В таком режиме и некоторой ностальгии провел пол-осени. С Любой мы немного притормозили. Я сделал вид, будто вынужден много работать, поэтому перестал появляться у нее. Женщина и не подумала обижаться. Через неделю у нее снова сломался кран, и я видел другого соседа, недавно разведённого, который принес свои тапочки к моей бывшей подруге. Это было очень кстати.
Наконец, в начале октября замелькала передо мной куртка неопределенной окраски, и я сразу стал другим. Потом я прокололся и пережил один из самых неприятных моментов в своей жизни. Маша Костенко погибла у меня на глазах.
Витя Калачев просит его не беспокоить
- Витя, пожалуйста, помоги мне! - умоляла Золотова своего приятеля о неслыханной любезности. - Узнай для меня это! Я же спать не могу!
- Да никто твои фантазии проверять не станет! - отмахнулся Калачёв. - И потом, кто же тебе поверит, что струну свою ты нашла на месте преступления, а не в соседней помойке? Нет свидетелей, понятых, никого!
Они сидели в маленькой закусочной на площади перед Филармонией и угощались самыми вкусными в Гродине чебуреками. Витя любил чебуреки с кетчупом, а Вика - без ничего. Еще они взяли пива. Золотова с наслаждением отпивала по глотку из огромной литровой кружки, которую могла поднять со стола только двумя руками. Литр ей, конечно, не осилить, но меньше здесь не наливают. Так принято! Сегодня была суббота, день и ночь счастья. Вика планировала на вечер запастись еще баночкой "Балтики", чтобы вечер не показался будничным. Но, главное, она собиралась проработать всю ночь. А для этого надо было ещё потрясти Калачева.
Пойти поесть чебуреков Витя ещё согласился, но обсуждать предложенную Золотовой тему совершенно не желал. У него были свои причины встретиться с журналисткой, но совершенно противоположные.
- Ну, что ты прицепилась? - почти жалобно говорил он, - Я ничего не знаю об этих струнах и знать не хочу. Это такая мутота! У меня полно своих дел. А ты бы лучше пошла в суд, да посидела на разбирательствах. Там сейчас депутат судится, его обидел облизбирком. Такой материал забацать можно! Все журналисты так делают.
- Мне твои облизкомы на фиг не нужны, - ответила Вика. - я о другом больше волнуюсь: моя статья не помогла. Человек погиб! Я точно знаю, что девушка с гитарной струной совершила новое убийство. И еще я думаю, что есть шанс узнать, будут ли ещё убийства. Надо узнать хотя бы это! Хотя бы для себя! Ты понимаешь?
- Ну, ладно! Допустим, я соглашусь. - сказал Калачёв и отправил в рот последний кусок чебурека. - Как мы выясним исходя из твоих предпосылок, что убийства больше не будут происходить?
- А я тебе скажу! - Вика просто чесалась вся от нетерпения - так ей хотелось выложить свою теорию. - Надо узнать, какими струнами, по диаметру, девушка душила водителей! Если первое убийство совершено самой тонкой гитарной струной, а последнее - самой толстой или наоборот, а гитара у нее шестиструнная, то становится ясно, что больше убивать она не будет!
Вика победно посмотрела на Калачёва поверх пивной кружки. Тот усиленно жевал и медленно обдумывал ее сумбурные предположения. Наконец понял в чем, собственно, логика.
- Не будет убивать, если не перейдет на органные педали! Ими можно лупить по голове, - он попытался смазать торжество собеседницы.
- Очень смешно, - согласилась Вика, но ни на секунду не улыбнулась.
- Так я должен узнать про струны?
- Да.
- Стоп, а если гитара семиструнная?
- Я узнавала - это разные комплекты. Специалист разберет. Но если семиструнная, то ждите последнего трупа весной. Но, зная, что он точно будет, вы же сможете что-то сделать?
- А что ты сделаешь потом? - Калачёв не обратил внимания на ее последний вопрос.
- Напишу.
- О чем? - возмутился он. - Это же всё чистой воды фантазия! Как ты докажешь, что это была именно девушка, а не мужчина, не подросток? Свидетелей-то нет!
"Это у тебя нет свидетелей, - отвела взгляд Вика. - А все-таки ты не дурак. Придется выкручиваться!"
- Я только предполагаю, что убийца - девушка. Например, такая ситуация: ее однажды изнасиловали, она получила ужасную душевную травму и теперь мстит всем водителям. Девушка немного спятила, в жизни этого не видно, но в особые периоды - весной и осенью, в дождь - она выходит на дорогу с гитарной струной. И это будет не совсем статья... Это будет... рассказ. Я напишу рассказ и отправлю его в газетку, которая специализируется на криминальной тематике. Там публикуют и такие, творческие работы. Объявлен конкурс на лучшее произведение малой формы и я хочу поучаствовать. - разогнавшись, Вика заливала не запинаясь: - причем одно из условий - основа событий должна быть реальная. То есть, сам рассказ пусть будет вымыслом, но на базе реальных событий. Дело девушки с гитарной струной мне идеально подходит. Оно необычное, немного завораживает, можно многое выжать в художественном смысле! Так что, мой рассказ будет версией раскрытия загадочного дела. Я только стремлюсь сделать свою версию максимально правдоподобной. Помоги, а?
- А что победителю дадут?
"Попался!" - просияла Вика.
- Триста баксов, - брякнула она от радости.
- Нормально, - одобрил Калачев.
Вика заулыбалась, будто уже держала зелень в руках.
- Хорошо, - последовал долгожданный ответ. - Раз такое дело - помогу тебе. Узнаю прямо сегодня. Есть возможность.
- Что ты за это хочешь? - сейчас у Вики можно было бы выпросить Тадж-Махал, но Витя не стал этого делать. Его круглое румяное лицо стало вдруг очень серьезным. Он еще раз вытер губы салфеткой и серьезно ответил:
- Пожалуйста, не проси меня больше помогать тебе! - Вика немного вздрогнула и потянулась к пивной кружке, чтобы скрыть смущение. Калачев объяснил: - Я не хотел тебе говорить, просто это мои проблемы, но после того как вышла та, первая, статья о водителях, меня выставили из пресс-службы. Ты совершенно не виновата, потому что я на свой страх и риск обратился к тебе. Думал, что важнее спасти жизнь следующего водителя... Но ведь у нас субординация и нельзя без приказа. Это правильно, наша структура - серьезная сила, ею надо кому-то одному управлять, а то будет полный абзац. А я просто глупость сделал... Мне и звания следующего не дали. Вот так.
- А дело роженицы? - спросила Золотова.
- Нет, там все в порядке, - успокоил ее Виктор. - Тогда я уже был в убойном отделе, но меня попросили найти хорошего журналиста для описания этого дела. Все были немного потрясены, сочли, что надо припугнуть и других таких мамаш. Только с водителями плохо получилось.
- Прости, - подавленно прошептала Вика. - Я больше не побеспокою тебя. Не надо, чтобы были неприятности. Тогда и про струну не надо узнавать...
Калачёв улыбнулся:
- Последнее я сделаю. Мне не трудно будет, есть такие резервы, но больше не надо, ладно? И если тебе информация понадобится, то звони новому пресс-секретарю. Там сейчас хорошая девушка сидит. Она тебе все расскажет, что нужно и что можно... - он снова улыбнулся, но на этот раз виновато. - Прости... Я и сам виноват!
Золотова всегда болезненно относилась к чужим проблемам, особенно если была как-то причастна к их возникновению поэтому домой она вернулась с неприятным чувством вины. Вот как получилось! Та статья никому не помогла, а самому Вите даже навредила.
Войдя в тесную, знакомо пахнущую, прихожую, Вика поставила пакет с банкой пива и продуктами на пол. Она медленно, устало вылезла из куртки, неловко сковырнула с ног грязные ботинки и, подхватив пакеты, поволоклась на кухню. Завтра придётся весь день жарить, парить и варить. Еда в доме должна быть в изобилии, свежая и горячая.
Пакет выпустил из себя огромную кипу непокорных свертков. Каждый норовил с ветерком съехать с общей кучи и хлопнуться об пол. Вика запрыгала вокруг стола, борясь с этой тенденцией, но была наголову разбита, потому что противника поддерживала сила земного притяжения, а Вику - никто. От обиды за отсутствие у себя тылов пусть самой скромной прочности, Вика села на пол и заплакала. Пакеты весло попрыгали со стола, но самые сознательные, все же остались. Спасибо и на этом.
А как она надеялась на сегодняшний вечер! Как ждала его всю неделю! Как была благодарна своей единственной союзнице - рыбалке. Иногда Вике казалось, что если бы не эти перерывы, эти свободные один - два вечера в неделю, она бы уже умерла. И если бы не работа. Вспомнив о работе, о гитарных струнах и Вите Калачёве, Золотова заплакала еще горше. Иногда ее прорывало вот так, при малейшем поводе. Раньше она не позволяла себе распускаться - сказывалась спортивная школа, где учили всегда подниматься после падения и пытаться преодолеть себя снова и снова. А в последнее время слишком устала играть пьесу "Спокойствие и выдержка" перед одним зрителем во всем зале. Тем более, что этот зритель - она сама и есть!
Просижу тут весь вечер, буду сидеть и плакать, и плакать, и плакать...
Потом, не поднимаясь с пола, потянулась за банкой пива, нащупала ее на столе, открыла и попыталась отхлебнуть. В рот попала одна пена. Нужен был стакан и эта простая потребность вывела Вику из слезливой апатии, заставив подняться с пола. Она неловко повернулась, вставая на ноги, и поясницу пронзила боль. После выкидыша все время болела спина. Лечиться не хотелось. Какой смысл? Детей уже не родить, а в ее собственной жизни одной болью больше, одной меньше - без разницы!
Постепенно все стало приходить в норму: нашелся стакан, несколько глотков пива освежили горло после соленых слез, пакеты перестали кочевряжиться и послушно улеглись на полках в холодильнике. Вспомнились слова Вити о том, что статья о водителях была его собственной инициативой. Ладно, не так уж Вика и виновата! Золотова приготовила себе поесть, включила телевизор, пощелкала пультом, решила принять душ. В ванной, спустив джинсы на пол, завозилась с замком на серебряной цепочке и тут услышала телефонный звонок. Выскочила из ванной, путаясь в штанах, отчего ее походка напоминала передвижение каторжника в кандалах.
- Да! - Вика схватила трубку. Там что-то запиликало и когда связь установилась, Витя Калачев сказал:
- Узнал я все, как и обещал. Записывай!
2003 год
Алиса всегда любила солнце. Она с легкостью переносила летнюю жару, никогда не отказывалась поработать на даче с родителями и обожала ходить с подружками на пруд. Люди прячутся от солнца, часто называют его назойливым и обжигающим, мажутся солнцезащитными кремами и носят на головах шляпы и фуражки. Но только не Алиса. Она настолько обожала светило, что не могла защищаться от него. Это же все равно что защищаться от самой себя! От природы смуглая и жароустойчивая, Алиса могла часами ходить по раскаленному летнему городу просто ради удовольствия ощущать солнечные поцелуи на плечах, руках, икрах ног. А если обгорала и ночью мучилась от боли и повышенной температуры, то никогда и никому не жаловалась. Она не имела такой привычки - жаловаться.
А зимнее солнце Алиса любила еще больше. Эти редкие деньки с бриллиантовой пылью в воздухе и кипельной белизной на земле казались ей драгоценными камнями в унылости будней, чудесным праздником, личным и собственным праздником Алисы Мысковой.
Не любила только дождь...
- Аленька! - раздался мамин голос из двери кухни, - помоешь посудку? А то я...
Мама не договорила, потому что зазвонил телефон.
- Ага, Валь... Да, слышала. Валь, я сейчас возьму трубочку в спальне и мы поболтаем... - потом Алисе: - Доченька, я с тетей Валей поговорю по телефончику, а ты тут...
- Хорошо, мамочка, - Алиса покладисто, как и обычно, согласилась помочь по дому. Она была образцовой девочкой. И в свои двадцать два тоже. Мама, да и папа, возраст дочери законсервировали в районе двенадцати лет и жили в чудесном сказочном мире неведения и родительской беззаботной гордости. Алиса же не могла разрушить эту сказку. Алисы вообще, и Мыскова в частности никогда не рушат чужих иллюзий, но и в свои посторонних не пускают.
Хрупкие, но сильные руки отложили гитару и костяной медиатор. На гитаре не было струн. Кончились струны. А были хорошие, импортные. Папа из Москвы привозил когда-то. Он хотел и гитару ей подарить покруче, но гитару Алиса менять отказалась - любила свою старую. Вот новые струны ей понравились. Медиатор тоже имел свою историю: эту вещицу ей когда-то, три года назад, подарил Андрюшка. Три года? Не может быть! Она живет без Андрюшки три года и до сих пор не понимает, как. Алиса позвонила ему года полтора назад, когда было плохо до конца, но его строгая мама ответила, что Андрюша теперь живет и служит под Магаданом. После армии он остался служить в своих ракетных войсках. Теперь он поступил в военный институт и скоро станет офицером. В Гродин Андрюша не вернется никогда. Эта высокомерная женщина обожала своего Андрюшу, но, как ни странно, разбаловать его так и не сумела. Зато воспитала в нем болезненную щепетильность и непримиримую брезгливость. Особенно в области морали. Андрей был строг и к себе, но и остальных судил по высшей мерке. И, уж конечно, жена Цезаря должна быть не такой как Алиса... не изнасилованной.
Она пошла на кухню, заметив по дороге, что мама уже упала в искусственный мех на своей кровати. Ее сакраментальное и даже пресловутое "Ага, Валь!" могло бы раздражать, если бы не было таким родным и уже совсем далеким.
Алиса взялась за посуду. Мойка стояла рядом с окном, и в него лезла вся серость этого мира. Был ноябрь, было бесприютно настолько, насколько это возможно для одной небольшой и поломанной души. Хотелось солнца.
Стряхнув с рук пену средства для мытья посуды, Алиса пошла включить свет. Вот так! Сначала показалось немного лучше. Однако, эта лампочка, несмотря на все свои сто ватт, была только пародией на солнце. Даже не лучиком и не солнечным зайчиком! Что-то вертелось в голове, о чем не хотелось вспоминать. Потом, вспомнив, Алиса пошла в ванную, заткнула слив пластмассовой пробочкой, обмотанной для плотности синей изолентой, открыла горячий кран, немного разбавила струю холодной водой и вернулась к мойке на кухне.
Мамочка проговорит по телефону еще минут сорок, потом начнется какой-нибудь фильм, а затем придет папа. Он всегда появляется поздно, иногда даже слишком. Такая работа. Зато в семье достаток: четырехкомнатная квартира престижной планировки и в центре города, две машины: "Фольксваген" для мамы и "Мицубиси" для него. Если бы Алисе захотелось, ей бы уже купили машину. Только она ненавидела запах бензина и бездушность механизма, покорного воле водителя. Никогда не забуду, что там, в Парке, нас было трое. Он, я и его машина. Если бы могла - убивала бы и их тоже! Но что можно сделать машине? Вырвать провода в моторе? Сжечь? Ей же не больно! Какой смысл!
Последняя тарелка стала в дружный ряд на полке в посудном шкафчике. Последняя кастрюлька, самая маленькая, в которой мама всегда грела молоко, была осушена вафельным полотенцем и тоже разместилась на своем законном месте. Мама не просила подметать, но лучше заняться чем-нибудь, чтобы оттянуть время. Вообще-то, Алиса ничего не боялась. Особенно перемен. Они нужны, они предусмотрены нашей природой. Да и что ждет ее? "А после - вечное солнце"! Разве не так? Здесь все такое зыбкое, такое ненадежное и ускользающее. Вот, только что было светло, а через минуту нагнал ветер облаков и закапало, закрапало, заморосило. Нет, слишком тревожно. Тревожно до смерти!
Гитара, теперь замолчавшая навсегда, пошла с ней в ванную, для компании. Медиатор Андрюшки лег в ладонь левой руки и там остался до того момента, когда судебный эксперт разжал ее холодный кулачок. Алиса не стала включать свет в ванной, а зажгла приготовленную свечку. Коробок спичек аккуратно примостила на сухую полочку. Разделась, сняла свой блондинистый паричок. Умирать надо в своем естественном виде. Мокрый, съехавший на ухо скальп будет выглядеть довольно мерзко и даже забавно. Алиса с наслаждением погрузила свое небольшое спортивное тело в горячую воду. Протянула руку к теплому дрожащему язычку. Это язычок солнца. Оно зовет! На влажной коже дрожал отблеск пламени. Алиса достала пузырек с керосином, найденным в папиных запасах и еще опасную бритву. Она выбрала именно бритву, потому что лезвие было гладким, оно ловило и отражало свет, как и сама Алиса.
Керосин разлился по воде небольшой незаметной лужицей. Лезвие бритвы больно, но мягко вошло в кожу запястья. Чтобы не давать боли власть над собой Алиса зажгла от свечи спичку и подожгла керосин.
Это было так красиво, что даже смерть отступила ненадолго, дав Алисе полюбоваться на темное в ванне и горящее голубовато сверху. Впрочем, керосин быстро выгорел, но Алиса этого уже не увидела.
Лопнула струна разума...
Жажда подвига
Я была права! Я снова угадала! Это я, я смогла разгадать замысел убийцы! Я не дура, я умная! Господи, какое счастье!
Вика засмеялась, потом смех перешел в какой-то булькающий звук и она снова заплакала. У нее уже давно все эмоции были вперемежку: смех, слезы, страх, отчаянная дерзость и апатия. Она часто ловила себя на мысли, что не помнит, как и когда правильно реагировать в общении с нормальными людьми. Получалось, что чем лучше она приспосабливалась к условиям выживания в своей квартире, тем хуже адаптировалась за ее дверью.
И сейчас радость клокотала в ней, но вылилась наружу слезами, а потом нахлынула апатия.
Тем не менее, Вика собрала свои мысли в кучу и еще раз обдумала сведения, выданные ей Калачевым. Он подтвердил ее догадку о том, что все струны, которыми были убиты водители, из одного комплекта. Модель "Gold Star Master - 02", фирмы "Эмузин". Первая жертва, Александр Величко, задушен струной 0,22 мм, Юрий Бойко - струной 0,3 мм, Игорь Осеянц - 0,35 мм, Виталий Полозов - 0, 81 мм, и Руслан Маликов - 1,03 мм. То есть, та, найденная Викой на гравийной площадке струна была действительно из комплекта "GSM - 02". В комплекте теперь отсутствует только струна диаметром 0,56 мм. То есть, та струна, с которой девушка нападала на таинственного шефа Антона Семенова.
Конечно, если не найдется эта девушка, то никто и никогда не узнает, почему после своей единственной неудачи, она не попыталась убить струной 0,56 мм кого-нибудь еще. И все-таки убийств больше не будет. Может, будет что-то другое, предвидеть невозможно.
Пытаясь утихомирить распирающую ее гордыню, журналистка призадумалась о природе своей небывалой догадливости. В общем-то, Вика оценивала свои скромные таланты весьма трезво. Пожалуй, все дело было не в особых умственных способностях, а в воображении, в умении детально представить себе ситуацию, суметь ее повертеть так и эдак, вообразить последствия или, если надо, предпосылки. Так что в узких местах, где буксовали логика, здравый смысл и опыт Золотова протискивалась, влекомая только силой своего воображения.
Вика еще не знала, что она будет теперь делать. Витя был прав: написать статью она не могла, поскольку официальное расследование прекращено не было и догадливость журналистки не была подтверждена выводами следователя или решением суда. Но знание жгло ее изнутри, оно не хотело быть потерянным и забытым. Поэтому Золотова достала свой ноутбук и создала папку "Дева".