Подруги считают учительницу Веронику "человеком не от мира сего". Скажите, какая семейная женщина, мать двоих детей, станет тратить свое свободное время не на стирку и готовку, а на написание пьесы о судьбе великого Данте Алигьери, которую никто никогда не опубликует?
Все так, но однажды удача приходит и к Веронике.
Режиссер провинциального театра решается поставить ее пьесу на сцене.
Итак, до счастья и успеха - уже подать рукой?
Увы. Жизнь не пьеса - и в ней ничего не дается легко и просто…
Содержание:
По обе стороны любви 1
Глава 1 1
Глава 2 2
Глава 3 3
Глава 4 5
Глава 5 6
Глава 6 7
Глава 7 9
Глава 8 10
Глава 9 11
Глава 10 12
Глава 11 13
Глава 12 15
Глава 13 16
Глава 14 17
Глава 15 18
Глава 16 20
Глава 17 21
Глава 18 22
Глава 19 23
Глава 20 24
Глава 21 25
Глава 22 27
Глава 23 28
Глава 24 29
Глава 25 30
Глава 26 31
Глава 27 32
Глава 28 32
Глава 29 33
Глава 30 35
Глава 31 36
Глава 32 37
Елена Лобанова
По обе стороны любви
Глава 1
По дороге домой Вероника в очередной раз проехала свою остановку.
Вообще сбиться с дороги или потерять билет на поезд - тут ей просто не было равных. Ибо память ее имела привычку время от времени преподнести ей сюрприз: совершив загадочный кульбит, покинуть хозяйку в самый неподходящий момент и отправиться блуждать невесть где. А тем временем неконтролируемые события вытворяли такое, что, опомнившись, оставалось только вскрикнуть: "Мамочки, где это я?" или "Ведь только что в руках держала!" Но вскрики эти, как правило, уже ничего не могли изменить…
На сей раз Вероника отключилась от действительности, погрузившись в изучение собственного отражения в троллейбусном окне.
С лицом она, увы, имела некоторые проблемы. То есть на первый взгляд все в нем как будто располагалось на месте - нос, рот и глаза. Но при этом общее выражение почему-то побуждало людей, узнав о ее профессии - учительница, - обязательно уточнить: "В младших классах?"
Лет примерно до тридцати Вероника простодушно относила такой странный вопрос к своей молодости. После тридцати - к своей моложавости. Но однажды Олечка Лукьяненко, староста ее седьмого "Б", опрометчиво пролила свет на эту загадку. Оправдываясь за тройку по биологии, она шепнула доверительно: "Мы Анну Петровну знаете как боимся! У нее лицо знаете какое умное! - после чего, уловив некоторое недоумение во взгляде классной руководительницы, добавила утешающее: - Нет, но и вас мы тоже… любим!"
И тогда-то горькая истина наконец приоткрылась Веронике.
Общее впечатление от ее лица, надо сказать, не обманывало окружающих. Два наиболее характерных его выражения - жалобная неуверенность и робкое любопытство - в полной мере отражали суть Вероникиной натуры. И если вдуматься, довольно странным представлялось, что человеку с подобным характером доверено было воспитание подрастающих юношей и девушек.
Впрочем, дети, в особенности дети из классов коррекции, не слишком продвинутые в учебе, быстро привыкали и даже привязывались к Веронике, ценя ее неумение читать нотации и употреблять решительные выражения в беседах с родителями. Она же, со своей стороны, относилась к работе если и не совсем пунктуально, то по крайней мере добросовестно, не теряя надежды из очередного веселого и раскрепощенного пятого "Б" или "Г" вырастить восторженных поклонников или хотя бы знатоков и ценителей изящной словесности.
Правда, надежда эта обычно слегка тускнела в седьмом классе, таяла на глазах в восьмом и бесследно исчезала в девятом; последние же два учебных года представляли собой отчаянные и бесплодные попытки ее реанимации.
Разумеется, где-то в ученом мире разрабатывались новые альтернативные программы и прогрессивные методики преподавания; существовали в природе учителя-новаторы, воспитывающие чудо-детей, победителей всевозможных олимпиад, со знанием нескольких языков и умением писать сочинения в стихах. Но все это великолепие прогресса как-то обтекало Веронику стороной, ничуть не влияя на ход ее жизни и профессиональной деятельности.
А впрочем, - кто знает? - быть может, если бы она каким-то чудом перестала проезжать остановки и всюду опаздывать, если бы наконец собралась с силами и дошила платье из ткани букле, а вместо чтения на ночь детективов завела бы обычай вставать в пять утра и проверять тетради…
Несбыточные мечты привычно витали в воображении, пока Вероника, наконец-то спохватившись и бормоча "извините" и "будьте добры", поспешно проталкивалась к выходу, спускалась по ступенькам троллейбуса и направлялась пешком в обратный путь к дому.
Опавшие листья шуршали под ногами. Сентябрь подходил к концу.
Осень Вероника не то чтобы не любила, но как-то никогда не успевала почувствовать ее знаменитого, воспетого классиками очарования. Замечала она лишь отдельные ее этапы: когда, например, начинались дожди и одновременно как сквозь землю проваливались все зонты в доме. Или когда половина ее класса, набегавшись по первому ноябрьскому снежку, заболевала ангиной. Памятными вехами выделялись также первое родительское собрание, изготовление поделок и плакатов ко Дню города и дежурство на дискотеке "Осенний бал".
Девочка лет восьми и две старушки, сидящие на углу с семечками, поздоровались с ней, уже узнавая ее в лицо и, как видно, принимая за свою соседку. Она степенно кивнула в ответ, уныло представляя, что бы подумали о ней бабульки, узнай они ее адрес. "Вот так хозяйка! Чокнутая! Еще и мать двоих детей!" - или что-нибудь похлеще…
В довершение неприятностей как раз и пошел осенний дождь. Нет, не дождь и не пошел! За несколько мгновений вокруг потемнело, со всех сторон загромыхало, и здоровенное небесное водохранилище обрушилось на город.
Вероника, вылетевшая утром из дому, как обычно, без зонта, вымокла, прежде чем успела сообразить, бежать ли три квартала домой или прятаться в подворотне. И так и не решив ничего определенного, вдруг услышала звонкое:
- Вероника Захаровна! Скорей сюда!
Родители учеников имели обыкновение встречаться ей в самое неподходящее время: когда, например, простоволосая и ненакрашенная, она возвращалась из бани. Или, еще лучше, выносила мусор. Или, как сейчас, близко напоминала видом мокрую курицу.
Однако мать Алены Карповой принадлежала к той редчайшей и лучшей категории родителей, которые смотрят на учителя, как хорошие ученики - снизу вверх. Она ходила с классом на экскурсии, помогала устраивать "огоньки" и конкурсы и доверяла Веронике тайны своей бурной личной жизни.
В довершение всего она была красавицей того классического типа, который преобладает в рисунках детей младшего школьного возраста: с тонюсенькой талией, золотыми волосами до плеч и широко распахнутыми небесно-голубыми глазами. По мнению Вероники, жить с такой красотой должно было быть даже страшно. Однако Карпова жила довольно решительно и одна воспитывала своенравную Аленку.
И в данный момент она призывно махала крохотной лакированной сумочкой со ступенек бара "Лаванда".
Вообще-то нога Вероники не ступала на порог подобных заведений лет по крайней мере двенадцать. Так неужто возможно было переступить его именно сегодня, в таком плачевном виде?!
Но не успела она опомниться, как могучий поток жизненной энергии Карповой уже подхватил ее и властно увлек в разверзшиеся с порочным скрипом зеркальные двери. При этом голос родительницы-активистки так и звенел, так и переливался искушающе-ласково:
- Да присядем на секундочку, Вероника Захаровна, пока дождь! Расслабимся после рабочего дня, выпьем кофейку… Могу я угостить раз в жизни любимую учительницу или нет? Ну что там у вас дома может случиться за двадцать минут!
И, двигаясь за ней, точно микрочастица под действием мощного силового поля, Вероника тщетно подбирала слова для отказа. Непостижимым образом Карпова читала ее мысли:
- Муж-то, наверно, с работы еще не пришел?.. Ну вот! А детки ваши, слава Богу, вроде не грудные. Да садитесь же вы, садитесь… Вот здесь хорошее местечко… Нинуля! У меня тут племянница официанткой устроилась. Грузинка, из Грузии, - пояснила она, погружая Веронику в низенькое плетеное кресло.
Явление племянницы-грузинки ничуть не удивило Веронику. В жизни Карповой, как в приключенческом сериале, то и дело возникали и закручивались самые разнообразные сюжетные линии.
Вот и сейчас, в неестественно-сиреневой полутьме бара, среди смутных силуэтов и размытых пятен лиц, Вероника чувствовала себя словно в сцене из фильма, где ей позволили сняться в эпизоде. Главная же героиня, золотоволосая и голубоглазая, в черном бархатном комбинезоне, скорее обтекавшем, чем облегавшем ее точеную фигурку, сидела перед ней и вдохновенно произносила свой монолог, то вертя сигарету в перламутровых ноготках, то поднося ее к перламутровым же губам:
- …И в то же время ссоримся каждый день! Вот вчера - так я просто из терпения вышла! Говорю ему: решай, дорогой, сам, где тебе жить и с кем быть! Хотя если бы там было что-то настоящее - понимаете, Вероника Захаровна? - настоящая женщина, я имею в виду я б ему в ту же минуту сказала: "Флаг тебе в руки и майку лидера!" - И она взмахнула рукой в неопределенном направлении.
Поток страстей уносил ее, и Вероника слушала с напряженным вниманием, боясь пропустить мелькающие в воображении кадры: вот героиня и герой в ссоре - он, провинившийся, на коленях, она с гордо откинутой назад головой; а вот - нежное примирение…
- Конечно, разница в возрасте и все такое… Ведь ему, Вероникочка Захаровна, всего двадцать три! - поведала шепотом героиня. - И притом все время твердит: "Ты для меня - девчонка!" Представляете?
Вероника с готовностью закивала головой. Не следовало удивляться событиям, происходившим в этом чудесном мире, ничего общего не имевшем с ее собственной приземленной жизнью.
- И я вам скажу, вообще-то он по натуре властелин! Вот как решит, так и будет. А глаза как у фараона: представляете, внизу совсем прямая линия… И регистрироваться предлагает, представляешь?! - забывшись, переходила она на ты. - А я… ой, не знаю, ничего я не знаю пока…
Тут Вероника слегка запуталась в хронологии событий: о регистрации - это до ссоры или после? Но переспрашивать было неудобно. Хорошо, что как раз принесли кофе. Она глотнула из чашечки-наперстка и отважилась на робкий совет:
- Ну а почему же? Сейчас такая разница - даже модно… Я вот, помню, лежала с Маришкой в больнице и одну такую пару тоже встретила: маме так лет сорок, а папе, может, тридцать. Но там, правда, наоборот было - все как женщина скажет. Одевалась, конечно, как королева: браслеты, халат такой розовый махровый, с кистями… А отец возьмет дочку за руку и плачет! Все в палате отворачивались, не могли смотреть. У девчонки ничего страшного, просто легкое сотрясение. Неделю пролежала, и выписали…
- Так то родной ребенок, - вздыхала Карпова, - а моя Алена - вы ж сами знаете, Вероника Захаровна! Ну никого буквально ко мне не подпускает, ревнивица! Она если дома - так и стоим в подворотне, как семиклассники, представляете?.. Нинуля, еще чашечку! - не забывала она заказать уже другим, бодрым тоном. И подзывала ласково: - Посиди с нами, Нинуля! Посмотришь, что со мной будет, да? Она у нас гадать умеет, Вероника Захаровна, по кофейной гуще. А это учительница наша, классный руководитель - Нинуля, познакомься!
Нинуля махнула кому-то рукой, приблизилась к столику и оказалась совсем молоденькой девушкой, смугло-розовой, как персик. Она ловко заменила игрушечные чашечки, присела рядом и стеснительно улыбнулась Веронике.
- Ну, как работается сегодня? Все нормально? - потрепала ее по щеке Карпова. - Нет, вы посмотрите только, что за волосы, а?! Роскошь! Теперь поведу тебя к своему парикмахеру, та-акую стрижку сделаем, все упадут! - И предупредила строго: - Смотри: если кто приставать будет, сразу мне скажи!.. Я забыла: чашку от себя переворачивать левой рукой, да? Вероника Захаровна, смотрите, вот так!
Вероника смотрела во все глаза и слушала, завистливо грустя: Никогда, никогда не научиться ей делать такое лицо - то страстное, то грозное; и так ласкать словом, и носить такие комбинезоны! Жизнь Карповой протекала в иных широтах, где прекрасные женщины любили мужчин с глазами фараонов, а нежные девушки с роскошными волосами запросто читали будущее по кофейным разводам.
- И на этом интересе вы давно поставили крест, - вдруг достиг ее слуха голос Нинули, неожиданно низкий, протяжный, - в общем, как бы задвинули его в дальний ящик, да?
Девушка-грузинка, оказывается, обращалась к ней. Вероника машинально улыбнулась ей и кивнула, вслушиваясь в нездешние, непривычные интонации. Этот голос был как песня. Под его грузинскую мелодию в воображении выплывали новые кадры: юг, море, кипарисы… Смутно слышались отдаленные крики чаек… "А что еще за ящик?" - удивилась она.
Нинуля, сосредоточенно сдвинув брови, разглядывала ее чашечку.
- Но зато теперь ваш интерес принесет плоды. Вот здесь, смотрите, - видите, да?
Вероника послушно заглянула в чашку. Кофейная гуща размазалась по дну неопрятными разводами.
- Видите? На дереве вашей мечты уже распускаются почки! - торжествующе объявила Нинуля.
И подарила ей улыбку щедрой феи.
Вероника послушно кивала, восторженно улыбаясь в ответ. Сидеть бы и сидеть в этом низком креслице, слушать и слушать голос-песню, смотреть и смотреть кино про любовь, море и цветущие деревья…
Глава 2
Перефразируя классика, можно было бы смело утверждать: "Каждая учительская семья счастлива и несчастлива по-своему".
Впрочем, при внимательном рассмотрении некоторые общие семейные закономерности все же просматривались.
К примеру, в семьях математичек во все времена царят размеренность и порядок. Все здесь свершается четко и планово - ремонт, покупки, развлечения и даже ссоры. А в своей карьере математички обычно проходят три основных этапа:
учительница Молоденькая, но Уже Серьезная и Ответственная;
затем учительница В Расцвете Лет - Опытная, Решительная и Элегантная;
и наконец, учительница Пожилая, одетая строго и солидно, Исключительно Опытная и Все Еще Активная.
Мужья математичек гордятся женами и втайне побаиваются их аналитического ума, дети учатся на "хорошо" и "отлично" и вовремя возвращаются домой, свекрови проживают отдельно.
Зато совершенно в другом измерении протекает жизнь англичанок и француженок. Испокон веков поддаваясь тлетворному влиянию Запада, эти особы, однако, до поры до времени искусно скрывали элементы буржуазности. И лишь в последние годы, отбросив всякую скромность, они облачились в джинсы и невиданной расцветки свитеры, обзавелись журналом "Космополитен" и принялись цинично обсуждать на уроках стоимость образования за рубежом и перспективы брака с гражданами США, Канады и Японии. Мужья как-то слиняли на их блестящем фоне, свекрови не подавали о себе вестей, зато дети без видимых усилий поступали в престижные вузы. Завистливая же общественная молва повадилась приписывать им интеллектуальный шпионаж, валютное репетиторство, связь с мафией и склонность к алкоголизму.
Но пожалуй, наиболее колоритную группу являют собой учителя русского языка и литературы.
Собственно говоря, они являют собой две совершенно разные группы.
Представители первой, русоведы по убеждению, твердо полагают своей задачей обучение детей грамотному письму. Ученики их обычно назубок знают чередование гласных и спряжение глаголов, бойко составляют предложения типа "Смелый мальчик весело шел в школу" и регулярно выполняют работу над регулярно же повторяющимися ошибками. Зато на уроках литературы они большей частью тоскуют; вызванные же отвечать, траурным шагом приближаются к учительскому столу и траурным голосом рапортуют: "Вчера дежурил у дедушки в больнице… Не успел дочитать…" Однако под конец четверти мужественно одолевают-таки несколько страниц бестселлера "Все произведения школьной программы в кратком изложении".
Воспитанники же убежденных литераторов вплоть до одиннадцатого класса не отличают прилагательных от причастий, а из всей орфографии помнят только, что "уж замуж невтерпеж". Зато читают они не менее тридцати процентов объема программных произведений и обожают пересказывать любимые эпизоды, с жаром комментируя: "Наконец Муму выросла и оказалась девушкой!" или "Онегин оценил не внешность, а внутренность Татьяны".
Не менее, чем методика преподавания, различаются быт и нравы учителей-словесников.
Имеются среди них фигуры подлинно титанического масштаба, даже с соседями по даче говорящие языком Державина.
Встречаются также кроткие мученицы, в первые же полгода лишившиеся голосовых связок и вынужденные бессловесно сносить выходки учеников, причуды администрации и произвол домашних.
Есть, наконец, и жертвы художественной силы слова, обнаруживающие явные признаки раздвоения личности между собой и любимыми героями.
Вероника принадлежала, несомненно, к последнему типу.
Изучая очередной классический роман, она вживалась в образы персонажей настолько добросовестно, что начинала ощущать их проблемы и черты характера как свои собственные. Однако черты эти бывали обычно, увы, не из лучших. Становилось очевидно, например, что она небыстра умом и наивно-привязчива, как лермонтовский Максим Максимыч, временами обуреваема нелепыми философскими теориями, подобно Родиону Раскольникову, а кроме того, ленива и безвольна в точности как Илья Ильич Обломов.
Сейчас, приближаясь к дому в густых сумерках, она ощущала себя скорее Николаем Ростовым, возвращающимся домой после ужасающего проигрыша Долохову - с той разницей, что проиграла она не деньги, а время и внимание, по праву принадлежащие ее семье. Как отнесутся к вопиющему проступку домашние?! Возможно ли надеяться на прощение, в особенности в такой час, когда полагается убирать со стола после уютного семейного ужина?..
Впрочем, из домашних дома только дети. У мужа в цеху не было электричества, так что теперь работают по две смены… Ну хоть в одном ей повезло!