Раненый и гостья приложились к гранатовому соку, чтобы продолжить эту беседу с каким-то еще скрытым для них, особым смыслом.
Но Глория поняла одно: теперь Георгий Орлов будет слушать, слушать и слушать.
- Да, с названиями роз в мире давно царит форменное безумие.
- О, как филологу мне это будет весьма интересно.
- Американцы называют сорта с голливудской щедростью - сплошная нежность и сентиментальность.
- Это нация, которая любит всплакнуть, но только в кино или, по крайней мере, у телевизора.
Глория не стала защищать сограждан, обожающих калечных собак, недоразвитых детей и бездомных кошек.
- Французы легкомысленно награждают цветы уменьшительными и ласкательными прозвищами девушек легкого поведения.
- Галлы в своем репертуаре.
- А вот в Голландии селекционеры вдохновляются известными живописцами - от Ван Эйка, расписавшего Гентский алтарь, до Ван Гога, отрезавшего собственное ухо.
- А чем им больше гордиться? Тотальным футболом?
- Немцы отдали дань великим ученым из различных областей знания.
- Педантами были, педантами остались.
- Кстати, в прошлом году один селекционер мирового уровня из Австралии объявил в Интернете аукцион по продаже будущего имени своего нового сорта.
- И какую сумму отхватил предприимчивый субъект?
- Семейная пара из Испании не пожалела четверть миллиона евро и присвоила темнобордовому цветку с повышенной махровостью имя своей дочери, погибшей в авиационной катастрофе.
- А еще говорят, что нравы испанцев испортила коррида.
Предварительно вежливо постучав в дверь, вошла строгая медсестра и подала раненому какую-то мутную жидкость в мерном стакане.
Георгий Орлов, морщась, проглотил микстуру.
- Какая гадость. Не похожа ни на испанскую мадеру, ни на японское саке, ни на шотландское виски, ни на мексиканскую текилу, ни на ямайский ром, а тем более на русскую водку.
Глория Дюбуа не замедлила с подколом:
- А что, все филологи так сведущи в крепких напитках?
- Да нет, просто мой друг, специалист по обэриутам, коллекционирует бутылки всех стран и народов.
- Понятно.
- Что понятно?
- Каждый новый экземпляр коллекции требует незамедлительной дегустации.
- Вроде того.
Георгий Орлов дождался, когда уйдет медсестра.
- А русские сорта роз имеются в природе?
- Предостаточно. Только в России полный разброд: от славянской мифологии до созвездий.
- Знаете, Королева, признаюсь честно: я на Родине ни разу не встречал розу, посаженную в грунт, если не считать дикого шиповника.
Георгий Орлов снова поморщился, ощущая живительное, но специфическое послевкусие.
- Анютины глазки. Левкои. Гортензии. Астры. Даже георгины, но только не розы.
- Странно. У нас роза официально, на высшем уровне давно признана символом Америки.
- Ох вы, янки чертовы, - и розу присвоили.
- Могу поклясться, что от Аляски до Техаса нет ни одного клочка земли, где бы не выращивались розы.
- Верю, верю.
Георгий Орлов демонстративно осмотрел экраны, окружающие постель.
- Да, Королева роз, похоже, наше общение идет мне на пользу.
- Значит, можно продолжать?
- И как можно подробнее.
- Англичане предпочитают коронованных особ. Разумеется, не забыв ни про казненную Марию Стюарт, ни про многочисленных жен Генриха VII, ни про царствующую королеву Викторию, ни про харизматическую Принцессу Диану, ни даже про вторую супругу принца Уэльского. Кстати, замечательный чайный сорт назван именем короля Георга!
- Ну вот и прекрасно - значит, имя уже заиграно, и глупо будет: две розы имени Георгия.
- Тогда назовем просто: Орлов!
- Нет, не получится.
- Почему? Звучит солидно: роза Орлова!
- Потому что есть алмаз с таким именем. И этот бриллиант в четыреста каратов венчает, ни много ни мало, царский скипетр. А скипетр, как и шапка Мономаха, является гордостью Оружейной палаты Кремля.
Георгий Орлов уселся поудобнее.
- Но я, конечно же, ценю, Королева, желание отдать мне самое дорогое!
Русский пациент коснулся здоровой рукой пальцев американской селекционерки.
- О'кей, - сказала Глория, ощущая приятную тяжесть крепкой ладони. - Тогда у меня еще один весьма щекотливый вопрос.
- Сколько угодно…
Глава 5 ЛАКОМАЯ НАЖИВКА
- Можно, я тебя провожу?
- Надеюсь, не в последний путь?
- Извини, я неточно выразилась.
- Извиняю.
- Я бы хотела попрощаться с тобой.
- Тебе не надоело меня хоронить?
- Опять ляпнула не то.
- Королева, соберись с мыслями.
Мужская ладонь ободряюще похлопала по девичьей.
- Соберись.
- В общем, я хотела бы сопровождать тебя до твоего дома.
- Пожалуйста! Я устроился в университетском кампусе, и весьма неплохо. - Георгий Орлов перенес ладонь на запястье чересчур разнервничавшейся голубоглазой американки. - По крайней мере, удобства не во дворе.
- Это что, русская народная мудрость?
Глория Дюбуа заставила себя улыбнуться.
А русский пациент нащупал пульс гостьи, подверженной резким перепадам настроения.
- Почти.
- Во дворе, - повторила Глория. - Но я имею в виду не кампус.
- Не понял.
- Я говорю о России.
- С чего ты взяла, что я собираюсь уезжать из Штатов?
- Я подумала, что твои родители после того, что случилось, не захотят мириться с твоим пребыванием здесь. - Глория скомкала край одеяла. - Что они непременно потребуют твоего возвращения. Чтобы ты не ринулся спасать очередную американку. Они найдут тебе на родине настоящую русскую девушку, и та вылечит тебя и от ран, и от америк, и от всяких прочих глупостей!
- Ну, Королева, не надо так сильно преувеличивать. Отец и мать у меня люди крепкие, к тому же я достаточно взрослый и давно все решаю сам.
- Значит, ты…
- Остаюсь! - Георгий Орлов многозначительно поправил лангетку с перебинтованной рукой. - Мне и тут неплохо… Когда не стреляют.
- Как я рада! - Глория, не сдерживая ликования, порывисто обняла русского пациента.
Георгий Орлов невольно застонал.
- Прости! Я забыла!
- Ничего, я тоже забыл…
Тут в палату шумно вторглась гранд-маман с бархатным ридикюлем, с которым обычно посещала банк.
- Так, дети мои, все готово к эвакуации!
- Ба, ты о чем?
- Деточка, я проконсультировалась с весьма знающими специалистами, они все убедительно посоветовали сменить нашему раненому обстановку. И я тоже считаю, что домашние условия будут способствовать скорейшему выздоровлению…
- Нет, я не позволю. - Глория Дюбуа поднялась и загородила русского пациента от слишком энергичной бабушки. - Я не позволю!
- Деточка, по заключению врачей, он вполне транспортабелен.
- Я не позволю отправлять Георгия Орлова вопреки его воле!
- Куда отправлять?
- Но ты же сама сказала, что домой.
Гранд-маман виновато улыбнулась.
- Прости, деточка, склероз проклятый. Конечно, к нам домой, в родовое гнездо Дюбуа. - Гранд-маман приблизилась к постели. - Если, конечно, раненый не будет против нашего особняка.
- Я - за!
Георгий Орлов поднял здоровую руку - и застонал сквозь зубы: резкое движение отдалось в простреленной области.
- А ты, деточка?
Глория, не ответив, обняла ту, которая всегда понимала толк и в розах, и в мужчинах, и во многом-многом другом.
- Не время для сантиментов.
Гранд-маман проследовала к оконным жалюзи, не позволявшим ни солнцу, ни любопытным заглядывать в палату.
- А всяким там газетным папарацци и пронырливым репортеришкам с телевидения мы устроим знатный аттракцион!
Гранд-маман, не нарушая маскировки, глянула на улицу.
- Пусть эти пятизвездочные апартаменты послужат для отвода глаз.
Гранд-маман перешла ко второму окну.
- Все оплачено на месяц вперед.
Гранд-маман приоткрыла жалюзи на дюйм.
- Пусть пресса считает, что русский герой находится в бессознательном состоянии, а спасенная им Глория Дюбуа стоически и беспрерывно дежурит рядом, позабыв на время о фитотроне и даже парижской выставке.
- Ба, но я уже решила, бесповоротно и окончательно, что ни в какой Париж, ни на какое открытие выставки я не поеду.
- Совершенно правильно, деточка! - Гранд-маман, расстегнув ридикюль, продемонстрировала авиабилет. - Через полтора часа я вылетаю к Эйфелевой башне и Елисейским полям.
Она подставила щеку под благодарственный поцелуй внучки.
А потом это было позволено и раненому.
- Кстати, наш медовый месяц прошел на Монмартре.
- Ба, я, конечно, безумно рада, что ты заменишь меня на официальных мероприятиях…
- И на фуршетах тоже не подкачаю.
- Но как вы там поладите с… Анфан-террибль?
- Ради тебя, деточка, поладим, не беспокойся. - Гранд-маман снова проверила наружную диспозицию. - Дети мои, надо поторапливаться, а то акулы пера своими опасными маневрами начинают меня нервировать.
- Может, замаскировать меня под парализованную старушку? - предложил сметливый русский. - Или под жертву пластической операции?
- Обойдемся без экстрима. Гранд-маман вынула из ридикюля кипу завизированных бумаг.
- Вас при полной конфиденциальности доставят в реанимационном автомобиле в одну частную лечебницу.
- Ба, но ты же говорила про наш особняк?
- Не перебивай старших, деточка.
И Глория Дюбуа ответила, как в далеком и счастливом детстве:
- Я больше не буду.
- Лишняя страховка не помешает. Если даже реанимационная бригада и проболтается ненароком.
- Вам бы возглавить Центральное разведывательное управление, - предложил русский пациент, едва удерживаясь от смеха.
- Конспирация, дети мои, нужна не только шпионам и разведчикам.
Гранд-маман снова прильнула к жалюзи.
- В частную лечебницу не прорвется никто и никогда, тем более что там заправляет мой… - Гранд-маман вступила в короткую схватку с прогрессирующим склерозом. - Как это по-современному… бой… бойфренд.
- Ба, не может быть!
- Деточка, но должна же я была хоть как-то утешиться после безвременной кончины мужа…
- Еще бы.
- Мой бойфренд отвезет вас в родовое гнездо Дюбуа и позже присоединится ко мне в Париже.
- Да, это будет сюрприз для мамули!..
В палату вошла строгая медсестра:
- Извините, но мне надо приготовить больного к транспортировке.
Георгий Орлов сморщился, как будто проглотил двойную порцию мутной противной микстуры.
Дамы вышли в тамбур, надежно изолированный от коридора.
- Деточка, пока я буду отдуваться за тебя в Париже, ты все-таки постарайся на досуге придумать название своей розе.
- Постараюсь.
- Только помни: дать имя розе надо такое, чтобы - на века.
- Я было предложила нашему герою увековечить хотя бы его фамилию, но он категорически против.
- Молодец. Настоящий мужчина, достойный женщины из рода Дюбуа. - Гранд-маман переключилась на заговорщицкий шепот: - Тем более - Королевы роз.
Из-за матовой двери раздался сдавленный, едва различимый стон.
- Ба, ты, кажется, предусмотрела все, кроме одного: я ухаживала исключительно за розами и никогда - за ранеными. Боюсь, сиделка из меня получится никудышная.
- Ничего сложного в этом нет. Главное, люби своего русского пациента. И все у вас получится. Знаешь, сколько медсестер благодаря профессиональной добросовестности устроили свое семейное счастье!
- А вдруг в нашем случае сиделка никогда не станет женой?
- Все равно твой русский спаситель заслужил, чтобы за ним приглядывала сама Королева роз.
Гранд-маман подошла к настенной схеме больницы.
- Смотри, деточка, этот тамбур связан лифтом с моргом.
- Ба, не пугай меня.
- Для конспирации, деточка, исключительно для конспирации…
Глава 6 ДВОЕ В ДОМЕ
Ровно через полчаса от морга университетской больницы без каких-либо помех отъехал реанимационный автомобиль, на борту которого находились русский пациент и американская сиделка.
В частной лечебнице тоже все прошло чинно и естественно.
Бабушкин бойфренд, оказавшийся солидным хирургом с многолетней практикой, не только осмотрел раненого, но и познакомил секретную парочку с таким же солидным, как и он сам, заместителем.
Договорились о графике перевязок и необходимых медицинских процедурах.
Заместитель любезно согласился навещать раненого по выходным в особняке Дюбуа.
Бабушкин тайный бойфренд предложил отобедать, но Глории хотелось как можно быстрее очутиться на той территории, где она хозяйничала все детство.
А Георгий Орлов, сразу решив подчиняться новой опекунше, лишь незаметно проглотил набежавшие слюнки.
Впрочем, бдительная аспирантка заметила судорожное глотание русского пациента и объявила, что, прибыв домой, первым делом организует шикарный обед из пяти блюд.
Оба важных доктора нестройным дуэтом пропели гимн продуктам, содержащим железо.
Судя по тому, что в окрестностях частной лечебницы не было замечено ни одного представителя желтой прессы, а также телевизионщиков со спутниковыми антеннами и переносными камерами, план энергичной мадам, страдающей склерозом, удался.
Осталось так же оперативно передислоцироваться на основную базу.
Вместительный и ходкий внедорожник хирурга за неполные тридцать минут домчал русского пациента и американскую сиделку до старинного особняка.
На этот раз обошлось без шумного фейерверка.
Георгий Орлов сам, без посторонней помощи, взошел на крыльцо.
Впрочем, на прощание опытный врач посоветовал раненому на период адаптации ограничить передвижение, чтобы избежать каких-либо осложнений.
Не успел внедорожник скрыться за поворотом, как шустрая аспирантка прикатила из чулана инвалидную коляску, в которой дедушка встретил болезнь Альцгеймера.
Коляска пришлась в самую пору русскому медведю - и плед тоже, любимый плед старика, обожавшего сиживать на террасе и следить в бинокль за облаками, облаками, не знающими, Что такое хронические болезни.
В небе, таком же голубом и ясном, как глаза хлопочущей аспирантки, не было ни облачка.
Но Глория Дюбуа все равно оставила коляску с Георгием Орловым на террасе и убежала готовить обещанный шикарный обед.
Русский пациент направлял двенадцатикратный морской бинокль то на пустой корт с провисшей сеткой, то на бассейн, манящий прохладной водой, то на кусты роз, которых здесь произрастало немыслимое количество.
От переездов и смены транспорта сквозная рана серьезно побаливала, но, как ни странно, эта боль только радовала, напоминая молодому человеку, что он жив и что все самое главное в его жизни - еще впереди.
Бинокль нацелился на корт.
Пуля библиотечной дурочки спровоцировала все эти события, далекие от академической размеренности, ученой сухости.
Бинокль скользнул по бассейну.
А что-то будет дальше, что будет дальше?
Окуляры заметались по розам от куста к кусту, от клумбы к клумбе, от шпалеры к шпалере.
Постепенно боль стихла, и русский пациент задремал.
Хозяйка, стараясь не шуметь, выкатила на веранду сервировочный столик из красного дерева, столик, полный яств.
Хозяйка принесла бутылку старинного бургундского и пару хрустальных фужеров.
Хозяйка устроилась в кресле-качалке, чтобы беспрепятственно любоваться спящим гостем.
…Но от неловкого движения боль в ране возобновилась, и Георгий Орлов выпал из короткого тяжелого сна, в котором было что-то чрезвычайно неприятное и чрезвычайно нехорошее, абсолютно неосязаемое и бесформенное.
Русский пациент мгновенно забыл тревожный сон, увидев голубые до изумления глаза напротив, глаза, устремленные в его душу, в его сердце, в его сущность, в его подсознание - и даже глубже.
За таким обедом слова были не нужны.
С таким вином слова казались излишними.
Только переглядывание.
Только улыбки.
Оба понимали друг друга без слов, как будто такой обед на двоих был им давно привычен, как рядовой семейный ритуал.
Так же молча прошла и послеобеденная экскурсия по особняку.
Среди потемневших картин.
Среди громоздкой мебели.
Среди ковров, украшенных перекрещенными саблями.
В этом доме Глория Дюбуа знала каждую вещь - от бронзового подсвечника до камина.
Девочка играла в спальне бабушки в прятки.
Девочка затевала в кабинете деда игру в жмурки.
Девочка отыскивала в зале под рождественской елкой подарок.
Девочка взрослела под куранты напольных часов.
И теперь Глория посвящала в свое недавнее прошлое человека, который сделал все, чтобы она вернулась сюда, а не осталась лежать на холодном библиотечном полу в луже собственной крови, в малом читальном зале, где высокие окна и купол, на котором резвятся кудрявые амуры.
Слова казались лишними…
Глава 7 ЗАТЯНУВШИЕСЯ ПЕРЕГОВОРЫ
Только к вечеру неопытная сиделка сумела приноровиться к "однорукому" пациенту.
Главное заключалось в том, чтобы Георгию Орлову было удобно сидеть и лежать.
Идеальным во всех отношениях местом для израненного симпатяги оказался старый кожаный широкий диван - на этом лежбище обычно читал толстые романы покойный дедушка, тот самый, в честь которого бабушкина роза получила название "Ночной поцелуй".
Устроенный по-королевски, Георгий Орлов на пару минут остался один.
Сиделка, вспомнив о чем-то важном, обеспокоилась и торопливо удалилась.
От нечего делать русский пациент начал самым пристальным образом изучать пейзаж, который висел напротив дивана.
Хлопковое поле в период созревания было исполнено в манере скучного реализма. До горизонта тянулись кусты, опушенные белым золотом. Но под безжалостным солнцем не было видно ни одного человека. Ни на ближнем плане, ни на среднем ни, тем более, на дальнем. Только стройные ряды хлопковых кустов и небо.
- Девятнадцатый век, - сказала вернувшаяся аспирантка. - Неизвестный автор.
- Скорей всего, картину писал раб?
- А ты что, и в живописи разбираешься? - иронично спросила Глория, которой в свое время прозрачно намекнули, за чей счет было накоплено состояние Дюбуа.
- Нет, определенно - раб. - Георгию Орлову надоело изображать тихоню и недотепу из инвалидной коляски. Покатались, и хватит. - Да, раб и к тому же черный.
- У нас теперь говорят - афроамериканец.
- Как ни назови, все равно - невольник, привезенный в цепях и проданный за гроши - нет, за американские центы.
Благовоспитанную американку возмутило неуважение к политкорректности.
- А ты хоть знаешь, сколько долларов стоил хороший работник?
- Меня не интересует, кого и за сколько покупали и продавали.
- А знаешь, во сколько обходился один день содержания взрослого мужчины на плантации?
- Только не надо сочинять, что хозяева берегли и холили рабов.
- А у вас тоже было крепостное право!
- Это лишь в европейской части России. Ни в Сибири, ни, тем более, на Дону никогда не было помещиков!