Неоднократно сталкиваясь с такого рода бедствием, римляне хорошо сознавали, какая опасность постоянно угрожает столице, а значит, и всему государству. Поскольку способы изменения течения рек были уже известны, то выдвигались проекты поворота и тех рек, которые своими водами питали Тибр. Однако это было дело, касавшееся не только Рима, но и целых районов Италии и потому чреватое конфликтами. В эпоху Тиберия римский сенат прямо занялся поиском мер к укрощению Тибра, который незадолго до этого, как сообщает Тацит в "Анналах", "из-за непрерывных дождей вышел из берегов и затопил низкие части Рима; после спада воды обрушилось много построек, и под ними погибли люди". Два видных государственных деятеля империи Атей Капитон и Луций Аррунций изучили возможные "средства к обузданию своенравной реки" и предложили сенату "для уменьшения разливов Тибра запрудить реки и озера, из-за которых и повышается его уровень". Сенат выслушал по этому поводу представителей соседних с Римом италийских муниципиев, дружно воспротивившихся этому проекту.
"…Флорентийцы просили ни в коем случае не отводить Кланис из привычного русла и не направлять его в Арн, так как это было бы для них гибельно. Близкое к этому заявляли и жители Интерамны: плодороднейшие земли Италии придут в запустение, если река Нар, спущенная в канавы (как это предполагалось), заболотит близлежащую местность. Не молчали и реатинцы, возражая против постройки плотины на Белинском озере, в том месте, где из него изливается Нар, и говоря, что оно выйдет из берегов и затопит окрестности; что природа, определившая рекам их устья и течение, истоки и разливы, достаточно позаботилась о делах человеческих; к тому же нельзя не считаться с обычаями и верованиями союзников, посвятивших рекам родной страны обряды, рощи и жертвенники, да и сам Тибр не желает, чтобы у него отняли соседствующие с ним реки и его течение стало от этого менее величавым. Оказались ли тут решающими просьбы колоний, или трудности работ, или, наконец, суеверия, но взяло верх высказанное Гнеем Пизоном мнение, что все следует оставить, как оно есть" ( Тацит. Анналы, I, 76; 79).
Сведения, сообщаемые великим историком, не оставляют сомнений в том, как внимательно относились древние к окружающей среде и как важны были связанные с этим проблемы, которые приходилось решать самим сенаторам. Проекты любых изменений и преобразований природы края обсуждались заинтересованными лицами, имевшими право и даже обязанность представлять свои аргументы. Прежде чем предпринять на государственный счет какие-либо общественные работы, сенат взвешивал возможные выгоды и убытки от них. Не всегда так было: в более поздние времена император сам принимал решения, не спрашивая мнения специалистов и тех, кого эти решения затрагивали. Зачастую это могли быть минутные прихоти властителя, подлежавшие беспрекословному исполнению. Нередко в таких случаях и силы, и деньги, вложенные в грандиозные затеи императора, растрачивались впустую.
Так было, например, при строительстве нового дворца Нерона после страшного пожара в Риме в 64 г. Дворец, по замыслу императора, должен был удивлять не столько драгоценной отделкой, "сколько лугами, прудами, разбросанными, словно в сельском уединении, тут лесами, там пустошами, с которых открывались далекие виды, что было выполнено под наблюдением и по планам Севера и Целера, наделенных изобретательностью и смелостью в попытках посредством искусства добиться того, в чем отказала природа… Так они пообещали ему соединить Авернское озеро с устьем Тибра судоходным каналом, проведя его по пустынному побережью и через встречные горы. Но, кроме Помптинских болот, там не было влажных мест, которые могли бы дать ему воду, ибо все остальное представляло собой отвесные кручи или сплошные пески; и даже если бы им удалось пробиться сквозь них, это стоило бы непомерного и не оправданного действительной надобностью труда. Но страсть Нерона к неслыханному побудила его предпринять попытку прорыть ближайшие к Авернскому озеру горы; следы этих бесплодных усилий сохраняются и поныне" (Там же, XV, 42).
Но не только стихийные бедствия, которые предотвратить невозможно, а предупреждать их люди в те века еще почти не умели, вызывали громадные разрушения и людские потери. Случались и такие катастрофы, причиной которых были человеческие недостатки - неповоротливость, беспечность или - чаще - недобросовестность и страсть к наживе любой ценой. Подобные инциденты не раз происходили при проведении общественных работ, особенно при строительстве.
Одной из таких катастроф, сравнимых по своим разрушительным последствиям с тяжелой и кровопролитной войной, стало падение амфитеатра в Фиденах (в 10 км к северу от Рима) в 27 г. н. э., в правление Тиберия. Этот амфитеатр был построен неким вольноотпущенником Атилием для очень популярных тогда гладиаторских боев. О мотивах его действий Тацит говорит прямо: "…человек, затеявший это дело не от избытка средств и не для того, чтобы снискать благосклонность сограждан, а ради грязной наживы". Стараясь, чтобы строительство обошлось ему как можно дешевле, Атилий "заложил фундамент его в ненадежном грунте и возвел на нем недостаточно, прочное сколоченное деревянное сооружение". Последствия этой аферы оказались трагическими: толпы людей, долго не имевших излюбленного развлечения, переполнили амфитеатр. "Это усугубило тяжесть разразившейся тут катастрофы, так как набитое несметной толпой огромное здание, перекосившись, стало рушиться внутрь или валиться наружу, увлекая вместе с собой или погребая под своими обломками несчетное множество людей, как увлеченных зрелищем, так и стоявших вокруг амфитеатра. И те, кого смерть настигла при обвале здания, благодаря выпавшему им жребию избавились от мучений; еще большее сострадание вызывали те изувеченные, кого жизнь не покинула сразу… При этом несчастье было изувечено и раздавлено насмерть пятьдесят тысяч человек…" (Там же, IV, 62–63).
Атилий был отправлен в изгнание. Римский сенат принял специальное постановление, "воспрещавшее устраивать гладиаторские бои тем, чье состояние оценивалось менее четырехсот тысяч сестерциев, равно как и возводить амфитеатр без предварительного обследования надежности грунта" (Там же, IV, 63). Примечательно, что в те горестные дни многие видные римские граждане проявили великодушие, солидарность и готовность прийти на помощь пострадавшим.
Небрежность или, как сказали бы сейчас, халатность привели к подобной же катастрофе и при императоре Клавдии, во время устроенных по его повелению "потешных" морских боев на Фуцинском озере. Никто, однако, не понес за это наказания, и хотя Агриппина обвинила актера Нарцисса, устроителя этой затеи, в алчности и злоупотреблениях, но и он не остался в долгу, заявляя во всеуслышанье о ее стремлении захватить власть. Сам Клавдий, по приказу которого были организованы эти игры на воде, по-видимому, не искал виновных, и, если бы Тацит в своих "Анналах" не упомянул о случившемся, оно было бы забыто.
Историки замечали и записывали такого рода происшествия, катастрофы, поскольку они были общеизвестны и ярко характеризовали и отношения, господствовавшие в римском обществе, и даже позицию императора. А вот о том, с какой опасной небрежностью строили доходные дома (так называемые инсулы - острова), стоявшие отдельно и сдававшиеся внаем городской бедноте, мог вспомнить только сатирик, не спускавший обществу никаких, даже мелких, недостатков и пороков:
…Как бы не рухнул дом; а мы населяем столицу
Всю среди тонких подпор, которыми держит обвалы
Домоправитель: прикрыв зияние трещин давнишних,
Нам предлагают спокойно спать в нависших руинах.
Ювенал. Сатиры, III, 193–196
Не лучше обстояло дело и в провинциях, где сам наместник, временно представлявший там римскую власть, не всегда вмешивался в местные дела, не контролировал проведения общественных работ, хотя они часто ложились тяжелым бременем на римскую казну. Иногда - что еще хуже - злоупотребления допускали и сами наместники, о чем свидетельствовали время от времени громкие судебные процессы о лихоимстве должностных лиц. Достаточно вспомнить хорошо известное дело Верреса, наместника Сицилии. Мало что изменилось в этом отношении и в эпоху Римской империи, когда число провинций значительно возросло. О том, с какими трудностями сталкивался наместник, действительно интересовавшийся нуждами и потребностями жителей вверенной ему провинции, позволяет судить такой ценный документ, как уже неоднократно цитировавшаяся нами переписка Плиния Младшего с императором Траяном.
Озабоченный жалобами и просьбами, с которыми обращались к нему горожане Вифинии, наместник, как явствует из его писем, не мог в одиночку разрешить все проблемы и вынужден был запрашивать мнение императора. При этом Плинию приходилось учитывать не только потребности местных жителей, но и общую финансовую ситуацию государства. Дела, с которыми Плинию было трудно справиться самому, говорят о том, как легкомысленно, без серьезного обдумывания принимались решения о проведении строительных работ. Более того, приводимые писателем факты заставляют подозревать, что причиной подобного легкомыслия и небрежности зачастую бывала прямая недобросовестность, а то и корыстные расчеты или городских властей, или архитекторов, или строительных подрядчиков, ведавших всеми работами.
Так, в Вифинии Плиний Младший застал начатое, но вскоре заброшенное строительство театра и гимнасия в Никее, акведука в Никомедии, терм в Клавдиополе. Наместник докладывает императору о положении дел с никомедийским водопроводом, на который еще до его прибытия в провинцию горожане израсходовали огромную сумму - более 3300 тыс. сестерциев. Между тем "он до сих пор не закончен, заброшен и даже разрушен". Было начато строительство другого водопровода, "истрачено уже 200 тысяч, но и он оставлен, и теперь требуются новые расходы, чтобы люди, потратившие зря столько денег, имели, наконец, воду".
Плиний ознакомился с состоянием работ и с местностью, убедился, что существует источник, откуда можно провести в город воду "с помощью арок, чтобы она доходила в городе не только до ровных и низких мест", и что оставшуюся от первой стройки часть арок еще можно использовать. Но нужна и помощь из Рима: наместник просит императора прислать ему хорошего "аквилекса" - водоискателя, специалиста по проблемам водоснабжения, а также архитектора, "чтобы опять не вышло того, что уже случилось". Плиний Младший явно не питал уже доверия к местным подрядчикам, руководителям работ. Угадывая его настроение, Траян рекомендует начать расследование, "по чьей вине никомедийцы потеряли до сих пор столько денег" (Письма Плиния Младшего, X, 37, 38).
Подобным же образом было предпринято, но не завершено строительство театра в Никее, поглотившее, по предварительным оценкам наместника, более 10 млн. сестерциев. Результаты же были таковы, что возведенное более чем наполовину здание оседало, в нем зияли огромные трещины, "потому ли, что почва здесь сырая и мягкая, потому ли, что самый камень слаб и крошится". Плиний делится с императором своими сомнениями о дальнейшей судьбе этой незавершенной стройки: продолжать ли ее или оставить, или даже поскорее разрушить рассыпающееся и притом дорогостоящее сооружение. Почти так же обстояло дело и с восстановлением в Никее уничтоженного пожаром гимнасия. Жители города решили возвести на его месте новый, еще больше прежнего. "Они уже истратили некоторую сумму, и боюсь, что без толку: в здании нет стройности и единства. Кроме того, архитектор, конечно, соперник того, кто начинал постройку, утверждает, что стены, хотя толщиной и в двадцать два фута, не смогут выдержать тяжести, которая на них ляжет, потому что внутри они набиты щебенкой и не обложены кирпичом". Не лучше велись общественные работы и в Клавдиополе, где горожане "не столько строят, сколько выкапывают огромную баню" в совершенно неподходящем и не предназначенном для этого природой месте. И здесь также, предполагая недобросовестность местных подрядчиков и архитекторов, наместник просит прислать ему опытных специалистов из столицы. Траян, как всегда, отказывает: "Не может быть, чтобы тебе не хватало архитекторов. В каждой провинции есть и опытные, и талантливые люди: не думай, что их ближе прислать тебе из Рима, когда даже к нам они обычно приезжают из Греции" (Там же, X, 39, 40).
Но даже строительство прекрасных и, казалось бы, прочных домов и храмов не могло уберечь Рим от еще одного страшного бедствия - пожаров. Множество построенных кое-как, ненадежных доходных домов, деревянные лавчонки, узкие улочки, освещение при помощи лампад, заправленных оливковым маслом, отсутствие каких-либо мер противопожарной профилактики - все это способствовало быстрому распространению огня и гибели целых городов и кварталов. Особенно большой ущерб причинили пожары 390, 31 и 9 гг. до н. э., 6, 64 (знаменитый пожар при Нероне), 191 и 283 гг. н. э. Жертвой их стали такие великолепные постройки, как Большой цирк, Базилика Юлия, Атрий Весты, многие здания на Палатинском холме, на Капитолии.
Первые попытки организовать противопожарную охрану были предприняты частными лицами. Мысль, бесспорно, прекрасная, и поступок достойный всяческого признания, если бы не тот факт, что и среди этих добродетельных римлян были люди, для кого личные интересы значили больше, чем общее благо сограждан, и кто из несчастья других хотел извлечь для себя максимальную прибыль. Первым взялся спасать имущество горожан от огня римский богач Марк Лициний Красс. Он организовал пожарную команду из своих рабов. Хорошо известный в Риме своей алчностью и неразборчивостью в средствах обогащения, он действовал таким образом: как только где-нибудь вспыхивал пожар, туда являлись его личные пожарные, а вместе с ними нанятые Крассом посредники, которые скупали за бесценок пылающие дома и те здания по соседству, куда огонь мог перекинуться в любую минуту. Едва лишь сделка заключалась, пожарная команда из рабов Красса приступала к тушению пожара. Именно таким способом богачу удалось прибрать к рукам великое множество доходных домов. В 21 г. до н. э. эдил Марк Эгнаций Руф также организовал пожарную команду из своих рабов. Они действительно спасали добро горожан от огня, но и от этого их хозяин имел немалую выгоду: он стал популярен среди сограждан, снискал себе много сторонников, очень скоро получил должность претора, а затем и консула. Или популярность его в Риме обеспокоила всесильного тогда Октавиана Августа, или в самом деле честолюбивый Эгнаций был замешан в заговоре против принцепса, как об этом сообщает Светоний, но известно только, что один из зачинателей пожарного дела в Риме был схвачен, брошен в темницу и там казнен.
Постоянные отряды противопожарной охраны ввел только сам Август. Было создано семь когорт стражников, каждая из которых насчитывала сначала 600 человек, а позднее увеличилась до тысячи, так что общее число пожарных в Вечном городе доходило до 7000. При каждой когорте состояли четыре врача, в задачу которых входило оказывать помощь пострадавшим на пожаре. Поскольку Рим был поделен на 14 округов, под опекой одной когорты находилось два округа. Предводительствовал отрядом префект, обязанный бодрствовать всю ночь.
Стражники, в свою очередь, подразделялись на тех, кто носил и подавал воду, - аквариев, и тех, кто гасил огонь при помощи насосов, - сифонариев (от "сифо" - насос, помпа). Оснащение пожарных команд было весьма нехитрым: насосы, топоры, жерди с крюками, ведра для воды, изготовленные из кож и обмазанные изнутри смолой. При тушении пламени в высоких многоэтажных доходных домах, очевидно, использовали лестницы. Сами жители также обязаны были соблюдать меры предосторожности: горожан предупреждали, что в домах должны стоять наготове бочки с водой. Петроний в своем "Сатириконе" упоминает некоего Эхиона, который изготовлял особые полотнища: смоченные в воде, они помогали тушить пожары.
О страшном для всего Рима пожаре времен Нерона Тацит рассказывает: "Разразилось ужасное бедствие, случайное или подстроенное умыслом принцепса… но во всяком случае самое страшное и беспощадное изо всех, какие довелось претерпеть этому городу от неистовства пламени. Начало ему было положено в той части цирка, которая примыкает к холмам Палатину и Целию; там, в лавках с легко воспламеняющимся товаром, вспыхнул и мгновенно распространился огонь, гонимый ветром вдоль всего цирка. Тут не было ни домов, ни храмов, защищенных оградами, ни чего-либо, что могло бы его задержать. Стремительно наступавшее пламя, свирепствовавшее сначала на ровной местности, поднявшееся затем на возвышенность и устремившееся снова вниз, опережало возможность бороться с ним и вследствие быстроты, с какою надвигалось это несчастье, и потому, что сам город с кривыми, изгибавшимися то туда, то сюда узкими улицами и тесной застройкой, каким был прежний Рим, легко становился его добычей". Историк описывает возникшую панику, крики стариков и детей, нас же может удивить, почему не вступила в дело пожарная охрана. Тацит пишет далее, что "никто не решался принимать меры предосторожности, чтобы обезопасить свое жилище, вследствие угроз тех, кто запрещал бороться с пожаром". Более того, "были и такие, которые открыто кидали в еще не тронутые огнем дома горящие факелы, крича, что они выполняют приказ, либо для того, чтобы беспрепятственно грабить, либо и в самом деле послушные чужой воле" ( Тацит. Анналы, XV, 38).
В помощь погорельцам организовывали сбор средств, и это могло бы показаться примером традиционного благородства и самоотверженности римлян, если бы не то обстоятельство, что охотнее всего помощь оказывали людям богатым и влиятельным - тем, кто мог впоследствии отплатить за услугу. Помочь же малоимущим не спешили, ибо на их материальную признательность трудно было рассчитывать. Случалось и так, что домовладелец сам устраивал пожар, надеясь вернуть утраченное сторицей. Такие ситуации бывали в Риме не редко, иначе почему бы тогдашние сатирики вновь и вновь возвращались к этой теме? И у Марциала, и у Ювенала можно встретить прозрачные намеки на весьма подозрительную подоплеку иных пожаров:
Дом себе, Тонгилиан, за двести тысяч купил ты,
Но уничтожен он был частой в столице бедой.
Впятеро больше тебе собрали.
И можно подумать, Тонгилиан, будто сам свой ты домишко поджег.
Марциал. Эпиграммы, III, 52