Все англичане были уверены в том, что безопасность государства зависит от решения вопроса о престолонаследии. Вопрос о браке королевы был политическим, и именно он выявил как сильные, так и слабые стороны характера Елизаветы. Она хорошо сознавала, какая огромная ответственность лежит на ней, и знала, что это прекрасно понимают в стране. Если она решит выйти замуж за англичанина, претенденты на ее руку вступят между собой в борьбу. Англия окажется расколотой, а ее авторитет может пошатнуться. Опасность такого развития событий стала понятна ей из наблюдений за реакцией двора на ее долгую и глубокую привязанность к красивому и честолюбивому Роберту Дадли, младшему сыну Нортумберленда, которого она сделала графом Лейстером. В первые годы правления Елизавете пришлось также рассматривать вопрос о браке со своим зятем, Филиппом II Испанским, претендовавшим на ее руку. Отказ открыто демонстрировал бы ее враждебность Испании, тогда как согласие могло дать ей могущественного друга. В то же время брачные узы с одним из правящих домов в Европе означали вовлечение ее в европейскую политику и восстанавливали против нее врагов супруга. Таким образом, выхода не было. Но к 1560 г. Елизавета уже достаточно укрепилась на троне и могла выжидать. Тщетно обе палаты парламента молили королеву-девственницу выйти замуж и дать стране наследника. Елизавета злилась. Она не желала никаких дискуссий: ее политика состоит в том, чтобы уберечь английский народ от опасного политического союза и использовать свою потенциальную ценность как невесты с целью раскола направленной против Англии коалиции европейских стран.
Между тем Мария Стюарт, королева шотландцев, в декабре 1560 г. вернулась на родину после того, как ее молодой муж, король Франциск II, умер вскоре после восшествия на престол. Через некоторое время родственники ее матери, де Гизы, утратили свое влияние при французском дворе. Регентшей при короле Карле IX стала Екатерина де Медичи. Таким образом, во второй половине XVI в. женщины какое-то время контролировали три европейских страны - Францию, Англию и Шотландию. Но из трех правительниц только Елизавета обладала реальной властью.
Мария Стюарт представляла собой совсем другой тип женщины, чем Елизавета, но ее положение было чем-то схожим с положением английской королевы. Среди ее предков был Генрих VII; она занимала трон в то время, когда для женщины было в новинку возглавлять государство; она также была тогда не замужем. Ее появление в Шотландии нарушило тот хрупкий баланс сил, которого Елизавета достигла, заставив северного соседа подписать Лейтский договор. Католическая английская знать, особенно на севере, вовсе не оставалась безразличной к притязаниям Марии. Некоторые благородные лорды даже надеялись завоевать ее руку. Но Елизавета знала свою противницу. Она знала, что Мария не способна отделить чувства от политики. Королеве шотландцев недоставало того постоянного самоконтроля, которому Елизавета научилась еще в детстве. Отношение к браку двух женщин также резко отличалось. Елизавета видела опасность, таящуюся в выборе супруга среди собственных придворных, и избежала ее. Мария же через несколько лет после возвращения в Шотландию вышла замуж за своего кузена Генриха Стюарта, лорда Дарнлея, слабохарактерного и самодовольного юношу, в жилах которого текла кровь как Стюартов, так и Тюдоров. В результате старые феодальные распри, обострившиеся из-за религиозного конфликта, снова охватили Шотландию. Мария медленно, но верно упускала власть из рук. Фавориты королевы, которых она, привыкшая к культурному обществу в образованной Франции, взяла с собой на родину, чтобы скрашивать жизнь в этой варварской стране, не пользовались популярностью, а одного из них, Давида Риччо, убили на ее глазах. Муж Марии стал орудием ее противников, и она была столь безрассудна, что содействовала расправе над ним. В 1567 г. Мария вышла замуж за убийцу Дарнлея, воинственного пограничного лорда Джеймса Хепберна, графа Босуэлла, надеясь, что он своим мечом сможет спасти ее трон и ее счастье. Но после этого Мария потерпела поражение и оказалась в тюрьме. В 1568 г. она бежала в Англию, где отдала себя на милость королевы Елизаветы.
В Англии Мария была еще более опасна, чем в Шотландии. Все заговоры, направленные против жизни Елизаветы, составлялись в пользу нее. Само существование королевы шотландской угрожало сохранению протестантизма в Англии. Тайные агенты Испании пробирались в страну, возбуждая недовольство и склоняя подданных Елизаветы, остававшихся приверженными католицизму, к выступлению против нее. Все силы Контрреформации ополчились против одной протестантской страны. Им казалось, что, уничтожив протестантизм в Англии, его можно будет задушить и во всей Европе. Первым шагом должно было стать убийство Елизаветы. Но у королевы Англии имелись хорошие слуги. Фрэнсис Уолсингем, помощник Сесила (а впоследствии его соперник в правительстве), выследил как испанских шпионов, так и их английских пособников. Этот утонченный интеллектуал и ревностный протестант , чье знание европейской политики ставило его на ступеньку выше всех других советников королевы, создал самую лучшую секретную службу того времени. Но опасность того, что, пока Мария жива, общественное недовольство или частные амбиции используют ее саму и ее притязания на трон для свержения Елизаветы, сохранялась всегда. В 1569 г. эта угроза превратилась в реальность.
На севере Англии общество было значительно более примитивным, чем на плодородном юге.
Гордая и независимая полуфеодальная знать чувствовала теперь, что опасность исходит не только от Елизаветы, но и от новых джентри, вроде Сесилов и Бэконов, обогатившихся за счет ликвидации монастырей и жаждущих теперь политического влияния. Кроме того, между Севером и Югом существовал глубокий религиозный раскол. Юг был в основном протестантским, Север оставался преимущественно католическим. Посреди унылых и бесплодных пустошей монастыри были очагами общинной жизни и центрами милосердия. Их закрытие спровоцировало восстание против Генриха VIII, получившее название "Благодатное паломничество". Память о некогда существовавших общинах подогревала глухое сопротивление религиозным реформам Елизаветы. Возникла идея, что Мария Стюарт должна выйти замуж за герцога Норфолка, старшего представителя древнего рода. Самому герцогу, человеку недалекому, перспектива рискованной борьбы за трон вскружила голову, но он сумел вовремя остановиться и не дал ввязать себя в эту авантюру. В 1569 г. графы Нортумберленд и Уэстморленд подняли восстание на севере. Марию заключили в тюрьму в Татбери, поручив заботам лорда Хансдона, кузена Елизаветы по линии Болейнов, верного слуги королевы и одного из немногих ее родственников. Прежде чем мятежники успели умножить свои ряды, Марию спешно отправили на юг. Елизавета не сразу осознала опасность. "Графы, - сказала она, - знатного рода, но слабы". Повстанцы планировали захватить Север и дождаться, пока их атакуют. Однако они вовсе не были уверены друг в друге. На Юге католические лорды ничего не предпринимали. Видимо, общего плана действий не существовало, и повстанческие силы разрозненными отрядами разошлись по Северной Англии. Небольшими группами они просочились через границу, и на этом первый акт широкого католического заговора против Елизаветы бесславно завершился. Осторожная Елизавета после двенадцати лет правления стала неоспоримой королевой Англии.
Месть Рима последовала незамедлительно: в феврале 1570 г. папа Пий V, бывший главный инквизитор, издал буллу, отлучавшую Елизавету от церкви. С этого момента Испания, как наиболее влиятельная католическая страна Европы, получила в свои руки моральное оружие, которое в будущем могло ей пригодиться для наступления на Англию. Позиции Елизаветы ослабли. Парламент все больше волновался по поводу затянувшегося безбрачия королевы. Его постоянные обращения раздражали ее и в конце концов подтолкнули к действиям. Она вступила в переговоры с Екатериной де Медичи, и в апреле 1572 г. в Блуа между ними был заключен политический союз. Обе правительницы не доверяли испанской державе, и Екатерина сознавала, что католической Франции стоит так же опасаться своего соседа, как и протестантской Англии. Некоторое время ситуация благоприятствовала Елизавете.
Потенциальную опасность для Испании представляли Нидерланды, где огромное население уже давно страдало под налоговым гнетом Филиппа. Постоянное брожение в стране предвещало скорое восстание, и едва Елизавета и Екатерина подписали договор, как знаменитые голландские повстанцы, известные как "морские нищие", или гёзы, захватили город Брилль, и Нидерланды охватило пламя мятежа. Теперь у английской королевы появился на континенте потенциальный союзник. Она даже стала подумывать о том, чтобы выйти замуж за одного из младших сыновей королевы Екатерины - при условии, что Франция не воспользуется событиями в Нидерландах, чтобы расширить свою территорию за счет испанской колонии. Однако ужасное событие в Париже положило конец этим планам.
Двадцать третьего августа 1572 г., накануне дня св. Варфоломея, в столице Франции внезапно произошло массовое избиение гугенотов, инспирированное происпански настроенной партией де Гизов. В результате ярые католики де Гизы захватили власть, утраченную ими десятью годами ранее. В Лондоне негодовали. Английский посол Фрэнсис Уолсингем был отозван из Парижа.
Когда французский посланник явился с объяснениями, Елизавета и весь ее двор приняли его молча, облаченные в траурные одежды. Исполнив таким образом свой долг протестантской королевы, Елизавета стала крестной матерью ребенка французского короля Карла IX и продолжила матримониальные переговоры с его братом.
Однако союз с французским двором явно не удался, и Елизавете ничего не оставалось, как оказывать тайную поддержку голландским повстанцам и гугенотам во Франции. Успех ее политики зависел от точнейшего учета всех обстоятельств, так как ее казна была весьма ограниченна и помощь она могла себе позволить лишь тогда, когда союзники оказывались на грани поражения. Уолсингем, ставший государственным секретарем, вторым человеком в Совете после Сесила, во многом не соглашался с ней. Долгое пребывание за границей - сначала в ссылке во время правления Марии, затем послом в Париже уже на службе Елизавете - убедили его в том, что протестантизм может сохраниться в Европе лишь при том условии, что Англия окажет ему неограниченную поддержку. В будущем никакого компромисса с католиками не может быть. Рано или поздно война неизбежна, а потому он настаивал на том, чтобы сделать все возможное ради сохранения потенциальных союзников до решающего столкновения.
Сесил, получивший титул лорда Бёрли, выступал против подобной политики. Он утверждал, что союз с Испанией, символом которого был брак Генриха VIII с Екатериной Арагонской, имеет в своей основе торговые интересы и что этот союз является выражением традиционной ориентации Тюдоров со времен Генриха VII. Сесил был уверен, что добрые отношения с державой, все еще контролирующей значительную часть Нидерландов, обеспечат Англии огромный рынок сбыта шерсти и тканей. Брак Марии с Филиппом не пользовался популярностью в Европе, но, по мнению Сесила, еще не пришло время бросаться в крайности и вмешиваться в борьбу на стороне мятежников. Такой шаг только побудит крайних пуритан к более активным действиям и придаст внешней политике черты фанатизма. Отношение Сесила к этому вопросу стало еще более твердым после того, как он был назначен лордом-казначеем. Сознавая, сколь малы ресурсы государства, глубоко озабоченный прекращением торговли с Испанией и Нидерландами, он полагал, что политика Уолсингема приведет Англию к банкротству и катастрофе. Елизавета склонялась к тому, чтобы согласиться с Сесилом. Ей не очень нравилось помогать иностранным мятежникам, "вашим братьям во Христе", как она однажды насмешливо заметила Уолсингему. Королеве был не по вкусу непримиримый пуританизм. Но после Варфоломеевской ночи позиции Уолсингема укрепились, и ей поневоле пришлось перейти к холодной войне в Нидерландах и начать необъявленную войну с Испанией на море - пока на ее пути не встала грозная сила Армады.
События на континенте повлияли на внутреннюю политику Англии. Поначалу большинство пуритан склонялись к поддержке церковной политики Елизаветы в надежде повлиять на церковь изнутри, но затем они стали подталкивать правительство к агрессивной протестантской внешней политике, стремясь в то же время обеспечить свободу собственных религиозных организаций. Позиции пуритан в стране были сильны. Они имели союзников при дворе и в Совете, например Уолсингема, с которым поддерживал тесные связи фаворит Елизаветы Лейстер. В городах и графствах Юго-Восточной Англии они действовали очень активно. Нарушая достигнутый религиозный компромисс, они начали образовывать независимые церковные общины с собственными священниками и особыми формами богослужения. Цель их состояла ни более ни менее как в установлении теократической власти. Подобно католикам, они придерживались той точки зрения, что церковь и государство существуют независимо друг от друга. Но, в отличие от них, считали, что церковная власть принадлежит советам старейшин, пресвитериям, свободно избираемым паствой, но после избрания осуществляющим неограниченное управление общинами и вытесняющим светскую власть из значительных сфер жизни прихожан.
Для пуритан англиканская церковь в том виде, какова она была во времена Елизаветы, с ее исторически сложившимся богослужением, со всеобъемлющими догматами и с епископальным управлением, была ужасна, потому что не соответствовала Писанию в том виде, как его интерпретировал Кальвин. Для них она не была истинной, бескомпромиссной церковью. Кроме того, за пределами Лондона, нескольких крупных городов и университетов обычный приходской священник в первые годы елизаветинского правления вовсе не был столь уж значимой фигурой. Ему удавалось сохранить свой приход при Эдуарде VI, при Марии ему приходилось менять вероисповедание, наконец, в правление Елизаветы он соглашался на все, чтобы обеспечить себе более или менее сносное существование. Едва зная латынь, чтобы читать старинный молитвенник, грамотный лишь настолько, чтобы произнести приличную проповедь, он и сравниться не мог с полными энтузиазма полемистами и спорщиками, красноречивыми проповедниками, едкими памфлетистами, уводящими от него паству, внушающими ей новые идеи о правах конгрегации на организацию, на собственное богослужение и церковный порядок. А почему бы - в один прекрасный день - и не на собственный политический порядок? И если не в Англии, то, может быть, где-нибудь еще? В английском обществе появилась трещина, которая со временем приведет к расколу. Лютеранство вполне уживалось с монархией, даже с абсолютной, но кальвинизм, достаточно широко распространявшийся по Европе, подтачивал традиционные государственные устои. После того, как протестанты, бежавшие за границу при Марии Тюдор, вернулись на родину, пуританизм постепенно превратился в своего рода пороховую бочку, заложенную под основание как государства, так и церкви (и взорвавшую в конце концов и то и другое). Елизавета знала, что пуритане - ее самые верные подданные, но одновременно опасалась, что некоторые горячие головы не только спровоцируют европейский конфликт, которого она опасалась, но и создадут угрозу самому единству королевства. Поэтому ни она, ни ее правительство не намеревались уступать ни доли своей власти - необходимо было избежать религиозной войны.
Вот почему елизаветинский Совет нанес ответный удар: цензура прессы была доверена специальному органу - суду Высокой комиссии, созданному в 1559 г. для разбора церковных дел и состоящему из высших иерархов церкви. Соединение функций епископа и цензора привело в ярость пуританскую партию. Начали активно действовать подпольные протестантские типографии, где за несколько десятков лет было напечатано множество анонимных памфлетов - от насмешливых до критических и откровенно злобных. Статьи, появившиеся в 1588 г. под вымышленным именем "Мартин Марпрелат", превзошли все, написанное ранее: в них резкой критике подвергся институт епископата, а также содержались едкие нападки на некоторых известных сановников официальной церкви. Эти смелые памфлеты елизаветинского царствования, полные насмешек и обличений, являют собой замечательные образцы английской прозы. В течение нескольких лет агенты Высокой комиссии охотились за организаторами этой подпольной пропаганды. В итоге случай помог арестовать печатников, но авторов широко разошедшихся нашумевших сочинений выследить так и не смогли.
Католическое наступление также набирало силу. В 1570-е гг. в Англию прибыло множество католических священников из английских семинарий в Дуэ и Сент-Омере, перед которыми была поставлена задача возбуждать симпатию к католицизму и поддерживать связь между английскими католиками и Римом. Поначалу их присутствие не вызывало у правительства никаких опасений. Елизавета сомневалась, что среди ее подданных-католиков могут оказаться предатели, и неудача восстания 1569 г. укрепила ее уверенность в их лояльности. Но примерно в 1579 г. в страну начали проникать иезуиты, миссионеры Контрреформации - гораздо более опасные противники. Свою жизнь они посвятили восстановлению католической веры во всем христианском мире. Это были фанатики, безразличные к угрожавшей им опасности, испытанные и проверенные люди. Враги обвиняли их в том, что для достижения собственных целей они использовали все средства, даже убийства. Самыми ловкими среди них были Эдмунд Кэмпион и Роберт Персонс.
За всеми их действиями зорко следили агенты Уолсингема, благодаря чему удалось раскрыть несколько заговоров против Елизаветы. Правительству пришлось принять более решительные меры. За последние три года своего правления королева Мария сожгла около трехсот протестантских мучеников. В последние тридцать лет правления Елизаветы примерно столько же католиков было казнено за измену.
Разумеется, все заговоры составлялись в пользу Марии, королевы шотландцев, уже долгое время находящейся в плену. В случае смерти Елизаветы она становилась наследницей английского трона. Сама Елизавета выслушивала предупреждения об опасности, грозящей ее жизни, довольно неохотно, однако каждое новое покушение обостряло вопрос о престолонаследии. В случае смерти Марии наследником трона становился ее сын Яков, находящийся в безопасности в Шотландии под контролем кальвинистов. Для того чтобы английская корона не досталась католичке, было необходимо избавиться от Марии до того, как иезуиты или их союзники устранят Елизавету. Уолсингем и его сторонники в Совете сконцентрировали свои усилия на том, чтобы убедить королеву в необходимости смерти Марии. Предоставляя ей доказательства причастности шотландской королевы к многочисленным заговорам, они пытались заставить ее принять решение, но Елизавета упорно уклонялась от преднамеренного пролития королевской крови.
Агенты Уолсингема раздобыли свидетельства того, что миссия иезуитов принесла определенные плоды. Но Елизавета не желала спешить: будущее покажет, как действовать.