– Опережаем все графики! – подтвердила Катерина. – Конфетно-цветочный проигнорировали, глубочайшую благодарность ты выразил действием, теперь пьем за знакомство! Наверстываем, так сказать, пропущенное.
Они чокнулись, бокалы дзинькнули, издав тонкий хрустальный звук.
Выпили.
До дна. Медленно. Глядя в глаза друг другу.
Он поставил ее бокал на поднос, а поднос переставил на тумбочку.
– Банкет окончен? – не поняла Катерина.
– Потом еще выпьем, – пообещал Кирилл, принявшись расторопно высвобождать Катерину из ее простыночной тоги. – Сначала все повторим. Только медленно на этот раз.
Медленно у них почти получилось. Он старался, сдерживал себя, вел в ритме того танца, который выбрал, – целовал нежными неторопливыми поцелуями, сводящими с ума, ласкал, открывая Катерине саму себя. Но в какой-то момент все закипевшее от этой потрясающей медлительности выстрелило, салютуя, и они понеслись, заторопились, рвались вдвоем туда, скорее…
Вместе. Выше. Сейчас. Вот сейчас!
К черту медлительность и плавящую нежность, может, потом, когда-нибудь потом!
В этот раз Кирилл сразу перекатился на спину, не выпуская из объятий Катерину, прижав к своему боку. Она улыбалась, подумав об этом и оценив заботу, проваливаясь в сон.
Катерина проснулась в кромешной тьме оттого, что кто-то нежными поцелуями, еле уловимыми прикосновениями губ, покрывал ее лицо. И дернулась от страха, ничего не успев понять, издав придушенный странный горловой звук.
– Тихо. Не пугайся, это всего лишь я, а не насильник неудачливый, влезший в окно.
– Ага, – сразу пришла в себя, вспомнив, где и с кем находится она. – Ты удачливый насильник, вошедший в дверь.
– Господь с вами, мадам! Только по обоюдному согласию! И потом, мы же уже выяснили, что это ты меня соблазнила.
А Кате было уже не до шутливого обмена репликами! Она чувствовала его всего, всем телом, чувствовала и раскалялась, как зыбучий песок под палящим солнцем, успевая поражаться тому, как странно и быстро это происходит!
То ли от того, что не проснулась до конца, то ли от темноты, много позволяющей и спрятавшей их двоих в своем уюте, в ней раскрепостились остатки сознания, позволив в полной мере, до самого дна вырваться чувственным инстинктам. Что-то случилось с ней непонятное, и она, перехватив инициативу, рвалась куда-то, отбрасывала его руки, чтобы не мешали гладить, целовать его где захочется, что-то говорила, даже рычала тихонечко, познавая его, себя странную и свободную бесконечно…
Он принимал ее яростный натиск восторженно, с благодарностью, помогая осваиваться в новом для нее мире, но ринулся в атаку сам, побеждая и утверждаясь здесь ведущим за собой мужчиной!
И так это было яростно, сильно, красиво!..
Кирилл протянул руку и включил ночник на тумбочке, осторожно, как бы извиняясь, высвободил вторую руку из-под головы Катерины и сел. Налил в бокалы шампанское, успевшее подрастерять шипучесть, протянул один Катерине, следившей за его действиями.
Она покачала головой, отказываясь:
– Нет. У меня завтра, вернее, уже сегодня операция сложная.
Он отпил шампанского из своего бокала.
Все изменилось. Катерина чувствовала, как от него исходит напряженность.
– Что? – спросила она.
Он понял, о чем спросила. Но ответил, обыденно и вроде ни о чем, с присущей всем мужикам способностью обтекать трудные вопросы стороной ртутным шариком:
– Пойду я, Кать. Мне надо…
– Ну да, ну да, – усмехнулась она одним уголком губ, не позволив ему играть тут по мужским правилам, – Валентина ждет отужинать или уже отзавтракать, Соня книжку почитать.
Он раздражился! А чего, собственно, она от него ждет? Совместного завтрака любовников поутру перед работой? Застолбленных сексом отношений и обязательств каких-то? Признания в любви?
– Нет, – раздраженно и недовольно ответил господин Бойцов. – Мне надо контракт просмотреть. И поспать хоть немного.
– Ах да, контракт! Как же я про него забыла? – проигнорировала его настроение Катя.
Действовал он, как и положено любому мужику в такой ситуации, оперативно шустро, в полутьме умудрившись безошибочно отыскать свою разбросанную одежду и облачиться в нее с быстротой застуканного мужем любовника, сопровождаемый скептическим взглядом Катерины.
Так, прощание! Надо поцеловать легким поверхностным, ничего не значащим поцелуем, но нежно, хоть чуть сгладить напряжение. Но под все понимающим взглядом Катерины такое прощание явно было неуместным и до тошноты фальшивым.
Он стоял и смотрел ей в глаза, она сидела на кровати, укрывшись простыней, и не отводила своего взгляда.
Кирилл постоял и молча вышел из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь.
Так еще никогда, ни от одной женщины Кирилл Бойцов не уходил!
Правильнее читай: сбегал.
Поднимаясь по лестнице к себе на этаж, он услышал, как Катерина закрывает замки на входной двери.
Твою мать! И как же его угораздило-то?!
Стрекозел старый! Завелся, буром пер, не думая, а что дальше! Какие последствия?! Вы о чем?! Когда в нем все звенело от интриги, от того, как она ему нравилась и заводила, одним голосом, взглядом, морщинкой этой между бровей, когда он все решил бесповоротно – заняться любовью! Да кто думает о том, что после? И ведь знал, видел, что с ней все непросто!
Но именно это понимание, по странному, нелогичному, но вечному закону жизни и притягивало его к этой женщине, как на аркане! Чем сильнее противник и тяжелее бой, тем значимей и весомей победа!
Вот только ощущения, что он там что-то выиграл и получил что-то в виде победы, ни хрена не было!
Он хотел ее с самого начала, еще с той встречи в парке, на погребении трагически погибшего попугайчика.
Спокойно, и что в этом такого?
Нормальный тридцатидевятилетний мужик, с абсолютно здоровой потенцией и мужскими инстинктами, пребывающий в постоянной готовности к окучиванию заинтриговавшей, понравившейся женщины, как и положено.
А она интересная, молодая, вот как раз интригующая все это мужское, и недоступная… Закон природы – все нормально!
Только.
Эти пряди волос, разного природного окраса, от темно-медных до золотисто-рыжих, эти глаза колдовские изумрудные из другого века, мудро-трагические какие-то, как скорбь всего израильского народа, и скептические пальцы тонкие, с коротко остриженными ноготочками, летящая походка.
Что-то в ней такое… пробравшееся и зацепившее гораздо глубже, чем простое мужское желание, и непростое, но обыкновенное. Глубже, чем извечное желание побеждать-покорять женщин.
Зацепившее, предупредившее легким испугом, но не остановившее, вот ведь!
Он решил, что переспит с ней, и в ней прочитал понимание его мыслей и решений. Не капитуляция: "Приходите, Кирилл, я вся ваша!", нет, сдаваться она не собиралась, но и бороться тоже. Ее тянуло к нему с той же силой, что и его, но каждый надеялся уйти без потерь. Вот так они невербально вступили в поединок.
Он на самом деле пришел выразить благодарность.
Ну ладно, ладно, конечно, не без мысли припрятанной, но подразумевалось немного выпить, поговорить, прощупать почву, понять, как завоевывать.
А она не вступила в игру, смотрела так, что все пляски вокруг главного теряли вуалирующую составляющую флирта-ухаживания. И что-то сорвалось в нем под этим ее взглядом, как пыль цивилизации сдуло ветром, и он начал с действия, забыв что-то там прощупать и выпить под эти поиски лучших подходов.
А теперь вот волосы дыбом встают! Да потому что попал!
У него никогда в жизни не было настолько искренней женщины! Он и помыслить не мог, что так бывает! А должен был! Должен!
Ведь видел, всеми потрохами чувствовал, что она иная, поэтому так и захотел!
Она была искренна во всем – в каждом вздохе, движении, взгляде – от первого поцелуя и до того момента, когда он ушел. Никакой фальши, никакой игры, ни одного нарочито продуманного действия, движения. Она вся была с ним, целиком, слушала его и слышала всем существом своим, шла за ним, куда бы он ни вел!
А у Бойцова от этого мозги плавились, тело плавилось! А когда она, еще не проснувшись до конца, потащила его сильнее, неистовее, глубже, ему показалось, что он вообще умер!
…А восстав из мертвых, понял – надо уходить! Если он останется до утра, заглянет в ее глаза, то его затянет, как в омут, с головой!
Он ничего про нее не знает! Он знает, как она пахнет, какая она на вкус, как плавится в его руках, стонет, кричит, смотрит потусторонним взглядом, как принимает его, отрекаясь от всего на свете в этот момент.
А приходя в себя, закрывается на семь запоров, отодвигаясь душой.
Он пришел, взял, одарив себя и ее, но не победил!
Не проиграл! Но и не победил!
Она осталась далекой, недосягаемой и слишком умной, чтобы потакать мужским уловкам, ходам-выходам, дежурным словесам вне, после и до кровати.
А ему такого "нэ трэба", как говорят на Украине. Ему вообще ни такого, ни какого иного "нэ трэба".
Ни боже упаси! Нельзя вступать в поединок с такими бабами, подчиняясь извечному охотничьему мужскому инстинкту, заставляющему непременно расколоть любой "орех", особенно самый твердый. И заметить не успеешь, как окажешься весь, по макушку в отношениях, в сурьезе.
Ладно! Он сказал себе, что займется с ней любовью – исполнил, перевыполнив норму! И хватит с него!
Какой там контракт читать?!
Он послонялся по квартире, передумывая мысли, переживая заново чувствования, отрекаясь от продолжения. Дважды проверил спящую Соню, прикладывая ладонь к ее лбу, помаялся и улегся спать, приказав себе – решил, все! Забудь!
И засыпая, уставшее за трудный день и полночи сознание выстрелило предательской мыслью: "Господи! Но как же это было невероятно, охренительно здорово!"
И, проигнорировав любую усталость и удовлетворение, тело тут же отозвалось жаром в паху!
Твою мать!
Ох, не брал бы ты, Адам, яблочко у Евы, скольких бы проблем тебе и всем мужикам удалось избежать!
Угу! И не познать удовольствия…
Сегодня наступил день обещанного приезда Тимофея.
Семь долгих, растянутых замедленным ходом времени дней ожидания. Дни разбились для Катерины на разные временные участки – быстрые, когда она работала, и замедляющиеся в сотни раз, когда не работала.
Семь дней после того, как ушел Бойцов, осторожно закрыв за собой дверь.
Семь дней, за которые он не позвонил, не зашел и никаким иным образом не обозначил себя в ее пространстве.
Соня звонила каждый день, болтала. Рассказывала о своих делах, выканючила у Катерины разрешение выйти на работу, клятвенно пообещав не общаться близко с кондиционером. Валентина и звонила, и заходила, повадились они в ее жизнь шастать, как само собой разумеющееся!
Катя не была против, но следила за собой, чтобы ни словом, ни полсловом, ни намеком не упоминать в разговорах с этими барышнями Кирилла Бойцова. И их останавливала, переключая на иные темы, если они упоминали.
Да вообще-то к черту!
Подумаешь, позанимались одноразовым сексом! С кем не бывает!
Рано или поздно, но заняться этим с кем-то пришлось бы, лучше бы она раньше освоила эту сторону жизни, но почему-то не хотелось ей, вот хоть тресни, и желания ни одна мужская особь не вызывала. Катя было уже призадумалась: "А не фригидна ли я?"
Поскольку к представительницам своего пола она испытывала еще меньшую, то есть никакую, тягу, поводов заподозрить себя в иной, нетрадиционной ориентации не имелось.
Ну вот, хоть что-то положительное: теперь знает – нет, не фригидна!
И даже более чем наоборот!
Взяв на сегодняшний день выходной, не зная точно, во сколько появится Тимофей, Катерина принялась с самого утра готовить праздничное угощение, попутно размышляя, как рассказать ему. Как ему рассказать-то?
И трусливо решила – а не буду! Это же не обманывать, лишь умолчать кое о чем, о ерунде всякой, он же о многом умалчивает! Ну, не о ерунде, но не говорить, и все!
Он приехал днем, часов около трех, и смеялся проявлению Катькиной безудержной радости, повисшей на нем, целовал в висок, в макушку и, оторвав от пола, кружил в прихожей.
– Ну, все, Катюха! Ты меня зацеловала всего! Я здесь и ближайшее время никуда не денусь! Давай ублажай героя пиром горой.
Катерина поспешила "ублажать", расспрашивать, слушать, самой преувеличенно активно рассказывать о работе.
А вот на этом месте Тимофей остановил поток слишком бодрой информации:
– Ладно, Кошка, будем считать торжественно-приветственную часть законченной. Что у тебя случилось?
Катерина замолкла на произносимой полуфразе, забыв, о чем говорила, и выпалила, как с мостков нырнула в холодную воду реки.
– Я переспала с мужчиной!
– Два радующих фактора: первый, что с мужчиной, второй, что переспала, – подбодрил, усмехнувшись, Тим. И, резко сменив тон на серьезный, спросил: – Переспала ради интересу, потому что пора давно?
– Нет. Я его хотела.
– Ну, свершилось, а то я уж волноваться начал. И по какому поводу переживания? Не понравилось?
– Понравилось. И все.
– Что "и все"? Так, Катерина, давай сначала и по порядку!
Катерина вздохнула обреченно, потому что теперь не отвертишься, и принялась излагать, без лишних интимных подробностей. Он слушал, курил, и по его выражению лица невозможно было понять, что он думает. И от этого у Катерины мурашки пужливые бежали по позвоночнику. А вдруг он подтвердит все ее подозрения о собственной тупости да еще растолкует, каких глупостей она наделала!
– Значит, он вот так ушел и не звонит и не объявляется?
– Да.
– А ты переживаешь и ругаешь себя с утра до вечера, что сглупила и во всем виновата?
– Где-то так, но я ни о чем не жалею.
– Уже вперед, что не жалеешь, считай, подвиг свершила. А ты, когда собралась ответить на "призыв", предполагала, что это не разовое мероприятие? Ты-то чего хотела?
– Ничего не предполагала и никаких планов не строила. В тот момент о том, что будет дальше, и не думала.
– А теперь?
– Не знаю, Тим! Мне казалось, что после того, как это у нас было, не может все просто так взять и закончиться. Не знаю!
– Звонка ждала все семь дней?
– А черт его знает! – злилась Катя. – Какого-то проявления внимания, наверное, заинтересованности.
– Понятно, – заключил доктор Тимофей. – За семь-то дней представляю, что ты себе наговорила! Что неинтересна как женщина, раз от тебя мужик сбежал, и глупая, если не разобралась, что ему просто перепихнуться хотелось, а ты удачно оказалась под рукой, и так далее.
Катерина кивнула, подтверждая все вышесказанное, а вот в глаза смотреть Тимофею не стала, отвернулась, разглядывая пейзажик за окном.
– Да, Катюха, умеешь ты мужиков до кондрашки доводить! – ошарашил выводом Тимофей.
– Это в каком смысле? – повернулась и посмотрела-таки на него Катя.
– В прямом! Ты знаешь, сколько пацанов, когда ты в общаге жила, мне по пьянке в любви несчастной к тебе признавались?
– Что-о? – от удивления забыла переживать Катерина. – В какой любви?
– В безответной, Катюха! Ходила такая красотуля, никого не замечала, пресекала любые намеки, всем друг-товарищ. И напором, наскоком тебя не возьмешь, у тебя братец, из-под земли достанет и с ней же сровняет!
– Почему ты мне никогда об этом не говорил?
– А зачем? Если бы ты кем-то из них заинтересовалась, тогда бы и поговорили.
– Ну, ты даешь, Тим! – ошарашенно протянула она. – А я все гадала, почему парни наши девиц и напором и наскоком обхаживают, а меня все бочком так, с почтеньицем обходят. А это, значит, ты им расстановку сил объяснил.
– А ты думала, я тебя там просто так, без прикрытия оставлю, среди кобелей активных? – возмущенно вопрошал брат-защитник.
– Да уж, активных сверх меры. Только они мне все неинтересны были.
– Кать, не только они, – тоном наставления продолжил Тимофей, – тебе тридцать два, ты уникальный доктор и уже давно большая девочка. Сколько мужиков за тобой ухаживало?
– Ну-у, – призадумалась Катерина, – наверное, много.
– А сколько раз тебе делали предложение выйти замуж?
– Три.
– Четыре, – поправил Тим, – двое коллег, третий тот, с конференции, и отец твоего пациента.
– Ну хорошо, четыре, – согласилась раздраженно она, – к чему ты об этом?
– А помимо предложений выйти замуж, – не удосужил немедленным ответом наставник, – посчитать, сколько раз тебе предлагали жить вместе, сойтись, завести роман, заняться прямолинейным сексом, ты помнишь?
– Да к черту, Тим! – взбунтовалась Катька. – Ну, предлагали, и что?
– А ты их всех царственно отшивала, потому что они тебе неинтересны. А знаешь почему? Ты их всех сравнивала со мной, и в твоих глазах они соревнование проигрывали. Это, конечно, льстит моему мужскому тщеславию, только я, Кошка, плохой мальчик, а не образец для подражания.
– Это почему же? – возмутилась она. – Ты сильный, красивый и умнее их всех, вместе взятых!
– Нет, Катюха, не умнее. Мне просто пришлось, минуя детство, стать взрослым, узнав все про жизнь и выживание.
– И научить меня этому! Ты же спас меня, Тим! Вот где бы и кто бы я была, если бы не ты?
А он почему-то разозлился, подобрался весь, как перед боем, ощетинился, даже глаза сузились от злости.
– Сколько можно, Кать! Детство сиротское твое давно кончилось, а ты все живешь в уверенности, что плохая девочка! Настолько плохая и недостойная, что никому не нужная и все от тебя отказались! Ты каждый день имеешь дело с детьми и нормальными любящими родителями. Вот когда ты станешь матерью, ты откажешься от своего ребенка? Ты отдала бы его старой суке, зная, что она испоганит всю его жизнь? Давно пора понять, что это твои родители, сестра, бабка б…ди эгоистичные и суки безжалостные, а не ты!
– Тим, чего ты так возмущаешься? – поразилась Катерина прорвавшимся из него эмоциям.