Но он никогда не причинял ей вреда, повторил он про себя. И ее имя по-прежнему шло ей - Хэппи, счастливая.
Она поставила на столик поднос.
- Сегодня твой торт немножко другой, - заметил он. - Мне очень нравится.
- Я поэкспериментировала, добавила немного кофе.
- Хорошо придумала.
Йен посмотрел на жену. Ее розовое шелковое домашнее платье было смято. На невысокой груди лежала единственная нитка жемчуга. Волосы свободно падали на плечи, естественно, как у ребенка. Она была цельной.
- На что ты смотришь?
- На тебя. Ты красивая женщина, Элизабет Грей.
"От ее внешности не захватывает дух, но я никогда не устану смотреть на нее", - подумал Йен.
- Я рада, - улыбнулась она.
- Как прошел день в садике?
- Приезжали ревизоры. Мы ведем дело с отличной прибылью, и нам придется прекратить запись на следующий год. Нет мест.
Он услышал в ее голосе нотки гордости за удачную работу. Ей было чем гордиться. Домашняя, мягкая женщина, она обучилась профессии, открыла дело и исключительно самостоятельно добилась успеха.
- Я горжусь тобой, - сказал Йен. - Очень горжусь.
Но была еще и Роксанна, наслаждение, без которого он никак не мог прожить. Зачем это ощущение внутреннего конфликта, когда в обществе этих двух разных женщин он просто испытывает разное удовольствие? И они не связаны между собой. Никак не связаны.
Позже на этой же неделе Йену в контору позвонил отец:
- Заскочи ко мне по пути домой. Мне нужно с тобой поговорить. Это займет всего несколько минут.
Когда Оливер говорил такими рублеными фразами, это означало не просьбу, а приказ. Он заканчивал свой одинокий ужин, когда к нему вошел Йен.
- Садись. Кофе?
- Нет, спасибо. Я еще не ужинал.
- Ах да, конечно.
Они какое-то время молчали.
- Я услышал о тебе кое-что, и мне неприятно об этом говорить, - сказал Оливер.
- Обо мне? Не понимаю.
- Не понимаешь? И ты не совершил ничего, чего можно было бы стыдиться?
Йен почувствовал, как заливается краской шея, и сказал:
- Ну, разумеется, иногда многие совершают неблаговидные поступки. Но я по-прежнему не понимаю, о чем ты говоришь.
Оливер налил себе сливок, размешал и, подняв чашку, посмотрел поверх нее на сына.
- Пусть это послужит тебе уроком, - сказал старик. - Ты можешь встретить знакомых там, где меньше всего этого ожидаешь. Некоторое время назад тебя видели в Нью-Йорке, ты танцевал в отеле "Уолдорф-Астория" с молодой женщиной. Разумеется, я не собираюсь называть имя человека, сообщившего мне это. И не утверждаю, что своими словами он хотел нанести тебе какой-то урон. Все это могло быть совершенно невинно. С другой стороны, он, возможно, намеревался в завуалированной форме предостеречь и тебя, и меня. По-видимому, у тебя с ней, скажем так, интимные отношения?
Теперь уже пылало и лицо Йена. Господи Боже, какой-то старый консерватор, может, даже ехал в том же лифте, когда они с Роксанной поднимались к себе в номер.
- Отец, - быстро сказал он, - это чепуха. Я ездил в Нью-Йорк на встречу с нашими распространителями с юго-запада. Хэппи была у своих родителей в Род-Айленде. Женщина, с которой он меня видел, была… была жена одного моего однокурсника. Мы случайно встретились в холле отеля и…
Оливер поднял руку.
- Хватит, замолчи, я не вчера родился, Йен, и это не первое сообщение о тебе.
- Что это значит? За мной следит ФБР?
- Нет, но как я только что тебе сказал, этот мир меньше, чем ты думаешь. Тебя видели в придорожных мотелях, там, куда люди уезжают, чтобы спрятаться. Так, случайное Упоминание: "А я видел вашего сына…" Случайное. Или не случайное. Ты понял, куда я веду?
- Понял, но это ошибка. Я никогда…
И снова поднятая рука.
- Довольно, Иен. Я тоже был молодым, и ты не скажешь мне ничего нового о том, что значит быть молодым. Разница в том, что я покончил с этим раз и навсегда, когда женился на твоей матери. Я был абсолютно верен ей и никогда не пожалел об этом, ни на одну минуту. В лице Хэппи ты обрел прекрасную жену. Зачем ты ищешь себе неприятностей? Опомнись, Йен. Я серьезно.
Унижение было нестерпимым. Возразить отцу было нечего, но как же отвратительно, когда тебе уже тридцать пять, выслушивать нравоучения, словно ты школьник. Йен встал.
- Что ж, я тебя выслушал и не забуду твои слова. Это все?
- Да, это все. И не думай, что мне доставляет удовольствие ставить тебя в такое положение, но ты должен осознать, что это ради твоего же блага. Надеюсь, ты не обиделся?
- Нет. Всего доброго, отец.
"Да, - думал он по дороге домой, - отец, без сомнения, когда-то был молодым, но он был не я, как и я - не он. Он не понимает и не может простить, потому что у него другой подход к жизни. Возможно, как и у бедняги Клайва, его единственные женщины - те, которых он покупает. Или как у Дэна. У него другой подход, его невозможно представить в этом мотеле. Он любит Салли и деревья. Тем не менее он никогда не обвинит меня так, как это сделал мой отец; Дэн не судит других. Хороший парень. Рыцарь.
Однако со всем этим надо что-то делать. Не хочу ссориться с отцом, но и Роксанну терять не хочу. Ни в коем случае! Квартира - вот решение вопроса, квартира, где мы сможем встречаться с комфортом. Ей это понравится, не важно, что она сейчас говорит. Я обставлю ее, как маленький дворец. Ей понравится".
Утвердившись в этой мысли, Йен начал насвистывать и свистел до самого дома.
Глава 6
Июнь 1990 года
Салли возвращалась домой после очередного посещения доктора Вандеруотера - она ездила к нему одна, без Тины, - успокоенная. Или все дело в том, что она хочет быть успокоенной? - думала она, чувствуя себя в то же время виноватой из-за легкого сомнения - едва уловимого.
- Ведите себя с ребенком непринужденно, - не уставал повторять врач. - Ваша напряженность передается, так что даже если ваша девочка и хочет вам что-то сказать, она не решается. Чтобы ребенку было легко, надо, чтобы и взрослый вел себя легко. Весь образ жизни должен быть таким.
Разумеется. Это элементарно. И видит Бог, у них в доме весело, здесь поют песни и играют в игры, просто детский сад на дому. И как это удается Дэну, со всеми его нагрузками и проблемами, она просто не представляла.
- Вы видите улучшение? - спросил врач.
Что она могла сказать, если не была в этом уверена?.. На прошлой неделе, на дне рождения, Тина была образцовой гостьей, самим очарованием, одна из матерей даже отметила в разговоре с Салли "солнечную внешность" Тины. Так что, может быть, улучшение и было.
- Она играет наверху, - сказала няня, когда Салли вошла в дом. - На дворе все еще сыро после ночного дождя.
Из большого салона, где стояли рабочие столы Дэна и Салли, доносилось треньканье вальса. На столе в центре комнаты стоял источник музыки: фамильная вещь, драгоценная серебряная карусель.
- Господи! Откуда она здесь?
- Это для меня! - восторженно закричала Тина. - Для меня!
- Этого не может быть, милая. Это не детская игрушка.
И в самом деле, Салли уже давно не рассматривала карусель и поэтому забыла, какая это тонкая работа. Все лошадки, скачущие по кругу, были разными. Крохотные пары на лошадях - мужчины в аккуратных костюмах, женщины в шляпках и широких юбках времен Второй империи - могли бы быть изваяны самим Челлини. Только специалист мог оценить стоимость этого произведения искусства.
- Кто ее сюда принес?
- Не знаю.
Няня сообщила, что доставил ее шофер из "Боярышника". Прислуга в Большом доме считала, что только Клайв мог дать такое распоряжение.
Голос Клайва звучал по телефону раздраженно. Вероятно, не надо было беспокоить его в офисе.
- Это подарок от дома, вот все, что мне известно, Салли.
- А где дядя Оливер?
- Вчера вечером отец улетел на выходные в Бостон.
- Не понимаю, - сказала Салли, - что нам с ней делать? Тина считает, что это для нее.
- Это подарок. Чего ты так разволновалась? В любом случае пора уже избавляться от этого хлама в Большом доме. Он похож на музей. Мне нужно идти, Салли. Извини, у меня еще не закончены переговоры.
Весь остаток дня Тина суетилась вокруг карусели, которая наигрывала мелодию "На прекрасном голубом Дунае". Девочку невозможно было от нее оторвать.
Это было невыносимо, и Салли ушла в спальню. Красный огонек на автоответчике мигал так яростно, будто сознавал важность сообщения. Салли знала: это снова Дора Хеллер. Дора была главным редактором крупного журнала и звонила уже в третий раз на этой неделе. Журнал готовил номер, практически полностью посвященный одному очень известному писателю, которому скоро исполнялось девяносто лет. Он родился в Аппалачах и был известен всему миру. Не сделает ли Салли серию фотографий для журнала, хотела знать Дора. Такого заманчивого предложения у Салли не было никогда в жизни.
Сердце Салли учащенно забилось. Она прикинула: сеанс в Нью-Йорке; если встать рано и вернуться самым последним самолетом, то дома ее не будет максимум сутки. Может получиться, и ей бы очень этого хотелось.
Но писатель не готов путешествовать. Он хочет, чтобы его фотографировали у него дома, а Атланте. И тогда путешествовать придется Салли - вначале туда, где он родился, потом в его школу и так далее. Короче, это займет неделю. И сердце у нее упало.
Салли набрала номер, голос Доры на другом конце был почти неразличим:
- Салли! Я жду ответа, хочу услышать, что ты не передумала. Не верю, что поняла тебя правильно. Это же писатель из писателей! Я боролась за тебя. Ты же знаешь, были и другие предложения, но я принесла все образцы твоих работ, какие смогла найти, и убедила их, что ты обладаешь стилем и чувством, которые им требуются. Ты просто обязана согласиться, Салли!
- Видишь ли, у меня тут проблемы, я не могу уехать. Это далеко и займет слишком много времени. Мне жаль.
- Ты, надеюсь, не больна?
- Нет, не больна. - Потом, почувствовав, что слова ее неубедительны и слишком таинственны, она добавила: - Все здоровы, мы не разводимся, ничего такого. Просто у нашей девочки некоторые трудности, и поэтому…
- Ничего страшного, я надеюсь?
- Нет-нет, но я не могу. Действительно не могу, Дора Прошу, не уговаривай меня.
- Мне очень жаль, дорогая. Очень жаль. Ладно, в другой раз.
А снизу, не умолкая, неслись звуки вальса.
- Что происходит? - спросил Дэн, входя в спальню и развязывая галстук. Салли увидела, что он пребывает в редком для него плохом настроении. - Что здесь делает эта вещь?
- Ты имеешь в виду карусель?
- А что еще я могу иметь в виду? - Когда Салли повторила слова Клайва о переполненном лишними вещами доме, он сказал: - Значит, они собираются сделать склад из нашего дома?
- Ты напрасно сердишься. Я уверена, что Клайв не хотел ничего плохого и сделал это из самых лучших побуждений.
- Хорошо, но эта вещь стоит целое состояние, а Тина ее только сломает.
- Я так не думаю, но должна признаться, что "Голубой Дунай" уже потихоньку сводит меня с ума. - Потом, увидев, что Дэн швырнул пиджак на кровать и со стоном сел, спокойно добавила: - Она ей надоест, и мы куда-нибудь ее уберем или постараемся вежливо вернуть. Не стоит так из-за этого переживать.
- Этот вальс сведет с ума и меня. Слишком громко играет. - Он встал и, открыв дверь, крикнул: - Тина, выключи, пожалуйста, музыку!
- Нет, мне нравится.
- Да, но нам - нет. Выключи, - приказал Дэн.
- Нет, я сказала.
- Тина, ты сделаешь то, о чем я просил.
Он пошел вниз, Салли последовала за ним.
- Дэн, не волнуйся. Ты ужасно устал, встревожен. Я вижу это, но…
- Но что? Что, по-твоему, я собираюсь с ней сделать?
- Я только хотела сказать, что у нее сегодня был очень хороший день, и…
- И по этой причине ее нельзя заставить выполнить простейшую просьбу?
- Конечно, можно. Но мне кажется, что у нас наблюдается улучшение, и доктор Вандеруотер сегодня сказал…
- Доктор Вандеруотер здесь не живет. А мы живем. Может, хватит следовать всем этим книгам и теориям? Может, стоит подумать своей собственной головой?
Облокотившись на стол, девочка смотрела на карусель как завороженная. Дэн подошел и выключил музыку. Тина завопила и пнула отца по лодыжке.
Дэн подхватил ее под мышки и поднял.
- А теперь послушай меня, Тина. Тебе не разрешается пинаться и бить других. Тебе пять лет, и ты прекрасно понимаешь…
Она пнула его по колену.
- Не прикасайся ко мне! Отпусти меня. Я тебя ненавижу! Отпусти меня! - И с ревом выбежала из комнаты.
Потрясенные родители посмотрели друг на друга.
- Дэнни, она не ненавидит тебя.
- Как будто я не знаю!.. - Он нахмурился. - Но неужели я поступил неправильно? Неужели мы спустим ей с рук и убийство? Она разрушает наш дом, рушит наши жизни, неужели ты не видишь?
Она прекрасно это видела. Недельная отлучка из дома по работе не должна быть невозможностью. И Салли решила сменить тему:
- Что у тебя на работе? Все то же самое?
- Ужасный был день. Йен просто невыносим. Может ли человек вдруг стать совсем другим? Последние две недели его словно подменили. Вот что произошло сегодня днем. Помнишь я рассказывал тебе про один кофейный напиток, который придумал парень из Мичигана? Мы разработали соглашение между колумбийцами, этим парнем и нами. Договорились о встрече, колумбийцы прилетели, парень из Мичигана ехал на машине… не знаю почему, может, хотел полюбоваться природой. - Дэн перевел дух. - Короче, он опоздал на полтора часа, неприятно, но не катастрофа. А Йен вышел из себя, напустился на парня, практически унизил его. Парень этот очень молодой, очень хочет заключить сделку, но он был настолько оскорблен, что ушел. Взял свой дипломат и ушел. Я бросился за ним, извинялся. В конце концов я уговорил его вернуться, Йен извинился, и я держу пальцы скрещенными, чтобы сделка состоялась. Но я потратил на это массу энергии, я как выжатый лимон. Поэтому и приехал домой пораньше. Они все еще в конторе, но я уже больше не мог там оставаться.
- А что об этом думает Клайв?
- Его кабинет в другом конце коридора. Думаю, он ничего не слышал. А если бы и услышал, то, наверное, пожал бы, как обычно, плечами и вернулся к своим цифрам, бедняга.
Зазвонил телефон.
- Возьми ты, - попросил Дэн. - Меня ни для кого нет дома. Скажи, что я перезвоню.
Зажав трубку, Салли прошептала:
- Это Йен и Аманда, трехсторонний разговор.
Вздохнув, Дэн взял трубку.
Глядя на него, неловко пристроившегося на краешке дивана, Салли думала о том, что привыкла видеть мужа способным решить любую проблему, уверенным и бодрым и что ей нестерпимо больно видеть его таким.
- Я знаю, Аманда. Я понимаю твою позицию. Ты все ясно изложила. Мы уже говорили на эту тему.
До Салли слабо доносился женский голос.
- Знаю, - повторил Дэн. - Я знаю, зачем тебе нужны деньги, и я согласен, что на доброе дело. Беда в том, что у нас их нет. Наши банкиры недвусмысленно об этом заявили. Мы не можем этого сделать, не погубив наш бизнес.
Снова говорит та сторона. Дэн начал постукивать по полу ногой.
- Если мы продадим лес, мы сможем выплатить Аманде ее долю. Но дело в том, что я не хочу продавать лес. Сколько раз мне это повторять, Йен?
"Нет, Йена ничто не растрогает, - подумала с нарастающим негодованием Салли. - По мнению Йена, Дэн сентиментален и непрактичен. Какая глупость! Непрактичен? Как же он ведет такое большое дело? Неужели практичный человек не может при этом быть мягким?"
- Мы с Клайвом не можем вести дела вдвоем. Это слишком большая нагрузка, я уже тебе говорил. А если фирма прекратит свое существование, вы хоть представляете, какой удар это нанесет всему городу?
На другом конце послышалось различимое, но непонятное гудение голосов, как будто Йен и Аманда говорили одновременно. Потом Дэн произнес:
- Мы разговариваем спокойно. По крайней мере я.
Пауза.
- Да, я говорю спокойно. Ты говоришь, что будет битва? Похоже, ты ее уже ведешь. Не знаю, что на вас нашло. Я-то никаких сражений не хочу. Жаль, что мы не можем поговорить с Оливером… Да, я слышал, как он говорил, что не хочет вмешиваться, но… Ладно, давайте привлечем Клайва… Черт побери, Йен, нельзя ли говорить по очереди? Аманда? Говори громче, Аманда. Я тебя не слышу… Что? Повесила трубку? Боже, вы оба сошли с ума. Ладно, я упрямый, но и вы тоже. Я тоже не знаю, как с тобой разговаривать, Йен. Твоя выходка сегодня днем…
Дэн повернулся к Салли.
- Йен повесил трубку.
- А Клайв ничего не может сделать? Что бы Йен ни, говорил, он уважает его ум. Он почти боготворит его.
- И да, и нет. Ты слышала, я сейчас спросил про Клайва… "Он в жизни ни цента не заработал сам, он ничего не смыслит в бизнесе. Гений математики, в голове у него компьютер, и тем не менее он гробит себя своим курением", - вот был ответ Йена.
- Может, все же обратиться к дяде Оливеру?
- Я не могу заставлять его принимать чью-то сторону в деле, в котором участвует его сын. И он уже немолод.
- Бедный Дэн! Чем же это кончится?
- Как-нибудь да закончится. Я не собираюсь проигрывать, Салли, хотя сейчас у меня, возможно, такой вид.
- Хэппи волнуется за Йена. Она никогда раньше не говорила со мной на личные темы, поэтому я очень удивилась. Она сказала, что последние несколько недель у него ужасное настроение. Она его не узнает.
- Иногда на него находит, - сказал Дэн. - Ладно, пошли поедим. Уже половина седьмого, конец отвратительного дня, а я все еще голоден.
Глава 7
Июнь 1990 года
В половине седьмого Роксанна выложила на две бумажные тарелки купленную жареную курицу и передала одну тарелку Мишель. На шатком столике между кроватями стояли упаковка из шести бутылок кока-колы и коробка пончиков.
- Вот. Гораздо лучше, чем есть со всей этой сворой внизу. У папы плохое настроение, дети дерутся, меня от них тошнит.
Она принялась за еду, попутно смотрясь в зеркало, висевшее напротив: как она ест, двигается, отбрасывает выбившуюся прядь волос, улыбается. Потом обвела взглядом убогую комнату: истертый коврик на полу, обшарпанный комод, у шкафа не хватает ручки, застиранная занавеска на окне. Жалкая комната напомнила ей о затрапезных номерах в мотелях.
- Не комната, а нора, - вдруг сказала она, испугав Мишель. - Я хочу отсюда выбраться.
- Ее можно отремонтировать.
- Да? И на что же? Разве только ты скопила потихоньку кругленькую сумму.
- Нет. - Сестра многозначительно посмотрела на Роксанну, улыбнулась с иронией. - Но ты всегда можешь достать денег.
- Напрасно ты так думаешь. Ты ошибаешься.
- Он снова звонил, когда я только пришла из школы. Успела взять трубку раньше всех.
- Спасибо. Он что-нибудь сказал?
- Только спросил: "Роксанна здесь?" Я сказала, как ты велела: "Ее нет дома, и я не знаю, когда она будет".
- Хорошо. Он сходит с ума, и это ему только на пользу.
- Он звонил уже четвертый раз с воскресенья.