- Вот увидишь, прилетят по первому лучу зари, - успокаивал Серега и то и дело трогал ружье.
Не зрение и не слух, а какое-то иное чувство улавливало в осеннем просторе приближение крылатой стаи. Минута, другая - и мы уже видели и слышали гусей.
Ка-га!.. Ка-га!.. - резко оглашали они окрестность.
Серега привычным жестом вскидывал ружье и прицеливался. Я напрягался в ожидании выстрела, хотя и догадывался, что его не будет.
Стая без потерь проносилась у нас над головой и оседала на другой стороне затона.
Приятель опускал ружье и с наслаждением потягивался.
- А знатно сегодня поохотились!..
И мы оба понимающе улыбались, как будто знали только нам доступную тайну.
Серега забрасывал ружье за спину, и начиналась наша неспешная прогулка берегом реки.
Иногда по пути попадались большие гусиные перья. Мы поднимали их и разглядывали на солнце.
Перо как перо, но в утреннем свете оно покрывалось узором красного золота.
Серега восторгался:
- Видал?! Не простой гусь привел стаю аж из Арктики!..
Он почему-то считал, что перо обронил именно вожак стаи, прилетевшей из Арктики.
Не знаю - не выяснял, почему в этом был так уверен приятель. А Серега прикреплял перо к своей кепке и, словно сам себя убеждая, говорил:
- А хорошо, что я не стрелял…
Возвращались домой, будто после удачной охоты.
Лодка легко скользила по тихой воде. Казалось, ее подгонял солнечный свет и желание догнать улетевшую стаю гусей. Может, от этого, а может, от соприкосновения с осенними плавнями, с ясным речным простором, наши души переполнялись восторгом. На берегу нас окликали рыбаки:
- Эй, охотнички!.. Много набили птицы?
- Та полную лодку! - озорно отвечал Серега.
- А где ж она?
- К морю понесло…
- Тю-у, трынь-брынь, охотнички-разбалбесины!.. Стрелянное - и то упустили!..
- Та не беда! Завтра еще больше настреляем!..
У каждого в жизни встречаются свои чудаки. И до сих пор, когда я вижу летящих с севера диких гусей, вспоминаю доброго, смешного человека из своего детства и нашу странную охоту.
Костер одинокого путника
В молочной пелене купались деревья. Днем туман стал сворачиваться в капли и, словно бисером, покрывать травы и ветви деревьев. Все дальше и шире становился обзор, и, наконец, сквозь прорехи в тумане я увидел море. Скорее вниз! Сколько дней я бродил по тайге и ждал этой встречи!..
Ноги скользили по мокрым камням. Чтобы не упасть, я то и дело хватался за травы, и они обрызгивали меня росой.
Немало мне пришлось повидать морей, но перед каждой новой встречей все равно ощущаю необъяснимое волнение.
Как не восхищаться красотой, что заключена и в океане, и в капле росы? Все воды земли - реки и моря, озера и гейзеры - прекрасны. Конечно, если они еще не отравлены человеком. Только люди могут сделать водоем неприглядным, обезобразить берега.
В океане и ручье, в пруду и реке можно увидеть движение жизни, сияние звезд, многоцветье неба, отражение полета птиц и облаков…
Во время спуска я уловил, что к ропоту моря примешивались еще какие-то звуки, похожие на лай. Вначале не мог понять, кто их издает. Но когда оказался на каменистом берегу, сразу увидел небольшое стадо ушастых тюленей - сивучей.
На скалах и валунах отдыхали звери всех возрастов: старые секачи размером с легковой автомобиль, самочки не меньше взрослого бурого медведя и сивучата - чуть крупнее кошки.
Могучий зверь сивуч. Мало кто может одолеть его в океане. Боится он лишь свирепых и умных касаток. Но касаток боятся все, даже киты.
Специалисты говорят, что матерые сивучи могут достигать в длину более четырех метров, а вес, бывает, переваливает за тонну.
Звери не заметили меня. Только самый большой секач, похожий на желтую, отглаженную волнами скалу, настороженно вертел головой, что есть сил раздувал и без того мощную шею и громко отдувался: фе-фю-у-у!..
На его неровном затылке виднелись шрамы. Может, во время нападения касатки, а может, в поединке с таким же секачом получил.
Звери ворочались на камнях, и в их неторопливых движениях чувствовались уверенность и сила. Такие неуклюжие на вид, они быстро влезали на скалу и ловко прыгали в воду.
Ветер усилился. Рокотал залив. Море рассказывало свою бесконечную историю звуками то больших, то малых волн. Бестолково и невпопад отвечали морю чайки. Хрипло и однотонно ревели сивучи. Почтительно попискивали неподалеку от них юркие и озабоченные кулички. Но все они говорили на разных языках, и море от этого злилось еще больше.
Начался мелкий надоедливый дождь, и мне пришлось укрыться в пещерке среди камней.
Скучно и однообразно завывал в скалах ветер. С востока шли маленькие недобрые тучки. Я слышал в своем небольшом укрытии, как волны перебирали на берегу камни.
Ветры Севера любят обдувать скалы, чтобы творить из них загадочные скульптуры. По ночам они подбирают сны уставших путников, раздувают угли в не погасшем костре, убаюкивают прибрежные камни, деревья и кустарники, а потом уносят на своих невидимых крыльях впечатления и воспоминания…
А может, вместе с ними все это вытворяют духи Севера. Их так много, что даже мудрые шаманы не могут сосчитать. Северные духи непредсказуемы, и никто не знает, помогут ли они одинокому путнику или накажут за дерзостное проникновение в их мир…
После полудня ветер затих, словно задумался, в какую сторону теперь повернуть. Потом, будто решившись на что-то лихое, он разметал тучи и погнал их прочь от берега. Тучи пытались не поддаваться, но сладить с ветром не могли. В считанные минуты он вымел хмурое небо до теплой синевы.
От умытых прибрежных скал теперь исходило какое-то доброе и едва уловимое сияние. Казалось, в этом мире уже нет и не может быть зла.
Из хвойной чащи доносились умиротворенные голоса пеночек: свирь-цви-ирь… свиирь-цви-ирь…
Возле скал кайры прочерчивали то плавные, то стремительные и лихие спирали. Сивучи, потревоженные солнцем, один за другим стали кидаться в море.
Я выбрался из пещерки и осторожно подкрался к берегу. Не хотелось злить и пугать зверей.
Последним из стада сородичей плюхнулся неуклюже в воду совсем маленький сивучонок. Волна тут же преподнесла ему урок: подхватила и перевернула на спину. Может, малыш захлебнулся бы, но светло-бурая самочка метнулась на помощь: наверное, его мать.
Ловким движением головы она перевернула детеныша на живот. Сивучонок поспешно принялся загребать ластами. Казалось, теперь его подгоняла одна лишь мысль: прочь, быстрее из этого страшного моря!
Волны откатывались от берега и тянули за собой малыша. И все-таки он победил стихию. Наверное, это была первая в его жизни победа. Сивучонок изловчился, выбрался на берег и поспешно отпрянул от воды. Преодолев метров пять от береговой кромки, развернулся и долго смотрел на бьющиеся о скалы волны. Мне казалось, что во взгляде его было торжество.
Научился в этот день сивучонок плавать или нет - не знаю. Я так засмотрелся на морских зверей, что не заметил, как наступил вечер. Пора было устраивать ночлег. Север есть север: и даже в августе без костра не обойтись.
Пока собирал сухие дрова, стемнело. Усталая и растерянная луна, будто обронив что-то в море, искала, высматривала и никак не могла найти.
Мне вспомнилось почему-то стихотворение китайского поэта Су Ши:
…Если я затеряюсь,
Окутанный пылью земной,
Облака в небесах
Пусть подскажут, проплыв надо мной.
А потом окажусь
Среди рек и озер полноводных,
Вся одежда моя
Пропитается светлой луной…
И снова ночной костер одинокого путника, на этот раз не в тундре, не в лесу, а в крохотной пещерке.
Я грел руки над огнем, слушал море и ветер, смотрел в одну точку, затерянную в золотисто-алых углях. Жар от лица и рук проникал в глубь тела. Глаза начали слезиться…
Я выглянул из пещерки и не узнал берега.
Лунное молчание.
Звездная неподвижность.
Ночь - синяя-синяя, гуще и бездоннее морской глубины - обняла землю.
"Мёрзлая нежить"
На севере от Оби, между реками Тромъеган и Ватьеган, есть непроходимые болота, которые боялись посещать даже самые смелые охотники. Остяки, издавна обитавшие на берегах Иртыша, Северной Сосьвы, Конды, Оби, предупреждали русских первопроходцев о проклятых местах, "откуда никто не возвращается".
У каждого народа существуют предания и слухи о подобных зловещих участках. Но остяки еще уверяли, что на тех болотах живет какая-то "мерзлая нежить". Называли ее кто - "мустырь", кто - "мастарь". Согласно давним поверьям, рождается эта тварь прямо в трясине, из болотных газов и тины. По внешнему виду напоминает лягушку, но с хвостом и зубастой пастью. А размером чудовище в три раза выше и длиннее росомахи. Поедает оно все, что движется: от куликов и уток до оленей и медведей.
Конечно же, если во владениях мустыря окажется человек - то и ему не сдобровать. Хорошо, что чудовище обыкновенно находится в замороженном состоянии. Но когда оттаивает - беда всему живому в округе.
И те, кто верил в существование чудовища, и те, кто посмеивался над рассказами стариков, ходить на зловещие болота не осмеливались.
Но исключения все же были. Как известно, в старину остяки поклонялись медведям. Косолапый даже считался покровителем некоторых остяцких родов. Охотиться на него могли только после совершения специального обряда, жертвоприношений тотему и получения разрешения от самого хозяина тайги.
Дурным знаком считалось, если в лесу обнаруживался мертвый медведь. Не важно, умер ли он от старости или по какой-то другой причине, все равно беды обрушивались на головы людей.
Однажды охотники издали увидели матерого медведя, лакомившегося ягодами. И вдруг из чащи раздался не человеческий, не звериный крик, от которого в страхе завизжали собаки. Потом взвыл испуганный медведь.
Глянули охотники снова - туда, где лакомился хозяин тайги, а его и след простыл. Поняли они: дело нечисто. Кинулись разбираться, что же произошло.
И увидели охотники лишь клочки медвежьей шерсти на кустах да пятна кровавые на земле. Поняли они, кто погубил косолапого.
О случившемся узнали старейшины рода и сразу объявили охотникам: размороженный мустырь погубил нашего покровителя, значит, не будет нам покоя и удачи, пока не уничтожим чудовище.
Понимали охотники, что в болотах и в лесной чаще им не одолеть мустыря. По преданию, сладить с ним можно лишь, когда он окружен тем, что сделано руками человека. Нашли охотники заброшенную рубленую юрту с угловым очагом-чувалом. В нее и решили заманить нежить.
Но как это сделать? И на то у остяцких мудрецов был древний способ.
Подстрелили охотники белую куропатку и оставили ее возле проклятого болота. А старики над птицей наговор произнесли: "Иди, иди, мустырь, для тебя знатный гостинец приготовлен…"
Дальше, от белой куропатки, по направлению к покинутой юрте, положили убитого белого зайца. И снова старики нашептывали: "Иди, иди, мустырь, ты большой и сильный - одной куропатки тебе мало, вот еще гостинец для тебя…"
Совсем неподалеку от рубленой юрты закололи белого олененка.
"Иди, иди, мустырь, а то голодным останешься, прими от нас и этот гостинец…" - приговаривали остяцкие мудрецы.
А у самого порога юрты они разбросали медвежьи кости: "Входи, входи, мустырь, тут для тебя много всего припасено… Не пожалели даже нашего покровителя…"
Конечно же, предание не складывалось, если бы чудовище не попалось на приманку. Вылез мустырь из своего болота и направился к юрте, пожирая на своем пути все, что приготовили ему люди.
Ввалился он в заброшенное жилье, а там пусто. Разворотил мустырь когтистыми лапами чувал, но и в нем ничего не оказалось. Взбесилась нежить и назад поворотила. Но остяки уже заложили деревьями выход из юрты и подожгли.
Так и расправились с кровожадным мустырем. Правда, говорят, что это не принесло покоя и счастья. Вскоре людям все равно пришлось уходить из тех мест, подальше от проклятых болот.
О страшном чудовище рассказывали всякий раз, как в землях между Тромъеганом и Ватьеганом пропадали бесследно люди.
Ходили слухи, что на поиски неизвестного существа отправились в начале двадцатых годов прошлого века любознательные исследователи. Но никто их больше никогда не видел. На том вроде бы поиски и прекратились. Ханты, которых называли в давние времена остяками, не желают вспоминать о "мерзлой нежити". Наверное, старики о ней кое-что знают, но по каким-то причинам утаивают свои знания и ничего не рассказывают приезжим.
А может, так и надо? Пусть у Севера остается еще много нераскрытых тайн. И пусть его редкие, загадочные, известные и неизвестные животные изумляют, завораживают, вызывают любопытство, споры, сомнения у будущих поколений.
Чародеи Студёных Земель
Полярная ночь - мечта в туманном мире грез. Нет форм, нет тяжелой действительности - одна мечта, сотканная из серебрянного и фиолетово-голубого эфира, подымающаяся с земли и уносящаяся в бесконечность.
Фритьоф Нансен
Бесконечные созвездия не могут уронить ни одной радостной искорки в эту мертвую атмосферу. Глаза устают смотреть на них и снова обращаются к земле, ухо чутко прислушивается, не нарушает ли хоть мельчайший шум это подавляющее молчание, - но нет, не раздается ни одного человеческого шага, ни одного живого голоса… Молчание перестает быть отрицательным понятием…
И. Хэйс
Ненависть, страх и почитание
На Севере и лед - кремень, и чародеи - ему под стать. Крепки они в своем мастерстве и непоколебимы в замыслах - так издавна считалось на Руси. Известный историк Николай Иванович Костомаров, говоря о колдунах, ворожеях, предсказателях, отмечал, что "во всех местах России можно было отыскать их. Особенное уважение существовало к тем, которые жили на севере".
Еще задолго до освоения Сибири великие князья, цари, бояре призывали к себе в трудные времена волхвов и шаманов. И делалось это, явно или тайно, несмотря на неудовольствие иерархов православной церкви. Так поступали многие из Рюриковичей и сам Иван Грозный, цари Борис Годунов и Алексей Михайлович Романов.
Известно, что Петр I недолюбливал шаманов и волхвов. Но когда осенью 1724 года он заболел, то подписал приказ, в котором говорилось: "…велено дворянину Дмитрию Кычкину… из Якутского уезду шаманов четырех человек выбрать, взять и привесть в Санкт-Петербург". В приказе подчеркивалось, что необходимо выбрать "…шаманов лучших, которые пользуют от болезней".
Императрица Екатерина II тоже не доверяла чародеям и целителям Севера. Государыня даже написала сатирическую пьесу "Шаман". Однако тайком несколько раз она встречалась с прибывшими из заполярного Урала предсказателями.
Приглашали к себе шаманов и северных чародеев государыни Анна Иоановна и Елизавета Петровна. Получалось, что царская власть, с одной стороны, прибегала к их услугам, а с другой - наказывала.
Так, с 1696 года строжайше было запрещено совершать шаманские камления в городе Якутске и в его окрестностях, а русским - появляться на них.
Особенно выступала против волхвов и шаманов церковь, считая их оплотом язычества на Севере.
Николай Костомаров писал: "Церковь строго преследовала всякое ведомство, не щадя даже и лечения… В монастырских имениях волхвов и баб ворожей считали наравне с ворами и разбойниками.
Правительство в XVI веке определило, следуя внушениям церкви, преследовать волхвов, чародеев и звездочетов, как клятвопреступников, хулителей и подстригателей усов.
…В XVII веке повсеместно преследовали ведунов, ведуний и зелейников, сажали под стражу проезжих людей за то единственно, что находили у них корешок, заточали в монастырь того, кто вздумал бы попробовать поучиться заговорным словам; сожигали и тех, кто имел их при себе.
Народная месть преследовала колдунов и колдуний в эпохи общественных бедствий, например засухи или излишней мокроты, вредной для хлеба; тогда делали заключение, что несчастие происходит от ведунов…
Вообще преследовавшие чародейство, как зло, часто уступали всеобщему суеверию и обращались к нему за помощью. Сам благочестивый царь Алексей Михайлович, столь преследовавший ведовство, как богопротивное дело, в 1650 году приказывал стольнику Матюшкину высылать крестьян в Купальскую ночь искать сераборинного цвета, инпериковой и мятной трав и дягилу, а перед концом своей жизни, в 1675 году, приказывал воеводам в Сибири, которая по своей отдаленности представлялась в народном воображении страной таинственных сил и чудес, собирать знахарей, узнавать от них о травах и сами травы присылать в Москву".
Не только венценосные особы, знать и простолюдины далекого прошлого обращались к северным знахарям, прорицателям, чародеям и шаманам. К ним пробирались тайком за тридевять земель убежденные атеисты, враги мистики и всевозможных суеверий и в XX веке, и в наши дни.
Дивная и чародейская
Каких только эпитетов не существует для разных участков материкового побережья Норвежского, Баренцева и Карского морей: суровые, студеные, ледяные, безжизненные, труднодоступные, непроходимые и так далее. Наверное, с этим согласятся многие, кто побывал там в недобрую погоду. Но от хранителей древних тайн и просто исследователей старины можно услышать и еще одно название берегов студеных морей - "Земля дивная и чародейская".
В легендах и преданиях говорится, что именно там обитают самые опытные маги и шаманы, знахари и предсказатели. Почему именно суровое Заполярье приглянулось им? С шаманами вроде бы понятно: они дети своих народов, издавна живущих на Севере. Но во многих сказаниях и мифах нередко упоминается, что волхвы, чародеи, пророки приходили откуда-то из диких северных земель, а потом снова туда возвращались.
Наверное, труднодоступные и безлюдные места на планете, с их необычной для южан природой и суровым климатом, заставляют пришельца мобилизовать ради выживания все свои духовные и физические ресурсы, больше созерцать, рассуждать и давать волю фантазии.
Конечно, не только вышеназванное издавна притягивало в Заполярье людей с необычными способностями. Что-то еще древнее, неизвестное, труднообъяснимое влекло их искать там уединение.
Постоянно живущие на Севере шаманы и приходящие на долгое время в "земли дивные и чародейские" волхвы, предсказатели, странники, хранители древних тайн… Как сосуществовали они? Обменивались ли своими знаниями или соперничали? Были у них единые учителя или каждый постигал искусство врачевания, магии, дара прорицания своим путем?
Да, есть свидетельства, что шаманы и прибывшие издалека странники и соперничали между собой, и враждовали. Но все же было среди них таинственное, не всегда понятное посторонним взаимопонимание, особые совместные, секретные мистерии, в "проклятых" и "заповедных местах". Возможно, причиной содружества этих людей разных племен и культур являлись общие корни их профессии и деятельности, зародившиеся тысячелетия назад именно в северных землях.