете, мне еще стоит отложить ее?
- Да, на некоторое время. Оставайтесь дома, но не забрасывайте свою работу совсем. Вы хорошая мать, миссис Грей.
Уходя, Салли думала о том, как этот день отличается от того мартовского дня, когда она покидала кабинет доктора Лайл. Этот врач был человеком, которому все по плечу, как охарактеризовал его Дэн. Поскольку Салли сама были таким человеком, ей нравилось это чувство уверенности. Оно было здоровым и придавало сил. Возвращаясь домой, Салли за рулем всю дорогу подпевала радио.
- Ну, Тина, вот она! - воскликнул Клайв. Из конюшни вывели маленького пони - цвета какао, с кремовыми пятнами. - Вчера только прибыла из Пенсильвании, долгий путь проделала. Ну разве она не красавица? Что скажешь, Тина? Как она тебе? - Он едва мог сдержать свое возбуждение и удовольствие, хвастаясь таким великолепным подарком.
Глаза девочки округлились до невозможности, сравнявшись по размеру, подумала Салли, с глазами пони.
- Может, ты думала, что я забыл о своем обещании? - спросил Клайв, не дождавшись ответа. - Да? Ты так думала?
Все еще держа Клайва за руку, Тина помотала головой.
- Нет, конечно, не думала. Ты знала, что я не забыл. Но мне нужно было найти для тебя подходящего пони. Идем, возьми сахара и кусочек яблока, чтобы покормить ее. Тогда она поймет, что принадлежит тебе. Идем же, Тина.