Дом Вероники, представлявший собой, собственно, половину обветшалого купеческого особнячка, имел два входа. Тот, который вел в Вероникину квартиру, считался когда-то "черным" и располагался с торца здания, в подворотне.
Она неслышно поднялась по ступенькам крохотного крылечка и коротко постучала.
Никакого ответа не последовало.
Вздохнув, она постучала еще раз, погромче. В окнах горел свет, но ничего похожего на звук шагов не доносилось из-за двери.
В этот момент с улицы в подворотню нырнул неопрятный тип - похоже, бомж - и, прицелившись глазами ей в лицо, стал приближаться неверной походкой. Вероника уткнулась в дверь и заколотила что было сил. С двери посыпались ошметки краски - когда-то ярко-голубой, а теперь линяло-белесой.
- Между прочим, здесь звонок есть, - наставительно заметил бомж из-за ее спины и ткнул пальцем в направлении пластмассовой коробки с кнопкой.
- Знаю, он не работает. Я тут живу, - скороговоркой объяснила Вероника, не поворачиваясь.
- А-а, - протянул бомж с неясной интонацией.
Хотя почему неясной? С отчетливой интонацией презрения…
Она оглянулась, как бы намереваясь что-то объяснить, но мужская фигура уже растаяла в темноте.
Тем временем за дверью зашлепали тяжеленькие Туськины шажки.
Туська была сконструирована солидно и убедительно: идеально круглая голова, квадратно-округлое тельце, овальные ручки в перетяжках и коротенькие ножки-тумбочки.
- Мама, - утвердительно молвила она из-за двери.
- Мама, мама, - подтвердила Вероника, - зови Маришку открывать!
Послышались еще шаги, возня, смех, "Ничего не говори, понятно?" - и наконец щелканье замка.
- Чего это не говори? - насторожилась Вероника, включая свет и разглядывая обеих чад.
Туська стояла торжественно-безмолвно, хитро сверкая глазами. Маришка маячила поодаль в грациозной третьей позиции, скромно потупя взор. Щеки у обеих розовые, вид здоровый и как будто невинный.
- Разбили чего? - на всякий случай предположила Вероника, начисто забыв о собственной вине.
Маришка прыснула и подпрыгнула на месте.
Туська укоризненно вымолвила:
- Мама! Ты не видишь?! - И, вытянув шею, повертела головой.
Вероника похолодела.
Тоненькие кудряшки, осенявшие Туську прозрачным золотистым нимбом, исчезли! Сквозь короткие неровные прядки жалобно просвечивала розовая кожица.
- Марина… - прошептала Вероника, все еще не веря глазам.
У Маришки тут же опустились плечи, вытянулась шея и вдвое увеличились глаза, до краев исполненные обидчивого удивления. Без сомнения, этого ребенка ждало незаурядное сценическое будущее.
- Правда же, я теперь красивая, как мальчик? - теребила руку матери Туська, доверчивая душа.
- М-м, - простонала та, отворачиваясь и посылая цирюльнице красноречивый взгляд.
- Ну жарко же, мам! Туська сказала, ей жарко. Она сама просила! - бесстыдно отреклась от ответственности виновница.
- В конце сентября - жарко? А что ж и себя не подстригла? - осведомилась Вероника, сдерживаясь из последних сил.
- Самой себя знаешь как трудно! У нас в классе некоторые девочки пробовали - несимметрично получается.
Туська удивленно вертела круглой головой туда-сюда, следя за ходом диалога.
- Ах, несимметрично! - закричала Вероника. - Так возьми налысо побрейся! Изуродовала дитя! Парикмахер! Жаропонижающее! Марсельеза!
К чему тут подвернулась марсельеза, она и сама не могла бы объяснить. Иногда слова выскакивали из нее сами собой чисто по созвучию. Но на девчонок оно произвело, как видно, магическое впечатление: через минуту обе ревели, причем Маришка буквально захлебывалась от горя, прижав к животу обезображенную Туськину голову.
- Ладно, чего уж теперь рыдать… Поздно! Суп хоть ели? - со вздохом спросила Вероника, вновь охваченная комплексом вины, и направилась к холодильнику.
- Мы немножко попробовали… - дипломатично начала Маришка.
- …холодный! - закончила за нее Вероника. - Потому и не съели! Опять сухую вермишель грызли?!
Дочь стыдливо потупила взор.
В ответном взгляде матери, наоборот, снова сверкнул огонь. Вероника уже набрала было воздуху в легкие, и отяжелевшая рука ее даже сделала было недлинный, но решительный замах… но тут из комнаты послышался вой электродрели.
Вероника остановилась.
- Так папа уже дома! Что ж вы молчите? Он шкаф чинит, что ли?
- Папа гамак делает! Настоящий! Будем качаться! - завопила Туська и, моментально оправившись от потрясения, увесистыми скачками помчалась в комнату. Маришка скользнула за ней.
С недобрым предчувствием в душе Вероника двинулась следом.
Дрель ревела, сотрясая стены. Муж с яростно-веселым лицом налегал на нее, старательно высверливая дырку в какой-то желтой полированной деревяшке. Несколько таких же деревяшек, с дырками и без, валялись вокруг. Вероника растерянно подобрала моток толстой бельевой веревки.
- Веник! Как гамачок, а? - хвастливо окликнул муж, мельком оглянувшись. - Можно каждому по штуке! Подходите, записывайтесь!
- Так лето же кончилось, - неуверенно заметила она, вглядываясь в деревяшки. Они будили в ней какое-то неясное воспоминание.
- Разве? Ну, ничего страшного! Лето - это состояние души, - наставительно сообщил он, любуясь изделием. - Теперь сеточки сплетем - и порядок! Еще и место в комнате освободилось - замечаешь хоть, мать?
Только тут Вероника увидела и ужаснулась: в комнате не было Туськиной кроватки! Так вот, значит, откуда желтенькие деревяшки!
Заметив в ее лице перемену, муж выпрямился.
- Недовольна, что ли? - удивился он. - Так ты ж сама говорила: Туське она уже маленькая! Забыла?
Она посмотрела на него: глаза чистые, недоуменные, в волосах опилки. Лицо мужа, в общем, мало изменилось за прожитое вместе время. Годы как-то не старили его.
В целом они с супругом жили, пожалуй, неплохо. Ссорились нечасто. Только вот, идя одним жизненным путем, почему-то видели разные пейзажи. Каждый свою сторону дороги. Вот как сейчас, например.
Интересно: сильно она сама изменилась за это время?
Этого Вероника определить никогда не могла. То есть, разумеется, она узнавала в зеркале свое лицо, волосы (пора, пора было стричься!) и костюм в полоску - не забыть бы подшить юбку, сколько можно ходить с подпоротым подолом! Определенные соображения вызывали также цвет помады и явно наметившийся животик… Однако все эти детали никак не складывались в единое целое, в законченный портрет. И какой именно выглядит она для окружающих, оставалось для Вероники неразрешимой загадкой.
- Ну, спасибо тебе, Данила-мастер, - наконец вымолвила она устало.
Этот день что-то выдался чересчур насыщенным, и запас ее эмоций был, похоже, исчерпан.
Где-то она читала, что женщины вообще тратят слишком много эмоций. Потому и стареют раньше. Она, например, частенько чувствовала себя старше мужа. Сегодня - так лет примерно на двадцать.
- И на чем же Туське теперь спать, интересно? - вяло поинтересовалась она скрипучим пенсионерским голосом.
- А мы вместе! На моем диване! Мы мерили - помещаемся! - закричала Маришка и ухватила Туську под мышки. - Вот смотри, мам!
И видавшая виды косенькая тахта с коротким всхлипом приняла мощный бросок двух не совсем разумных существ.
Глава 3
Чего Вероника совершенно не умела - так это войти в образ Скарлетт О'Хара. О, если бы она только могла иногда скомандовать себе: "Я подумаю об этом завтра!" Так нет же: в минуты невзгод и отчаяния ей казалось, что никакое завтра больше никогда не наступит.
Зато прошлое рисовалось весьма отчетливо - в виде сплошных ударов судьбы.
Цепь памятных злоключений тянулась с детства, и звенья ее были причудливы и разнообразны. Были среди них здоровенные, размером на три строчки, двойки по алгебре в дневнике и позорная неспособность освоить даже самую легкую волейбольную подачу снизу. Были омерзительные прыщи на лбу и унизительные просиживания в углу на школьных вечерах. Правда, тогда у нее еще оставались смутные надежды на будущее, остатки веры в чудеса, родом из детских сказок: "Золушка", "Гадкий утенок" и "Спящая красавица".
И надо сказать, некоторые из ее робких надежд таки сбылись! И надо признать: случались, случались в ее взрослой жизни настоящие подарки судьбы!
Чего стоили, например, серые в тончайшую полоску брюки клеш, самостоятельно перекроенные из старого папиного костюма! Или полный набор тайваньской косметики к восемнадцатилетию! А диплом второй степени за участие в студенческой конференции? А частушки, ежегодно сочиняемые всей группой ко Дню филфака? А командные соревнования по легкой атлетике на практике в колхозе "Светлый путь"?
Однако и долгожданная взрослость, вроде бы навек избавившая Веронику от мучительных юношеских испытаний, не замедлила преподнести ей новые.
С неизбывным стыдом вспоминалась история провала в мединститут, с мрачным изумлением - потерянный в день получки кошелек с подмигивающей японочкой, не говоря уже о великом множестве антиталантов, обнаружившихся с годами семейной жизни, вроде неумения клеить обои, мариновать огурцы, экономить деньги и воспитывать детей.
Да и о каком еще воспитании можно рассуждать, если она и спать-то их укладывать до сих пор не научилась!
Каждый день после девяти творилось одно и то же: досматривание фильма, кстати сказать, совершенно не детского, "Мам, ну подожди, сейчас он всех перебьет и убежит", потом - "А есть у нас что-нибудь вкусненькое?", дальше - "Мне в садике задали стихотворение, вот написали на бумажке", и тут же - "Ой, мам, я и забыла, у нас на балете сказали всем сшить белые купальники" - и все это, одно за другим, крутилось дикой каруселью до десяти и после, до тошноты и искр перед глазами, до тех пор, когда нормальные женщины (о счастливицы!) в уютной тишине и нерушимом порядке заканчивали нормальные домашние дела - стирку или готовку на завтра.
Ее же хватало только на то, чтобы спихнуть с тахты стопку неглаженого белья и завизжать: "Так вы будете ложиться или я ремень возьму?!", тем самым добившись наконец тишины и заодно побудив задремавшего мужа переместиться с кресла перед телевизором в кровать.
Течение жизни упорно не желало покоряться Веронике, как ни старалась она сверяться с компасом и как ни пыталась направить корабль своей судьбы в нужную сторону. Может, дело было в неисправном компасе, а может, заедало рулевой механизм или двигатель, но даже при полном штиле его регулярно заносило то в стороны, то назад, а то вдруг заваливало на бок. И если Вероника в пламенном хозяйственном порыве затевала, к примеру, генеральную уборку, то на следующий день обязательно выяснялось, что как раз в это самое время она обязана была присутствовать на совещании по подготовке к юбилею школы, или на проверке олимпиадных работ по литературе, или уж по меньшей мере на собрании родительского актива хореографического кружка. В том же случае, если в воскресенье она везла на стадион "Юность" сборную класса по стритболу, можно было не сомневаться, что за время ее отсутствия дома разобьется пара чашек, прокиснет борщ либо перегорит утюг.
Между тем сплошь и рядом НОРМАЛЬНЫЕ ЛЮДИ вокруг успевали содержать в образцовом порядке не то что квартиры, а палисадники и даже дачи; ухитрялись воспитывать детей в необходимой строгости, дисциплине и почтении к старшим; и некоторым из них удавалось даже добираться на работу не бегом за полминуты до звонка, а степенным шагом, беспечно беседуя по дороге о ценах на толчке, а также о личной жизни Джона Траволты и Надежды Бабкиной! И по тому, как были у них каждое утро уложены волосы и покрыты сияющим лаком ногти идеально овальной формы, было явно видно, что штурвалом своей судьбы они владеют мастерски!
Ей же оставалось только с грустью глядеть вслед стройным силуэтам чужих кораблей, уверенно бороздящим жизненные просторы краткими и прямыми, как выстрелы, курсами.
- Вы здесь на квартире? - осведомлялись впервые попавшие к ним в дом НОРМАЛЬНЫЕ ЛЮДИ, разглядывая исцарапанную крышку комода, кровать с пачкой книг вместо задней ножки и предательски отстающие по углам обои.
- Точно! На своей собственной, - беспечно рапортовал муж, находя в этом что-то веселое, в то время как Вероника лихорадочно искала, куда девать глаза, и мечтала провалиться под эту самую пачку-ножку хотя бы до ухода любознательных знакомых.
Правда, ближайшая подруга Светлана всегда великодушно успокаивала ее:
- Да не извиняйся ты! К твоему бардаку я давно привыкла… Знаешь, даже по-своему уютно! - И плюхалась на кровать.
По ее свободной позе Вероника убеждалась, что подруге и в самом деле уютно, и благодарно предлагала:
- Чайку попьем?
- Давай уж… Вечно у тебя аппетит перебиваю, потом лень ужин готовить.
И Вероника счастлива была услышать, что лень свойственна даже такому совершенству во всех хозяйственных отношениях, как Светка, на диване у которой разноцветные подушечки выстраивались в акробатическую пирамиду, а на стерильный, словно вчера из химчистки, палас было страшно даже ступить.
Однако никто не мог успокоить Веронику в конце дня, если время приближалось к полуночи и дом затихал.
То был истинный час пыток, когда возбужденный мозг принимался выдавать информацию о несделанном и неоконченном.
Забытые дни рождения, непроверенные сочинения, недописанные и неотправленные письма, неисполненные обещания зайти, навестить, повидаться - вдруг все разом взрывалось в памяти мрачным салютом. На заднем плане дополнительно маячили неоформленный классный уголок, недошитое Маришкино платье и недовязанный Туськин свитер. И эти навязчивые видения лишали покоя прекраснейшее время суток, когда нормальные женщины (о трижды счастливицы!) погружались в сюжет первого сна, нежась в своих уютных ночных рубашках под пушистыми пледами.
Снотворные помогали ей лишь частично: до половины четвертого утра. От двойных же доз голова на второй день делалась тяжелой, движения - неуклюжими, а мысли - вялыми и неповоротливыми. И пожалуй, все закончилось бы как минимум отделением неврозов, если бы…
Если бы не еще очередной нежданный подарок судьбы!
Если бы в один счастливый день, а точнее ночь, Веронике не удалось найти вернейшее, удобнейшее и безопаснейшее спасительное средство!
Оказалось, по счастью, что изобретательное человечество давно припасло кое-что и на ее случай.
О детективы - утешение для виноватых и снотворное для бессонных!
Будь на то ее воля, Вероника… нет, пожалуй, она не ввела бы их в школьную программу. Она просто-напросто распорядилась бы продавать их в аптеках по рецепту врача! Неприятности по службе - двадцать минут детектива на ночь. Скандал в благородном семействе - полчаса непрерывного чтения дважды в день после еды.
С первых же строк какого-нибудь "Выстрела из темноты" или "Последнего письма леди Браун" Вероника неопровержимо убеждалась, что все ее неразрешимые проблемы, в сущности, - пустяки, не стоящие выеденного яйца. И чем хитроумнее запутывал следы вероломный преступник, тем скорее дематериализовались, буквально растворялись в воздухе ее собственные жизненные коллизии. Так что, почувствовав через двадцать минут приятную сонливость и лениво перебираясь в постель, можно было размышлять разве что о том, кто же на самом деле - коварная горничная Мэгги, беззаботный красавчик кузен Джеймс или старый сэр Шепард, явно прикидывающийся незрячим, - утащил фамильную шкатулку.
Хуже стало, когда за детективы принялась и Маришка. По невнимательности Вероника упустила тот роковой момент, когда именно это произошло, и спохватилась, когда было уже непоправимо поздно. И сколько она ни объясняла дочери, что существует прекрасная художественная литература для третьеклассников - "Маугли", например, или сказки Пушкина, или "Тимур и его команда", - упрямое чадо, явившись из школы и умудрившись за четверть часа управиться с уроками, упоенно поглощало чтиво с отравлениями и убийствами. Продолжался процесс до тех пор, пока отец либо мать, случайно глянув на часы, не вырывали и не швыряли подальше очередной криминальный опус со словами: "А сестра сегодня ночевать в садике останется?!" После чего книга осторожно подбиралась и, разумеется, засовывалась куда попало…
И кажется, как раз сегодня в точности так и случилось!
Отгоняя мрачные предчувствия, Вероника прилежно занялась поисками.
Первым делом она сверху донизу обшарила книжный шкаф, чуть было не завалив бесформенную гору "Литературы в школе". Детективов на полках обосновалось уже такое количество, что приходилось укладывать тоненькие книжицы вповалку вторым ярусом поверх сборников диктантов и изложений. Спасаясь от наступающей книжной лавины, Вероника завела обычай дарить книжицы всем знакомым и раздавать почитать соседкам, не настаивая на возврате. Львиную долю их она, кроме того, давно собиралась отнести в букинистический отдел, но время для решительного шага никак не выкраивалось. А робкая попытка сдать хотя бы лучшие, по ее мнению, образцы жанра в школьную библиотеку была, увы, с негодованием отвергнута…
Перечитывать же знакомые сюжеты, к собственной досаде, Вероника оказалась не способна, ибо на второй раз лихо закрученные интриги теряли всю свою магическую силу. Облегчение ее капризной читательской душе приносили почему-то исключительно свежие экземпляры!
Не решаясь прикоснуться к полкам мужа, она все же скрупулезно оглядела все технические руководства, шахматные справочники и стопку "Рыболова-спортсмена".
Все еще не теряя надежды, тщательнейше обследовала стол и секретер в детской.
И только заглянув напоследок в растрепанный школьный рюкзак, окончательно упала духом и бессильно рухнула в кресло.
Что же, будить эту растяпу среди ночи?! Дело осложнялось еще и тем, что сама она плохо помнила цвет обложки: не то красный с черным, не то черный с фиолетовым, а может, и коричневый?
Вечер был отравлен вполне и окончательно. Несомненно, так свершалась расплата за сегодняшнее ее легкомысленное времяпрепровождение - и расплата абсолютно справедливая! Ибо никакой НОРМАЛЬНЫЙ человек не способен дважды в неделю проезжать собственную остановку! Да еще и отправляться после этого в кафе со случайно встреченной родительницей!
Прожигать жизнь!
ГАДАТЬ НА КОФЕЙНОЙ ГУЩЕ!!!
Она вскочила с кресла. Опять эта пытка?!
Ну уж нет!
В конце концов, существовал еще один, последний способ укрыться от жизни, так и хватающей за пятки, так и лязгающей наручниками - способ довольно глупый, детский и даже, пожалуй, позорный; но в половине первого ночи имело ли это какое-нибудь значение?!
Здоровенная амбарная книга в зеленом картонном переплете с побуревшими от времени страницами покоилась на антресолях в коридоре, в недрах чемодана со старой обувью.
И никто из домашних не заподозрил бы, что конторская книжища эта, которую вроде бы ни к чему было хранить, но и рука не поднималась выбросить, стала в один прекрасный день тайным душевным убежищем Вероники.