- Совершенно непохожа. - Он лениво поглаживал подлокотник кресла, лаская ткань сильными движениями пальцев. - Ты, наверное, возненавидела Софию в тот уик-энд, - наконец сказал он, посмотрев на Еву. - Если бы я не был тогда так занят своими собственными проблемами, я бы нашел время посочувствовать тебе. - Он помолчал, потом сказал: - Макс оказал тебе плохую услугу, когда привез в Клуги.
Она пожала плечами.
- Теперь все это в прошлом.
- Ты думаешь?
- Что ты имеешь в виду? - спросила она после небольшой паузы.
- Когда ты позвонила мне сегодня вечером по телефону, похоже, ты хотела воскресить прошлое.
Ева изумленно взглянула на него.
- Ты разве не звонила мне сегодня вечером?
Она все еще пристально смотрела на него. Он наклонился вперед, потушил свою сигарету и оказался рядом с ней прежде, чем она успела выдохнуть.
- Дай мне свою сигарету.
Она молча протянула ее. Он раздавил окурок.
- Теперь, - сказал Джон, не прикасаясь к ней, но находясь достаточно близко, чтобы показать ей, что он это сделает, если она будет упорствовать, - в какую, черт возьми, игру ты играешь?
Ева неуверенно улыбнулась слабой мимолетной улыбкой, отбросила назад прядь волос со лба, как будто была в затруднении, что именно сказать. Он чувствовал, как нарастает раздражение, тает хладнокровие, ему пришлось сдерживать себя, чтобы сохранить самоконтроль, удержать поднимающуюся волну гнева.
Что-то в глазах выдало его, она замерла, все еще касаясь пальцами волос. Когда Ева взглянула на него, Джона внезапно охватило сильное желание встряхнуть ее за плечи и вытрясти правду из-под холодного, деланного выражения лица.
- Будь ты проклята, - спокойно сказал он. - Будь ты проклята.
Он услышал звук. Это был звонок - отвратительный и настойчивый, ледяная струя в огонь его гнева. Оттолкнув женщину, он дотянулся до холодной черной трубки телефона.
- Джон… - сказала Ева.
- Это мой сын. - Он поднял трубку. - Джон Тауерс слушает.
- Вас вызывают, мистер Тауерс. Звонок из Торонто, звонит мисс Сара…
- Одну минутку. - Он сунул трубку в подушки, чтобы на другом конце линии не было слышно. - Иди в ванную, - сказал он женщине. - Это частный разговор. Подожди там, пока я не поговорю.
- Но…
- Убирайся!
Она молча вышла.
- Спасибо, - сказал он, - теперь можете соединять.
В трубке гудело и щелкало. Телефонистка сказала:
- Соединяю вас с мистером Тауерсом.
А затем голос Сары, мягкий и чистый…
- Джон? - сказала она с некоторым сомнением, как будто ей было трудно поверить, что она действительно разговаривает с ним через Атлантический океан.
- Сара, - сказал Джон. Внезапно горячие слезы обожгли ему глаза, и он почувствовал, как перехватило горло. - Я собирался звонить тебе.
- Да, я знаю, - сказала она радостно, - но мне хотелось поскорее рассказать тебе, поэтому я решила позвонить сама. Джонни, тетя Милдред вернулась из круиза на неделю раньше - она сошла с парохода в Танжере, какая-то ерунда, вроде того, что ее не устраивала еда. Так что у меня появилась квалифицированная компаньонка на целую неделю раньше, чем я ожидала. Как ты отнесешься к тому, что я вылечу в Лондон послезавтра?
Глава третья
Положив трубку, Джон довольно долго просидел на краешке кровати. Ева вышла из ванной и, остановившись в дверях, прислонилась спиной к косяку. Она ждала, пока Джон заметит ее.
- Тебе лучше уйти, - сказал он, наконец взглянув на нее. - Извини.
Она поколебалась, взяла свое пальто, спокойно надела его, не говоря ни слова. Потом спросила:
- Как долго ты будешь в Лондоне?
- Я еще не знаю наверняка.
Она опять поколебалась, играя замком сумочки, как будто не могла решить, что именно сказать.
- Может быть, мы еще увидимся с тобой, если ты будешь в Лондоне? - сказала она неожиданно. - У тебя ведь есть мой телефон.
Он встал, пристально посмотрел ей в глаза, и она инстинктивно поняла, что сказала не то, что нужно. Ева почувствовала, что ее щеки запылали, а ведь она думала, что давным-давно разучилась краснеть, и внезапно ощутила ярость. Ее взбесил Джон, его неожиданное приглашение в отель, то, как бесцеремонно он теперь выставлял ее за дверь. Его беспардонная манера была для нее загадкой, одновременно завораживающей и приводящей в ярость.
- У тебя будет чудесная свадьба, правда? - язвительно сказала она сладчайшим голоском, устремляясь к двери. - Надеюсь, твоя невеста отдает себе отчет, за какого человека она выходит замуж.
Она почувствовала удовлетворение от того, что его лицо побледнело, а в следующую секунду она уже вышла, хлопнув дверью. И Джон опять остался один на один со своими мыслями в номере на шестом этаже.
Прошло довольно много времени, прежде чем Джону пришло в голову взглянуть на часы. Было поздно, далеко за полночь. Джастин должен был позвонить час тому назад. Джон посидел некоторое время неподвижно, мысленно восстанавливая события вечера. Может быть, Камилла забыла передать Джастину, чтобы он позвонил в отель. А может, она не забыла и умышленно ничего не сказала Джастину. Очень может быть, она знает, где Мэриджон, и обманула его, сказав, что не имеет понятия… Но нет. Риверс сказал, что он единственный, кто как-то общается с Мэриджон, так что Камилла сказала правду.
Майкл Риверс.
Джон потянулся через кровать к телефону.
- Слушаю, сэр, - раздался через секунду голос, готовый оказать услугу.
- Соедините меня с домом номер пять, Консет Мьюс. Я не знаю номер телефона.
- Конечно, сэр. Будьте добры, положите трубку. Мы перезвоним, как только свяжемся.
Минуты протекали в безмолвии. Атмосфера в комнате была спокойной и мирной. Подождав немного, Джон начал лениво приводить в порядок постель. Он разгладил покрывало, расправил подушки, стараясь смягчить свое нетерпение физическими действиями. Наконец звонок зазвенел, и он опять снял трубку.
- Мы соединяем вас с заказанным номером, мистер Тауерс.
- Спасибо.
В трубке раздавалось непрерывное мурлыканье. Никто не отвечал. "Они уже легли, - подумал Джон, - и полусонные проклинают того, кто звонит так поздно".
Он ждал, прислушиваясь к непрекращающимся гудкам. Десять… Одиннадцать… Двенадцать…
- Найтсбридж пять-семь-восемь-девять слушает. - Это был незнакомый голос. Спокойный, отчетливый, уверенный.
- Попросите, пожалуйста, - сказал Джон, - Джастина Тауерса.
- Я вас слушаю.
Тишина.
"Боже всемогущий", - внезапно подумал Джон. К своему изумлению, он обнаружил, что пальцы свободной руки стиснуты в кулак. Попытавшись сделать глубокий вдох, чтобы начать говорить, он почувствовал, что ему больно дышать. Он не мог выговорить ни слова, просто сидел, слушал молчание в трубке и тишину в номере.
Наконец Джон попытался взять себя в руки.
- Джастин.
- Да, я все еще слушаю.
- Твоя бабушка сказала тебе, что я заезжал сегодня вечером в Консет Мьюс?
- Да.
- Почему же ты не позвонил мне, когда вернулся? Разве она не сказала тебе, что я просил, чтобы ты позвонил мне?
- Сказала.
Молчание. В этом спокойном голосе сквозили необщительность и отсутствие каких бы то ни было колебаний. Возможно, он робок по натуре.
- Послушай, Джастин, я очень хочу тебя видеть - мне нужно обсудить с тобой множество вопросов. Ты не мог бы подъехать в отель как можно раньше завтра утром? Ты можешь назначить час?
- Боюсь, завтра я не сумею, - сказал спокойный голос. - Меня целый день не будет в городе.
У Джона было ощущение, будто кто-то швырнул ему в лицо мокрое ледяное полотенце. Он сильно сжал трубку и пересел поближе к краю кровати.
- Джастин, ты знаешь, зачем я приехал в Европу?
- Бабушка сказала, ты приехал, чтобы жениться.
- Я мог бы заключить брак в Торонто. Я приехал в Англию специально, чтобы увидеть тебя.
В ответ молчание. Возможно, его ночной кошмар стал реальностью, и Джастину просто неинтересно.
- У меня к тебе деловое предложение, - сказал Джон, нащупывая подход, который мог бы привлечь к нему этот безразличный голос из Найтсбриджа, всего в миле от отеля. - Мне очень и очень хочется обсудить это с тобой как можно быстрее. Ты не мог бы отменить свои дела на завтра?
- Хорошо, - индифферентно сказал голос после паузы, - думаю, что смогу.
- Ты сможешь позавтракать вместе со мной?
- К сожалению, мне плохо удается рано вставать по субботам.
- Тогда ленч?
- Я… я не уверен.
- Хорошо, приходи ко мне после завтрака, как только сможешь, и мы с тобой поговорим. Может быть, ты сумеешь остаться со мной на ленч.
- Хорошо.
- Прекрасно, - сказал Джон. - Не забудь прийти. Ты не забудешь? Увидимся завтра.
Повесив трубку, он сидел секунд десять на краешке кровати и смотрел на молчавший телефон. Когда вошел в ванную, увидел капли пота на лбу, а руки, которые поднял, чтобы вытереть пот, дрожали от напряжения. "В этом виновата моя мать, - думал он. - Она настроила мальчика против меня так же, как она пыталась настроить меня против моего отца. Когда мы завтра встретимся с Джастином, он будет мне чужим, и в этом виновата она".
Он почувствовал себя опустошенным, как будто нес в банк сбережения, собранные за многие годы, а у него их украли, когда он подходил к окошечку кассы. Джон принял душ, разделся, но чувство опустошенности не покидало его и когда он лег. Тогда он понял, что заснуть не сможет. Джон выключил свет. Шел второй час. Перед ним зияла целая ночь, предстояли мучительные часы.
Мысли пульсировали в мозгу, то складываясь в картины обычной реальности, то превращаясь в слова и предложения.
Сара приедет через два дня в Лондон. Предположим, Ева будет устраивать ему неприятности… Какое-то время он сможет ее нейтрализовывать, но в конце концов что-то придется предпринимать. Если бы он мог найти Мэриджон… Но никто не знает, где она, никто, кроме Майкла Риверса. К черту Майкла Риверса! Как можно заставить говорить такого человека, как Майкл? Бесполезно предлагать ему деньги. Бесполезно настаивать, умолять, льстить. Все бесполезно с таким человеком… Но что-то придется предпринять. Почему никто не знает, где Мэриджон? Такое утверждение предполагает, что она полностью отошла от общения. Возможно, она за границей. А может быть, мужчина. Камилла сказала, что Мэриджон не смогла больше жить с Майклом. Наверняка это какая-то любовная история.
Но все это неправильно. Не должно быть никакой любовной истории. Никакой любовной истории.
Ни одна живая душа не знает, где Мэриджон, и что-то надо предпринимать. Возможно, Джастин знает. Джастин…
На него вновь накатило чувство опустошенности. Лучше не думать о Джастине. А потом он уже думал о Клуги, отчаянно желая вновь ощутить мягкий бриз с моря, тоскуя по белым ставням, желтым стенам, по теплому, сладостному чувству покоя… Но это все ушло, было разрушено смертью Софии. Грусть воспоминаний заставила его перевернуться в постели, зарыться лицом в подушку. До этой минуты он ни разу не вспоминал, как сильно любил свой дом в Корнуолле.
Джон сбросил одеяло и подошел к окну. "Я хочу поговорить о Клуги, - думал он, вглядываясь в ночь. - Я хочу поговорить о Софии и о том, почему наш брак не удался, если я любил ее так сильно, что едва мог выдержать одну ночь вдали от нее. Я хочу поговорить о Максе и о том, почему наша дружба была разрушена и нам пришлось идти дальше каждому своей дорогой. И ни один из нас даже не обернулся, чтобы бросить прощальный взгляд. Я хочу поговорить о Майкле, который всегда меня не любил, потому что я не подчинялся никаким правилам и не был похож на людей, с которыми ему приходилось иметь дело в его маленьком, тесном официальном мирке. Я хочу поговорить о Джастине, которого я любил, потому что он всегда был жизнерадостный и счастливый, уютный в своей полноте, потому что, как и я, он получал радость от того, что жил, и находил эту жизнь восхитительной. И больше всего я хочу поговорить с Мэриджон, потому что я не могу обсуждать происшедшее в Клуги ни с кем, кроме нее…"
Он вернулся в постель и беспокойно ворочался и метался еще час. А потом, перед самым рассветом, внезапно на него снизошел необъяснимый покой, обволакивающий воспаленный мозг, и он понял, что теперь сможет уснуть.
Утром после завтрака Джон вышел в холл гостиницы и сел в кресло с газетой ждать, когда приедет Джастин. В холле непрерывным потоком двигались люди, выходили из отеля и входили в него. Джон сложил газету в длину, отложил в сторону и стал внимательно разглядывать каждого человека, проходящего через вращающиеся двери в нескольких футах от него.
Десять часов. Половина одиннадцатого. Может быть, он передумал, решил не приезжать? Если он раздумал, то позвонил бы. Нет, конечно, придет. А почему ему не прийти? Он же согласился. Он не пойдет на попятную…
Приехала семья американцев с огромной коллекцией белых чемоданов. Молодой человек, который вполне мог бы быть Джастином, вошел в отель и подошел к девушке, сидевшей рядом с Джоном. После нежнейшего приветствия они вместе вышли. Вошли двое иностранных бизнесменов, разговаривавших на каком-то языке, то ли датском, то ли шведском, и сразу же за ними еще один иностранец, темноволосый, невысокий, он был похож на выходца из южной части Европы. Из Италии или Испании. Двое скандинавов медленно прошли мимо него, склонив головы друг к другу в серьезном разговоре, руки за спиной, как у морских офицеров. Молодой итальянец за ними не пошел. Вместо этого он подошел к стойке администрации и спросил мистера Тауерса.
- Я полагаю, сэр, - сказал ему служащий в униформе, - что мистер Тауерс сейчас сидит в одном из кресел за вашей спиной, с левой стороны.
Молодой человек обернулся.
Взгляд его темных глаз был серьезен и пристален, лицо сохраняло невозмутимость. Джон узнал маленький вздернутый нос и высокие скулы, но серьезность в линиях большого рта и форма челюстей были чужими, незнакомыми.
Он подошел не спеша, очень спокойный. Джон встал, сбив со стола пепельницу, пепел высыпался на ковер.
- Привет, - сказал Джастин, вежливо подавая руку. - Как вы поживаете?
Джон взял его руку в свои, не зная, что с ней делать, потом отпустил. Если бы это случилось десять лет назад… Тогда бы не было неловкости, напряженности, пустых вежливых фраз и вежливых жестов.
Он неуверенно улыбнулся молодому человеку, стоящему перед ним.
- Ты такой худой, Джастин. - Это было все, что он смог сказать. - Ты такой стройный и подтянутый.
Молодой человек слабо улыбнулся, пожал плечами, что мгновенной болью напомнило Джону о Софии, и посмотрел вниз на рассыпанный пепел.
Они помолчали.
- Давай сядем, - сказал Джон. - Нет причин стоять. Ты куришь?
- Нет, спасибо.
Они сели. Джон закурил.
- Чем ты теперь занят? Работаешь?
- Да. В системе страхования, в Сити.
- Тебе это по душе?
- Да.
- Как у тебя шли дела в школе? Куда тебя отправили после окончания?
Джастин рассказал ему.
- Тебе это нравится?
- Да.
Вдруг оказалось, что им почти не о чем разговаривать. Джон был в растерянности.
- Я полагаю, ты ждешь, чтоб я перешел к делу, - сказал он отрывисто. - Я приехал сюда спросить тебя, может быть, тебе будет интересно работать в Канаде, с перспективой контролировать отделение моего предприятия в Лондоне. Я еще не открыл его, но планирую сделать это в ближайшие три года. В конечном счете, естественно, если ты будешь успешно справляться, я передам тебе все целиком, когда отойду от дел. Я занимаюсь недвижимостью. Это концерн с мультимиллионным оборотом.
Он замолчал. В холле стоял гул голосов множества людей. Люди все так же проходили туда и обратно через вращающиеся двери.
- Не думаю, - сказал Джастин, - что я бы хотел работать в Канаде.
Мужчина и женщина, сидевшие невдалеке, заразительно смеялись. На женщине была нелепая шляпка, желтая, с пурпурным пером. Глупости, на которые человек невольно обращает внимание.
- Есть какая-то конкретная причина?
- Ну… - Он еще раз неопределенно пожал плечами. - Я совершенно счастлив здесь. Бабушка прекрасно ко мне относится, у меня множество друзей и все такое. Мне нравится работать в Лондоне, и я хорошо начал в Сити.
Джон заметил, что, по мере того как Джастин говорил, он медленно краснел. Его взгляд все еще был устремлен на рассыпанный на полу пепел.
Джон ничего не сказал.
- Есть еще одна причина, - сказал юноша, как будто почувствовав, что первая причина не вполне убедительна. - У меня есть девушка, одна моя знакомая… Я не хочу уехать и оставить ее.
- Женись на ней, поезжайте в Канаду вместе.
Джастин испуганно поднял глаза на отца, и Джон понял, что он лжет.
- Но я не могу…
- Почему же? Я женился в твоем возрасте. Ты уже достаточно взрослый, чтобы предпринимать серьезные шаги.
- Речь идет не о браке. Мы еще даже не помолвлены.
- Выходит, она не настолько уж много значит для тебя, чтоб ты ради нее отказался от дела в Канаде стоимостью в миллионы долларов. Хорошо, у тебя друзья в Англии, ну так ты заведешь куда больше друзей в Канаде. Твоя бабушка хорошо к тебе относится - прекрасно, но что из этого? Ты же не собираешься быть прикованным к ней всю жизнь, правда? И что с того, что у тебя возможность сделать карьеру в Сити? Это есть у сотен молодых людей. Я тебе предлагаю возможность, которая представляется раз в жизни, нечто особенное, живое, замечательное. Ты хочешь быть хозяином своего собственного дела? Есть ли у тебя энергия и честолюбие, чтобы принять вызов и стать победителем? Чего ты хочешь от жизни? Присутственное время в Сити с девяти до пяти и годы комфортабельной скуки или двадцать четыре часа восторга от жонглирования миллионами долларов? Ты любишь Лондон, хорошо. Я даю тебе возможность вернуться сюда через три года, а когда вернешься, то будешь в двадцать раз богаче, чем любой из твоих друзей, которым ты скажешь "до свидания", уезжая в Канаду. Неужели мое предложение тебя вовсе не привлекает? Помня, каким ты был, я был так уверен, что ты не скажешь "нет", имея перед собой такие перспективы.
Но темные глаза смотрели по-прежнему без выражения, лицо не дрогнуло.
- Я не думаю, что недвижимость - это в самом деле то, что меня интересует.
- Ты что-нибудь знаешь об этом?
Джастин молчал.
- Слушай, Джастин…
- Я не хочу, - поспешно сказал юноша. - Наверное, вы можете найти кого-нибудь другого. Не понимаю, почему это должен быть я.
- Ради всего святого! - Джон был почти вне себя от ярости и отчаяния. - О чем ты, Джастин? Что случилось? Ты что, не понимаешь, что я пытаюсь сказать? Я был вдали от тебя целых десять лет, а теперь я хочу дать тебе все, что могу, чтобы попытаться это исправить. Я хочу, чтобы ты вошел в мое дело, чтобы мы никогда с тобой не разлучались надолго, чтобы я смог по-настоящему узнать, какой ты, и попытаться наверстать потерянное время. Ты что, не понимаешь? Тебе это не ясно?
- Да, - сказал Джастин холодно. - Но, боюсь, я не смогу вам ничем помочь.
- Бабушка с тобой говорила об этом? Говорила? Она пыталась настроить тебя против меня? Что она сказала?
- Она никогда не упоминала о вас.
- Не может быть!
Джастин покачал головой и взглянул на свои часы.